***
Уставшая, но довольная, нагруженная покупками и выигравшая бой с дверью, Варя входит в квартиру. Твёрдо решив всё-таки сделать её домом, добавить что-то от себя, пару часов она потратила только на посещение соответствующих магазинов — тех, которыми до сегодняшнего дня никогда не интересовалась. Все эти вазочки-тарелочки-подушечки, над которыми обычно вздыхала мать, казались ей — такой прогрессивной и свободной от всяких "старпёрских" привычек — крайней пошлостью. Редкие не занятые коврами участки стен их убогого жилища пестрели картинками, календариками, вырезками из журналов; чашки и тарелки давно расползлись из неуклюжего громоздкого буфета по всем поверхностям — парадный сервиз "Мадонна" на Варвариной памяти оттуда доставали всего раз, а повседневной посуды становилось со временем больше, и хранить её было решительно негде; "Большая комната", как принято было называть гостиную, и вправду была большой, но мебели в ней стояло так много, что масштаба не ощущалось — вещи нужно было куда-то складывать, та же сезонная одежда на пять человек отвоёвывала всё больше места. И всё это рябило в глазах, шумело, мешало сосредоточиться. Но здесь, у Азика, Варя поняла, что слишком много пространства — тоже не всегда хорошо. Шаги по комнатам гулко отражались от голых стен. Ну не должно быть эха там, где живут... ("люди" — проглатывает Варя привычное определение). Если спальня Азика ещё напоминала жилое помещение, была наполнена духом хозяина, то гостиная, к примеру, больше была похожа на приёмную в какой-то элитной клинике: стекло, хром, кожа — пусто, холодно, неуютно. "Сейчас посмотрим", — бормочет Варя себе под нос, волоча пакеты по коридору. Разматывая бесконечные обёртки, вдыхая запах новых вещей — ткани, бумаги, дерева — она вдруг ловит себя на наслаждении этим процессом. "Взрослею, наверное — усмехается она про себя, — Или до ручки дошла — на хозяйство потянуло". "Впрочем, — продолжает она свои размышления, пока руки, ещё не привычные к элеметарным домашним операциям, неловко расправляют мягкие пледы, заталкивают упрямые подушки в вышитые чехлы, защёлкивают палочки магнитных рамок на норовящих свернуться обратно в рулоны постерах, — Может, меня бы и раньше потянуло, если бы оно у меня было — хозяйство это". Вмешиваться в понятие материнского уюта было решительно невозможно — на это отваживалась только Галя, и то безуспешно. "Галя... — вспоминает она вдруг, — "Бедная, как же так?" Вот только вечером за столом вместе сидели, чудеса все эти наблюдали... Потом, как всегда, скандал какой-то начался — появление инфернального Демянова родителя в привычном укладе Баженовых мало что изменило. "Да может он мать поэтому и выбрал", — думает Варя неожиданно, — "Углядел в ней безграничный "ругачий" потенциал. Ему такое, поди, только в кайф". А Галя... Демьян вызверился, убежал, а она вещи собрала и рванула куда-то. Навстречу смерти, получается. Интересно, где она теперь? Наверное, Азик знает. А Демьян... Неправ он был, когда говорил, что они с матерью притворяются, что им на него "насрать". За мать Варя теперь не поручилась бы, но самой ей и брата, и голубоглазую белокурую невестку жаль было ужасно. Вот как адекватно реагировать она сообразить не могла — лезть к Дёме с соболезнованиями? Ему и без этого плохо. Попыталась отвлечь его практичным вопросом о способе захоронения — оказалось тоже неуместно, мать вмешалась, брат отбрил обеих. Плакать на глазах у всех, чтобы было видно, что не всё равно? А это разве нормально? Демьян полночи в подушку рыдал, утром из комнаты еле выполз, чтобы тут же на сестру в соплях наткнуться? Отличная вышла бы поддержка. Да и если честно, слёзы особо-то и не шли. Ну не получается очень уж горевать, когда жилищные условия такие, что минус один человек — плюс одно спальное место и глоток свежего воздуха. А Галю — добрую, умную, никогда Варе плохого слова не сказавшую — жаль, конечно. По-человечески. "Сказки все эти про жадных и злых богачей и благородных отзывчивых бедняков — сказки и есть. — Думает Варя, смахивая непрошенную слезу. — Бедность не облагораживает. Подавляет, выматывает, обезнадёживает. Обесчеловечивает." Горестные мысли вдруг прерывает резкий сигнал сообщения. Подпрыгнув от неожиданности, Варя хватает телефон, и закипающие слёзы в уголках глаз мгновенно подсыхают. Азик, похоже, всегда появляется вовремя, даже если его здесь нет. Не привыкшая долго предаваться унынию, Варя с удовольствием интригует его своими приобретениями, показывая только самые дурацкие — уж конечно, не затроллить беса этими рогатыми смайликами было выше её сил, они сами в руки прыгнули. Прижимая к груди оставшиеся покупки, преимущественно продуктовые, Баженова спешит на кухню. Дел ещё полным-полно.***
