«Так всю жизнь мы совершаем самые трусливые и недостойные поступки с оглядкой на тех, кого ни в грош не ставим».
— Одасаку, я вспоминаю песенку, которой ты учил меня, когда мы были мелкими:Те слова, что ты мне сказал тогда, Всё ещё хранятся внутри. Внутри меня и в глубине души, И осторожно заперты они, Наверное, останутся те во мне. И каждый раз их вспоминаю я, Таятся в мыслях снова, навсегда… И эта мощь даёт мне жизни цель! В моём городке, что ветром объят, Я клятву себе верности произнёс, Чтоб мог я гордо стоять пред тобой. Крепко схватив и не отпустив Те вещи и время, что я ценил, Ещё здесь и продолжаю дышать!
Я обожал её, мне казалось, что она про меня. Чёрт знает почему! — Осаму, ты пьян, — сказал Ода так, будто три часа подряд проводил тщательный анализ, выясняя, в самом ли деле его друг пьян, и теперь мог с уверенностью показать результаты экспертизы. — Глупости, мы ещё не пили за здоровье Анго! — Анго давно ушёл спать, столовая вот-вот закроется. К тому же, мы выпили за его здоровье восемь раз. Пойдём, я провожу тебя до комнаты, мне ещё нужно зайти к боссу. Дазай нехотя выполз из-за стола. — Вечно вы со мной... словно я младенец... Чего меня провожать, я ж не красотка из параллельного класса! К боссу он... А что ему надо? Ода поспешил вывести его из помещения: ещё не хватало, чтоб персонал подслушивал планы Мафии. Хотя, какую работёнку мог поручить босс ему, мафиози, отказывающемуся убивать, калечить и запугивать? Ода понимал, что над ним смеётся весь Дом: да кем ты станешь в организации Мори Огая, если не выполняешь прямые обязанности? Единственное, что он мог, — лично передавать запрещённые вещества контрабандистам и прочим торговцам-нелегалам. Дазай часто сокрушался: «С твоими-то умениями не использовать возможности карьерного роста!» Но Ода Сакуноске в свои семнадцать по-прежнему занимался тем, что обычно поручали двенадцатилетним новичкам, и тому была причина. Он не всегда сторонился убийств: ещё года четыре тому назад босс мог похвастаться лучшим снайпером в Доме. Обладавший даром предвидения, Ода без труда брал на мушку жертву и исполнял приказ. Однажды он, находясь на задании вдали от дома, пристрелил старика-наркоторговца, читавшего книгу в беседке. Любопытство оказалось сильнее риска быть замеченным: снайпер, ценивший литературу больше смысла жизни, не устоял перед искушением присвоить вещь себе. Уединившись в городском парке, Ода принялся за чтение и быстро втянулся в сюжет. — Как ты увлечён, мальчик, — в какой-то момент он поднял голову, увидев перед собой пожилого мужчину. — Не замечаешь даже, что я подошёл к тебе. Неужели так занятно? — Да. Очень, — признался Ода. — Есть романы более интересные, однако, раз тебе нравится первая часть, разреши дать совет: не читай вторую, она ужасна. Хочешь завершить историю достойно — заверши её сам. Ведь писать книгу — это как писать жизнь: выбор только за тобой. Второй части у Оды всё равно не было, и он твёрдо решил, что, когда покинет Дом, станет писателем и где-нибудь далеко за пределами Йокогамы, у побережья безграничного океана, напишет продолжение истории. — Наверное, поступила очередная партия «колёс», — ответил Ода на вопрос Дазая. — Одасаку, я буду жаловаться! Всё самое прикольное достаётся тебе, почему члену комитета нельзя поставлять «колёса»? Уложив его в постель, Ода поторопился в медпункт — Мори частенько принимал подчинённых на рабочем месте. Шаг за шагом он раздумывал, до чего удивительный человек Осаму Дазай. Прикидываясь дурачком, он знал своё дело, и за его плечами были десятки преступлений, в которых полиция не могла разобраться при всём желании. «Самое большое несчастье врагов Дазая, — говорили в Мафии, — в том, что именно Дазай их враг». Да, в комитет набирали не за красивые глаза. — Здравствуйте, босс. Ода Сакуноске, вызывали? Мори делал записи в медицинской книжке. Поверх одежды на нём ещё был белый халат, обязательный для приютского врача. На слова подчинённого он не отреагировал, и Ода, прокашлявшись, скороговоркой повторил отрепетированные фразы. — Я вижу тебя, — с несвойственным ему раздражением сказал босс. — Погоди. Ода послушно кивнул. Разумеется, с мафиози