ID работы: 12862286

Драконы старой Валирии

Слэш
R
Завершён
186
автор
Размер:
72 страницы, 7 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
186 Нравится 69 Отзывы 51 В сборник Скачать

3

Настройки текста
3. Церемония в честь Гэлитокса, бога небесных светил, проводилась на открытой площади перед храмом, чтобы встречать первые отблески рассвета. Прихожане были одеты в традиционные туники из простого некрашеного льна, головы женщин укрыты легкими покрывалами. Каждый молящийся держал в руке свечу из алого воска, огоньки трепетали на легком утреннем ветерке. Молитвенные песнопения жрецов звучали размеренным речитативом, становились все громче и громче, пока не достигли вышей точки. Хелейна тревожно поежилась и прижалась ближе к Эймонду. Свободной рукой он погладил сестру по руке. У нее снова выдалась неспокойная ночь, последнее время ее часто одолевали сны и видения, Хелейна шептала что-то об огнях с небес и разверзшейся земле. Теперь эти прорицания становились чаще, а иногда настигали ее и днем. Эймонд тревожился о сестре. Никто не знал, что значат видения, даже она сама, но они неизменно вызывали тревогу. С самого раннего детства у Хелейны проявился дар прорицания. Визерис хотел отдать ее послушницей к жрецам Шрикос или к колдунам Анагриона. Жрецы говорят, что пророческий дар дается богами, но нужны годы, чтобы научиться контролировать и толковать видения, они могли ей помочь только если она полностью посвятит себя служению. Но леди Алисента воспротивилась. Колдуны и служители культов приносили обет безбрачия и разрывали связь с семьями. «Хелейна моя единственная дочь! Ты отберешь ее только через мой труп!», – негодовала мать, и отец пошел ей навстречу. Он редко перечил своей жене и не слишком участвовал в воспитании детей. Сначала Эймонд был рад, что Хелейна осталась с ними, но потом стал сочувствовать сестре, которой видения приносили столько горечи. А потом она стала еще несчастнее, когда ее по традиции выдали замуж за Эйгона. Этот брак принес Хелейне много слез, двух детей и пустую постель большую часть ночей. Эймонд всегда жалел, что не он родился старшим, Эйгон был никчемным во всем, не годился на роль будущего главы рода, политика или мужа. Если бы Хелейну выдали за Эймонда, он бы позаботился о ней, пусть ее постель еще чаще оставалась бы пустой, но был бы к ней добр и никогда не унизил. Сейчас старший брат стоял чуть поодаль от отца и матери и даже не пытался спрятать зевок. Взгляд Эймонда скользнул по склоненным головам молящихся. Чуть в стороне на два ряда впереди он заметил своих родственников, Деймона Таргариена с семьей. Рядом с Деймоном стоял Джекейрис, чуть поодаль няня с младенцем на руках. Рейнира держала другого ребенка, а к ее боку прижимался Люцерис. Эймонд невольно усмехнулся. Люцерис всегда был маменькиным сынком и любил держаться с Рейнирой за руки. Сейчас он выглядел таким сосредоточенным и серьезным. Свеча подрагивала в его руках. Мысли Эймонда невольно вернулись к недавней гонке. Там Люцерис вовсе не выглядел ребенком, на удивление его племянник оказался великолепным всадником, а гонки не детской забавой, как он привык считать, а вполне серьезным и опасным занятием, и Эймонд невольно увлекся. Он сказал Люцерису, что поставит на его соперника, но лишь для того, чтобы разозлить мальчишку. Он не собирался делать ставки, а когда началась гонка, понял, что его симпатии на стороне племянника. Ему было плевать на чванливых сынков знатных лордов, которые всегда задирали нос, он не желал никому из них победы, и невольно восхитился мальчишкой-бастардом, который обставил почти всех чистокровных всадников. Эймонд даже гордился, что этот мальчишка – его кровь. Люцерису вовсе не нужно об этом знать, Эймонд не собирался поздравлять его после гонок, а после отказался от праздничного ужина, на который его приглашал Деймон. Встреча с Люцерисом и так всколыхнула все чувства, с которым он так долго боролся, не хватало еще больше потакать этой нелепой одержимости. И все же взгляд невольно отыскивал в толпе прихожан кудрявую темную макушку. Жрецы вывели к алтарю белоснежного жертвенного ягненка. Животное опоили перед церемонией, и теперь оно