— Ну и что теперь делать с этим "Кеном" на максималках?! — в бешенстве стучит по пластиковой грудной клетке Азик, уже было поверивший в простоту задания, мысленно уже стоявший одной ногой дома. Едва забрезжившая перспектива вернуться пораньше внезапно канула во мрак. — Директора мавзолея искать, — не менее раздосадованная Нелли недовольно шипит, отпихивая беса в сторону, застёгивая чёрную спортивную сумку с куклой внутри, — Сука! — Блин, значит, правду по "Рен-Тв" говорили, — обессиленно стонет Азик, привалившись к закрытому багажнику. — Чего?! А ты раньше не мог сказать?! — и без того злая ведьма закатывает глаза, — Что хоть говорили-то? — Да так, — от второй оплеухи Азик успешно уворачивается. Рука у Нелли тяжёлая. — Говорили, потому в России и живётся теперь всё хуже, что Ленина из мавзолея вынесли и закопали давно. И не будет теперь порядка на земле Русской. — А, вон оно что. Поэтому, значит, — фыркает Нелли, — Как будто до его появления тут какой-то особый порядок был, и жилось всем — зашибись. А я вот другое слышала, пророчество какое-то гласит: закопать нужно труп, как подобает. Мавзолей снести и на его же месте Ленина похоронить. Вот тогда жизнь в России и наладится. — Ага, — покатывается со смеху Азик, — Только для этого ещё сотню-другую человек рядом закопать нужно. Как раз на Красной площади, далеко нести не придётся.***
— Сорри, Варюх, работа, — приходит спустя час следующее сообщение, сопровождаемое рожицей, из ушей которой валит густой дым, — Что делаешь? Варя как раз находится в эпицентре очередной баталии со скользкой тушкой кальмара, но если ответить на вопрос честно, сюрприза не получится. — Книжку читаю В конце-концов, в перерывах она и впрямь с удовольствием бегает глазами по строчкам. — Интересная? — Очень. Кстати, что думаешь? — к очередному сообщению Варя прилагает скрин с увиденной утром цитатой про линованную бумагу и поперечное письмо. — В оригинале звучит прикольнее, — тут же отвечает Азик, — "Si os dan papel pautado, escribid por el otro lado", стишок это, испанец же поэтом был. — Круто! А о чём это он? О протесте? — Ну да, и о критическом мышлении. Буквально "не иди на поводу у других, если сам уверен в обратном". "Надо же, подходит!", — удивляется Варя тому, как органично вписывается всё ею прочтённое в реальную жизнь. Возможно и не сейчас это началось, но на фоне взлётов и падений последних дней стало особенно заметно. — "Жизнь вообще постоянно сама даёт подсказки, — понимает она, — Нужно только прислушаться, приглядеться". — Это для людей, которые сами мыслить не умеют, всё время с большинством сверяются, одобрения ищут, — продолжает Азик импровизированную лекцию, — Чтобы не боялись из общего ряда выбиться, своим путём идти... Так ты Хименеса читаешь, что ли? — Нет, — прикрепляет Варя новый скрин с горящей книгой на обложке, — Брэдбери, "451 градус по Фаренгейту". — "Рукописи не горят", — пишет Азик напоследок, присовокупив подмигивающий смайлик. Очередной неловко схваченный кальмар скользко выпрыгивает из Вариных рук, красиво взмывая куда-то под потолок, и, описав широкую дугу, неизящно плюхается на мраморный пол. — Да блин! — смеётся над своей карикатурной оплошностью Варя, и тут же оборачивается на протяжную трель телефонного звонка: Азику надоело строчить тонны сообщений, решил поговорить. — А... — радостно начинает Варя, хватая телефон спешно вытертой о кухонное полотенце рукой, готовясь поделиться пережитым и увиденным за день, рассказать, как сглупила, ожидая его к завтраку, ведь он же предупреждал вчера... И тут же осекается. — Где тебя черти носят?! — гремит из трубки голос брата. Варя даже не сразу его узнаёт — никогда Демьян на её памяти так не разговаривал. Голос какой-то... не такой. Слишком уверенный, жёсткий. Хотя, они уже давно никак друг с другом и не говорили почти. Однако вида она решает не подавать. — Кто бы говорил! — тут же занимает она оборонительную позицию, — Это тебя как черти унесли, так и след простыл, не дозвониться! И вообще, тебе-то какое дело? "Опомнился, — думает Варя со злостью, — Не прошло и года. Впрочем, год вот-вот закончится, ещё чуть-чуть, и можно было бы сказать, что в прошлом году в последний раз дома обо мне вспоминали". — Матери из школы звонили! — продолжает рычать Демьян в трубку, — Про разборки ваши рассказывали, про прогулы твои! Она тебе телефон оборвала уже, меня позвала! Как будто у меня дел других нет — тебя разыскивать! "Ага, — быстро соображает Баженова-младшая, — Значит, сроду бы не спохватились, да из школы напомнили. Прогулы! Хоть бы