Мне нравится быть человеком

Домой... слово, вроде бы, привычное, но такое странное, когда звучит как определение этой роскошной по Вариным меркам квартиры. Его квартиры. И Варя, в очередной раз заходя в просторную прихожую, смотрит совсем другими глазами, пытается осознать, почувствовать себя "дома". Дом этот ей хотя уже и знаком, всё равно ещё непривычный, чужой. "Но ведь и там я — чужая", — думает она, — "Чужой ребёнок в родной семье. Ирония, не иначе". Здесь же, в этих выдержанных в тёмных тонах интерьерах — стильных, дорогих, хотя и неуютных, будто редко используемых — она не так давно впервые ощутила себя "своей". Варе и спорить с собой не нужно, чтобы понять: здесь, у Азика, она и вправду дома. Слушают ее внимательно, на вопросы отвечают с охотой, такое впечатление, что даже радуются её компании. Времени на неё одну тратят немыслимо много. Да и не только времени. Варе сложно подобрать определение тем эмоциям, что она испытывает, находясь рядом с демоном. Чувствует себя словно бы на своём месте. Окутанная мягким полумраком кухня, сразу же будто съёжившаяся до круга света от лампы над круглым же столом. Десерт, выбранный вместе на заднем сиденье такси. И, собственно, Азик, увлечённо копающийся в своём ноутбуке, пока на фоне один мелодичный трек сменяется другим. Их музыкальные предпочтения были бы тем плюсом, который можно добавить в список совместного "нравится", если бы Варя вообще видела смысл вести подобный. Стоя в дверях, посвежевшая после горячего душа, она рассматривает уютную сцену с лёгкой улыбкой. В голове проносятся яркие отрезки прошедшего дня, такого суматошного, наполненного событиями. Мысли эти отзываются в ней приятным удивлением: ни разу от неё сегодня не отмахнулись, сославшись на собственные проблемы, как это обычно делали все вокруг, даже члены её собственной семьи. Делали до тех пор, пока Варвара не перестала считать нужным делиться своими переживаниями. Вникать в детали её жизни никто и не желал. А вот с Азиком говорить хотелось. Больше, чем говорить — его хотелось слушать. С ним хотелось даже просто молчать — тишина в его присутствии на плечи не давила. Спрятав ладони в длинных рукавах одолженного худи, Варя садится напротив и затихает, стараясь не мешать. Азик кажется полностью погружённым в своё занятие, и обстановка располагает к спокойным размышлениям. Снова и снова она с удовольствием прокручивает в голове мысль о том, что возвращаться в квартиру на Сумской, к пыльным коврам, скрипучему дивану в проходной комнате, к равнодушным материнским замечаниям ей теперь не придётся. По крайней мере, в ближайшее время. "Нет, вернуться всё же нужно", — спохватывается она, — "Ненадолго. Вещи забрать, как минимум. Ну не буду же я постоянно у Азика шмотки одалживать. Бельё пресловутое, опять же. И дневник!" — вдруг вспоминает Варя. Личные границы в семье Баженовых никогда значительной роли не играли, и заветную книжечку с немудрёными, но всё же секретами оставлять без присмотра совсем не хотелось. И, если уж на то пошло, мать в известность поставить не мешало бы. Смысла в этом теперь, наверное, не много, но ведь искать её со дня на день всё равно начнут, хотя бы по причинам чисто юридическим. Да и школа... Школа же ещё! — Школа... — повторяет Варя от избытка чувств неожиданно уже вслух. И тут же сталкивается с удивленным взглядом чёрных глаз под вопросительно вскинутыми бровями. — Что — школа? — переспрашивает Азик. — Ну, — мнётся она, смущённо улыбаясь — не хотела же мешать, — В школу мне как-то ездить отсюда нужно. Об этой её школе демон, конечно, и думать забыл. Да и, если честно, отпускать её туда совсем не хочется, после такого-то инцидента. Зачем, собственно, если будущее уже предопределено, существование и так на грани, мучиться ей ещё напоследок, гадости выслушивать, злобные взгляды терпеть... Положим, напасть на неё одноклассники вряд ли ещё раз осмелятся, но всего остального хлебнёт Варюха по полной. Стоит оно того? Но вот как ей сказать... "А никак", — понимает он. Ну не способен он угробить с таким трудом спасённый вечер этим апокалиптическим каминг-аутом. А рассказывать ли вообще? С одной стороны, рассказать хочется, поделиться, хотя бы часть груза со своих плеч снять, и вместе не так тяжело будет. Наверное. С другой - она же человек. Потенциально сильный, но хрупкий. Только что сразу несколько потрясений пережила, ещё и этим её добить теперь... Хотя, имеет же она право знать. Ну, даже если не имеет, он-то ей такое право предоставить может. Лучше ведь осознавать, что происходит, чем жить в неведении и в неведении умереть... или хуже? Так она, наверное, нашла бы, на что оставшееся время потратить, и вряд ли школу бы выбрала. И речь ведь о её брате идёт, кровь людская не... А-а-а-а-а-а-а-а-а!!! — В школу, Варюх? — делано изумляется бес, запихивая свои противоречивые аргументы куда подальше, — A что, такси в Москве отменили? И вообще, — с напускным безразличием в голосе предлагает