hello world (привет, мир)

Нил смотрит на часы. Осталось около пяти минут, прежде чем им придется выйти из раздевалки и выйти на корт. Несмотря на все, что происходит, Нил чувствует себя полностью сосредоточенным. Последние несколько дней он не позволял себе думать ни о чем, кроме Экси. Это оказалось проще, чем он думал, особенно с тех пор, как он навсегда переехал в комнату Кевина и Теи. Иногда спать на их полу может быть неудобно, но это лучше, чем оставаться в его старой комнате. Это, конечно, лучше, чем видеть лицо Эндрю каждый раз, когда он оборачивается. Поскольку они добрались до финального матча против Бразилии, стратегия и игровой процесс — это все, о чем Кевин и Тея хотят поговорить, что, по мнению Нила, является желанным развлечением. Это помогает ему не спускать глаз с приза и не дает ему погрязнуть в глубоком, темном колодце собственного горя. Разочарование. Это слово почти вызывает у него рвотный позыв. Такой мелодраматичный образ, который он вызывает в воображении, ярко-красное мультяшное сердце с зигзагообразным разрезом посередине. Однако он полагает, что во всех клише есть определенная доля правды. Не сейчас, думает он, тяжело вздыхая и надевая ботинки. Он не должен был думать об этом. Он должен сосредоточиться. Ему нужно выиграть игру. Тренер хлопает в ладоши, чтобы привлечь их внимание, а Нил качает головой, заканчивает завязывать шнурки и поворачивается, чтобы присоединиться к остальной команде. — Неважно, что произойдет сегодня, — начинает тренер. — Я хочу, чтобы вы знали, как я горжусь вами всеми… Кто-то стонет от этого, и тренер показывает им средний палец. — Дай мне закончить, осел, — продолжает она. — Я чертовски горжусь вами всеми. Когда вы сошли с того самолета, вы были раздроблены, но сейчас вы действительно работаете как команда. И мы добрались до чертового финала. Этого достаточно, чтобы заставить разрыдаться даже такую ненавистную сучку, как я. Смех прокатывается по группе, Элисон и Дэн хихикают рядом с Нилом. — Я рада за некоторых из вас, — продолжает тренер, подчеркивая свою фразу многозначительным взглядом на Нила, а затем на Эндрю. — Сумели вытащить ваши головы из задниц, хотя бы ненадолго. Взгляд Нила на мгновение тоже скользит к Эндрю, но Эндрю не оглядывается. — Давайте держать наши головы там, где они нам нужны, ок? — Говорит тренер, оглядывая полукруг игроков с ухмылкой на лице. — Высоко. В игре. Все они кивают, а затем сбиваются в кучу для краткого призыва к сплочению. Раздается общий стук ракеток, а затем они удаляются. На корт и в игру. - Нил играет так, словно это его первая игра в студенческую Экси, полный отчаяния проявить себя. Нил играет так, как будто это игра против Воронов, его внутренности сжимаются от ненависти, его цель совершенно уникальна, его цель не что иное, как смертельная. Нил играет так, как будто это последняя игра, как будто каждое его движение — это любовное письмо тому, что пронесло его через все, никогда не подводя. Нил играет, и все, что он видит, — это красное. Яркий, сверкающий, мигающий красным. Нил играет, и все, что он слышит, — это аплодисменты, такие эйфорические, что он мог бы опьянеть от этого. К моменту финального свистка разрыв в очках становится большим. Невероятно большим. И они победили. Они выиграли, и колени Нила подгибаются, и прежде, чем он успевает упасть на пол в законном изнеможении, его товарищи по команде хватают его и поддерживают, все они кричат и воздевают руки к небу, призывая его сделать то же самое. Они танцуют в крошечных красных, белых и синих звездочках, которые вылетают из расположенных поблизости конфетти-пушек. Делают круги по корту, улыбаясь плачущим болельщикам. Нил смеется, и слезы покалывают уголки его глаз, и кто-то — он не может толком сказать, кто из-за размытости конечностей и цвета — вкладывает трофей ему в руки. Он смотрит на него сверху вниз, металл холодный в его теплых руках, и думает: — «Должно быть, вот на что это похоже». Когда мечта превращается в реальность. - Пока он