спокойно опустилось на колени. Верховный жрец полоснул ножом по горлу, выпуская кровь в бронзовую чашу. Хелейна вздрогнула и прижалась к Эймонду. Она не выносила жертвоприношений. Когда чаша наполнилась до краев, жрец пропел «Гэлитокс, освети нас милостью своих лучей», поднес ее к губам и сделал глоток. Оставшейся кровью окропили алтарь. Кровь темной лужицей собралась в углублении на каменной крышке. Тело ягненка положили на землю перед ступеньками храма. Рабы в набедренных повязках с татуировками по всему телу вынесли огромный рог Укротитель драконов. Когда один из рабов подул в него, глифы на его гладкой черной поверхности загорелись, как раскаленные угли. Воздух наполнил оглушающий грохот, от которого заложило уши и заслезились глаза. С крыши храма поднялся золотой дракон Гэлитокс, названный в честь бога, которому служил. Он слетел на землю, обнюхал ягненка, а потом выпустил струю огня. Когда дракон в один присест проглотил поджаренную тушку, верховный жрец торжественно возвестил, что подношение принято, и боги даруют благоприятные знамения. Прихожане задували свои свечи, подходили к алтарю и, окуная палец в кровь, прикасались к своему лбу, а потом начали молча расходиться, не забыв напоследок опустить монетку в жертвенную чашу. * Свободные граждане Валирии принимали участие в выборах архонтов и главных должностных лиц Фригольда, а потому очень важно было заручиться их голосами, и каждый политик вкладывал немало средств, чтобы заполучить народную любовь. Они боролись друг с другом за право организовывать праздничные представления, угощения и игры. В этот раз бойцовые поединки в честь праздника Гэлитокса устраивал Деймон Таргариен. Деймон признался Эймонду, что пришлось немало потратиться на взятки, чтобы ему достались эти игры, а чтобы нанять лучших бойцов, пришлось и вовсе просить в долг у Корлиса Велариона. Впрочем, он задолжал бывшему тестю столько, что еще одна лишняя ссуда ничего не изменит. – Как только я получу закатные королевства, я все верну с лихвой, – хвастался Деймон. Игры проводились на малой арене Старого цирка. В этот раз Деймон был без семьи, но пригласил столько знатных лордов и граждан, сколько смог. Он расположился в почетной ложе на противоположной стороне арены. В этот раз Эймонд не сидел с ним рядом. Он со своей стороны тоже постарался привлечь как можно больше знакомых, и за помощью пришлось обратиться к Эйгону. В отличие от Эймонда, который серьезно занимался учебой и политикой, Эйгон вел праздную жизнь, зато был на короткой ноге практически со всеми молодыми аристократами. Ему не составило труда созвать на игры как можно больше своих друзей, а также организовать для них вечеринку. И каждый раз он упускал возможности упрекнуть Эймонда: – Теперь, когда ты увлекся политикой, то вспомнил, что у тебя есть брат, и я сразу стал тебе нужен. На это Эймонду нечего было возразить. – Что ж, я не против тебе помочь. Всегда готов принять участие в празднике, особенно, если плачу не я! Эймонду пришлось выложить немало средств из своего дохода для праздничного вечера, на который собирался пригласить всех молодых всадников, которые имеют какой-то вес в обществе. Эйгон уже похвалился, что нашел место, заказал лучшие угощения и вина, нанял музыкантов, танцовщиков и шлюх. «Ничто так не привлекает политических сторонников так, как совместные увеселения», – заявил он. Эймонд никогда не скрывал пренебрежения к брату, но теперь был рад, что у Эйгона незлобный характер, и он легко забывал обиды. Друзья у него были такими же беспутными гуляками, но на трибуну арены он созвал и немало молодых людей из самых значительных семейств. Эймонд изредка общался с ними в Сенате или на публичных сборищах, но никогда не был близок, и в который раз подивился, как легко Эйгон сходится с людьми. Если бы он был более серьезен, то сумел бы направить свои умения в нужное русло и многого добился. Сейчас Эйгон воспринимал это все лишь как забавную игру, и скоро ему надоест, но пока Эймонд собирался получить от его помощи все, что можно. Первая пара бойцов закончила поединок слишком быстро, публика была не удовлетворена. Когда слуги утащили мертвое тело, а победитель