Драконы старой Валирии

1. Море ослепительно-белых токаров затопило широкую площадь перед зданием Сената. Толпа беспрерывно стекалась вверх по высоким мраморным ступеням к величественному портику с обсидиановыми колоннами. На треугольном фронтоне переплетались изваяния драконов и светились красные глифы «Республика Огня и Крови» Многоярусные площадки перед площадью были запружены драконами, которые наполняли воздух оглушительным ревом и хлопаньем крыльев. Эймонд едва нашел свободное место для крупной Вхагар. Оставив дракона на попечения смотрителя-раба, он спустился к площади и влился в нескончаемый поток. Вот уже два года он посещал почти каждое заседание в Сенате, и впервые видел такую толпу. Казалось, что сегодня собрались свободные всадники всего Фригольда, чтобы услышать выступление его дяди Деймона Таргариена. Мраморные скамьи полукруглой чаши амфитеатра спускались к небольшой площадке с помостом внизу, где выступали ораторы, и трибуной выборного председателя, дарилароса, который вел заседания и следил за порядком. Позади на стене было выложено мозаичное панно из обсидиана и золота, изображающее сцены героического прошлого. Высокий потолок поддерживали резные колонны, а свод купола был расписан голубым небом с парящими драконами. В высокие окна с цветными стеклами вливался яркий солнечный свет, заставляя токары сиять ослепительной белизной. Эймонд расправил складки своего токара и уселся на самой верхней мраморной скамье и с интересом огляделся. Самые почтенные и знатные всадники сидели внизу, молодежь занимала верхние ярусы, но все одинаково оживленно переговаривались. Совсем недавно Деймон Таргариен вернулся из путешествия в далекие закатные земли, и сегодня попросил у Сената сделать обращение к почтенным драконьим лордам. Все были заинтригованы. Молодые всадники, друзья Эймонда и просто знакомые, пытались расспросить его, о чем собирается поведать Деймон, но он был в неведении, как и все остальные. Эймонд не видел своего дядю несколько лет, общение прекратилось, когда Деймон женился на его ненавистной сестрице, и все же он никогда не переставал им восхищаться. Эймонд сожалел, что они так отдалились, и сегодня он знает о планах Деймона не больше других. Почтенный дариларос, лорд Эйниор Велейрис поднялся на помост в центре зала и возвел руки, призывая публику к молчанию. Оживленный шум понемногу стихал, слышались лишь тихое покашливание да шуршание одежды. – Почтенные всадники свободного Фригольда! – обратился он хорошо поставленным голосом, который отразился эхом от каменных стен и купола и донесся до самой дальней скамьи на вершине амфитеатра. – Сегодня особенное заседание. Благородный всадник Деймон из дома Таргариенов, который недавно вернулся из дальнего странствия, обратился с просьбой выступить перед Сенатом со своим предложением. Толпа оживленно загудела, когда Деймон Таргариен поднялся с нижней скамьи и взошел на помост. Он почтительно поклонился лорду Велейрису, повернулся к публике и поднял руку, призывая ее внимание. Казалось, Деймон почти не изменился с тех пор, как Эймонд видел его в последний раз, но с такого расстояния было трудно разглядеть. Его убранные назад волосы стали чуть короче. Своей величественной позой он напоминал скульптуры сенаторов, украшавшие коридоры Сената: гордо выпрямленная осанка, широкий разворот плеч, воздетая правая рука, изящный жест левой, придерживающей на груди токар. – Почтенные всадники свободного Фригольда, – обратился он негромким, но хорошо поставленным голосом. – После долгих странствий я рад наконец вернуться в родную Валирию и обратиться к вам со смелой просьбой! Надеюсь, встретить в ваших сердцах понимание и одобрение моей смелой затеи. Толпа заинтриговано отозвалась. – Как вы знаете, около двух лет я провел вдали от дома и вернулся несколько месяцев назад. Вместе с моим добрым другом, морским лордом Корлисом Веларионом, мы отправились к самому дальнему рубежу империи – в крепость Драконий Камень. Все вы знаете эту твердыню, основанную нашими благородными предками, которые когда-то устремили свой взор на запад, и теперь мой взор был обращен туда же. Когда-то они основали этот форпост, планируя в будущем завоевание закатных королевств. Я верю, что теперь это время настало. Публика зашумела сильнее, послышались удивленные взволнованные шепотки. Эймонд наклонился вперед, жадно ловя каждое слово Деймона. В его спокойном голосе теперь зазвучали нотки страстного воодушевления: – Свободные всадники Фригольда, все мы гордимся нашим славным прошлым. Когда-то на заре существования наша молодая республика завоевала могучую империю Гиса. Мы покорили андалов и уничтожили великие королевства ройнаров, мы основали колонии и крепости во всех уголках известного мира, и никто не сумел сравниться с величием Валирии! Всадники восторженно отозвались на эти слова. – И что же теперь? – в голосе Деймона послышалось неодобрение. – Мы лишь пожинаем плоды завоеваний наших предков. Мы успокоились и стали слабыми. Обсуждаем в Сенате налоги и урожай пшеницы и прочие банальности, а наши драконы обленились и разжирели! Неужели дух славных завоевателей в нас угас? Деймон в отчаянии воздел руки и развел их, словно призывая публику посмотреть на себя. – Когда-то андалы сбежали от нашего влияния за Узкое море. Там они основали свои варварские королевства и на долгие годы забыли о грозной Валирии. И это не давало мне покоя, когда я обосновался на Драконьем Камне. Я облетал на своем драконе обширные западные земли и не мог смотреть спокойно на эти богатые добычей царства, которые враждуют друг с другом,ширятся и богатеют, совершенно позабыв о драконах. Свободные всадники Фригольда, послушайте меня. Сейчас я призываю вас вернуться к славному прошлому древней Валирии и вспомнить о могуществе драконов. Закатные королевства похожи на сочный плод, который только и ждет, чтобы его сорвали. Мы соберем армию, которую они еще не видели, обрушим на них всю мощь драконов и завоюем этот трофей! Последние слова потонули в оживленном