низшего ранга начальник суетиться не станет. — Итак, Ода-кун, — Мори устало скинул халат и отодвинул записи, — завтра у Мафии должна состояться встреча с «Мимик», крупной организацией, скупающей у нас табак. Её лидер, Андре Жид, достаточно влиятелен, и я планирую заключить с ним ещё немало сделок. — Понимаю. Предоставлю всё в лучшем виде. — Не сомневаюсь. Одна просьба: веди себя с ними подобно дипломату, избегай чересчур краткого изложения мыслей. У тебя какая-то неадекватная реакция на обыкновенное и необыкновенное... Они могут подумать, что ты невежа. — Постараюсь. То есть, постараюсь, чтоб не подумали. — Тогда забирай коробки — вон там, в углу — и до завтра.“«Мимик»”: Мори поручает Оде важное дело
На следующий день Ода ни капли не удивился, обнаружив Дазая в столовой за тем же столиком, попивающего свой «особый чай» из того же чайника. — С утра пораньше? — Ну, не нагнетай. Я, может, мечтаю умереть от отравления алкоголем. Я поначалу пробовал курить, но годами ждать разложения лёгких будет утомительно! — Ясно. Осаму, ты никогда не объясняешь, почему хочешь умереть, и я понятия не имею, могу ли тебе помочь. — Ты редко задаёшь вопросы, Одасаку, — горько засмеялся Дазай, и Ода понял, что он не протрезвеет до вечера. — А мне на многое хочется ответить, особенно вот сейчас... — Под действием виски? — Я стёкл, как трезвышко. — Ясно. Негласное правило Мафии: два мафиози, тем более разных рангов, ни за что не залезут друг другу в душу. И предложением о помощи Ода стёр невидимую красную черту. — Одасаку, я не вижу смысла жить, потому что живу в мире людей, которых не понимаю. Многое меня попусту пугает. Когда я смотрю на приступы ярости и жестокости, что используют люди при спасении своей шкуры, меня бросает в дрожь при мысли, что этот ужас не прекратится никогда, ведь это и есть признак любого человека. Но чтобы никто не знал о моём бесконечном страхе, мне остаётся только строить из себя шута. Неважно как, главное — рассмешить. Думал, среди кровопролития я найду смысл жизни... Одасаку, а почему ты перестал убивать? Ты же был снайпером до того, как стал чудаком. Ода задумался. День откровений был непривычным для них обоих. — Я встретил мудрого человека. Он сказал, что я смогу стать писателем, и я ему поверил. Его звали Нацумэ Сосэки. Как и автора романа, к которому я напишу продолжение. И если писать книгу — это писать жизнь, то отнимающий судьбы не имеет права их создавать. Дазай промолчал. Затем снова спросил: — Правду говорят, у тебя есть семья? — Родители погибли, а четверых братьев и сестру забрали в приют для «нормальных» детей. Но я обязательно уйду из Дома, куплю хижину на берегу океана, и мы снова будем жить вместе. Это потом, а пока у меня встреча с «Мимик». — Разве ты не разрушаешь жизни, продавая табак, алкоголь и наркотики? — с нескрываемым любопытством поинтересовался Дазай. — Насильно употреблять не заставляют. Тут совсем как в моей книге — выбор каждого. Держа тяжёлые коробки перед собой, Ода шёл к машине: Мори разрешал пользоваться своим транспортом при выполнении задания, однако тщательно осматривал его после и делал нешуточный выговор в случае повреждения имущества. Ода Сакуноске принадлежал к числу подчинённых, умеющих соблюдать безопасность на дороге и обходить стороной полицейские участки. — Эй, осторожно! Мафиози не заметил, что, выезжая со двора, едва не сбил мальчишку в кепке. Извиняясь, он поднял выпавший из рук пострадавшего чемоданчик с доверху наполненными разноцветной жидкостью стклянками. — Не разбей, от них зависит алиби моего знакомого! — Ты, похоже, будущий полицейский? — Не равняй меня со всякими бездарями! — обиделся мальчишка и с пафосом изрёк: — Я, Эдогава Рампо, стану великим детективом, чьё имя вскоре прогремит на всю Японию... — Прости, я опаздываю. — Что-о-о? Да пожалуйста, пожалеешь же, что упустил уникальную возможность пообщаться со мной! Ладно, продемонстрирую тебе напоследок мои таланты... — Рампо, прищурившись, надел очки, затем поморгал в недоумении. — Знаешь, не стоит тебе ехать туда, куда ты собираешься. Ты оттуда не вернёшься. Ода склонил голову, слегка растягивая уголки губ. — Что ты такое говоришь? — И дверь машины захлопнулась.***