скрылся под трибуной, на песок вышли свежие бойцы в легкой броне с кривыми мечами и короткими щитами. – Этот бой должен быть интересен, – лениво заметил Эйгон, потягивая вино. – Я поставил тридцать золотых на Антеракса. – А я поставил пятьдесят на Сортареса, – возразил его приятель Велейрис, внук дарилароса. – Это ведь он фаворит. – Выходит, я не на того поставил? Что ж, плевать! Надеюсь, они не убьют друг друга слишком быстро, – отозвался Эйгон. Эйгон не слишком жаловал официальные игры, они казались ему слишком пресными. Он предпочитал подпольные бои, особенно, если в них участвовали дети. Новая пара бойцов не разочаровала публику. Они были равны по силе и умениям, а потому ни один не мог получить преимущество. Они долго кружили друг напротив друга, обмениваясь осторожными ударами. Толпа начала подбадривать, требуя крови, и внимания ее пожеланиям, бойцы с яростью ринулись в атаку. Зрители ревели от восторга, когда клинок находил цель, и на песок проливалась кровь. Сменился почти полный оборот часов, прежде чем мертвый Сортарес рухнул у ног соперника. Эйгон отсалютовал Велейрису, празднуя свой выигрыш. Молодые аристократы лениво наблюдали, как на арене бойцы убивают друг друга, иногда поединок привлекал их внимание, если они ставили на него деньги, но скорее становился лишь приятным фоном для беседы. Мелкие игры, вроде этой, чаще обходились без смертей, но сейчас Деймон не поскупился на кровавые поединки. Толпа ликовала. Обычно Эймонд с интересом следил за боями, но сегодня старался больше внимания уделять своим новым приятелям. У него даже не было времени побеседовать с Деймоном. Но он надеялся, что его старания окажутся не напрасными. Юные всадники разделяли тягу Деймона к приключениям, многие готовы были отправиться на завоевание тотчас же, но им нечем было заплатить за эту авантюру, все средства контролировали главы семейств, а содержания, что получали их дети, хватало на праздную жизнь, но никак не на завоевательные войны и создание новых колоний. Однако на голосовании в Сенате их голоса имеют такой же вес, как и самых уважаемых и знатных всадников, и они вполне могут перетянуть преимущество в пользу Деймона. Эйгон окончательно отвлекся от поединка и снова в красках описывал, какой замечательный праздник собирается устроить. Он снял роскошную виллу на окраине уединенного квартала Драконов, где знать любили устраивать свои самые разнузданные пиршества. – Мы можем делать все, что пожелаем, целую ночь! – обещал он. – Вы должны позвать на праздник Люцериса Велариона, – вдруг заявил Гейон Малинарис. Его приятели охотно поддержали. – Да-да! Он был великолепен в последней гонке! – Почему не Алхориса? – удивился Эймонд, пытаясь казаться невозмутимым. – Он ведь победил. – Алхорис зануда, – отмахнулся Малинарис, – к тому же слишком задирает нос. Он побеждает, потому что у него больше опыта. Но мальчишка Веларион едва начал взрослые гонки, а уже на равных с ним соперничает. Эймонд едва подавил волну раздражения от того, что эти праздные бездельники знают о его племяннике больше, чем он сам. Не сумел подавить и прилив гордости, услышав такие похвалы. Люцерис всегда вызывал запутанные чувства… – Давай же, Таргариен, позови Велариона, он ведь ваш родственник! – почти капризно попросил Малинарис, дергая Эйгона за плечо. – Хорошо, вы получите его! – пообещал тот. Он наклонился к уху Эймонда и сказал тихо: – Поручаю тебе привести Люцериса. Ведь он твой любимый племянник. Эйгон всегда потешался над Эймондом, что его ненависть к Люцерису больше похожа на любовную одержимость. – Он не станет меня слушать. Ты же знаешь, что между нами нет никаких теплых чувств, – раздраженно отмахнулся Эймонд. – Знаю, – усмехнулся Эйгон. – Поэтому и поручаю это тебе. Я организовал праздник и собрал всех гостей, а тебе досталась такая малость. Если ты хочешь получить их голоса, то уж постарайся добыть Люцериса. * Как и подсказал Деймон, Люцериса он отыскал в драконьем загоне – тот только что вернулся с тренировочного полета, а теперь скреб чешую Арракса жесткой металлической щеткой. Подойдя ближе, Эймонд услышал, как Люцерис ласково воркует со своим драконом. Сам он никогда не нежничал