гуле: кто-то возмущенно кричал, кто-то аплодировал и хлопал ногами. Эймонд забыл, как дышать, внимая каждому слово дяди, которое отзывалось трепетом в его душе. Ему казалось, что прежде он крепко спал, а теперь проснулся, и Деймон вручил ему то, чего он так долго ждал, даже не зная об этом. Прямо сейчас он готов был выбежать к помосту, встать рядом и выразить свою горячую поддержку. Остальные всадники были настроены не так благодушно. Благородному дариларосу пришлось постучать бронзовым молоточком по трибуне, призывая публику к порядку, но сенаторы не желали успокаиваться, слова Деймона словно разворошили сонное осиное гнездо. Дома драконьих всадников издавна соперничали друг с другом. Самые богатые и знатные, владеющие десятками драконов, отстаивали лишь собственные интересы. Дома поменьше присоединялись к ним, чтобы тоже не упустить выгоду, иногда образовывали коалиции, но чаще лишь сильнее враждовали между собой. Наконец, всадники угомонились, и слово взял толстый лорд Дайнор Мельхейрис, один из самых знатных и богатых всадников Фригольда, дому которого принадлежало не меньше тридцати драконов. – Речь юного Деймона взволновала нас всех, – его глубокий мощный голос прирожденного оратора приковал всеобщее внимание. – Все мы чтим славное прошлое, а кто-то мечтает о новых завоеваниях. Но горячность юности не должна затмевать здравый смысл. То, что задумал лорд Таргариен – чистая авантюра! Сторонники лорда Мельхейриса одобрительно зашумели: «Все верно!», «Он говорит правду!», «Слушайте его!» – Что же предлагает Деймон Таргариен? Отправиться через полмира, чтобы захватить кучку варварских королевств андалов? Что ж, это будет не сложно даже с горсткой драконов. Но что дальше, лорд Таргариен? – он обратился к Деймону. – Мы построим в закатных королевствах города, посадим наместников, и сделаем их своими колониями, так же, как поступали до этого, – ответил Деймон уверенно. – И какой ценой нам обойдется это предприятие, позвольте спросить? – нахмурился лорд Мельхейрис. – Да, кто должен финансировать эту затею? – поднимаясь со второй скамьи, поддержал его лорд Белейрис, еще один богатый и влиятельный всадник. – И ради чего кто-то должен вкладывать средства в это безнадежное предприятие? – Колонии на западе начнут приносить прибыль и платить налоги так же, как и все остальные, – ответил Деймон. – Содержание столь отдаленных колоний обойдется в такие суммы, что их не покроют никакие налоги, – вмешался лорд Антариен, владения которого были раскиданы по всем уголкам империи. – Послушайте, что я говорю. Это предприятие станет бездонной прорвой, в которой будут уходить деньги граждан, и что мы получим взамен? Даже со своей высокой точки Эймонд мог разглядеть на лице Деймона Таргариена сердитую гримасу. – Вы все влиятельные и состоятельны лорды, которые привыкли копить свои богатства и ничем не рисковать. Если каждый драконий лорд выделит хоть крошечную долю своего состояния, я смогу снарядить корабли и нанять людей. Драконов моей семьи и моих сторонников хватит, чтобы завоевать варварские королевства и обеспечить там порядок. – И вся предполагаемая прибыль отойдет семье Таргариенов и этим вышеозначенным сторонникам, – подозрительно спросил лорд Антариен. – От чего такая честь достанется дому, у которого всего семь драконов? – Каждый всадник сможет отщипнуть кусок от этого сочного пирога, если пожелаете, – ответил Деймон. – Я предлагаю вам славу и величие, а вы опускаетесь до такой мелочности. Толпа снова недовольно загудела. – А я согласен с лордом Таргариеном, – поднялся из середины зала лорд Тезарион, известный, как его сторонник. – Нам предлагают возродить славу и величие драконьих владык, о которых мы так любим болтать, а мы начинаем считать барыши! – Все знают, что у тебя-то их нет, Тезарион, вот и считать нечего! – отозвался кто-то, и толпа засмеялась. – Неужели великие драконьи всадники Валирии не способны завоевать какой-то маленький континент?! – вмешался лорд Тохориос. – Таргариен прав, мы стали слишком ленивы и осторожны. Если мы не проявим силу, очень скоро нас одолеют так же, как мы когда-то одолели Гис! Лорды не унимаясь, спорили несколько часов. Эймонд внимательно слушал каждого выступавшего, но еще внимательнее разглядывал лица тех, кто молчал. Самые богатые и влиятельные лорды на первых скамьях были против, но чем выше сидела публика, тем больше разброда было в ее рядах. Молодые всадники на задних скамьях, среди которых сидел Эймонд, возбужденно переговаривались, и многие были воодушевлены так же, как он сам. Дариларосу Велейрису пришлось еще несколько раз стучать молоточком, призывая к порядку. Наконец он принял решение закончить заседание. – Любезные лорды, прошу тишины. Лорд Таргариен внес свое предложение – это право каждого свободного всадника. И ваше право принять его или отклонить. Вопрос слишком серьезный, чтобы выносить его на голосование на регулярном заседании. Потому постановляю голосование через два месяца. У вас будет время все обдумать, обсудить со своими сторонниками и принять взвешенное решение, – он два раза звонко стукнул молотком по бронзовой подставке, – а на этом я завершаю сегодняшнее заседание. Лорды еще долго переговаривались, задержавшись на своих скамьях или спускаясь по ступенькам. Многие не спешили домой, а остались в просторном атриуме среди фонтанов и статуй, продолжая бурно беседовать. Эймонд заметил своего дядю в компании сторонников и поспешил к нему навстречу. Деймон заметил его и расцвел в улыбке. – Да это же мой дорогой племянник, Эймонд Таргариен! Как я рад тебя здесь видеть! Он обнял Эймонда за плечи и душевно расцеловал в щеки. Эймонд зарделся от такого внимания. – Приветствую тебя, дядя! Деймон распрощался со своими собеседниками, извинившись тем, что давно не видел своего племянника. Обняв Эймонда за плечи, повел его к выходу. – Что ты скажешь о моем выступлении? – с нетерпением спросил он. – Это было невероятно! – не пытаясь скрыть восторга, сказал Эймонд. – Я всецело и горячо поддерживаю