спросил, жива ли я вообще. Стоп, а в школе про "разборки" откуда узнали? Неужели эти дебилы видео на ютуб всё-таки залили? И что там про мать — телефон оборвала?! Явно не мой." — Вот и занимайся своими делами! — отрезает порядком разозлившаяся Варя, — А в мои не лезь! Никто мне не звонил! Никто! Три дня подряд! Четвёртый день сегодня, вспомнили! "Чёрт! — слишком поздно обрывает она себя. — Ну нахера я это ляпнула?! Мать не заметила, Демьян тоже не знал, только сегодня подключился. Сейчас начнётся..." — Варвара, ты там охренела? — от внезапного спокойствия в голосе Демьяна веет опасностью. — Чтобы сейчас же была дома! Ты где вообще шляешься столько времени?! — Спасибо, что спросил, — ехидно отзывается Варя, вкладывая в голос всю уверенность, что есть в запасе, — Я у друзей. Как раз сегодня буду мимо проезжать — загляну. Звучит это всё равно как капитуляция. Варе самой себе приходится напоминать, что это и был её план — поехать в Чертаново сегодня. Открытый конфликт в этот план не входил, но, с другой стороны, с матерью она и сама разберётся, а Демьян целый день там сидеть не будет. Да и кто-то разве обещал, что будет легко? Интересно, заметил он в матери что-нибудь... необычное? — У каких ещё друзей? Воображаемых? А вот это было больно. — Увидимся. — коротко бросает Варя, сбрасывая звонок. При ближайшем рассмотрении на смартфоне действительно обнаруживается пять пропущенных вызовов от матери и два от Демьяна. Утром, боясь разбудить Азика, Варя поставила телефон на беззвучный режим, и включила сигнал только по возвращении домой. Ежеминутно проверять звонки и сообщения она, отчаявшись, бросила ещё два дня назад. Телефон, конечно, подмигивал сегодня зелёной лампочкой, но от демона регулярно приходили сообщения, и копаться в уведомлениях Варе в голову не пришло. "Пять звонков за четыре дня. Телефон оборвала", — с горечью думает Варя. — "Всё настроение испортили за три минуты". "А Азик столько всего сделал, чтобы мне его поднять", — вдруг вспоминает она. Вспоминает с нежностью, хватается по давней привычке за светлые моменты — теперь уже не за далёкие, из детства, а за совсем свежие, вчерашние. Как он смотрел — внимательно, будто вслушивается в каждое произнесённое ею слово, будто правда понимает... Как смеялся — ярко, живо, так, что прохожие оборачивались им вслед. Как вдохновенно рассказывал, какой горячей была его рука, как дрожал голос, когда он позвал её сюда, домой... "Ой, пирог!" — подхватывется по сигналу таймера вмиг повеселевшая Варя, выуживая из духовки благоухающий на весь дом банановый десерт, попутно прикидывая, как бы получше замаскировать чуть подгорелую с одной стороны корочку. Кружка ароматного кофе, вновь открытая уже на середине книга, какафония запахов и лёгкая дымка в воздухе оттого, что не сразу сообразила, как включается вытяжка — Варя вновь чувствует себя почти счастливой. "Вот так! — радостно говорит она себе, — Вам меня не достать! Не напугать и не сбить! Я уверена, я пишу поперёк, теперь знаю, как!" Запуская на смартфоне ритмичный трек, Варя готовится к новому раунду против коварных кальмаров.***
— Сука! Тварь! Кошкоед херов! Нелли трясёт от злости, внедорожник виляет по обледеневшей Кольцевой, как банка, привязанная к хвосту дворовой собаки. Азик предлагал свои услуги водителя, но ведьма машину предсказуемо не дала — не доверила любимую игрушку. А может, она у неё что-то вроде фамильяра. Тем лучше — можно расслабиться, Варюхе написать. — Ну, не расстраивайся ты так, — успокаивает он разбушевавшуюся напарницу в перерывах между сообщениями, — Шуганули мы его знатно, долго ещё отходить будет. Хочешь, мы его самого потом на кошачий корм пустим? — Хочу! — капризно шмыгает Нелли острым носиком, — Надо было закопать его вместе с ценным экспонатом, да и дело с концом! Ты нафига меня остановил? — Да хер его знает, — внезапно честно отвечает бес, — Забавный он. Пятёрка у него по научному атеизму, Ильич "в сердечке"... Он бы реально в той яме и умер за идеалы свои дутые. Не свои даже, навязанные. Идеальный гражданин — тупой, как тапочек. Директор цирка — это другое. Не грешник — загляденье. Ведьма плотоядно ухмыляется, вспоминая удачную расправу. В тот раз они с демоном были удивительно единодушны — Азику поперёк горла встало такое ярое стяжательство и лицемерие, Нелли хватило по верхам пробежаться своим колдовским зрением, чтобы оценить масштабы трагедий совращённых усатым сластолюбцем подчинённых. Молоденькую гастарбайтершу-мороженщицу тоже ничего хорошего не ждало — скоропостижная беременность, хиленькие откупные, пинок под зад из сытой Москвы, отчаяние, безденежье, одиночество. Женская солидарность