с Вхагар, считал это глупостью, но он оседлал ее уже взрослой. Обычно такие теплые чувства возникают у всадника, когда он растит дракона с самого юного возраста. Несколько мгновений он просто стоял и слушал бессмысленный шелест голоса Люцериса. Арракс почувствовал его приближение и зарычал. Люцерис обернулся и не сумел скрыть удивления. Он нервно улыбнулся, бросил щетку в ведро и подошел ближе. – Дядя? Добрый день. Что тебя сюда привело? – Я так и не поздравил тебя с гонкой, – сказал Эймонд. Он долго подбирал нужные слова и проговаривал про себя и вслух, что скажет Люцерису при встрече, но то, что хорошо звучало наедине, теперь казалось глупым. Ему снова нужно играть роль и притворяться любезным, хотя при виде мальчишки внутри снова вскипало от смешанных чувств. – Я ведь пришел лишь вторым, – ответил Люцерис. Он чуть склонил голову, с интересом разглядывая Эймонда. – Но ты достойно летал. Лицо Люцериса осветила широкая улыбка, и он показался еще красивее. Эймонд стиснул зубы, проклиная себя за недостойные мысли. Отчего лицо мальчишки, похожего на раба, кажется ему таким притягательным? Они неловко молчали, Люцерис внимательно разглядывал его, ожидая, что он скажет. Впервые за много лет они оказались наедине, и оба чувствовали, как много невысказанного повисло между ними неодолимой преградой. После той драки, в которой он лишил Эймонда глаза, у них не было возможности поговорить о случившемся, никто не принес извинений, не раскаялся, все просто замели под ковер. А теперь Эймонду нужно притворяться, что он великодушно все простил и забыл. – Эта единственная причина, по которой ты хотел меня видеть? – наконец спросил Люцерис. – Мой брат Эйгон устраивает вечеринку, где собирается вся знатная молодежь. Они твои большие поклонники и умоляли, чтобы я тебя пригласил. – Я слышал, что праздники твоего брата довольно скандальные и непристойные, – заметил Люцерис. – Что с того? Ты ведь уже достаточно взрослый. Или боишься, что мать тебя не отпустит? – Эймонд не удержался от колкости. Люцерис улыбнулся и подошел еще ближе, теперь их разделяло лишь два шага, и Эймонду захотелось сделать их, чтобы нависнуть над Люцерисом, заставить смотреть на себя снизу вверх. Люцерис задумчиво покусывал нижнюю губу, продолжая раздумывать. – Ну так что, ты придешь? – Эймонд начал терять терпение. Эта близость взволновала его сильнее, чем он ожидал. – Ты зовешь меня только ради своих друзей? Или тоже хочешь меня видеть? – Люцерис вперил в Эймонда пристальный взгляд, и тому хотелось зарычать от гнева. Все, чего хотел Эймонд, увидеть его страдания. Чертов ублюдок еще и ломается! Люцерис должен почитать за честь, что такие люди хотят с ним познакомиться! Он может сказать лишь слово Деймону, и тот прикажет Люцерису явиться. Но Эймонд не хотел прибегать к этому, у Деймона и так много забот, а он сам хотел принести какую-то пользу. Для этого придется поступиться гордостью. – Я тоже хочу тебя видеть, племянник, – сказал Эймонд, и едва не скривился от того, как неискренне прозвучали его слова. Люцерис это заметил. – Я тебе не верю. Ты по-прежнему презираешь меня и лишь делаешь вид, что терпишь. – И чья это вина?! – не выдержал Эймонд и гневно навис на Люцерисом. – Ты меня покалечил и ждешь, что мы станем друзьями, как ни в чем не бывало? – Я надеялся, что мы сможем оставить это в прошлом, – разочарованно нахмурился Люцерис. – Но вижу, что ошибался. – Проклятый ублюдок, ты ждешь, что я просто забуду и прощу тебя за то, что ты лишил меня глаза! – вспылил Эймонд. – Я защищал своего брата! – Люцерис тоже повысил голос. Эймонд схватил его за плечи, чтобы как следует встряхнуть. Арракс поднял голову и угрожающе зарычал. Эймонд отступил назад. – Ты даже не раскаиваешься за то, что сделал! – выпалил он, не сумев скрыть обиду в голосе. – А если бы раскаялся, если бы попросил прощения… Ты бы смог меня простить? – спросил Люцерис. Их голоса привлекли внимание кого-то из слуг. Они тревожно заглянули в загон, и Эймонд отступил еще на шаг и стиснул кулаки. Он постарался взять себя в руки. Такие вспышки ярости не допустимы. – Все это уже неважно, – произнес он ровным голосом. – Сейчас мы на одной