твой проект, дядя! – Ха! – Деймон радостно хлопнул его по спине, – как я счастлив, что ты не унаследовал мягкотелость моего брата. А он ведь даже не подумал прийти сегодня. – Ты же знаешь, он не интересуется политикой, – извиняющимся тоном проговорил Эймонд. Ему было стыдно, что его отец никогда не посещал заседаний, а старший брат напрочь отказывался входить в Сенат и вовсе не интересовался ничем серьезным. Их поддержка весьма пригодилась бы Деймону на голосовании. – Ничего другого от Визериса я и не ждал, – с упреком отозвался Деймон. – С тех пор как он отошел от дел, а меня долгое время не было столице, дом Таргариенов уже списали со счетов. Придется хорошо поработать, чтобы привлечь на свою сторону побольше сторонников. – Многие великие лорды были против, – осторожно заметил Эймонд. – Великие лорды измельчали и превратились в дельцов, – разочаровано сказал Деймон. – Лорды помельче смотрят им в рот, боятся сказать слово против своих покровителей, но в глубине души не так тверды в своих убеждениях. Их-то и нужно будет переманить на свою сторону. – Но молодым всадникам понравилась твоя идея, – заметил Эймонд, желая его подбодрить. – О, в этом я не сомневаюсь! Горячая молодая кровь взывает к подвигам и приключениям. Но их голосов недостаточно. Сейчас мне нужно, чтобы они привели ко мне своих отцов и дедов. Деймон остановился, посмотрел внимательно на Эймонда и взял его за плечи. – Ты ведь поможешь мне в моем непростом деле, дорогой племянник? – Его взгляд был таким проникновенным и полным надежды, что Эймонд готов был пообещать, что угодно. – Я сделаю все, что смогу! – воодушевленно произнес он. Продолжая беседовать, они покинули здание Сената, пересекли широкую площадь и начали взбираться по ступенькам на драконьи площадки. Эймонду не хотелось расставаться так скоро, и словно прочитав его мысли, Деймон повернулся к нему и предложил: – Мы не виделись столько времени, дорогой племянник, а в твоем лице я сегодня нашел самого горячего сторонника. Нам стоит чаще общаться. Пойдем, приглашаю тебя к себе на обед. * Эймонд пустил Вхагар вслед за кроваво-красным Караксесом к башне, в которой жил Деймон Таргариен со своей нынешней семьей. И хотя располагалась она в том же квартале на холме Теренис, недалеко от башни, где жил сам Эймонд, казалось, что разделяют их многие лиги. Как и ветви их семьи надолго разделила непримиримая вражда. У Деймона Таргариена всегда были непростые отношения со старшим братом, но они почти прервались, когда он женился на его дочери Рейнире. Лорд Визерис Таргариен никогда не был слишком знатным и влиятельным, но в столице его уважали. В молодости он любил светские праздники, был талантливым и популярным архитектором, и по его проектам выстроили множество общественных зданий и частных домов, а дракон Балерион оплавил немало камня для дорог. Но после смерти первой жены Визерис предпочитал уединение своего кабинета, на публике появлялся лишь во время религиозных праздников и церемоний, почти перестал посещать Сенат. Его считали слегка чудаковатым, но многое готовы были прощать, если бы не его слепая любовь к старшей дочери Рейнире. Рейнира в их семье была главным источников раздоров и скандалов. В юности она блистала в обществе, привлекала красотой и веселым нравом, и могла бы породниться с семьей самых знатных лордов, принести их дому величие и влияние в обществе, а вместо того вышла за никчемного сынка морского лорда Велариона, их дальнего родича, да еще и наплодила темноволосых бастардов от какого-то андала. Вместо того, чтобы покаянно удалиться на загородную виллу Рейнира оставалась в столице, продолжала вести светскую жизнь, ничуть не раскаиваясь и не стыдясь своих темноволосых детей, да еще и пыталась подружить их с детьми отца от второго брака. Визерис не поскупился и заплатил огромный налог, чтобы подарить внукам драконьи яйца и провести церемонии их освящения у Четырнадцати Огней. Многие лорды смотрели сквозь пальцы из уважения к заслугам Визериса. Кто-то надеялся, что грязная кровь не позволит яйцам проклюнуться, но у темноволосых детей появились свои драконы. В раннем детстве Эймонд и его брат Эйгон были дружны со своими племянниками Джекейрисом и Люцерисом, что не давало покоя их матери. Леди Алисента, знатная волантийская дама, вторая жена лорда Визериса, не терпела вопиющего нарушения приличий и боялась, что скандальность Рейниры бросит тень и на ее детей, на которых станут косо смотреть в высшем обществе. Их дом никогда не имел большого веса, а пятно позора могло отбросить ее детей на задворки жизни. Сыновья впитывали презрение матери и все чаще повторяли за ней гадкие слова, бросали оскорбления в лицо своим племянникам, пока однажды все не вылилось в жестокую драку, в которой Люцерис лишил Эймонда глаза. Такой скандал было ничем не скрыть. Рейнира с семьей убралась на отдаленную виллу и много лет не показывалась в столице. Эймонд хотел бы забыть о ней и своих племянниках, но боль в покалеченном глазу постоянно напоминала о случившемся. Когда ювелир предложил Эймонду выбрать новый глаз из цветного стекла, такой искусный, что нельзя отличить от настоящего, Эймонд был против. Он не собирался притворяться, что у него нет никакого увечья, делать вид, что ничего не случилось, как поступал его отец. Он выбрал глаз из сапфира глубокого темно-синего цвета, потому что камень был так не похож на его настоящий глаз и сразу же привлекал внимание. Позже мама сказала, что сапфир ее нервирует, и он стал скрывать его за повязкой. Но каждый день перед сном подолгу разглядывал в зеркале, вспоминая пережитую боль и подпитывая свою злость. Отец слишком мягко обошелся со своей дочерью, не лишил ее наследства, не переставал навещать загородом, баловал внуков и не позволял ни жене, ни детям говорить что-то против нее. А несколько лет назад разразился новый скандал, когда Рейнира, после загадочной смерти первого мужа, без разрешения отца вышла замуж за его брата Деймона. Деймон тоже породнился с морскими лордами Веларионами, но все