Güçlü

      Эдже тщетно пыталась сосредоточиться на читаемом: строчки проскальзывали по сетчатке, не доходя по нейронам к мозгу. Устало выдохнув, она закрыла глаза, потирая их пальцами. Даруя поле для новой порции воспоминаний, что вгоняли в депрессивную тоску самокопания.       От тяжелых мыслей отвлек звонок телефона. Мама. Наверняка беспокоилась, что она ушла утром, не сказав ни слова — не хотелось будить человека, что всю ночь просидел у ее головы, оберегая тревожные сны.       Но Белиз звонила не только поэтому. Конечно, отец с Керемом, последний — копия первого, не могли остаться в стороне и пошли выяснять все к Ягызу. Проклятье! Если парень заговорит, то Эдже сгорит от стыда, а Эврен пострадает от рук отца, хотя все это ее вина. Это был ее выбор, ее решение — он ведь ничего не обещал. Лишь показал ей сказку, а она, глупая, поверила. Но отцу будет все равно, и они с Керемом вновь влипнут в неприятности. Семья и так не вылезает из полицейского участка с приезда в Стамбул, а если они пойдут против Эврена, проблемы окажутся куда серьезнее: если в наказание сына Ибрагим бей направляет такую тучу народа, то что будет в адрес каких-то незнакомцев. И все из-за нее и ее глупости!       Нет, она должна все исправить: ей нужно добраться до Ягыза раньше родных, придумать более менее правдоподобную ложь и каким-то образом убедить парня рассказать выдуманную историю.       Уже через пару минут, сидя на заднем сидении такси, Эдже обсуждала с матерью оправдание, которое они обе расскажут семье. Ложь, что претила ей всю жизнь, в последнее время стала литься из нее рекой. Но теперь ей придется врать прямо в глаза самым дорогим людям не из желания попусту не расстраивать, а для того, чтобы скрыть свой позор и удержать от нерациональных поступков. Ее вчерашней иррациональности хватит их семье на годы вперед.       Заметив, что подъезжает к нужному месту, девушка попросила высадить ее в начале улицы, чтобы случайно не столкнуться с кем-либо еще. Она затаилась за поворотом, обнимая себя за плечи, стараясь хоть немного согреться.       Зябнуть от холода поздней осени и внутренней опустошенности долго не пришлось — вскоре появилась нужная машина — и Ягыз, заприметив ее сжавшуюся фигурку, тут же остановился и вышел из машины. Он бросился к ней, приглашая в теплое авто.       Эти забота и тревога, которую она видела последние пару дней в его глазах, удивляли и пугали. Эдже больше не хотелось оказаться пешкой в чужой игре, а доверять Ягызу после всех подлостей в отношении ее семьи было совсем глупо. Но он второй день проявлял к ней необъяснимое своей трогательностью внимание, что вызывало непонимание и неловкость. Заметив потянувшуюся к ладони руку, она слегка дернулась, и он тут же отпрянул, отчего стало еще более некомфортно. И все же им было нужно поговорить, а промозглая погода еще менее располагала к и без того непростому разговору, так что они все же перебрались в машину.       Ягыз молча смотрел на нее, будто не зная, как заговорить о вчерашней ситуации. Казалось, он боялся ее обидеть. Словно что-то еще могло задеть ее сильнее вчерашних брошенных слов, таких пустых и холодных. Заученных, доведенных до автоматизма, раз даже брюнет их знал и действительно ее предупреждал, хотел уберечь.       Ягыз, оказывается, многое знал. Например, об этих странных больных отношениях Эврена и Дерин, в которых никому не находилось место — не нашлось и ей. Конечно, верить безоговорочно его словам тоже не стоило, но впервые Эдже слушала и видела развернувшуюся с первых дней на ее глазах историю с альтернативной точки зрения. Видела и понимала, что была так же слепа, как Дерин, что не замечает чувств самого близкого друга. А может, и правда лишь делает вид, что не замечает, как говорил Ягыз. Как бы то ни было, сейчас у Эдже не было ни сил, ни желания, ни времени копаться в этом, казалось, нераспутываемом клубке чувств и взаимоотношений.       — На самом деле, я пришла по другому поводу, — разорвала она образовавшуюся с момента окончания недлинного, но весьма цельного объяснения тишину, что до этого нарушил лишь звук заработавшего мотора. Ягыз при этом посмотрел на нее так, будто в ней и правда заключалась какая-то магическая деталь, что позволяла автомобилю сразу заводиться. — Могу я тебя кое о чем попросить? — тот слегка кивнул, приглашая ее продолжить. — Керем с папой хотят с тобой поговорить о вчерашнем. Не хочу, чтобы они узнали. Не говори им, что вчера видел, — бросила она взгляд, в котором читалась мольба.       — Конечно, но вряд ли они успокоятся. Зная твоего брата… — покачал он головой. — Он точно не отстанет.       — Поэтому я и пришла. Пришла попросить рассказать другую версию.