взыграла. — Эй, да что ты там весь день делаешь — инструкцию по рисованию ровных стрелок пишешь? — Неудовлетворённое любопытство салонной кумушки с трёхсотлетним стажем буквально искрит в воздухе. Нелли явно чует подвох, но придраться, вроде, не к чему. Не то чтобы Азик и раньше не копался весь день в смартфоне. И не то чтобы делал он это с каким-то очень уж умным видом. Но с такой довольной рожей... Вон, край улыбки, кажется, аж за ухом пропал. И вообще, другой он какой-то сегодня... — Нет, ветеринарки гуглю, — не моргнув глазом, отвечает Азик, только что отправивший Варе ликующее "Еду домой!", присовокупив от избытка чувств почему-то танцующую сальсу деваху в красном платье. — Оформим завтра на тебя справочки — так, на всякий случай — в переноску посадим, и через зеркало культурно пронесём, прямо во вражескую столицу. Демонстративно закатив глаза, Нелли уже готовится дать достойный ответ, огласить список мест, в которые бес мог бы поглубже затолкать свои "справочки", как вдруг сама удача загорается для неё экраном чужого устройства: вместо ожидаемого "хорошо" или "уже жду" или даже радостного "ура!" (Азик на что-то подобное втайне надеялся), Варя в ответ присылает селфи: яркая улыбка, большой палец поднят вверх. — Нет, если тебе что-то не нравится, можешь, конечно, на двух ногах и самолётом... — продолжает Азик, резко гася экран, — Сколько там от Москвы... часов двенадцать? Я тебя подожду, на Бродвее где-нибудь. Несколько шоу-программ глянуть успею. Начальству, конечно, придётся объяснить потом, почему так долго... Но ничего, что-нибудь придумаем. Поздно. Ни откровенная радость в глазах беса, ни сама фотография от острых с вертикальными зрачками глаз не ускользнули. Синий ёжик волос, чуть оттопыренные уши, огромные глаза на худом лице — перепутать невозможно. Собственная широкая ухмылка профессиональной сплетницы озаряет уже немолодое, но всё ещё красивое лицо. Кошачье чутьё не подвело. — М-м-м, сестричка Антихриста... оригинально... — с нарочитым безразличием тянет ведьма, — Опять чёртова помощь потребовалась? Что на этот раз — шнурок развязался? — А? — якобы рассеянно переспрашивает Азик, лихорадочно соображая, как теперь отвлечь назойливую товарку, попутно проклиная себя на всех известных языках. Знал же прекрасно, что любопытство раньше Нелли родилось, какого хрена не остерёгся? — Да так, фигню какую-то шлёт, неважно... Что с заданием-то делать будем? Этот твой частичный поедатель слонов точной информации не предоставил. Что за американцы, откуда... Куда конкретно за вождём чесать теперь? "Ага — неважно! Мог бы и получше постараться", — усмехается Нелли неумелой попытке скрыть от неё такой многообещающий повод для сплетен. Ещё в первый раз, когда Варя звонила в панике, прямо посреди их ответственного задания, реакция Азика была какой-то странной. Но зацепиться тогда особо было не за что. Хотя... — А ты всем случайным знакомым свой номер раздаёшь или только этой? — спрашивает она, как ни в чём не бывало, игнорируя его вопрос. "Да какого хера?!" — мысленно орёт Азик лозунг всего сегодняшнего дня. "Вот же доебалась, подстилка сатанинская! И я хорош — Варьку, получается, подставил. Подождать не мог со своими сообщениями грёбаными!" И не за то ли он всегда любил работать с Нелли, что она в дела его никогда не лезла, личной жизни не касалась? "А, ну точно! Не было же у меня никакой "личной жизни", вот и нечего было касаться", — тут же отвечает он сам себе, — "А теперь, получается, появилась? Получается, так". Ещё не сжившись до конца с этим открытием, ещё не додумав в меру ироничную отбивку вроде "Ну да, неделю за ней бегал, чтобы свой номер вручить, всегда так делаю", Азик тут же огребает вопрос вдогонку. — Она хоть в курсе, с кем время проводит? — голос ведьмы по-прежнему звучит обманчиво обыденно, будто и не любопытно вовсе. Про проведённое время она вообще наугад выстрелила, но, судя по опасно засветившимся глазам демона, попала в десятку. Да и с чего бы мелкая ему писала, если бы он тогда, придерживаясь своей заявленной позиции, из школы её не забрал? То, что гордости девчонке не занимать, Нелли помнила ещё по визиту в убогую халупу Баженовых — на обидные слова ведьмы Варя только нос повыше задрала, обожгла ледяным взглядом. Не похоже, чтобы такая свою компанию чёрту этому популярному навязывала. Значит... — Ага, — решает ничего не отрицать Азик. Во-первых, уже бесполезно — только чужое любопытство ещё больше распалишь. Во-вторых — что она сделает-то? Скучно ей, поди, мнит о себе невесть что, а по душам-то поговорить не с кем. "А, ну да, — вспоминает он, — души-то у неё тоже нет, всё нормально". — В