он, — Вообще, можешь не ходить. Никто ничего не спросит, не заметит даже. Я устрою. Отдохнёшь, а там посмотрим. Хочешь — другую выбери, поадекватнее. Предложение, конечно, заманчивое, и Варя несколько секунд колеблется, прежде чем упрямо вскинуть подбородок. В глазах словно искры пляшут. Азик заинтересованно склоняет голову набок, невольно любуется. — Не-е-е-ет, — тянет она задумчиво, с какими-то сардоническими нотками в голосе, — Не дождутся. Как ходила, так и буду ходить. Из принципа буду! Мне стыдиться нечего! "И бояться", — вдруг понимает Варя, — "Бояться тоже нечего. Больше не страшно." Не важно, что Азик наверняка не оставит в беде. Важно другое: она и сама в себе уверена, как будто силой своей он с ней поделился. Хотя, рядом с ним, конечно, спокойнее всего. — Подожду только, пока лицо заживёт, ладно? — Улыбается Варя, получая ответный кивок, — Да и что значит — "поадекватнее"? Везде ведь одно и то же. Признавайся, школы тоже в аду придумали? — Ну Ва-а-а-арь, — Азик фальшиво закатывает глаза, — Школы на Древнем Востоке придумали, в Шумере. Скажешь тоже... "Школы-то, может, и нет, а вот к местной системе образования Сатана лично руку приложил", — думает он про себя. — Но вещи всё равно нужно забрать, — снова задумавшись, озвучивает Варя собственные мысли, окончательно утвердившись в своём решении. — Вещи? Из школы? — рассеянно переспрашивает снова погрузившийся в недра интернета бес, придумывая между делом, как бы половчее провалить задание шефа, завтра же отчёт, — На фига? — Да нет, — Варя хихикает, и тут же снова смущается, — Из до... - пытается начать она, и сама себя обрывает: называть место, где прошла вся её жизнь, как прежде, "домом" кажется теперь чуть ли не кощунством. Как будто от неосторожного этого слова сказка о жизни новой, другой, тут же исчезнет, растворится в воздухе, а то и вообще окажется просто очень подробным сном, и вот сейчас, после этого неосторожного "из дома", она проснётся на стонущем пружинами старом диване, уткнувшись носом в заскорузлый ковёр на стене. Рядом с матерью — возможно, ещё прежней, с душой, но такой же безразличной. "И никаких чертей не было", — продолжает она автоматически следовать за мыслью, — " И не было Азика никакого, приснилось". Мысль эта словно обдаёт изнутри холодом. Варя инстинктивно обхватывает себя руками, кутается в плотную ткань толстовки. Но всё в порядке, всё взаправду — и лампа над столом, и подтаявшие сливки в хрустале, и Азик, сосредоточенно уставившийся в монитор — непослушная алая прядь упала на лоб, длинные пальцы с окрашенными в чёрный ногтями бегают по клавишам. "И хорошо", — мысленно выдыхает Варя, — "Черти иногда бывают лучше людей. Некоторые черти. Конкретные." — Из Чертаново, — передёрнув плечами, словно стряхивая навязчивые эти мысли, говорит она. Как прежде ничего уже не будет, но и это не страшит. Варя уверена, что приобрела куда больше, чем потеряла. Почему именно, думать сейчас кажется слишком сложным, да и возможности такой ей не дают. — Варюх, вопрос всё тот же: на фига?, — с удовольствием отвлекается от ненавистной работы Азик, — Я всё купил. Всё, что тебе может понадобиться. Ну, на первое время точно. Всё, что не купил, позже купим. Тоже мне, проблема, — кивает он на комнатный Эверест из пакетов и коробок, высящийся в тёмной нише у лестницы на второй этаж. И с интересом наблюдает, как девушка, проследив за его взглядом, замирает от удивления, сцепляет пальцы рук, глубже пряча их в рукава и, смущаясь, заливается очаровательным румянцем. — А если бы некоторые из нас не были такими гордыми и говорили бы о том, что думают, словами через рот, — ухмыляется он, довольный живостью Вариной реакции — смущать её почему-то доставляет особенное удовольствие, — Шопинг мог бы быть гораздо интереснее. Ртом с людьми говорить вообще полезно, — замечает он, не сводя с неё любопытного взгляда, — С демонами, кстати, тоже. Так, совет на будущее. Ежедневно слышавшая примерно такие же советы из уст любимых блогеров-мотиваторов, Варя краснеет окончательно. — Азик, не стоило... — бормочет она, не глядя на него, придавленная и житейской этой мудростью, и ситуацией, неловкость которой по десятибалльной шкале приближается к пятнадцати. — Ох и стоило, — вовсю веселится тот, неосознанно отыгрываясь за эту суету с беготнёй по экскалаторам и секретные переговоры на кассах, — До хрена оно всё стоило! Поняв, однако, что воспринимает Варя всё слишком буквально и вот-вот взорвётся, Азик себя осаживает. Ничего, привыкнет, ещё сама не раз посмеётся. — Варюх, ты только под землю не провались, — хмыкает он напоследок, — Тебе там не понравится. Ну испанский стыд! Я же тебя пригласил! "При-гла-ше-ни-е", — громко, по слогам произносит бес, пытаясь достучаться, объяснить логически, — Это же, ну... человеческое понятие? Этикет, все дела. Есетественно, я и плачу. Кстати, сюда я тебя тоже пригласил, — говорит он, выкладывая перед ней свою заранее приготовленную кредитку, — Это же