стороне, а потому должны оставить разногласия. Пойти на эту вечеринку и в твоих интересах тоже. – Это интересы Деймона, а не мои, – возразил Люцерис. – Он посвящает людей в свои планы, только когда может их использовать. Как сейчас использует тебя. – Это неправда! – вспылил Эймонд. – Он действительно высоко меня ценит. Люцерис криво усмехнулся, и Эймонду захотелось врезать ему по губам. Все равно он уже упустил все шансы заполучить Люцериса на праздник. Словно хватаясь за последнюю соломинку, он произнес: – Ты все еще должен мне за то, что лишил меня глаза. И прийти это меньшее, что ты можешь сделать, чтобы расплатиться! * На следующий день Эймонд с радостью принял приглашение Деймона прогуляться по городу. Это помогло отвлечься от разных сумбурных мыслей. Еще несколько дней назад он мог бы просто наслаждаться обществом Деймона, а не прокручивать в голове раз за разом разговор с Люцерисом, пытаясь понять, что он мог бы сказать иначе, чтобы исправить ситуацию. Снова этому мальчишке удалось вывести его из равновесия, стоило только вернуться в его жизнь. Драконьи всадники обычно все свое время проводили в седле, добирались по городу на драконах, и редко ездили верхом на лошадях или в паланкинах, но пешие прогулки считались хорошим тоном среди знати. Так они могли поближе узнать чаяния простых горожан, настроения, которые витали в столице, послушать сплетни и новости. Они оставили драконов у площади Сената и направились по просторным улицам, вымощенным плавленым камнем. Валирийцы строили свои города с размахом. По обе стороны широких проспектов вздымались ввысь башни и воздушные купола из цветного стекла, галереи с гигантскими колоннами из цветного мрамора и обсидиана, монументальные здания с портиками – галереи, библиотеки, суды, торговые биржи. Эймонд гордился, что некоторые из этих зданий были выстроены его отцом. Они двигались от площади Сената в сторону квартала Мераксес с его театрами, банями и множеством питейных заведений и таверн. Куда ни кинь глаз, везде высились многоярусные площадки для драконов и ажурные акведуки. Пеший человек терялся на фоне этих громад, чувствуя себя маленьким и ничтожным, лишь всадник, парящий на драконе, чувствовал себя в своей стихии. Они позавтракали свежим хлебом, оливками и сыром в уютном местечке с видом на рыночную площадь, и выпили молодого вина из долины Ороса. Деймон подробно рассказывал Эймонду о своих успехах, по дороге любезно здоровался с прохожими и отвечал на всех их расспросы, он уделял равное внимание знатным лордам и мелким служащим, торговцам и простым горожанам. В центре площади Вхагар возвышалась мраморная статуя этой богини войны: гигантская обнаженная женщина в драконьем шлеме, с распростертыми за спиной крыльями опиралась двумя руками на рукоять длинного меча, а у ее ног лежали отрубленные головы врагов. У подножия статуи собралась толпа, чтобы послушать Дейнора Салагара, популярного поэта и оратора. Политики часто прибегали к его услугам, чтобы заручиться хорошими отзывами, и Деймон хорошо заплатил, чтобы поэт прославлял на улицах и в тавернах его смелость, щедрость и великодушие. Те из жителей, кто сумел попасть на игры, подтверждали слова поэта, другие довольствовались обещаниями новых развлечений, наград и трофеев, которые Деймон Таргариен завоюет в закатных королевствах. – Публика любит тебя, – заметил Эймонд, разглядывая оживленную толпу. Деймон усмехнулся. – Еще бы! Их любовь обходится мне в круглую сумму! Но к сожалению, они не всадники, и их голоса в Сенате ничего не значат. Но чем больше всадников прислушается к мнению народа, тем больше склонится в мою сторону. Времени так мало, а еще столько предстоит сделать. Мельхейрис тоже не сидит сложа руки и настраивает своих прихвостней против меня. – Деймон нахмурился. – Соотношение голосов пока не в мою пользу. Но я надеюсь, мы еще сумеем это исправить. Я буду выносить предложение на голосование до тех пор, пока они все не проголосуют за, лишь бы отвязаться от меня. Он рассмеялся, и Эймонд тоже улыбнулся. Он восхищался целеустремленностью и энергией Деймона, тот всегда был в движении, всегда искал что-то новое, никогда не сдавался. «Я родился не