курсе. И тут же невольно улыбается одним уголком рта, вспоминая Варину реакцию на его откровения, собственное неловкое признание про рога... Ведьма наверняка заметила. Да и хрен с ней. — А-а-а-а, — тянет Нелли, обдумывая следующий ход, — Ты развлекайся, конечно. Смертные — они забавные. Главное, в натуральном виде ей не показывайся, а то убежит с криками, расстроишься потом, наиграться не успеешь... Фальшивое участие представляется женщине-кошке идеальным инструментом для того, чтобы развести уже, кажется, сдающего позиции беса на откровенность. Мысленно потирая руки, Нелли продолжает: — Красоту тьмы не все оценить способны... Да ты и так знаешь, наверное. У тебя, поди, этих Варь... За столько-то веков. Ведьма, начиная эту свою игру, полагала её вполне невинной, даже не подозревая, что может наткнуться на что-то серьёзное. Предвкушала очередное веселье, готовилась в ответ поделиться пикантными историями о собственных любовниках, посмеяться хорошенько. Интрижки со смертными — эка невидаль, да у них с Владыкой Ада такое даже за измену-то никогда не считалось. Пока... — пытается она оборвать себя, но поздно: мысль уже оформилась и острым краем вонзилась в сердце. В его остатки. "Пока в очередной раз матерью Антихриста не стала другая. Жердь эта из Чертаново, с ноющим голосом, с глазами как у побитой собаки". А обещаний-то было! "Киса моя ненаглядная, ты станешь лучшей матерью Антихриста! Наш сын будет править миром!" И что? Повелась же снова, дура! В который уже раз за три столетия? И ни разу Сатана мимо девственницы с чистой душой пройти не смог. Хотя клялся ведь, что во все эти предрассудки не верит, что не осталось их уже — девиц этих чистодушных, что из настоящей ведьмы мать для Антихриста намного лучше выйдет, чем из девчонки, которая и матерью-то быть не собиралась... И ещё раз. И ещё. "Какая-то неделя кромешного пиздеца" — в бешенстве думает Азик, изо всех сил пытаясь сдерживать себя, чтобы не раскрошить красивые человеческие зубы, сжатые в нечеловеческом гневе. — "Вот не всё ей равно, шкуре блохастой. Без мыла же влезет!". Фальшивое сочувствие тому, что он не успеет с Варей "наиграться" в цель не попадает — в своём отношении к Баженовой-младшей Азик совершенно уверен. Как оно называется, откуда взялось, почему — в этом он не копался и не собирается, но и врать самому себе на прямой вопрос не собирается тоже. Какие уж тут игры, когда мир вот-вот рухнет. Про количество условных "Варь" — тоже мимо. Во-первых, Варя такая одна. Во-вторых, не было их в его жизни — других. Никаких не было. С тех самых пор, как прибыл на Землю, ходил бес с людьми параллельными путями. Наблюдал, конечно, с интересом, за их отношениями, основанными чаще всего на стремлении продать себя подороже — что у мужчин, что у женщин. Подзуживал, подстрекал, души ловил — работал, короче. В последнее время с людьми, правда, больше сотрудничал — времена изменились, смертные столько всего нового придумали, кто кого совратил ещё — вопрос. Ценности сменились, короче. Но чтобы кого-то близко к себе подпускать, по душам разговаривать, дни вместе проводить, в жизнь свою встраивать — и в голову прийти не могло. Пока она не появилась. Здесь кошка промахнулась, в "молоко" выстрелила. Но вот сентенция про натуральный вид и красоту тьмы... чтоб ей пусто было. Варя его в этом "натуральном виде" действительно не наблюдала. Только в зеркале тогда, и то краем глаза, со спины. "И что с ней было потом..." — вспоминает Азик практически против воли. Падая с благостных Небес, разбиваясь о раскалённую иссохшую землю великой Пустыни, испытывая муки адской боли, лишаясь белоснежных крыльев, он думал, что это и есть его кара. К тому, в какое жуткое создание он после этого превратится, новоиспечённый демон и сам не был готов. Сатана, конечно, напиздел, как обычно. То есть, наоборот — кое-какие детали утаил. Что, блядь, за крайности такие — если не крылья, то хвост? Да... цена, конечно, высокая. Но ведь заплатить её, чтобы "своего" человека встретить, стоило! — Внезапно признаётся себе Азик, — Жаль только, что поздно так. А теперь из-за этого адского "апгрейда" и потерять её будет проще простого. Парадоксы эти ёбаные! — А ты сама давно ли смертной была? — как ни в чём не бывало интересуется бес, закидывая ногу на ногу, невзначай упираясь подошвой огромного кроссовка в дверную панель. Тихое шипение ведьмы — отличное начало сатисфакции. — Помнится, тебя эта "красота" ни разу не остановила. Я бы сказал, привлекла. Притянула. Это же ты у нас — невеста Сатаны. "Вечная", — проглатывает он недостающий обидный эпитет. Перебарщивать тоже не стоит. Внутренний радар и так вовсю