материя, понимаешь? Тут убыло, там прибыло, круговорот, цикл, обращение... Есть возможности — к чему себя ограничивать? Всё нормально! И сам вдруг понимает, что вот теперь, когда она здесь, сидит рядом, заметно расслабившаяся, никуда не уходит, всё и впрямь нормально. И гора покупок, ожидающая её восторгов — нормально. И то, что бесполезная гостевая комната — теперь её спальня. И то, что его квартира стала теперь домом. Их домом. Восхитительно нормально. "Так я давно это понял" , — думает Азик, расплываясь в глупой улыбке, обнажившей едва заметные острые клыки, — "Наверное, ещё когда от уродов-одноклассников её забирал. Если не раньше. И покупки делал не случайно — для вечеринок тиктокерских, как же. К себе же домой всё заказывал, не в Чертановскую её квартиру." "Дом — это место, где всегда тебя ждут", — ни с того ни с сего вспоминает он вдруг цитату великого русского классика. — "Да нет же, "с того", вот уже завтра меня здесь ждать будут. Можно, наверное, даже в дверь позвонить — пускай в незапертую — и её откроют. Получается, "дом". Не "Тик-Ток Хаус", общага эта хайповая. Настоящий дом." Эти несвойственные демону подозрительно благостные мысли резко прерывает сигнал уведомления. "Доставка в Россию не предусмотрена", — значится во всплывшем окне. "Ну вот, а я пытался!". Ещё более повеселевший Азик победно хлопает крышкой ноутбука, отмахиваясь от тягостной обязаловки, и, возвращаясь взглядом к растерянной Варваре, застаёт ту всё ещё гипнотизирующей лежащий на столе прямоугольник кредитки. Упираться она, похоже, может ещё долго, как бы облегчить ей принятие решения? — Эй, — проникновенно говорит бес, пододвигая к Варе креманку с банановым парфе, — Завтра твоя очередь меня удивлять. Я с утра занят буду... Прогуляйся по магазинам, такси возьми, прикупи себе чего-нибудь обязательно. Интересного чего-нибудь на ужин закажи — я сюрпризы люблю, если что. Выдав ей задание и не оставив таким образом варианта отказаться, он довольно ухмыляется: завтра, после очередного херового дня на службе, точно будет на что отвлечься. Варя вздыхает свободнее. Мерзкое чувство неловкости перестаёт сдавливать грудь. Кивнув, пряча карточку в карман толстовки, она подбирает под себя ноги, откидываясь на спинку стула с креманкой в руке. Жмурится от удовольствия, пробуя десерт. — К матери мне всё равно заглянуть нужно будет, — говорит она, уже намного более расслабленно. В свете нынешнего своего положения, безопасного и благоустроенного, необходимость визита в прошлую жизнь, ("Давно ли "прошлую"?", — усмехается Варя своим мыслям), уже не кажется такой уж тягостной. Лучше бы, в самом деле, расправиться с этой повинностью завтра же. — Боюсь показаться неоригинальным, — закатывает Азик глаза под потолок, — Но вопросы у меня сегодня какие-то неразнообразные. Так вот: на фига? С вещами, вроде бы, решили. А СМС в качестве извещения не прокатит? Или, на крайняк, позвонить — не вариант? Он и сам не понимает, отчего так болезненно реагирует на её желание поехать в Чертаново — хоть к матери, хоть за вещами. Жила же она там как-то до его появления, и всё с ней было в порядке. "Относительном", — кривится бес, вспоминая убогую обстановку гостиной Баженовых, беспомощные в окружении древнего советского шика феминистические плакаты, прикреплённые к ковру над покосившимся рабочим столом — явно Вариным; пижаму, выглядывающую из-под подушки рядом стоящего дивана — даже собственной комнаты у неё там нет. Так почему не хочется её отпускать? Демьян теперь постоянно тусит с новообретённым родителем в отжатой квартире на Патриарших, дома будут разве что мать и бабка. Чего он боится? Того, что Варя под их влиянием передумает, останется у себя? Но сомневаться в том, что Баженова-младшая привыкла жить своим умом, не приходится. И никакая опасность ей угрожать не может. И всё равно что-то грызёт изнутри, нехороший холодок пробирает. — Мне всё равно нужно оттуда кое-что забрать, — извиняющимся тоном говорит Варя, облизывая ложку, — То, что не купишь. Памятные вещи, фотографии — так, по мелочи. Её голос звучит уверенно, но Азик внезапно понимает: дело тут совсем не в вещах и не в желании вернуться, и не в матери даже. Не что-то, а кого-то — себя. Саму себя ей нужно оттуда забрать. Уходя из дома три дня назад, убегая в панике, схватив по привычке один школьный рюкзак, она ведь не думала, что уходит навсегда. Люди к местам привязываются, корни пускают, и даже если живётся в тех местах трудно, уходить трудно тоже. И потом, это Баженова-старшая душу продала, но у дочери-то привязанность к ней всё равно остаётся, пусть слабенькая, подточенная многолетними ссорами, подчёркнутым игнором, обесцениванием, но связь. Ну как не дать Варе с матерью увидеться? Только предчувствие всё равно какое-то мерзкое. — Ну, гештальт незакрытый, все дела, — озвучивает Варя его мысли, — В общем, я хотела бы кое-что оттуда привезти, — она слегка запинается перед тем, как, глядя ему в глаза, выпалить: — Сюда, домой! Слово это в её исполнении звучит для демона музыкой. Что-то тёплое разливается там, внутри, под рёбрами. Скрывать это от самого себя уже давно бесполезно, зато не анализировать можно вполне. — Съездишь со мной? — Варя смотрит на него с искоркой надежды, понимая, что если он будет рядом, она со всем справится, не передумает в самый последний момент, и уверенности, чтобы сделать шаг, ей тогда точно хватит. Да, за словом в карман она лезть не привыкла, и решения всегда принимала самостоятельно, наплевав на все пыльные авторитеты, но перманентный стресс последних дней дал о себе знать, и справиться с новым для себя тревожным чувством сейчас оказалось непросто. "Повезло", — думает Варвара, впервые в состоянии оценить всё, что сделал для неё этот бес, расслабленно откинувшийся сейчас на спинку стула напротив, странновато поглядывая на неё из-под полуопущенных век, — "Здорово мне с ним повезло, как будто за всё прошлое невезение судьба разом рассчиталась. Всегда мечтала о том, с кем хоть поговорить можно, а теперь, кажется, и новый дом нашла. Убежище." Вопрос её добавляет к благодушному состоянию Азика ещё и очередную широкую улыбку. Так приятно, оказывается, быть кому-то нужным. Где-то на краю сознания, правда, всплывает мысль, что приятно оттого, что нужен не "кому-то", а именно ей. Но опасной эта мысль не кажется и ничего не портит. — Съездим, — говорит он просто, прикидывая примерный план завтрашнего дня. План планом, конечно, но у Хрена Лысого, Мессира то есть, регулярно по семь пятниц на неделе, когда вырваться удастся — неизвестно. — Вечером, скорее всего. Ничего, если поздно будет? Я тебе сброшу, когда подъеду, можешь сразу спускаться, и в путь. — Азик, — говорит Варя, тронутая до глубины души тем, с какой лёгкостью, не задумываясь, он перестроил ради неё свои планы, — Спасибо. Спасибо... за всё. Не зная, как ещё выразить свою благодарность, как дать ему понять, насколько для неё это важно, она тянет руку к его ладони, но тут же почему-то отдёргивает. Рука неловко повисает в воздухе. Демон, вовсю наслаждаясь уже полюбившимся словом, жеста её то ли не заметил, то ли не понял, списывая всё на усталость. Остаток вечера проходит весело и непринуждённо, пакеты в три этапа перенесены в Варину комнату, несколько из них разобраны и устроена примерка с остроумными комментариями. Азик, опьянённый бесконечным выражением благодарности — и прямыми, честными "cпасибо", и искренними взвизгиваниями от радости при виде очередной обновки, позволяет Варе примерить часть аксессуаров на самого себя, всякий раз закатывая глаза и делая карикатурные попытки уйти в зеркало. Отсмеявшись, расходятся они ближе к поздней ночи. Вымотанная за день Варя ещё счастливо улыбается, погружаясь в глубокий сон.

***

По утрам Азик хотел бы не существовать вообще, и до недавних пор это ему вполне удавалось. Но с момента очередной подготовки к укоренившемуся в лысой башке Апокалипсису, (вертеть бы его на одном месте за компанию с бесполезными ангелочками), бес вынужден вставать ни свет ни заря, в восемь (!) утра и тащиться на службу, будто он не один из самых популярных инфлюенсеров и самый молодой "человек года", а таксист, швейцар, курьер, гардеробщик и уборщица. "Солнце ещё это блядское!" — рычит Азик, жмурясь от неосмотрительно проникшего сквозь плотные шторы солнечного лучика. Кое-как отрывая себя от кровати, подавляя желание эпатировать Владыку и его отпрыска, заявившись в долбаный цирк прямо в одеяле, он, отчаянно опаздывая, кое-как приглаживает рукой непослушные волосы. Сил хватает только на то, чтобы схватить первый попавшийся свитер и влезть в привычные кожаные штаны. Слетая вниз по лестнице, Азик успевает ещё перехватить стакан охлаждённой газировки, благополучно забытый после этого на стойке и, бросив взгляд на входную дверь, вдруг вспоминает о Варе. Вчера она всё допытывалась, как могла эта тонна покупок к их приезду из ГУМа уже ждать в квартире, пока Азик не признался, что телепорты здесь ни при чём, а магические действия произведены курьером срочной доставки и консьержем, по старой договорённости заносящим все посылки в квартиру. Разоблачение это Варю не порадовало, и бес поначалу решил, что она и впрямь грезила порталами, исчезательными шкафами и прочим в этом духе. Но дело оказалось в банальном человеческом представлении о безопасности. То, что кто угодно, даже проверенный временем консьерж, может попасть в квартиру, девушку явно встревожило. "Что ж, раз это теперь — её дом, пусть он станет ей надёжной крепостью" — улыбается Азик, выкладывая на консоль у входа связку абсолютно новых блестящих ключей. Варя, вопреки своему обыкновению, в этот ранний час ещё не гремит кастрюлями на кухне, прощаться с ней некогда, но мысль о том, что вечер рано или поздно наступит, а с ним придёт пора возвращаться домой, теперь греет душу. Внимательно вглядываясь в зеркало перед собой, Азик делает шаг навстречу своему ухмыляющемуся отражению.