***

      Эдже не могла больше бросить все на самотек. Ей надо было удостовериться, что их с матерью план пройдет, как они задумали. Потому она и нашла уголок с видом на университетский дворик, откуда она сможет тайно наблюдать за происходящим.       Сгорбившаяся фигура Эврена, что устроился неподалеку от ее отца с братом, как бы она не боролась с внутренним желанием, невольно притягивала взгляд. Он выглядел разбитым, и что-то внутри упрямо сжалось, как бы намекая на то, что парень тоже переживает. Будто в доказательство смартфон уведомил о сообщении — Эврен переживал за нее и вызывался сам поговорить с Керемом и ее отцом. Дурак, вновь готов был лезть на рожон, получая удары, лишь бы заглушить внутреннюю боль. Борясь с кем угодно, лишь бы на миг забыть о невозможности успешно противостоять собственному отцу.       Эдже оставила сообщение без ответа. Он ее не поймет. Не поймет ее желания защитить родных от правды, что может их разбить, как и ее. Защитить его самого, чтобы с ним ничего не случилось. Он и так погряз в вечной бессмысленной борьбе, и она не хочет становиться причиной новых ударов. По крайней мере на это у нее хватит сил.       В поле зрения появился Ягыз, и Эдже нервно дернулась, боясь, что Эврен может все испортить в любой момент. Единственной надеждой было лишь то, что он примет ее выбор, как и писал в сообщении, и не станет вмешиваться. Она напряженно следила за каждым его движением, но несмотря на агрессию и негодование он, кажется, все же промолчал. Эдже облегченно выдохнула, замечая, как все стали постепенно расходиться, и вышла из своего укрытия. Это и стало ошибкой: Эврен, будто почуяв ее взгляд, повернулся и поднял голову к нужному окну, она не успела спрятаться, а он, заметив ее, бросился наверх.       Проклятье! Она ведь совсем не готова к этой встрече. В ее мыслях и без того было слишком много смуты. В надежде затеряться в толпе студентов, что как раз собирались на занятия или выходили с пар и кучковались группками в коридорах, предполагая, что Эврен выберет наиболее короткий путь, Эдже побежала к более дальнему выходу. Но она снова допустила ошибку, остановившись у одного из пролетов поблагодарить Ягыза: Эврен как раз показался в конце коридора и увидел ее. И найдя, не собирался отпускать. В этой борьбе физических сил и упрямства она явно уступала.       — Не убегай! — поймал он ее за локоть, останавливая, потянув на себя.       Она замерла. Не от прикосновений, не от слов, что напомнили вчерашнее «Не уходи». От бархатистого голоса, что заставлял трепетать каждую клеточку тела, несмотря на сопротивление разума. В нем слышались знакомые желание и просьба, которая скорее звучала как мольба. Сожаление и надрыв, что кричали о его раскаянии. Но было и что-то еще, что Эдже не могла описать. И надеясь найти ответы в глазах, повернулась к нему. И в этом взгляде карих глаз, что в свете солнца тянули карамель, она натолкнулась на незнакомую доселе чувственность, тихо признающуюся в своей влюбленности.       Эврен, заметив перемену в сторону потепления, не удержался, обхватывая ее за предплечья. Казалось, он боялся, что отпусти он, и девушка перед ним растворится. Он закрыл глаза, наклоняясь к ней и вновь вдыхая запах, что каждый раз одновременно уверял его в ее реальности и в то же время путал невозможностью ее существования. Таких, как она, не бывает. Она всегда была словно мираж. И вчера, когда она сбежала, тот будто рассеялся прямо на глазах, заставляя погрязнуть в зыбучих песках.       Теперь же она вновь стояла перед ним, выливая все свои чувства, ударяя словами в самое сердце, находя точные определения его болевым точкам, а он пропускал половину мимо ушей и не мог отвести глаз. Растрепанная и раскрасневшаяся, она казалась такой беззащитной и ранимой, что несмотря на все ее крики и сожаления хотелось просто сжать ее в объятиях и не отпускать. Она будто заворожила его, погружая в сладкий сон, и он не хотел просыпаться. Он больше не хотел тонуть. Его вечная борьба со вселенной наконец обрела смысл. Вот он, прямо перед ним — его Ufaklık, что дрожала и вырывалась, пытаясь отдалиться. Она стала его проводником в новый мир, и он больше не будет бояться в него выйти.       — Прости, извини, я дурак, идиот, я… Я поступил как последний мерзавец, — сокращая в пару шагов расстояние так, что встал почти вплотную, проговорил он. — Но вчера… Вечер и ночь, они были особенными. Ты стала особенной. Ты права, я испугался, испугался тебя, до сих пор боюсь. Но я больше не хочу прятаться, и ты не убегай, — он наклонил голову, упираясь лбом в ее лоб, закрывая глаза. — И может, однажды ты сможешь простить и дать мне второй шанс, — он осторожно протянул руку к ее ладони, почти невесомо касаясь пальцев.       Эдже стояла, не шевелясь. Зажмурившись, будто если откроет глаза, то вернется в реальность, где все по-прежнему. Ей было страшно. Страшно довериться вновь. Но в его словах, голосе, движениях и особенно в его глазах она читала лишь искренность. Ей будет сложно поверить вновь, но, может, однажды получится?       — Может быть, однажды, но не сегодня, — прошептала она, отстраняясь.       — Конечно, — лишь кивнул он. — Но я играю в долгую игру, Эдже ханым, — уголки губ дрогнули в легкой, немного дерзкой улыбке. Рука потянулась к карману, сжимая заветный браслет, что должен принести ему удачу. Он вернет его, однажды, когда все и правда наладится. А пока будет довольствоваться малым в виде почти незаметно скользнувшей улыбки и загоревшегося в глазах огонька.