фонит, напоминает, что на затронутую им тему наложен негласный запрет. Подколы подколами, а сложные отношения напарницы и непосредственного начальства никогда не обсуждались. Стоп-сигналы в мозгу вовсю мигают красными лампочками: опасно! "Да и похер! — в который раз за день говорит себе Азик, — А лезть ко мне... к нам... не надо было! — Он-то тебе, поди, регулярно в своём истинном облике является — продолжает бес, поглядывая на собеседницу с холодной улыбкой, — Сатана-то пострашнее меня будет, да и... покорпулентнее, так сказать... и ничего, тебе же всё нравится? "В яблочко!" — ликует Азик. Глаза у Нелли застыли, превратились в два куска льда. — "Получается, не видела она Сатану в этом "натуральном виде", про который тут распинается. Не являлся он ей. Интересно, почему? Она-то сама теперь бессмертная, в Ад влюблена до безумия, ничего не боится. Что-то здесь... нечисто", — усмехается он удачно подобранному слову. — Очень нравится! — с вызовом отвечает Нелли. Проиграть эту партию она себе позволить, конечно, не может. — Но не про меня речь. И не про Сатану. Ну, допустим, понравится ей за рожки держаться. А вот ты что делать будешь, когда, к примеру, она поймёт, что ты сам ей не так уж и интересен? Демоническое естество, знаешь ли, никуда не денется... Ну, поиграет в это немножко, дело молодое. Наиграется только быстро, к своим потянет... "Ты бы определилась уже, на что давишь: на то, что я наиграюсь или что со мной наиграются?" — мысленно закатывает глаза Азик. Но вслух внезапно говорит другое. — Ну, тут ты, пожалуй, права, — отвечает он с тяжёлым вздохом, — Тебе, конечно, виднее, что делают с теми, с кем наигрались. Я вот слышал, их трудоустраивают неплохо, соцпакет там, обещания разные... — говорит он вкрадчиво, с интересом наблюдая, как ведьма меняется в лице. — Слушай! А давай ты мне совет дашь? — Азик уже понимает: понесло конкретно. Но с гневом справляться, вроде, получается. Вот только вышеупомянутых рогов тут не хватало. — Время в дороге ещё есть, устроим "Понять. Простить"? — Нет. — голосом Нелли можно заморозить капли дождя на ветровом стекле. — В смы-ы-ысле, — манерно тянет бес, упрямо игнорирующий предупреждающую иллюминацию на подкорке, — Ты что, не смотрела, что ли? Такой кринж пропустила! — Времени нет. — В голосе уже не холод. Металл. — Выметайся. Резко остановив машину на светофоре, не утруждая себя правилами парковки, ведьма щелчком пальцев распахивает пассажирскую дверь. — Где тело вождя завтра по своим каналам разведаю и за тобой заеду. Может быть. "Продали наши американцам... " — передразнивает она, — Дошутился, блядь! — Окей, — беззаботно отвечает Азик, не особенно скрывая в голосе полнейшее моральное удовлетворение: этот "версус" выигран им вчистую, аргументы у кошки закончились. Чувство, конечно, всё равно неприятное, гложет что-то, — Спасибо, что подвезла! Спрыгнув из высокого автомобиля прямо в глубокую лужу, подняв фонтан брызг — кожаным штанам и дутой куртке всё равно, а вот светлому салону профессиональной чистки не избежать — демон, насвистывая, направляется к стоянке такси.***
— Опять тьма накрыла город, — патетично провозглашает Азик, едва переступив порог, скидывая прямо на пол забрызганную грязью куртку. — Седьмой час вечера на дворе, а ощущение, что два ночи. Варя в ответ на сообщение о скором его прибытии и предложение спускаться, чтобы отправиться в Чертаново немедленно, ответила категоричным "Сначала ужин!". Отсрочке этой демон даже порадовался: денёк выдался — не бей лежачего, передышка даже существу потустороннему не повредит. — Это же декабрь в Москве, — пожимает плечами Варя — сияющая от радости, с трудом удержавшаяся от того, чтобы тут же броситься ему навстречу. Весь день испытывая смутную тревогу, то и дело скатываясь в самокопания, она чувствует теперь огромное облегчение. — Утром тьма, днём тьма, вечером — вообще как ночью. Скорей бы уже весна... и лето... "Эх, не знает же ещё..." — вспоминает Азик недоброе, — "Весна-то, может, и будет, вот лето — не факт. Может, и лето застанем — Апокалипсис за день не делается. Только счастья-то от такого лета... Рассказать, что ли?.. Вот прямо сейчас, на этом самом месте, пока не уехали. Может, — тешит он себя надеждой, — Это ей поможет как-то. Ну, правильное решение принять, если она всё-таки сомневается, и поэтому едет. Гештальт этот свой закрыть и вернуться. К нам... ко мне." "А с чего я решил, что это решение для неё — правильное?" — вдруг ушатом ледяной воды выливается на него мысль, — "Говорила же кошка старая: "Наиграется, к своим потянет". Из вредности говорила, конечно, но смысл в её словах есть. Какая бы ни была, но там