***

Ранние подъёмы для Вари — ежедневная рутина, привычка поневоле. Даже в выходные, когда в школу идти было не нужно, утро всё равно начиналось в неизменную рань — обычно с криков матери, выясняющей отношения то с Галей, то с Демьяном, многословных ответных реплик, падений в фальшивые обмороки, хватаний за сердце и финального бабушкиного аккорда, слабым кряхтением возвещающего, как все они её достали, и поскорей бы уже вознестись к предкам, избавившись от потомков. В те редкие дни, когда скандалы по каким-то причинам отменялись, выспаться всё равно не удавалось. Как тут спать, когда твоим ложем служит диван в гостиной, мимо которого снуют туда-сюда домашние, да и сам диван вот-вот потребуется для общего сбора за завтраком. Традиции мать блюла свято, усиленно сохраняя видимость семейного благополучия, словно нарочно не замечая, что и семьи-то никакой уже нет, настолько Баженовы, запертые впятером в двух комнатах, друг другу опостылели. А вот сегодня Варвара, лишённая своей традиционной утренней побудки, безбожно проспала. Проснулась аж в девять утра от звенящей тишины вокруг. Подкидываясь на кровати, снова не сразу понимая, где находится, постепенно обретая память, она, разнеженная утренним солнцем, с облегчением падает в мягкие подушки. Безмятежность, покой. То, что ощущается всё это в квартире демона, откровенно забавляет, и по лицу разливается озорная улыбка. Жизнь, кажется, впервые улыбнулась ей в ответ. Загадочно, точно Мона Лиза. В такой тишине, при полном отсутствии необходимости куда-то идти, хочется поваляться подольше. "О, почитать же можно!" — осеняет Варю, — "Азик всё равно продрыхнет, как обычно, до обеда". Удобнее устроившись в кровати, она запускает в смартфоне читалку с давным-давно отложенной книжкой. "Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперёк." Хуан Рамон Хименес Задумавшись над цитатой, пожалуй, впервые за долгое время не пропуская предисловие — спешить, наконец-то, не нужно, читать можно просто для удовольствия — Варя теряет счёт времени и прочитанным страницам. И только когда часы на смартфоне уверенно показывают начало одиннадцатого, она решает спуститься вниз — завтрак ещё нужно приготовить, им обоим он не помешает. Не считавшая нужным толком заботиться даже о самой себе, не говоря уже о заботе о ком-то другом, Варя привыкла утром обходиться каким-нибудь немудрящим салатом и куском хлеба с растительным маслом. Готовить, даже пироги печь, она умела — спасибо бабушкиной выучке. Та с ранних лет приставила внучку к плите: "Мать на работе, брат на учёбе, а ты должна по хозяйству помогать, уметь семью накормить, ты же девочка!". И Варя кормила. И делать это тихо ненавидела. Всё и всегда она делала "не так" — не так держала ложку, не так солила, кажется, даже воду в кастрюлю наливала не так. Элементарной похвалы от еле живой после рабочей смены матери и уставшего безучастного брата было не дождаться. Сам процесс приготовления пищи на вечно заваленной крошечной — не развернуться — кухне, под строгим бабушкиным контролем, удовольствия тоже не доставлял. В последние годы, после опрометчивого обета веганства, любых контактов с продуктами животного происхождения Варя и вовсе старалась избегать, благо тяжело больной старухе было уже не до воспитания внучки. Популярности её стряпне это явно не добавило, да и любой шанс избежать кухонной обязаловки она использовала на полную катушку. Но готовить на двоих, даже тогда, в самый первый раз, оказалось неожиданно легко и приятно. Демон явно выглядел удивлённым, ел с удовольствием, даже поглядывал на неё, кажется, с долей восхищения. И внутри от этого становилось тепло, и на душе делалось радостно. В ответ на неожиданную заботу — слишком много Азик для неё сделал, слишком много собственного времени и внимания ей уделил — тоже хотелось заботиться. И выразить это, создав что-то своими руками, кажется абсолютно естественным, правильным. "И на ужин ничего заказывать не буду! — смелеет Варя, — Сама приготовлю! Да хоть те же морепродукты — туториалов в сети полно, справлюсь! Хотя... — продолжает раздумывать она, вспоминая, что там Азик говорил вчера о своей любви к сюрпризам, — Стрёмно будет, если всё-таки напортачу. Вот это сюрприз получится — испорченный ужин от шеф-повара!". Но менять свои планы она не торопится, полностью уверенная: даже если что-то пойдёт не так, ничего особенного не случится. Теперь — нет. Не будет никаких укоров, разочарования, насмешек. Азик просто поржёт от души, конечно, с ней самой за компанию, закажет пиццу, а у них появится новая, только им двоим понятная шутка. Жизнь вообще будто бы стала легче. И отношение к ней из настороженно-агрессивного, выжидательного, вдруг тоже стало лёгким, простым. Плечи расправились, руки больше не хочется скрещивать, пальцы сцеплять в