в том времени, – любил повторять Деймон. – Меня влечет героическое прошлое, а эта спокойная жизнь не для меня». – Ладно, давай немного забудем о делах! – радостно сказал Деймон. – В такой прекрасный день не хочется думать о плохом. К тому же я пригласил тебя, чтобы хорошо провести время вместе. Эймонд зарделся от удовольствия. Ему льстило то, что Деймон не просто видит в нем политического союзника, но и дорожит его дружбой. – Тебе ведь уже двадцать. Ты уже помолвлен? – вдруг спросил Деймон. Эймонд покачал головой. – Еще нет… Но отец хотел обручить меня с дочкой своего друга Баратеона. Деймон небрежно отмахнулся. – Мелкий землевладелец, не представляющий никакого веса в обществе. – Матушка сказала, что я сам выберу себе партию, когда захочу. – Не спеши жениться, – посоветовал Деймон, – только если это не сулит тебе выгоды. Пока ты молод, наслаждайся жизнью и удовольствиями, которые она может принести. Я ведь как раз собирался пригласить тебя в мое любимое заведение. Эймонд наконец заметил, что они добрались до Квартала удовольствий. Заведение, о котором говорил Деймон, называлось «Полуночный шепот», и располагалось в самой лучшей его части. Изредка он бывал в таких местах, а его брат не вылезал из борделей, но те места, что они посещали, были намного проще. Почти все знатные и состоятельные мужчины посещали бордели или содержали любовниц, ни для кого это не считалось зазорным, но его удивило, что Деймон тоже ищет удовольствия вне супружеской постели. – Я думал, ты счастлив в браке, – осторожно заметил Эймонд. – Я очень счастлив и безумно люблю твою сестру. Но есть потребности, которые мужчина не может удовлетворить в браке, – он посмотрел на Эймонда, словно ожидая неодобрения. – Рейнира все знает и не возражает. Эймонду и дела не было до того, что думает Рейнира. Наоборот, мысль о том, что Деймон ей может изменять, доставила ему удовольствие. Сейчас его не привлекали продажные удовольствия, особенно те, которые хотел разделить с ним Деймон, но он не мог отказать. Его дядя оказал ему доверие и пожелал разделить такой интимный момент, для дружбы мужчин это очень важно. Если ему повезет, то вид Деймона в процессе наслаждения станет главной наградой сегодня. Снаружи заведение выглядело неприметно, всего лишь невысокое двухэтажной здание с плоской крышей и маленькими окнами, забранными деревянными ставнями. Под кованным козырьком над входом висели витые светильники, которые сейчас были погашены. Внутри царила приятная прохлада, сквозь прикрытые ставни проникал приглушенный свет. Заведение было обставлено со сдержанной роскошью. Пол устилали мирийские ковры, стены украшали искусные эротические фрески, витые колонны были убраны гирляндами из зеленых растений, а на резных столиках в высоких кувшинах стояли букеты из свежих цветов. В клетках мелодично щебетали певчие птицы. В маленьком атриуме журчал фонтан, украшенный скульптурами двух обнаженных девушек, сплетенных в поцелуе. В альковах за полупрозрачными занавесками стояли низкие ложа, которые сейчас пустовали. Их встретила хозяйка, лисенийская красавица, которую Деймон представил, как своего давнего друга Мисарию. – Господин Деймон, не ожидала вас в такой ранний час! – проворковала Мисария, старательно изображая экзотический акцент. – А у меня есть для вас интересные сведения. Но я вижу, сегодня вы с молодым гостем. – Это мой племянник Эймонд, – представил Деймон. – Хочу, чтобы сегодня он получил все самое лучшее. – Конечно! Уверена, мы сумеем порадовать этого прекрасного юношу. Прошу! Мисария пригласила их в укромную комнату с мягкими ложами и расшитыми золотом подушками. В низких курильницах горели благовония, наполнявшие воздух тяжелым мускусным запахом. Мисария усадила их на низкий диван, разлила в кубки вино и позвонила в серебряный колокольчик. – Это мои лучшие девочки, – с гордостью объявила она, когда несколько девиц впорхнули в комнату через потайную дверь, – есть новые и совершенно нетронутые. Деймон довольно улыбнулся. – Ты всегда предоставляешь все самое лучшее. Девушки Мисарии были собраны со всех концов света – с белоснежной кожей и серебристыми волосами, смуглые, русые, рыжие, темноволосые и