у неё — семья. Популярная человеческая ценность. А я — кто? Давно ли вышел у неё из статуса "бесячий блогер"? Рассказать всё сейчас — а вдруг она как раз под влиянием момента то самое решение примет? Нет, — окончательно понимает он, — Сейчас — точно нет. Не сегодня". — Как дела, Варюх? — натягивает он на лицо фирменную улыбку. Получается всё равно как-то вымученно. — Что у нас на ужин? — Кальмары в сливочном соусе, — улыбается Варя, счастливая оттого, что наступил наконец вечер, что Азик вернулся и принёс с собой прежние уют, покой, безопасность. И хочется, чтобы он почувствовал то же самое, выбросил из головы очередной тяжёлый день, ну хоть ненадолго, болтая с ней за ужином... — Я приготовила. Только, — чуть краснеет она, — кажется, жестковаты получились. — Ничего себе! — искренне удивляется Азик. Варя краснеет сильнее — такое восхищение ещё не виденными даже кулинарными её достижениями очень приятно. — Кстати, лайфхак, — продолжает он весело, снова расслабляясь, проходя в кухню, тщательно моя руки здесь же, под не терпящим возражений Вариным взглядом, — Кальмаров если переваришь — не страшно, можно ещё полчаса проварить, и они снова мягкими станут. Уменьшатся только. В каком-то кулинарном шоу рассказывали. — Да, но они фаршированные, — смущается Варя. — А, ну... тогда проблемка у нас, — смеётся Азик впервые за этот проклятый день, и, наконец, оттаивает, оживает. Ужин проходит бодро, многострадальные кальмары оказываются вполне съедобными, так что похвала искушённого кулинарными изысками демона воспринимается снова зардевшейся Варей как вполне заслуженная. Но вот грядущая поездка к матери, вернее выданное ей Азиком обещание в этой поездке участвовать, вызывает теперь не только досаду, но и стыд: выглядит бес откровенно усталым, каким-то даже потерянным. Вот за каким вообще было его в это втягивать — мало ему своих проблем? Поехала бы сама. Ну да, сил на это в себе не найти. Значит, искать надо было лучше! О звонке Демьяна Варя твёрдо решила не рассказывать. Поняла, почувствовала, что демона такой поворот не обрадует, и к чему лишний раз его волновать? Да и, в конце-концов, ничем она брату не обязана — ну, ляпнула, что сегодня мимо проезжать будет, и что? Не проезжала, значит. Завтра — внезапно, без предупреждения, одна. — Азик, — говорит она тихо, смущаясь, — Ты извини... может, в другой раз? Не поедем сегодня, это же не срочно. И... "И не хочется мне туда ехать!" — заканчивает она про себя, — "Забыть хочется, как страшный сон. А ехать всё равно нужно. И тянет туда почему-то. Очень сильно тянет, как магнитом. Чертановское, мать его, притяжение." "И мне тебя туда везти не хочется", — отвечает он ей молча на невысказанное, — "Возможно, отдать... нет, отпустить — насовсем, добровольно. И даже если нет — чувство какое-то нехорошее. Но ты же всё равно поедешь. Уж лучше вместе". От нападок собственного разума, пожелавшего немедленно расспросить, с каких пор он проявляет собственничество и желание всё контролировать, Азик отмахивается, как от назойливых мух. Не время. — Варь, — отвечает он вслух, так же тихо, наклоняясь к ней, глядя в глаза, — Ты же знаешь: "перед смертью не надышишься". Раз настроились — нужно ехать. У меня сегодня такой херовый день был! — внезапно жалуется он искренне, совсем уж для себя неожиданно. "Кажется, говорил раньше то же самое, совсем недавно". — Давай его уже добьём, а? Не будем ещё и следующий портить. — Ага, — кивает она с облегчением: неловко, конечно, вышло, но одной ехать не придётся, — А ты меня больше затыкать не будешь? А то мне не понравилось! И пива у нас сегодня нет! Вот она — слегка растрёпанная, глазастая, настоящая — здесь, рядом. Подхватывает его смех — чисто, звонко. Улыбка от уха до уха. "Никогда" — думает Азик с чувством, подозрительно похожим на обычную человеческую нежность, — "Больше — никогда". И нет никакого конца света — не здесь, не сейчас.Примечание перед 13 главой
Ну что, друзья, перед смертью не надышишься, а этого разговора не избежать, как бы мы его ни оттягивали. В ожидании новой главы поговорим об анатомии ангелов и демонов в каноне. Точнее, о лютой дичи, которая там творится. И о том, почему мы-таки пишем AU. В первую очередь мы считаем, что отсутствие гениталий у ангелов и демонов в сериале обусловлено только желанием авторов сделать отсылку к "Догме", (очень всратую) и попутно служит утешительным фактором для Азика, ставшего человеком и лишившегося своего демонического могущества. (Утешение так себе, конечно, но у него ещё не было времени это осознать, а ещё он по канону тупенький). В общем, мы пишем не так, как в каноне, не потому, что ещё и писать этот кринж не переживём, (хотя поэтому тоже), а потому, что мы в этот сюжетный ход, в это условие не верим. А чтобы писать историю, в неё нужно хоть немножко верить. А вот и причины нашего недоверия: 1) Допустим, у ангелов нет гениталий. А для чего им тогда вторичные половые признаки? То есть, они могли бы иметь андрогинную внешность, но нет, сплошь мужики. 