замок, да и дышать вдруг стало свободнее. Пытаясь проанализировать эти перемены и не особенно в этом преуспевая — надо бы поторопиться на кухню — Варя спешно проглядывает ещё не разобранные пакеты в поисках чего-нибудь попроще, для дома, и заливается густой краской смущения, обнаружив свёрток с нижним бельём. "То самое" — поражённо думает она, поглаживая чёрный шёлк знакомого кружевного ансамбля, — "Он что — мысли читать умеет?". Комплект оказывается немного великоват, особенно в груди, но ощущения оставляет такие приятные, что Варя с удовольствием оставляет его на себе. Натягивая сверху выбранный Азиком тёплый спортивный костюм с синими вставками, она подходит к высокому зеркалу. Синий цвет удивительно точно повторяет оттенок её волос, но, к сожалению, оттеняет и синюшные пятна на лице. "Так, эта красота сама никуда не денется", — констатирует Варя, обращая пристальное внимание на столик, уставленный тщательно подобранными бесом тюбиками, флакончиками и палетками, поначалу не решаясь к ним прикоснуться. Однако, желание скрыть следы пережитого ужаса заставляет забыть о прежней неловкости, и, уверенно выбрав тональник, она принимается за дело. Так же хорошо, как у Азика, конечно, не выйдет, но хоть что-то. Варя тщательно закрашивает уродливые желтовато-фиолетовые следы и багровые царапины, снова присыпая проблемные места блёстками, когда замечает рядом с разноцветными бутыльками коробочку с ещё не распакованным подарком. Увесистый перстень окольцовывает тонкий палец, подчёркивая благородную хрупкость кисти. В неожиданно ярком свете морозного утра загадочный камень выглядит ещё прекраснее, чем вчера на витрине. В порыве вдохновения Варя выбирает лучший ракурс, вращая вытянутой рукой. Уже изрядно подзаброшенная личная страница обогащается новым снимком — непривычно светлым, контрастным, эстетичным. "Блогерство это заразно, что ли?" — давится Варя смешком, тихонько, чтобы не разбудить беса, спускаясь вниз, на кухню. Готовить в тишине, нарушаемой только мелодичным постукиванием кухонной утвари, в просторном помещении, где у каждого предмета есть своё место, доставляет только удовольствие. Прежние навыки словно оживают, выплывают из глубин памяти, и Варя уверенно режет найденные в недрах холодильника овощи, разбивает яйца, слегка колеблясь, достаёт уже виденные прежде диковинные продукты, придирчивым хозяйственным — откуда что взялось — взглядом оценивая, какие из них подлежат немедленному использованию. Сервировать стол на двоих всё ещё непривычно, и Варя проводит немало времени, кусая губы в попытке понять, что именно она чувствует. Однако, разлитый по чашкам ароматный кофе стремительно остывает, а демон явиться к столу так и не соизволил. Поколебавшись ещё с полчаса, Варя всё же решается его побеспокоить. — Азик! — зовёт она, стуча в массивные двери его спальни, — Ты так и обед проспишь! Мне что, пентаграмму в кухне нарисовать, чтобы тебя выз... Дверь, явно незапертая, подаётся ей навстречу. Осторожно заглянув внутрь и не обнаружив хозяина, Варя всё-таки не может удержаться от соблазна оглядеть комнату. Огромная кровать под чёрным шёлковым покрывалом, на прикроватном столике пара забытых чашек, черепа на полке — явно бутафорские, с игровой символикой, со стены подмигивает неоновый фонарик в виде смайлика с рожками. "Очень на него похоже", — думает Варя с теплотой. Внимание её привлекают беспорядочно разложенные на краю кровати книги и записи, явно сделанные наспех, от руки. "А вот это — не очень", — понимает она, но любопытство уже набирает обороты, и Варя склоняется над страницами, читая выделенные строки. Блажен читающий и слушающие слова пророчества сего и соблюдающие написанное в нем; ибо время близко. ...Знаю твои дела, и что ты живешь там, где престол сатаны, и что содержишь имя Мое, и не отрекся от веры Моей даже в те дни, в которые у вас, где живет сатана, умерщвлен верный свидетель Мой Антипа... "Это что — из Библии?" — не может понять Варя. "Разве Азик и... ну, ему подобные не знают всё это и так, наизусть?" Но оторваться от пометок почему-то сложно. ...И голос, который я услышал с неба, снова говорил со мной и сказал: иди, возьми книгу раскрытую в руке ангела, стоящего на море и на земле. И я пошел к ангелу, говоря ему дать мне книжку. И говорит мне: возьми и съешь её, и произведет она горечь в твоем чреве, но в устах твоих она будет сладка, как мёд. Напротив этого абзаца стоит жирная галочка. "Нифига себе", — поднимает брови Варя, — "Книги жрать. Ещё и горькие. Бред какой!" ...И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним. И услышал я громкий голос, говорящий на небе: ныне настало спасение и сила и царство Бога нашего и власть Христа Его, потому что низвержен клеветник братий наших, клеветавший на них пред Богом нашим день и ночь. Эти строчки отчего-то вызывают смутную тревогу. Ноги слабеют, Варя опускается на кровать, не прекращая следить взглядом за подчёркнутым текстом. ...