***
Первым желанием после странного разговора с Кулеминой было бежать в спортзал и расстилать маты. Вторым — бежать за ней и трясти ее до тех пор, пока из ее головы не выйдет эта дурь. Драться она собралась. Ради самозащиты. Как же. Ты опять параноишь. Ленка всегда была спортивной девчонкой. Нельзя же из-за одного занятия драму разыгрывать. Это будет весело. Он убеждал себя в том, что все в порядке. Но до конца поверить в ее историю не получалось. Видел, чувствовал, что она врет. А в чем именно — понять не мог. Конечно, в рассказ про боевую подружку, давшую сдачи хулиганам в подворотне, он не верил. Но если она хочет выучить парочку приемов для самообороны, то почему нет. День пролетел быстро и весело. Уроков было мало, репетиция у Копейкиной прошла быстро, а история со стенгазетой, Борзовой и потерянной светочкиной юбкой и вовсе подняли настроение почти на десять из десяти. К вечеру в зале его уже ждала самая талантливая спортсменка школы.***
Это была не первая их совместная тренировка. Лена разминается на матах, расспрашивая о видах борьбы и тонкостях техник ударов. Особое внимание уделяет кикбоксингу. — Понимаете, бокс — слишком традиционный вид спорта, от хулиганов не поможет. Хочешь про кикбоксинг узнать? Ладно. Пока он рассказывает про удары ногами, она поднимается с мата, продолжая разогреваться. — А я ногами могу, у меня ноги длинные. — Да? Не замечал, — переводя на нее взгляд, чуть понижая голос, произносит Виктор. Врет. Теперь нагло врет он. Прямо сейчас Виктор замечает все в ней. Взгляд сам скользит по фигуре — длинные ноги, низко сидящие спортивные штаны, подчеркивающие тазовые кости, талия, обтянутая черной майкой. «Хватит пялиться! Ты сошел с ума!» — голос подсознания уже не просто говорит, а кричит своему нерадивому хозяину. Стоит вообще-то к нему прислушаться. Но в эти минуты он, как не пытается, не видит в ней ту девчонку-сорванца из баскетбольной команды. Перед ним девушка, которую он не знает. Но очень хочет узнать. Наверное, у него едет крыша в этом году. А она веселится. Разминается, засыпает кучей вопросов и улыбается. Это ненормально, Кулемина. Захотелось приложиться головой о что-нибудь твердое. Отводит от нее взгляд. Смотри только в глаза, Вить. Надо продолжать. — Запрещено бить в ключицу, по суставам, по позвоночнику. Запрещено противника одной рукой удерживать, другой — добивать. Запрещено входить с противником в клинч. — Это хорошо! — Да, только эти запреты существуют для соревнований. Для боев без правил за деньги или для темных переулков они не действуют. — Как? — Кулемина, не тормози. Глупый вопрос. Ты что, будешь о правилах думать, когда на тебя ночью бандит нападет? Он не видит, как в этот момент Лена поджимает губы и хочет что-то сказать, но не решается. Не видит, потому что готов смотреть куда угодно, только не на нее. Пора заканчивать с этим. — Так, хватит уже. Согрелась. Вставай в стойку. Левая нога вперед, защищай лицо. Во-о-т. Так, колени согни. Молодец! Потом с разворотом корпуса бьешь в лицо, понятно? Давай, бей! — командует Степнов. Р-раз СУКА! Из глаз искры посыпались, а из головы тут же вылетело все, что он пару минут назад так отчаянно хотел выбить из себя сам. Лена, какого черта? Догадалась что ли, что пялился? Нос горел так, что удивительно, как не пошла кровь. — Виктор Михайлович, я не хотела! Вы ж сами сказали бить! — Кажется, ей весело. С ума сойти, Лен. А ты и рада врезать! Девушкам обычно такое не нравится. — Ну у тебя и удар, Кулемина. — Больно? — А ты как думаешь?! Т-ш-ш. Спокойнее. Сам дурак, не защищался. Майка твоя с толку сбила. Забыл, с кем стою на матах. — С такой силищей над аккуратнее обращаться. Может тебя и учить-то ничему нельзя, а то я уже боюсь за этих хулиганов, которые тебя в темном углу зажмут. Хотя я бы им посильнее врезал. — Виктор Михайлович, ну у меня случайно получилось. А в следующий раз не получится. Научите меня, а? — Таким тоном просить умеет только Ленка. — Да? Чтоб ты стала опасна для окружающих? — Он уже знает, что продолжит тренировку. Но для вида сразу не сдается. — Ну вы сами себе не простите, если на меня нападет кто-то. А у меня двор бандитский, через гаражи идти