говорили, что его привлекла не красота леди Лейны, а богатства и корабли ее отца. Он овдовел почти в то же время, что и Рейнира, что само по себе вызвало немало пересудов. Они поженились сразу, едва закончился траур, устроив пышный праздник, который оскорблял все благочестивые семейства. Деймон принял ее ублюдков как своих, да еще и привез их всех в столицу и поселил в квартале Теренис, где жили самые древние и знатные семейства драконьих лордов. Если прежде Деймон навещал Визериса и его семью не слишком часто, и каждая встреча оканчивалась руганью, то после свадьбы отношения между братьями сошли на нет. Визерис заперся в кабинете со своими макетами и чертежами, совсем перестал посещать заседания Сената, почти не общался с дочерью и внуками. Ничего не изменилось даже после того, как Деймон отправился в свое путешествие на Драконий Камень. Рейнира с детьми то жила в столице, то возвращалась на загородную виллу, и каждая ветвь семейства Таргариенов делала все, чтобы не иметь дела с другой. Эймонда разочаровала и расстроила женитьба Деймона на Рейнире, он считал, что она его не достойна. Он всегда восхищался своим дядей, сильным воином и наездником, искателем приключений и авантюристом, даже был немного влюблён в него. Но прежде всего искал в нем того, кто заменит ему отца. Визерис обеспечил детей всем, что положено им по статусу, но заботился о них скорее из чувства долга, а не любви. Когда яйцо Эймонда не проклюнулось даже спустя несколько лет, Визерис позволил провести церемонию и связать Эймонда с Вхагар, драконом его отца. Хотя он сам давно отошёл от дел, но ввел Эймонда в Сенат и представил нужным людям, но потому, что Эймонд проявлял интерес к политике и наследию семьи, и сам попросил его об этом. Лишь так он получил внимание отца, которого ждал много лет. Эйгон не заслужил и этого. Он не интересовался ни политикой, ни управлением семейным имуществом. Все, чего он хотел, безусловной любви родителей, но Визерис не мог ее дать, и потерял интерес к старшему сыну, который стал разочарованием. А леди Алисента была так помешана на правилах и приличиях, что не позволяла себе излишней теплоты с детьми. Эйгон начал жить только ради того, чтобы каждый день подтверждать репутацию распутного бездельника. И вот спустя два года Деймон с семьей снова вернулись в столицу, да так, что наделали много шума. И Эймонду предстояло снова встретить своих постылых родственников. Мысль об этом настолько отталкивала, что хотелось вежливо отказаться от обеда, но он не стал. Он только воссоединился со своим дядей, и Деймон искренне обрадовался, узнав, что племянник его поддерживает. Не хотелось бы лишиться такого многообещающего союза, потому Эймонд был готов потерпеть свою ненавистную семейку. Сестра почти не постарела с тех пор, как Эймонд видел ее в последний раз. Простое лиловое платье подчеркивало цвет ее глаз и свежесть кожи. Она встретила их в роскошно обставленной гостиной, и когда Деймон вошел, она с радостью выбежала ему навстречу и поцеловала. Эймонд скривился от такого демонстративного проявления чувств. Улыбка на миг соскользнула с лица Рейниры, когда она заметила, какого гостя привел ее муж. – Ну наконец-то! – радостно воскликнула Рейнира, сжимая в ладонях пальцы Деймона. – Я боялась, что не дождемся тебя к обеду. – Прости, дорогая, заседание затянулось. Надеюсь, ты не против, что я привел к обеду гостя, – Деймон обернулся к скромно стоящему позади Эймонду. Рейнира любезно улыбнулась и протянула руки, сжав ладони Эймонда в своих. – Дорогой братец, приветствую тебя! Она быстро коснулась щекой его щеки, и Эймонд едва подавил порыв отшатнуться. – Здравствуй, сестра, – сухо сказал он. Деймон обнял его за плечи. – Даже не ожидал сегодня встретить в Сенате своего племянника! И оказалось, что он мой самый преданный сторонник! Рейнира окинула Эймонда недоверчивым взглядом и снова улыбнулась. – Очень рада это услышать! Не терпится узнать все подробности! Рейнира велела слугам скорее накрывать на стол и привести ее старшего сына Джекейриса, а потом заботливо помогла Деймону снять токар. В домашней обстановке Деймон казался таким непривычно мягким и незнакомым, что это смущало Эймонда, но он не мог отрицать искренне теплых чувств между ними. В гостиной появился Джекейрис, все такой же темноволосый, темноглазый, с чуть смуглой кожей – живое воплощение всего, что Эймонд презирал. Джекейрис осторожно пожал руку Эймонду и взволнованно улыбнулся, словно не зная, как реагировать на внезапное появление дяди. Эймонд едва сдержался, чтобы сдавить его ладонь в своей со всей силы. С удовольствием отметил, что ненавистный бастард пусть вырос и окреп, все еще ниже него. Когда они уселись за стол, Эймонд не переставал оглядываться и искать второго… На стол подали блюда с оливками, начиненными луком и перцем, мягкий козий сыр со специями, горячий пышный хлеб и блюда с оливковым маслом. Слуги разливали из кувшинов сладкое персиковое вино. – А где же Люцерис? – спросил Деймон, подставляя слуге кубок, – он не придет к обеду? – Ты же знаешь, Люцерис едва бывает дома в последние дни, – сказала Рейнира. – Будем обедать без него. – Драконьи гонки, – пояснил Джекейрис, заметив вопросительный взгляд Эймонда. – О, Люцерис наша восходящая звезда! – усмехнулся Деймон. – Я не интересуюсь гонками, – осторожно заметил Эймонд и отпил вино. Оно показалось слишком приторным. – По правде я тоже не принимаю их всерьез, – отозвался Деймон, – хотя для юных всадников это благородное занятие. Но сейчас вся столица от них без ума! А Люцерис очень популярен! – В прошлом сезоне он стал вторым на взрослых гонках, – пояснил Джекейрис, и в его голосе звучала гордость. – В этом году у него есть все шансы на победу. Эймонд был удивлен, что никогда об этом не слышал. Конечно, он никогда не обращал внимания на гонки – забава для детей на мелких драконах. Но если его племянник так популярен, как он мог такое пропустить? Даже Эйгон никогда не упоминал его, хотя посещал любое увеселительное сборище. Эймонд