черные, как ночь. Они были одеты в легкие прозрачные накидки, которые ничуть не скрывали изгибы их тел. – Не спеши, рассмотри, как следует, – Деймон склонился к его уху, и Эймонд почувствовал волнение, которое не могли вызвать все эти полуголые девицы. Ему казалось, что Деймон искренне хочет его порадовать и разделить приятный досуг, но Эймонд не мог этого оценить. Девицы ничуть его не занимали, и он был слишком напряжен, боясь выдать это, а близость Деймона сбивала с толку. Он уже готов был выбрать какую угодно, лишь бы поскорее с этим покончить. – Я вижу, тебя не слишком интересуют женщины, дорогой племянник, – снова склонившись к его уху, произнес Деймон. Эймонд бросил на него виноватый взгляд. – Не волнуйся, я не стану осуждать! – Деймон потрепал его по плечу. – Пусть я и не разделяю таких пристрастий, но считаю, что не стоит стыдиться ничего, что приносит удовольствие. Мисария, дорогая, я возьму Тейру. А ты покажи моему племяннику своих лучших мальчиков. Мисария невозмутимо кивнула и проводила Эймонда в другую комнату, где он уже с большим интересом мог оценить товар. Впрочем, и юноши Мисарии не разожгли его аппетита. Слишком женоподобные и надушенные, увешанные драгоценностями, с косметикой на лице. И все равно любой из них привлекал больше, чем все девицы. Они не дадут ему то, чего он жаждет, но смогут хотя бы на время удовлетворить телесные потребности. Наконец Эймонд приметил не самого юного, чуть младше себя, парня с золотистой кожей и густыми темными кудрями. – Вот этот, – возбужденно сказал он * Говорят, что в башне Аногрион две тысячи ступеней, ведущих к вершине, и каждая почти вдвое выше обычной. Эймонд их не считал, но подъем казался ему бесконечным. Лестничные пролеты были широкими, но стены из темно-серого камня давили на него. От них веяло древностью. Башня была самым старым зданием во всей столице, построенным еще на заре республики. Бесконечные пролеты и марши сменяли друг друга, но лестницы все не кончались. Впереди оставалось еще множество ступенек, но Деймон уверенно свернул в один из коридоров, и Эймонд послушно последовал, отставая на несколько шагов. Маг ждал их в треугольной комнате без окон со странно кривыми стенами, которые словно наклонялись вперед, смыкались над головой. Неровно обработанные камни, покрытые сажей и копотью, были неплотно подогнаны друг другу, в швах между ними проглядывала густая темная связка, похожая на свернувшуюся кровь. Пол был выложен из массивных каменных плит в виде неровных многоугольников. В углах комнаты ярко-красным пламенем горели жаровни. И стены, и пол, и своды потолков были испещрены рунами, которые пульсировали кровавым мерцанием. Эймонду снова стало не по себе, словно он оказался похоронен заживо. Все в этой комнате казалось таким неестественным и странным. Маги всегда необъяснимо пугали его. Они казались каким-то другим народом, совершенно не похожим на остальных валирийцев, обособленно жили в башне, в своем закрытом мирке, покидая его лишь для официальных церемоний или частных обрядов, а в остальное время проводили свои эксперименты. Они не стремились к власти, но обладали невероятными силами и знали все тайны вселенной. Магия пронизывала каждый аспект жизни валирийца и была чем-то обыденным: заклинания подчиняли драконов, зажигали обсидиановые свечи, наполняли дома светом и теплом, помогали возводить здания, ритуалы и обереги защищали от злых сил. Но когда оказываешься в месте, где это все зарождается, невольно испытываешь суеверный страх. Когда Деймон пригласил Эймонда посетить Аногрион, первым побуждением было отказаться. Деймон не посмеялся над ним, только понимающе похлопал Эймонда по руке и сказал: – Не стоит их опасаться. Они такие же люди, как мы, просто знают немного больше, чем остальные. Но мне не помешает помощь высших сил. Эймонд считал, что с таким шутить не стоит, но ничего не сказал. Он надеялся, Деймон знает, что делает. Их встретил маг в высокой треугольной шапке, украшенной бронзовыми кольцами и кусочками обсидиана, и длинном белом балахоне, расшитом по подолу и рукавам рубинами в виде языков пламени. Он был невысоким человеком, с темно-лиловыми глазами и грубой