«Я люблю ночь, — признался однажды Дазай. — Ночь — время Портовой Мафии». Раннее утро, хоть и менее подходило для романтических мотивов, тоже могло быть временем сделок. Ода издали разглядел приличных размеров грузовик и стал искать место для парковки. Слова Рампо отчего-то не выходили из мыслей, а при виде грузовика его одолело неожиданно дурное предчувствие. «Естественно, им необходимо загрузить в него коробки», — успокоил себя он. Если б ему прямо сейчас грозила опасность, способность предупредила бы. Но рука сама потянулась к телефону, прежде чем Ода покинул машину. — Одасаку? Дай-ка догадаюсь, по дороге ты придумал изумительную шутку про босса и звонишь мне потому, что тебе не терпится её... — Осаму, эти ребята из «Мимик» крайне подозрительные. Молчание. — Чем они показались тебе подозрительными? — Я... не знаю. — Звучит по-детски глупо. — Их там явно с десяток, все в одинаковой форме; получается, главного нет... Он выделялся бы. Почему его нет? Главари не являются, если приходится рисковать... — Ну-ну, ты чего? Ты же не думаешь, что наш босс присутствует на любой мелкой сделке? Ты же приехал без него! — Тогда почему их много? По-моему, они вооружены. — Дружище, не волнуйся. Я сию секунду сообщу Мори-сану о твоей проблеме. — Спасибо. — «Дружище»?.. Не похоже на Дазая, Дазай и воля эмоций — несовместимо... Вздохнув, Ода взял коробки и направился к грузовику. Зря он вообще побеспокоил товарища такой ерундой, будто бы члену комитета заняться больше нечем! Увидев мафиози, люди Андре Жида двинулись к нему; среди них был солдат с винтовкой. «Меры обороны. Им же известно, что я со способностью, но неизвестно, в чём её суть», — решил Ода, а вслух произнёс кодовое предложение: — Люди всю жизнь ищут спасения. — Но осознают это лишь на пороге смерти, — ответил седовласый мужчина. Верно, они точно из «Мимик». — Показывай. — Коробки были вскрыты. — Хорошо. Уже хорошо. Твой босс учится на ошибках, да? — Не совсем понимаю вас. — Как же не понимать? Разве не Мори Огай в прошлый раз пытался выдать за натуральный табак смешанную с землёй махорку? Загружайте, — обратился он к другим, а после развернулся к солдату: — Этого убери. Таким сволочам, как Огай, надо преподавать уроки. Впервые Оду посетило столь странное видение: ни единый из альтернативных исходов событий не давал ему шанса. Сценарий первый — он падает на асфальт, и его убивают выстрелом в затылок; сценарий второй — уклоняется влево и вновь погибает от третьей по счёту пули; уклоняется вправо — опять его убивают... Выбрав пулю в грудь, Ода свалился с ног, наблюдая, как отъезжает вражеский грузовик.“Вдребезги”: Всё идёт не по плану
***
— Босс. Мори отставил чашку кофе и миролюбиво улыбнулся. — Дазай-кун, надо же, ты всегда приходишь лишь по делу. Заглянул веселья ради? Тебе латте или капучино? — У Оды Сакуноске неприятности, он утверждает, что люди «Мимик» подозрительны... — Стоп-стоп-стоп, какой ещё Сакуноске? Ты про того подростка, который до сих пор на низшем ранге? Я поручил ему задание вполне по силам. — Судя по всему, они прибыли без главаря, а ведь «Мимик» не местная группировка, понимаете? У них оружие — что за торги с оружием? В конце концов, Одасаку с его даром не может ошибаться. Его могут убить, босс, — последнюю фразу Дазай сказал холодно и отчётливо, словно констатировал научный факт. — Вот когда убьют, тогда и будем беспокоиться. — Что? Сделав очередной глоток, Мори вдумчиво посмотрел на ошеломлённого парня. — Видишь ли, Дазай-кун, я не волшебник и не фея-крёстная. В моём классе бывали, есть и будут происходить независящие от меня вещи, потому что мы Портовая Мафия. Всё ради организации и чтобы защитить любимый город. По мере возможности я оберегаю вас, однако отвечать за отдельные неприятности... Дазай-кун! Дазай сорвался с места, приближаясь к выходу. — Ты, конечно, волен поступать по-своему, но я не позволю тебе задействовать даже в чисто теоретической перестрелке твоих коллег. Я дам им приказ не подчиняться. — Я и без вас справлюсь, — он надавил на ручку двери. — Я приду к нему и в одиночку. Потому что он мой друг.***
Чувствовал, что что-то меняется...