почувствовал досаду. От незначительных глупостей беседа перешла на сегодняшнее заседание Сената. Деймон рассказал, как встретили его предложение лорды, посетовал на их несговорчивость и снова с гордостью похлопал Эймонда по плечу. – Эймонд горячо меня поддержал, и сказал, что будет мне во всем помогать. Вместе мы многого добьемся! Эймонд польщенно улыбнулся. – Ради всех богов, надеюсь, ты не преуспеешь, дорогой братец, – шутливо сказала Рейнира. – Мой муж едва вернулся из долгой поездки на край света, как уже снова собирается меня покинуть. – Когда тебя ждут великие дела, нельзя отсиживаться дома, – мягко возразил Деймон. – Эйгон был совсем малышом, а Визерис только родился, когда ты уехал. Я не хочу, чтобы дети росли, не зная отца, – посетовала Рейнира. Эймонд едва проглотил гнев. Глупая женщина! Ее муж говорит о великих делах, а она хочет, чтобы он нянчил младенцев. Но хотя бы эти дети были чистокровными Таргариенами. – Не думаю, что тебе удастся склонить голоса Сената в свою пользу, – заметил Джекейрис. – Это все бессмысленная затея. Деймон усмехнулся и посмотрел на Эймонда, словно пытаясь сказать «видишь, что мне приходится терпеть». – Даже в собственной своей семье я не нахожу понимания, – пожаловался Деймон. – Давай же, юноша, поделись, отчего моя затея кажется тебе бессмысленной. – Лорды правы, что не хотят рисковать, – рассудительно начал Джекейрис. – У них есть владения во всех колониях и нужные люди на ключевых должностях, они нажили состоянии, и не видят смысла рисковать ради таких далеких территорий. Невозможно все время расширять владения. Империю нужно укреплять, развивать, чтобы она процветала, а не расточать богатства на все новые завоевания. Эймонд едва сдерживал раздражение. Будь Джекейрис благородным всадником, его бы уже ввели в Сенат. Вместо этого сидит и рассуждает, как будто разбирается в политике, к которой не имеет никакого отношения. – Джекейрис у нас ученый, собирается держать экзамен на должность городского магистрата в будущем году. Практичный парень,– с иронией сказал Деймон, – в нем нет духа авантюризма и приключений. – Ну почему же! – возразил Джекейрис. – Я всегда мечтал изучать Соториос, мне кажется, он намного интереснее, чем твои варварские королевства. – Изучать! От одного этого слова у меня теряется аппетит, – усмехнулся Деймон. – Не смейся! Даже великие всадники прошлого почти ничего не знают об этом континенте и не смогли его покорить. Вот где настоящий вызов! – с горячностью воскликнул Джекейрис. – Что ж, когда завоюем закатные земли, обещаю, следующим я вынесу на голосование покорение Соториоса. Все за столом рассмеялись, и Эймонд не смог сдержать улыбки. Он молчал почти весь обед, лишь изредка вежливо и коротко отвечал, если к нему обращались. Наконец, в самом конце трапезы, когда слуги убрали недоеденные блюда и принесли сладости, Джекейрис спросил: – Ты придешь завтра на гонки? Эймонд нахмурился. Ему не нравилось, что этот бастард решил, будто они уже близкие друзья. – Ах да, завтра ведь отборочный заезд! – воскликнул Деймон. – Лорд Бенерезис пришел в восторг, когда узнал, что Люцерис мой приемный сын, и упросил меня лично с ним познакомить. Оказывается, он большой поклонник. Многие лорды серьезно увлечены гонками, это можно использовать, чтобы получить их голоса. Я пригласил его завтра в нашу ложу. Надеюсь, увидеть и тебя, племянник. Эймонд не мог отказаться от приглашения Деймона. Идея искать политических сторонников среди поклонников гонок показалась ему довольно удачной. На прощание Рейнира снова быстро обняла Эймонда, взяла за руку и робко спросила: – Прошу, скажи, как себя чувствует мой отец. – Он здоров, – ледяным тоном произнес Эймонд. – Но о тебе никогда не вспоминает. Улыбка на миг слетела с лица Рейниры. Потом она погладила Эймонда по руке и сказала: – Я буду молиться за него. Если он вдруг спросит… скажи, что его внуки здоровы. «И не подумаю», – мстительно решил Эймонд. 2. Зрительские трибуны были высечены прямо в крутом склоне горы и спускались ступеньками к громадному плато, испещренному монолитами скал, которым время и ветер придали самые причудливые формы, а теперь их использовали как препятствия для драконьих гонок. Ложа Таргариенов располагалась на удобной высоте, откуда раскрывался отличный вид. В отличие от Сената, здесь лучшие места в первую очередь доставались семьям участников гонок, поэтому многие желали заручиться поддержкой Деймона, чтобы обеспечить место в его ложе. Деймон, как обещал, провел в драконьи загоны толстого лорда Валейона Бенерезиса, чтобы перед началом заезда познакомить со своим пасынком Люцерисом, и позвал с собой Эймонда. Встреча с Рейнирой и Джекейрисом получилась очень внезапной, и у него не было много времени, чтобы к ней подготовиться. Но теперь предстояло увидеть Люцериса, который был объектом его ненависти столько лет, и всю ночь Эймонд не мог перестать думать об этом. Отчего-то он волновался так, что сердце учащенно билось. Последний раз они виделись два года назад, Люцерису исполнилось пятнадцать, и для него проводили церемонию совершеннолетия. Деймон устроил пышное торжество и пригласил всех самых знатных лордов и их семьи, чем вызвал возмущенные пересуды в обществе, но многие все равно пришли из любопытства. Даже Визерис, несмотря на разрыв отношений, появился со своей семьей на празднике. Он не мог пропустить такой важный день в жизни любимого внука. Эймонд кипел от негодования. Церемония Джекейриса по крайней мере прошла вдали от приличного общества, на загородной на вилле. Будь воля Эймонда, он бы вообще запретил этим ублюдкам надевать токар, но это вопиющее нарушение приличий хотя бы не бросали в лицо чистокровным валирийцам. В честь Люцериса Деймон закатил роскошный праздник в столице. К счастью, многие лорды знатного и древнего рода проигнорировали приглашение, но праздник все равно получился пышным и многолюдным. Виновник торжества стоял посреди украшенного цветами зала в окружении нарядно надетых гостей и сиял от гордости. На нем был его