надо. Низко, Кулемина. Удар просто ниже пояса. — Умеешь ты уговаривать, Кулемина. Да, Вить. Два предложения и ты в нокауте. Быстро она тебя сделала. — Только давай постепенно, а то ты мне все мозги сразу вышибешь. — Мне быстрее надо, я боюсь одна домой ходить! — Лена смеется в открытую. Улыбка победителя, блин. Они возвращаются на маты. Но он понимает, что для настоящего обучения придется ее ударить. Показать, как слаба ее защита. От чего-то просыпается злость. На нее, на себя, на всю эту тренировку. Команды выходят грубее, чем он ожидал. — Все, давай вставай. Значит так, ногой бьешь сюда, а второй сразу в голову, перемещая центр тяжести. Сечешь? — Секу, — в ее голосе уже нет былого веселья. Смотреть на Лену, пытающуюся освоить защиту, ему точно не нравится. Он видит все ошибки. Ее легко отправить на мат одним ударом, хотя она, наверное, и не подозревает. Пожалуйста, скажи, что это все шутка. Что тебе не нужны эти тренировки на самом деле. Потому что если ей это нужно… руки сжимаются в кулаки. Пусть лучше бьет она. Он просто покажет, что ее защита сейчас ничего не стоит. — Давай, бей! Она пытается ударить его второй раз, но он блокирует удар, одновременно попадая ей в челюсть. — А-а! Хочется кричать. Ты удивлена? Лен, ты правда думала, что это была нормальная защита? — Ага! Что? А если б я посильнее ударил? Ты б уже в нокауте была. Поэтому одной рукой ты всегда должна защищаться от возможного удара противника. Поняла? — А как защищаться-то? Прийти ко мне и сказать, кто он. Конечно, вслух он этого не произнес. — Еще раз говорю, смотри, рука чтоб здесь стояла, — сопровождает комментарии демонстрацией. Смотрит на нее, проверяя правильность стойки. Зеленые глаза больше не искрятся весельем. Она реально слушает. Смотрит. Запоминает. Нет! Нет-нет! Тебе это не нужно! Откуда столько злости на нее? Один удар ногой — Лена падает на мат. Сворачивается, хватаясь за бок. Он почти упал на колени рядом с ней. В голове — тысяча слов извинений. Но через мгновение он слышит смех. Она смеётся? Опять? Какого черта ты смеешься? Я точно видел, что эта тренировка — не ради забавы. Внутри коктейль горько-обжигающих эмоций, которые ему не по вкусу. Сегодня с него хватит. — Тебе еще учиться и учиться, салага. Виктор вылетает из спортзала с мыслью о том, что сейчас он согласен на что угодно, только бы выкинуть из головы Кулемину, лежащую на матах после его удара. Бежит по коридору, не прощаясь с дядей Петей. Уже на пороге видит уходящую из школы библиотекаршу. Так вот ты какая, возможность отвлечься! — Светлана Михайловна, а вы куда? Можно я вас провожу?***
Он проводил Светочку. Приготовил ужин. Принял ледяной душ. Заполнил все документы для Борзовой. И только вечером разрешил себе отпустить мысленный поводок, сдерживающий поток ненужных эмоций. Вопросы-вопросы-вопросы. Почему, как только Круглова дала ему билет на концерт, он, не задумываясь, попросил второй? Уже ведь тогда знал, для кого просит. Почему отсутствие второго билета и шанс выглядеть как идиот, если он его не найдет, не остановили Виктора? У нее же родители тогда только уехали, в группе были проблемы, с фильмом этим черт знает что. Позвал ее на этот гребаный концерт просто чтоб отвлечь от окружающих проблем. Так ведь? Этот ответ подходит? Она подвернула ногу на уроке? Он тут же оказался рядом. Порезала палец? Смешно! Он перевязал его платком, блин! Обычный порез. Спасибо, что не поцеловал. Мысль вошла в сознание тонкой иглой. Парализовала в миг. Как шел по коридору, так и остановился. Какого?.. Нет, он и раньше замечал, что Лена вызывала в нем непростые эмоции. Ее характер всегда восхищал его. Ее голос хотелось слушать, на улыбку бесконечно смотреть, а за очередную победу на соревнованиях хотелось кружить и обнимать. Но он никогда раньше не думал, что Кулемину можно целовать. Не думал о ней так. Это все концерт, кресла и ее майка. Все пройдет. Спать хотелось до одури, глаза закрывались. Он дошел до спальни и упал на кровать. Надо будет поговорить с Рассказовым. Или не надо. Черт его знает, что он себе придумает потом. Выключил свет и лег. Он точно знал, что этой ночью увидит ее на матах. И, кажется, был не против.