2) Все атрибуты обычного человеческого тела у них имеются. Пупки, например. Хотя нам чётко дали понять, что земные женщины их не рожали. Ну, допустим, для конспирации. Но участница фан-встречи очень правильный вопрос задала: вот они возносятся, тела остаются, приезжает следственная бригада, а там люди вообще без выделительной системы. Так себе конспирация. 3) Кстати, о выделительной системе: они там пьют-едят, между прочим, куда это всё девается? 4) "Как узнать наверняка, что внутри у колобка? Может, ты его проглотишь, а внутри него - река". Из Азика на манеж цирка выпали кишки. Откуда они у него? Ну ладно, хорошо, допустим это иллюзия. 5) Дед с ними, с ангелами. Что с демонами? Почему один направо-налево детей строгает, а другой просто ходит красивый? Оба - падшие ангелы, из рая уходили вместе или практически одновременно. "Я уходил, чтобы принять участие в перспективном стартапе. А всё превратилось в ад". "Превратилось", "стартап" — то есть, ада ещё не было, Азик стоял у истоков его создания. Не то чтобы там очередь какая-то была, и тем, кто стоял последними, органов не хватило. 6) Рога, хвост и копыта — все символы и признаки связи демонов с животными началами, со звериными инстинктами, преобладающими над началом духовным, значит, отросли. А гениталии — нет. Ага. 7) "Бог берёг нас от греховных удовольствий". А почему так избирательно? От чревоугодия, например, он их не берёг. Там и вполне себе действующие ангелы колу хлещут, да и доместос им так нравится, что они посреди важного разговора в магаз бежать готовы. Это греховное удовольствие чем-то лучше? От гордыни тоже никто никого не бережёт. Никакая молния не бьёт в Григория за его карьерные амбиции, а Даниель вообще так бодро на них сыграл, чтобы остаться на земле, что должен был тут же пасть как искуситель. А тщеславие? Что если бы на Азике не держались мейк и краска для волос? Вполне себе телесное проявление защиты от гордыни. Ну и от более страшных грехов их никак не защищают, на убийство-то они способны. Получается: "Ну, убить ещё куда ни шло, но трахаться?! Азик, ты совсем конченый?" 8) Ну и финалочка: мы тут пришли к выводу, что по условиям канона секс в этой вселенной сам по себе грехом не считается. Вот, например, Мария. Сначала на подарок соблазнилась, потом возжелала незнакомого мужика. То есть, речь о сексе по любви здесь вообще ни разу не идёт. И при этом Нелли говорит ей: "Если бы не твоя сраная чистая душа!..". То есть, после всего вышеперечисленного душа Марии осталась чистой, и Сатане вспоследствии, чтобы ею завладеть, пришлось заключать договор. При этом души подписчиков Азика его не заинтересовали, потому что они и так "его". Галя, кстати, будучи в чистилище, ожидает поезда в рай. С Галей вообще интересная ситуация. Да, жениху она изменяла неосознанно, но, (мы не знаем, почему никто не заметил, ну или по крайней мере мы не видели, чтобы кто-то об этом писал), все же помнят сцену раздачи подарков? Сатана, глядя Гале в глаза, обещал ей вручить подарок позже. "Подарок" все мы видели. Внимание, вопрос: о чём думала Галя, глядя на отца жениха? Это ли не классическое прелюбодеяние как его понимают христиане? И когда Демьян возмутился: "Ты чё, правда думала, что это я?", то мы сначала подумали: "Ты что, совсем тупой? Тебе же сказали: он выглядел точно как ты. Это, на минуточку, Сатана, он только что и покруче номера исполнял". А потом до нас дошло: он таким образом говорит, что оральные ласки и святой Демьян — вещи настолько несовместимые, что Галя в ответ на такую инициативу реально должна была усомниться в его личности. Она же говорит: "Ты так раньше не делал". То есть, её сексуальная жизнь была скучноватой,разнообразием не отличалась, и подобные мысли при виде мужчин крутились у неё в голове постоянно. Ну или не при виде, а вообще. И всё нормально, душа чистая. Так что все эти анатомические ухищрения для гипотетической защиты от греха — бред бредовый. Вот у нас их и не будет. Всё у всех на месте, никто из читателей себе лоб фейспалмом не разобьёт. Ну... не должен. А теперь дружно сделайте, пожалуйста, вид, что вы не поняли, к чему это всё. Ну и поделитесь с нами своими мыслями на этот счёт, чтобы мы тут не одни орали чайками. Всё читаем, если есть, что сказать — отвечаем. Терпения нам всем!