морщинистой кожей, похожий скорее на пастуха, чем могущественного колдуна, и все же в нем чувствовалась какая-то потаенная сила. – Приветствую тебя, брат Антариель, – Деймон почтительно поклонился. – Спасибо, что согласился встретиться со мной. Эймонд тоже поклонился магу, но тот даже не удостоил его взглядом. – Деймон Таргариен, благодарим тебя за щедрые подношения, – произнес маг, его тихий и шелестящий голос был исполнен величия. – Но этим ты не сможешь купить нашу поддержку. Мы отрекаемся от имен и семей и не принимаем ничью сторону. Деймон беспечно улыбнулся. Он совершенно не испытывал трепета перед магом и говорил с ним, будто очередным знакомым из Сената. – Это был лишь знак моего величайшего уважения. И я не прошу наколдовать мне победу в голосовании, брат Антариель, а лишь даровать удачу. – Магия не может даровать то, чего нет, лишь раскрыть, что заложено изначально, – назидательно проговорил брат Антариель. Маг жестом пригласил Деймона пройти в глубь комнаты, где над полом возвышалась каменная чаша в половину человеческого роста. Она была вырублена из того же сурового серого камня, что и стены – те же резкие грани и грубые линии, никаких изящных форм и резьбы, которые украшают утварь в храмах, только по краю неровного ободка ее опоясывали все те же светящиеся руны. Эймонд чувствовал, как волоски на затылке и руках поднимаются дыбом. От этой вещи веяло древностью и силой магии, которая творилась здесь, когда Валирия была еще юной. Деймон опустился на колени перед чашей и положил на край правую руку, другой вынул из ножен кинжал с изогнутой рукоятью и протянул его магу. Маг принял оружие, на миг приложил его ко лбу и закрыл глаза, а потом точным движением полоснул лезвием по ладони Деймона и повернул так, чтобы кровь стекала в чашу. Эймонд даже не успел вздрогнуть. Он завороженно следил, как брат Антариель взмахнул рукой над чашей, и в ней вспыхнуло пламя. Деймон поморщился, его лицо исказилось от боли, ладонь подрагивала, словно горела его кожа, а не кровь. Эймонд никогда не присутствовал на подобных ритуалах, его семья была далека от магии, и сейчас он ощущал себя лишним. Но он не смел шелохнуться. Маг неразборчиво проговорил какое-то заклинание и поднес лезвия кинжала к пламени. – Огонь горит в тебе ярко, Деймон Таргариен, – наконец торжественно произнес маг. – Ты истинный сын Валирии, плоть от плоти ее. Герой и злодей. – Он поводил лезвием, прокаливая его над огнем, вглядывался в алые всполохи. – Тебе предстоят великие дела и великие разрушения. Я вижу, в твоей судьбе предначертаны пламя и кровь... и лед... – на лице мага проступило сомнение. По телу Эймонда почему-то пробежала дрожь. Он убеждал себя, что это должно быть хорошее предзнаменование. Лед может означать далекие закатные земли, но все равно ощутил в душе смутный трепет. Пламя вспыхнуло ярче, облизывая лезвие кинжала, и погасло так же мгновенное, как разгорелось. Маг снова прочитал заклинание на незнакомом древнем языке, потом проткнул кончиком лезвия большой палец на левой руке и начертал кровью на стали какие-то знаки. Он вернул оружие Деймону, тот поднялся на ноги, принял его двумя руками и почтительно поклонился. – Ступай, – сказал ему маг, – и ничего не бойся. Удача сопутствует смелым. Лишь когда они оказались снаружи, Эймонд понял, что все это время Деймон тоже был напряжен и зажат. Теперь он расслабился и улыбнулся. – Ты веришь, что это тебе поможет? – недоверчиво спросил Эймонд, указав на кинжал. Деймон снова вынул оружие, внимательно посмотрел его и передал Эймонду. Среди завитков стали в ярком солнечном свете тускло сверкали красные всполохи. – Ты же слышал, магия не может даровать победу на выборах. Но это мой счастливый талисман и залог великого будущего. Я знаю, что боги мне благоволят, и этот кинжал всегда будет напоминать об этом. Эймонд посмотрел на него с благоговением, сейчас ему казалось, что Деймон действительно человек из других времен, более опасных, суровых и таинственных. Он был благодарен, что дядя раскрыл ему эту сторону своей натуры. И все же слова о великих разрушениях заронили в душу семена тревоги.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.