И даны были ему уста, говорящие гордо и богохульно, и дана ему власть действовать сорок два месяца. И отверз он уста свои для хулы на Бога, чтобы хулить имя Его, и жилище Его, и живущих на небе. ...Зверь, которого ты видел, был, и нет его, и выйдет из бездны, и пойдет в погибель; и удивятся те из живущих на земле, имена которых не вписаны в книгу жизни от начала мира, видя, что зверь был, и нет его, и явится. Какие-то схемы, чертежи. "Открытие семи печатей"... это ещё что такое? На последних страницах какие-то врезки. "Послания к Фессалоникийцам" — читает Варя по слогам практически непроизносимое. «Да не обольстит вас никто никак: ибо день тот не придет, доколе не придет прежде отступление и не откроется человек греха, сын погибели, противящийся и превозносящийся выше всего, называемого Богом или святынею, так что в храме Божием сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога». «Кто же он будет? Ужели сатана? Нет, но человек некий, который воспримет всю его силу». "Интересно, зачем ему всё это?" — пожимает Варя плечами, откладывая книгу в сторону. Взгляд цепляется за пометку на полях, сделанную красными чернилами: "ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС!" А вот этот лозунг она точно где-то видела, причём совсем недавно. Нет, не вспомнить. Столько всего произошло... Но ноги почему-то дрожат, сердце гулко стучит. Может, оттого, что без спросу вошла в его святая святых, нос сунула в личные бумаги... А может быть у демонов святая святых? А вообще что-нибудь святое?.. Отмахиваясь от дурацких мыслей, стыдясь неуместного своего любопытства, она, аккуратно расправив листы, покидает комнату.

***

"Сатана заебал!" — думает Азик на бегу. Думает с самого утра, и даже не с сегодняшнего. Сформулировать более конструктивную мысль, мотаясь по городу как чёртова Золушка с бесконечным списком поручений, решительно невозможно. "Найди", "организуй", "убери", "привези" — даже курьером и таксистом Ангел Смерти и Карающая Рука Ада Азазелло себя уже не чувствует. Цепным псом разве что. Хотя нет, тот хотя бы сидит себе в будке... Как же свалить хочется, до зубовного скрежета! Желательно в собственную квартиру... Домой! Смотреть бы сейчас с Варькой фильмы под пиццу, в приставку рубиться под колу, тупые тиктокерские тренды обсуждать. Она смеяться будет, вопросами сыпать, смотреть так... ну, как только она смотрит, с этим своим насмешливым изумлением. Мысли эти открывают второе дыхание, и Азик, пусть всё ещё не в настроении, но уже без жгучего желания оправдать свои титулы, втапливает в пол педаль газа, уверенно ведя машину по направлению к беспардонно оккупированному зданию Цирка. Пустая арена встречает блаженной тишиной, но Азик себя не обманывает: это затишье перед бурей. Замерев в центре круга, он натягивает на лицо привычную ухмылку в ожидании встречи с хозяином и хозяйским сынком, к которому у Азика уже поднакопилось несколько вопросов личного характера. Задавать их он, конечно, не собирается. Тут и осторожные намёки на никчемность нового Антихриста чуть проблем не принесли, а прямая конфронтация — такой же прямой путь обратно, по месту прописки. И не Московской. Зато начальство, кажется, в хорошем настроении. Бодрый голос новоиспечённого папаши уже слышится при входе: — Вот, здесь будет проходить твоя месса! — гордо демонстрирует он тут же осветившуюся красным светом арену ошарашенному отпрыску. — Здесь соберутся твои прихожане! Слова его сопровождают громкие звуки бравурной музыки, внезапно заигравшей откуда-то сверху. "Слишком уж клоунская", — морщится Азик мысленно, — "Хотя, какой Антихрист — такое и музыкальное сопровождение". "Отомри!" — командует он сам себе, и, изображая полнейший ажиотаж и крайнюю заинтересованность, шагает навстречу двум главным своим проблемам. — Мы это место называем "Цирковь!", — подчёркнуто дружелюбно делится он с Демьяном придуманным ими с Нелли невероятно смешным по их мнению каламбуром, попутно отмечая потерянный взгляд недоантихриста. — Мы это место называем настоящий храм Сатаны! — не оценил шутку Мессир. Мда... с юмором у Владыки Ада так себе. Разве что грешников карает более-менее изобретательно. А в последнее время всякую дичь на таких серьёзных щах творит, что... — И его надо сакрализовать! Что с мощами? — внезапно звучит вопрос дня. Азик-то предполагал, что у него ещё время есть отрепетировать свою отмазку. Хорошо, что всё вчера прочекал, на вранье напрямую не поймать. — Там сложно, — с очень серьёзным и виноватым видом смотрит он в глаза шефу. — В Москве что — свободных мощей не достать? — Сатана, видно, и правда в хорошем расположении духа, гнева в голосе нет, только наигранное