Но этот мир, в котором живём,
Лишь безразлично катится вперёд,
И не меняется всё ничего,
И будто никак нельзя отличить.
Не нужно миру помощи моей,
Но лишь сжимаю плотно две руки,
Но если есть что-то для меня...
Думаю я, как далеко
Продвинулись вместе с тех самых пор?
Внезапно я стал всё сам понимать...
Сомнений нет, что будущих дней,
Что проживали когда-то мы,
Сокрыто в глубине, в сердце моём.
«Да, дурацкая старая песенка... Чем она так запала ему в душу? — С каждой минутой Ода ожидал потерю сознания. — Осаму... мне так жаль, что я не успел попрощаться с тобой. Косуке, Кацуми, Ю, Шинджи, Сакура... Я...» — Одасаку! Дазай, спрыгивая с мотоцикла, подаренного Чуе боссом в качестве поощрения, а теперь нагло угнанного с территории Дома, бросился к нему и опустился на колени. Из сквозного пулевого ранения в груди натекла целая лужа крови. Рана определённо была смертельной. — Осаму… я хочу тебе кое-что сказать. — Нет, не надо! Тебя ещё могут спасти, нет, обязательно спасут! Не говори так!.. — Послушай меня, — Ода сжал руку Дазая испачканными в крови пальцами. — Скажи, ты… надеялся найти в мире жесткости и кровопролитий причину, чтобы жить?.. — Да. Но сейчас это… — Сейчас ты её не найдёшь, — тихо, почти шёпотом, произнёс Ода. — Ты и сам наверняка это понимаешь. Какую бы сторону ты ни принял — тех, кто убивает, или тех, кто спасает, — ничто не превзойдёт твои ожидания. В этом мире ты пока ещё слишком одинок. И Дазай осознал, что друг понимает его, как никто другой. А он об этом даже не подозревал. Наверное, впервые с самого своего появления на свет Дазай так страстно, всем сердцем захотел кое-что узнать. И он спросил: — Одасаку… Что мне делать? — Перейди на сторону тех, кто спасает. Если тебе всё равно, каким человеком быть, будь хорошим. Помогай слабым, защищай сирот. Для тебя ведь нет особой разницы, нести справедливость или зло… — Тут Ода улыбнулся. — А первое всё же привлекательнее. И ты это поймёшь, когда придёт время. — Откуда ты знаешь? — Я знаю. Лучше кого бы то ни было. За его словами стояла непоколебимая уверенность. Собственный опыт или чужое мнение… Ода пытался направить Дазая на путь, который сам когда-то избрал. — Хорошо. Я так и сделаю. — «Люди всю жизнь ищут спасения. Но осознают это лишь на пороге смерти...» А ведь… точно… Лицо Оды резко побелело. Он усмехнулся. — Съесть бы карри… Ты знаешь, я очень любил карри в нашей столовой... Остро. Ты в тот раз попробовал и возмутился: «Туда что, лаву добавляют?!». Ты такой смешной... Осаму. Не грусти. — И его глаза потухли навсегда. Дазай прижался к нему сильнее. — Нет, я не грущу. Этот исход был ясен с самого начала. Я всегда теряю то, что не хочу терять. Так что я давно перестал что-либо чувствовать. Как только в моей жизни появляется нечто ценное, я обязательно этого лишаюсь. Поэтому не вижу смысла гнаться за чем-то и тем самым продлевать свои земные страдания. Губы непроизвольно задрожали, по щеке скользнула солёная капля. И если бы Дазай хотя бы раз в жизни плакал, то гораздо быстрее осознал бы, что эта капля — его собственная слеза.“Спасение на пороге смерти”: Гибель Оды Сакуноске