первый белоснежный токар, а темные кудри украшал тонкий обруч из золота. Он выделялся среди светловолосых валирийцев, словно экзотический цветок. Эймонду ужасно не хотелось идти на праздник ненавистного племянника, который его искалечил, но отец настоял. Визерису всегда было наплевать на приличия. Пусть он до сих пор не мог простить дочь и брата, но в этот вечер предпочел забыть об обидах и сыграть в большую и дружную семью. Гости по очереди подходили к Люцерису и поздравляли, передавая традиционную ветку драконьего вяза с кроваво-красными листьями. Когда пришла очередь Эймонда, он страшно волновался. Много лет он не видел Люцериса со дня той драки, а теперь оказался лицом к лицу с живым воплощением своих самых темных мыслей. Тот сильно вырос, хотя оставался все еще пухлощеким мальчишкой с огромными глазами и нежной кожей. Он робко улыбнулся, когда Эймонд подошел его поздравить. Такой сияющий, счастливый и беспечный, словно и не он стал его главным проклятием. Эймонду казалось, что он не видел никого прекраснее в жизни, и за это возненавидел его еще сильнее. – Поздравляю, племянник, – громко сказал Эймонд и протянул свою веточку. – Спасибо, дядя! – радостно отозвался Люцерис. Эймонд наклонился прямо к его уху и шепотом, так чтобы слышал только он, произнес: – Ты не достоин носить токар, ублюдок! Улыбка пропала с лица Люцериса, а боль, мелькнувшая в его глазах, стала лучшим впечатлением вечера. Все эти годы Эймонд смаковал воспоминания о несчастном лице Люцериса, представлял, как бы расправился с ним самым жестоким образом, или унизил на глазах у всей почтенной публики. Порой эти мысли уводили в такие сумрачные глубины, что пугали самого Эймонда – не своей жестокостью, а тем, как много места проклятый бастард стал занимать в его мыслях, как неразрывно фантазии о насилии оказались связаны с плотским искушением. Усилием воли он прогонял их, забывался в других порочных удовольствиях, но порой в самый темный час бессонной ночи они возвращались. Иногда мысли о Люцерисе становились невыносимы, ему казалось, что окажись он рядом, попроси прощения, Эймонд тут же все забыл и простил, а потом ненавидел за эту слабость еще сильнее. Но Люцерис находится под защитой Деймона и всегда оставался для него запретным. Эймонд и жаждал, и боялся этой встречи. Все, что ему остается, терпеть, нацепив маску холодной вежливости, надеясь, что кипящие внутри чувства не вырвутся наружу. Если он хочет выживать в мире политики и добиться успеха, стоит научиться этому поскорее. В пещерах под скалой были устроены драконьи загоны, где всадники и драконы могли спокойно готовиться к гонкам, не отвлекаясь на шум толпы. Каждому дракону полагался небольшой отдельный загон, куда Деймон проводил своих гостей. Темноволосый юноша стоял к ним спиной и гладил морде маленького серого дракона. – Люцерис, я привел гостей, которые хотят пожелать тебе удачи перед вылетом, – позвал Деймон. Люцерис обернулся, встретился взглядом с Эймондом, и его глаза изумленно распахнулись. Он заметно вырос, хотя был еще ниже него где-то на полголовы. Он стал красивым юношей, хотя черты лица еще сохранили прежнюю мягкость. Густые темные кудри обрамляли лицо, светлые веснушки усыпали вздернутый нос. В тусклом освещении загона его темные глаза казались бездонными. Люцерис был одет в простую серую тунику и короткие узкие штаны, облегавшие стройное гибкое тело, и высокие ездовые сапоги. Спину покрывал длинный голубой плащ с серебристой окантовкой. Лорд Бенерезис сразу же бросился к Люцерису, схватил его ладонь двумя руками и неистово затряс: – Люцерис, мой дорогой мальчик, какая честь. Валейон Бенерезис к твоим услугам! Я давно наблюдаю за твоими успехами, и так счастлив познакомиться лично! Он продолжал захлебываться восторгом и желать удачи. Люцерис рассеяно благодарил, но почти не слушал, его взгляд постоянно возвращался к лицу Эймонда. Наверняка, и он вспоминал последнюю их встречу. Эймонд тоже не отрывал от него взгляд. Образ с церемонии, навсегда запечатлевшийся в памяти, теперь потускнел при встрече с настоящим Люцерисом. Его красота и свежесть снова поразили Эймонда в самое сердце. Его сбил с толку неожиданный прилив ярости и вожделения, которые уже стали неотделимы за все эти годы. В левой глазнице задергалась тупая боль. Следом пришла знакомая злость, удушливое желание наказать ублюдка не только за то, что тот с ним сделал, но и за ту жажду, что в нем вызывал. Наконец лорд Бенерезис отпустил Люцериса. Тот подошел к Эймонду и протянул руку. – Рад видеть тебя, дядя, – с улыбкой сказал он. Эймонд не знал, искренние это слова, или он притворяется. Быстро ответил на рукопожатие, стараясь не задерживать ладонь Люцериса в своей. От мимолетного прикосновения к его коже по телу прошла волна дрожи. – Ты пришел пожелать мне удачи? – с надежной спросил Люцерис, глаза его сверкали, на губах блуждала легкая улыбка. – Пришел пожелать тебе проиграть. Я поставлю деньги на Рейнара Алхориса, – заявил Эймонд, порадовавшись, как твердо и холодно звучит его голос. Благодаря бесконечной трескотне лорда Бенерезиса он уже знал и про ставки, и про фаворитов гонки, и теперь был рад это использовать. Радостная искра в глазах Люцериса мгновенно погасла. Заметив неловкую паузу, Деймон заявил, что пора уходить, распрощался с приемным сыном и повел своих гостей обратно к трибунам. Когда Эймонд вернулся в ложу Таргариенов, там его уже дожидался Эйгон. Вечером Эймонд рассказал семье про собрание в Сенате и обед в доме Деймона, на что получил осуждающий взгляд матери и молчание отца. А когда сообщил, что собирается на гонки, Эйгон напросился с ним. – Ты же никогда не интересовался гонками? – удивился Эймонд. – Это ты никогда не интересовался ни ими, ни моими увлечениями! – возмутился Эйгон. – Меня интересует все светские мероприятия. На самом деле мне плевать на гонки. Не могу упустить шанс посетить самую престижную трибуну! – И ты знал, что наш племянник звезда гонок? – Конечно, я слышал об этом! Просто не хотел поднимать в твоем