недоумение. — Ну, я в Даркнете тоже искал, просто там в Россию никто не доставляет, и... — голос демона звучит непривычно кротко, и оттого сам он себе отчасти противен. — Ты когда был в последний раз в центре города? — Решает Мессир помочь идиоту-подчинённому, не иначе как по доброте душевной. Азик тут же просекает, что отвечать нужно честно. Во-первых, откровенную ложь шеф может почувствовать — о его возможностях и их гипотетических границах никому ничего не известно, а во-вторых, их с Варей вчера могли заметить, и тогда вопрос этот — проверка. — Вчера, в ГУМе, — отвечает он, глупо улыбаясь. — И?! — выжидающе смотрит на него Владыка, и бес понимает, что испытывает чужое терпение. Намёк был ясен ещё с предыдущего вопроса, но роль полного придурка нужно отыграть до конца, вдруг поможет. — Купил аксессуар, — в доказательство Азик демонстрирует тот самый выбранный Варей перстень, и, сам невольно залюбовавшись изящной работой, вспомнив вчерашний день, и то, как она вцепилась в его руку, почувствовав в нём опору, вдруг находит в себе силы с полной невозмутимостью выдержать пристальные взгляды Владыки и его сына. Последний и вовсе так внимательно уставился на демона, рассматривая украшение, что аж рот приоткрыл. "Себе такое хочет, что ли?", — хмыкает про себя Азик, не забывая поддерживать выражение полнейшей тупости на красивом лице — "Так ты, детка, у папочки попроси". — Нам нужен самый сакральный символ страны! — возвращает его на землю громогласный рёв начальства. Нелли в пару бесу выдают так же молниеносно, как и этот не терпящий возражений приказ. Для контроля, конечно же. Уж Сатана-то о возможностях своей правой руки осведомлён неплохо. Впрочем, может и не для контроля, а для посильной помощи — это значило бы, что конченого придурка он и в самом деле сыграл убедительно. Радоваться этому или нет, Азик ещё не решил.

***

Азика дома нет. Стены будто давят, воздуха не хватает. Потолок кажется слишком высоким, обманчивый уют утра сменяется ощущением смутной тревоги. Даже кухня, где Варе знаком уже каждый ящичек, каждый шкафчик, кажется вдруг абсолютно чужой. Никому не нужный, давно остывший завтрак сиротливо застыл посреди такого же холодного стола. "А ночью здесь было так тепло", — вспоминает Варя с горечью, — "Так спокойно..." "Дом на самом деле — не квартира эта", — вдруг замирает она, поражённая открытием, — "Это даже вообще не место. Дом — это там, где он. Это рядом с ним тепло, спокойно, надёжно. Не в высоте потолков дело, не в удобстве кухни, даже не в собственной отдельной комнате. Без него, без Азика, пусто и холодно". Мысль эта оглушает. В обилии событий последних дней, в постоянных раздумьях о неизбежном возвращении в семью, подумать вот так, напрямую, о том, что происходит между ней и известным блогером, да ещё и демоном, было некогда. "Ну ладно, кого я обманываю, — сдаётся Варвара, — "Не хотелось ни о чём таком думать. Потому что, если думать, получится, что одна, без него, уже не могу. Что зависима. Привязалась. С моей-то филофобией. И что делать?" "Нет, всё-таки не думать, не сейчас", — одёргивает она себя, — "Во-первых, похоже, уже поздно. Не хватало опять в сплин упасть, только выкарабкалась. Опять же благодаря Азику, между прочим. Как он вчера говорил — "У тебя — жизнь, её жить надо!". Вот и будем жить, как умеем, как получится. Вдвоём наверняка справимся. А во-вторых... Он же говорил вчера, что с утра занят будет. Но вечером-то вернётся, а у меня ещё даже идеи для ужина нет!". Сбрасывая наваждение, Варя быстро упорядочивает разбегающиеся мысли, безжалостно отсекая всё лишнее. Сейчас — поход в магазин за продуктами, потом — творческий процесс на кухне, вечером — поездка в Чертаново, для которой понадобятся немалые моральные усилия. При мысли о поездке едва приподнятое настроение снова грозит тяжело ухнуть вниз, но Варвара раскисать себе больше не позволяет. "Ну и что, — храбро вопрошает она сама себя, — Ну, приеду, ну, наслушаюсь про себя всякого. И что с того? Это раньше я бы каждому слову поверила, нос задрала бы, конечно, но поверила бы во всё, что про меня говорят. Теперь-то я знаю, что верить нельзя. В этот ад меня больше не затянут, вырвусь. Уже вырвалась! За руки меня держать будут, что ли? На цепь посадят?" Зато после будет вкусный (или не очень) ужин, бесконечные шутки, его улыбка. Она спросит, как прошёл его день, и Азик наверняка расскажет, а может даже какую-нибудь из своих удивительных историй припомнит в тему. И сложности вынужденного визита тут же будут забыты, растворятся в общем смехе, исчезнут навсегда. Предчувствие это, конечно... Накидывая куртку, тепло улыбнувшись обнаруженным ключам, Варя, повозившись с хитрым замком, в первый раз самостоятельно покидает свой новый дом — самокопания могут и подождать, а ужин сам себя не приготовит.