присутствии такую деликатную тему, – осторожно заметил Эйгон. – Поскольку мы враждуем, я не пытался пообщаться с ним близко, просто иногда проводил время на трибунах с приятелями. Они безумно этим увлекаются. Эймонд почувствовал себя дураком. Если бы он хоть немного интересовался делами брата, то давно бы уже узнал про эти проклятые гонки, и возможно, ему выпал бы шанс добраться до Люцериса, пока Деймон был в отъезде. Наконец-то взревели трубы, и глашатаи объявили начало соревнований. Публика расположилась на мягких подушках в ложах под легкими шелковыми навесами, слуги разносили легкие закуски и напитки. На самом почетном месте в ложе Таргариенов расположился лорд Бенерезис, который не мог сдержать своей радости от того, что может наблюдать за гонкой с такого замечательного места. Эймонда смешил его детский энтузиазм, но он тоже отметил, что вид открывается отличный, и даже почувствовал предвкушение от предстоящего зрелища. Каждый зритель поднес к глазам смотровое стекло из зачарованного обсидиана, чтобы получше разглядеть участников. Тридцать молодых драконов выстроились на плато перед склоном горы. Они беспокойно рычали и хлопали крыльями, словно чувствовали всеобщее возбуждение. На всадниках были надеты длинные яркие плащи, которые в полете будут развиваться и позволят издалека хорошо их рассмотреть даже без увеличительных стекол. На обширное плато, где проходила гонка, с трибуны открывался изумительный вид. Вдали на линии горизонта вздымались высокие изъеденные временем и ветром скалы. Эймонд тоже посмотрел сквозь стекло. День был солнечный и ясный, но картинка казалась немного тусклой, и все же он хорошо сумел разглядеть серого дракона и всадника в голубом плаще. Когда распорядитель дал команду, и драконы взмыли в воздух, плащи за их спинами, взвились, словно ленты. Эймонд не смог отрицать, что это выглядит красиво. Снова прозвучали трубы, возвещающие старт, и с громовым хлопаньем и ревом драконы, все как один, сорвались с места. * Драконы взревели на старте и с громоподобным ревом стремительно взмыли в небо. Люцерис постарался выбросить из головы все ненужные мысли. Внезапная встреча с Эймондом выбила его из равновесия. Джекейрис упоминал, что Деймон приводил его на обед, и он был даже рад, что не застал гостя. Он бы не знал, как себя вести, что сказать. Много раз он представлял их встречи, понимал, что нужно принести извинения, но момент всегда казался неподходящим, а спустя столько лет они уже запоздали. Все это время Люцерис вспоминал церемонию своего совершеннолетия. Как он был счастлив снова увидеть Эймонда, как затрепетало его сердце, когда тот сказал «Поздравляю, племянник». А потом его окатило ледяным презрением «Ты не достоин токара, ублюдок!», и он понял, что никакой надежды нет, ничего между ними не исправить. Когда Эймонд посетил их дом, казалось, что ради союза с Деймоном он решил оставить позади все прошлые распри. Сердце Люцериса затрепетало от надежды, что возможно, их отношения смогут потеплеть. Хороший шанс, чтобы оставить все плохое в прошлом, начать сначала. Люцерис поверил, что это возможно, когда Эймонд сегодня пришел к нему перед гонкой. Его сердце забилось от предвкушения. Эймонд все такой же недоступный, еще более прекрасный, чем раньше. Люцерис снова почувствовал, как его потянуло всем существом навстречу. Но едкие слова окатили Люцериса ледяной волной. Возможно, ради Деймона Эймонд и будет делать вид, что все забыто, но в его взгляде Люцерис увидел, что это не правда. Азарт гонки поглотил Люцериса, когда Арракс мощными взмахами крыльев поднял его высоко в небо и устремился вслед за вырвавшимися вперед соперниками. Люцерис не спешил на старте, придерживая своего горящего нетерпением дракона, он знал, что скорость это еще не все, и нужно уметь рассчитывать силы. Впереди ждет сложная часть испытаний, и нужно быть готовым. Ветер свистел в ушах, развевал его волосы и длинный плащ за спиной, дракон возбужденно рычал, призывая своего всадника поторопиться. Люцерис натянул поводья, наклоняя корпус Арракса, чтобы поймать поток воздуха в хвосте дракона Бейлора Менариса. Люцерис позволил ближайшему сопернику обогнать себя, и теперь преследовал его на коротком расстоянии, не упуская из вида всех остальных. Некоторые всадники вырвались далеко вперед и уже добирались до первых препятствий. Самый простой участок пути заканчивался, Люцерис скомандовал «Быстрее» и «Ныряй», и Арракс устремился вниз, пролетев под брюхом дракона Менариса, и рванул к двум обточенным ветром каменным столбам, между которыми пролетали драконы. Размах крыльев небольшого Арракса позволял пролететь сквозь коридор беспрепятственно, не тратя силы на маневр, но уже следующий тоннель между каменных столбов оказался значительно уже, и Люцерис заставил дракона лечь на правое крыло, проскользнуть между преград, и вырвался на открытый воздух. Следом предстояло сделать петлю вокруг узкой вертикальной скалы с массивной, похожей на шляпу гриба, верхушкой, на которой многие всадники теряли скорость. Не замедляясь, Люцерис приблизился к препятствию, и лишь когда до него оставался один взмах крыльев, натянул поводья, сдерживая Арракса и пронесся вокруг каменного столба так низко, что дракону пришлось поджать лапы к телу, чтобы не коснуться его. Заложив петлю, он облетел препятствие по узкой дуге, не теряя времени и скорости, и снова вылетел на открытое пространство. Как и ожидал Люцерис, маневр прошел отлично, многие соперники отстали. Его опередили лишь пятеро драконов, и среди них главный противник Рейнар Алхорис. Тот уже не раз отнимал у Люцериса долгожданную победу, но в этот раз он не собирался ее упускать. Всадники улетели уже так далеко, что уже не слышали крики с трибун, только завывание ветра, рык драконов и шум их крыльев. Вскоре и они сами скроются из вида. Впереди маячила массивная каменная гряда из красного песчаника, которую участники прозвали Слепая стена – излюбленное место для любителей грязных трюков. Люцерис заложил вираж и облетел узкий край Стены, оказавшись в ее тени. Теперь впереди оставалось лишь двое соперников, Алхорис и Магленор, расстояние между ними было солидным, но Люцерис прикинул, что сейчас может поднажать и настигнуть их… Внезапно сбоку на него налетела тень, он едва успел отвести Арракса в сторону, как его опять попытались столкнуть. Зеленый дракон Эйнериса Таланиона был крупнее и старше Арракса, удара его тела хватило бы, чтобы сбить его с курса. Дракон снова налетел сверху, растопырив когти, целясь в уязвимые крылья Арракса. Люцерис едва успел уйти из-под атаки. Таланион никогда не был победителем ни одной гонки, но всегда приходил в первой десятке, и про его грязные трюки ходило немало слухов. Всадникам запрещалось натравливать друг на друга драконов и мешать полету, но не все благородно следовали правилам. Таланион сразу же невзлюбил Люцериса и в предыдущих гонках уже пытался ему мешать. – Эй, Веларион, – заорал Эйнерис Таланион, его голос было едва слышно из-за шума ветра, крыльев и рычания драконов, – я выбью тебя из гонки. – Отвяжись от меня! – крикнул Люцерис. Он снова попытался избежать атаки, но зеленый дракон врезался боком в тело Арракса, и мощный удар сбил его с курса. Арракса отбросило в сторону, Люцерис с трудом удержал поводья, едва избежав столкновения со скалой. – Держись, Арракс, – взмолился он, – мы должны оторваться от него. Сейчас ему могла помочь только скорость. Он уже и так упустил заработанное на маневрах преимущество, соперники оторвались далеко вперед, но если он не сбросит с хвоста Таланиона, все может закончиться трагедией. – Тебе нечего делать на гонке, бастард! – заорал Таланион, – я не позволю тебе выиграть. Отсчитывая удары сердца, Люцерис следил, как зеленый дракон снова приближается, чтобы протаранить его, и за мгновение до столкновения рванул вниз. Арракс истошно закричал, лихорадочно замолотил крыльям и стремительно ринулся вперед. Таланион отстал, скорости не хватало на рывок, и Люцерис услышал позади досадный крик. Наконец укрытие Слепой стены исчезли, и они снова оказались на открытом воздухе. Даже в зачарованные стекла публика и судьи гонки не могли рассмотреть деталей, но столкновения двух драконов они заметят. Даже такой подонок, как Таланион, не рискнет действовать при свидетелях и больше не станет нападать. К счастью, Менарис тоже отставал, его дракон терял скорость, Арракс смог поравняться с ним, а потом и обогнать. Впереди оставался только Алхорис. – Давай, Арракс, совсем немного осталось, мы должны его догнать, – взмолился Люцерис. Синий хвост дракона Алхориса маячил так близко, но стычка с Таланионом отняла много сил, и Люцерис чувствовал, что их катастрофически не хватает на этот последний рывок. К шуму ветра уже примешивался гул трибун, они приближались к финальной черте. Дракон Алхориса заложил мощный вираж, делая петлю по широкой дуге. Люцерис надеялся скрасть его преимущество на маневре, его петля оказалась намного экономнее, и все же на финише он отстал от Алхориса буквально на два драконьих корпуса. Оглушительный рев трибун ворвался уши, когда они пролетели финальный рубеж. Люцерис опустил Арракса на землю и разочаровано вздохнул. – И победителем отборочной гонки становится Рейнар Алхорис! – прозвучал раскатистый голос распорядителя гонки. Ликующие рев толпы заполнил воздух. Люцерис выбрался из седла и потрепал Арракса по морде. – Ты молодец, Арракс, – сказал он и прижался к нему лбом. Дракон жалобно зарычал, ощущая досаду своего всадника. Люцерис взял себя в руки, не хотелось, чтобы его эмоции расстроили Арракса. Он пришел вторым, и это значит, что все равно он проходит дальше в финальную гонку. Не нужно побеждать в каждом полете, чтобы стать первым, но его донимала обида. Если бы не трюки Таланиона, он смог бы прийти первым. Люцерис проследил за приземлением своего врага – тот сильно отстал, потеряв много времени и сил, пока нападал на Люцериса, и сейчас его перегнали даже те, кто летел далеко позади. К великому удовлетворение Люцериса в десятку он не вошел. Рейнар Алхорис подошел к Люцерису и протянул руку. – Поздравляю, – сказал он, – ты хорошо летел. – Спасибо, – мягко улыбнулся Люцерис, отвечая на рукопожатие. Они с Рейнаром были закадычными соперниками, но по крайней мере тот никогда не проявлял враждебности. – Я видел, что сделал Таланион, – тихо сказал Рейнар, так, чтобы слышал только Люцерис. – Он подлый игрок, но ничего не поделаешь, в гонках такое случается. Люцерис едва сдержал горький смешок. Эти всадники так гордятся своим благородным происхождением, но грязные приемы считают чем-то обыденным. – Его не будет в финале, – заметил Люцерис, – и я смогу тебя обогнать. Рейнар усмехнулся. – Это мы еще посмотрим. Удачи! Он хлопнул Люцериса по плечу и направился к своим родственникам, которые уже спустились с высокой ложи, чтобы его поздравить. Люцерис увидел, как приближаются его родные, и тоже поспешил к ним навстречу. Мама крепко обняла его и расцеловала в щеки, не переставая хвалить, какой он молодец, как замечательно летел и как она им гордится. Деймон сдержанно улыбнулся и похлопал по плечу. Джекейрис крепко обнял, прижал к себе и прошептал на ухо: – Этот мерзавец что-то сделал, да? – он хорошо знал о подлости Таланиона. – Потом поговорим, – прошептал в ответ Люцерис. Он выбрался из объятий брата заметил стоящего позади Эймонда. Тот смотрел на Люцериса с непроницаемым выражением лица. – Радуйся, дядя, я проиграл! – с беспечной радостью сказал Люцерис, поглубже запрятав обиду. Теперь, когда напряжение и упоение гонкой остались позади, он чувствовал лишь усталость. Было обидно, но Люцерис не собирался корить себя, сегодня он был не плох, сделал все, что в его силах, ему есть чем гордиться. Но бесстрастное лицо Эймонда омрачало его настроение, Люцерис понял, что очень хотелось произвести на него впечатление, и было грустно, что первая гонка, которую наблюдал его дядя, оказалась не самой удачной. Но он пообещал себе, что обязательно выиграет следующую, и надеялся, что еще увидит восхищение Эймонда.