ждет взлета самолета, Нил отключается, думая о возвращении к своей жизни дома: его слишком большая квартира, столько свободного времени, которое нужно убить, прежде чем Экси снова начнет работать. Только когда кто-то опускается на сиденье рядом с ним, он приходит в себя. — Ты в порядке, детка? — весело спрашивает Элисон, тыча костлявым локтем ему под ребра, отчего он чуть не падает со своего места. Он не так близок с Элисон, как с некоторыми другими — на самом деле видит ее только на официальных мероприятиях в сборной США, — но он, по крайней мере, рад, что место рядом с ним досталось не Эндрю. Придя в себя, он невнятно мычит в ответ. — Серьезно, Джостен. Ты в порядке? — спрашивает Элисон, наклоняя голову набок, чтобы получше его рассмотреть. — Ты был таким тихим последние пару дней. Это совсем на тебя не похоже, умник. — Просто, знаешь, впитываю все, — пытается Нил. — Угу. Я не видела, чтобы ты сказал хоть одну колкость Эндрю Миньярду примерно неделю, — продолжает Элисон, тыча вытянутым указательным пальцем ему в лицо, как бы подчеркивая свою точку зрения. — Это на тебя не похоже. Нил пытается сардонически рассмеяться, но получается только тихий и ломкий смех. Элисон наклоняется к нему, выглядя серьезной. — Нил. Ты действительно в порядке? — Конечно, я в порядке, — отвечает Нил, но его слова звучат ровно даже для него самого. Он пытается немного оживиться и натягивает на себя легкую улыбку для нее. — Мы только что выиграли чемпионат мира, не так ли? — О, милый, — говорит Элисон, качая головой. — Если бы только все было так просто, верно? — Что ты имеешь в виду? — спрашивает Нил, внезапно чувствуя себя дерганым, как будто он стеклянный, а она смотрит прямо сквозь него. — Мы должны быть счастливы, потому что мы «достигли нашей цели», верно? Но, да ладно тебе. Как часто жизнь действительно так устроена? Мы постоянно даем себе эти маленькие обещания. «Как только я сброшу пять фунтов, я буду счастлива», «Как только я съеду с этой квартиры, я буду счастлива», «Как только я обручусь с тем, кого люблю, я буду счастлива», «Как только мои мечты сбудутся, я наконец-то, наконец-то буду счастлива», бла-бла-бла. Я имею в виду, что счастье на самом деле так не работает, — объясняет Элисон. — Это не так просто. Он моргает, глядя на нее, и она пожимает плечами, а затем откидывается на спинку стула. Он думает об этом. Думает обо всем этом. Одиночество, которое выросло внутри него, как пропасть. Затем раскрывается перед кем-то так, как может раскрываться цветок: осторожно, по одному лепестку за раз. Пытаться привлечь кого-то к себе, все равно что пытаться поймать колечко дыма, и притянуть его поближе. В конце концов, вас сбивают, и нет. Это ненормально. Он не в порядке. Он несчастлив. На самом деле, он далек от счастья, но, с другой стороны, ему приходилось переживать вещи и похуже. Да, он определенно прошел через худшие, менее банальные вещи, чем скучное, старое разбитое сердце. Так что с ним все будет в порядке. В конце концов, с ним всегда все в порядке. Не так ли? Элисон дремлет рядом с ним, положив голову ему на плечо, и Нилу тоже следовало бы поспать, но он не может перестать думать. Не может перестать задаваться вопросом, не является ли это тем, что в конечном итоге ломает его, делает совокупный вес всей боли, которую он носил с собой, слишком тяжелым, чтобы его можно было вынести. Он думает, и он думает, и его взгляд в конце концов блуждает по другой стороне самолета, где он неизбежно сталкивается с взглядом Эндрю. Это скрежет кремня о сталь, повсюду летят искры, и сердце Нила сильно сжимается в груди. Все, что Эндрю делает, это отвечает ему взглядом — глаза ничего не выдают, но Нил не может не наклонить голову и не отвести взгляд, потому что, когда он смотрит на Эндрю, кажется, что кто-то сильно давит на синяки, разбросанные по его сердцу. «Тебе меня не одурачить», — думает он, наконец, с совершенной ясностью. Вписаться в жизни друг друга было бы непросто, Нил это понимает. Даже первый шаг к признанию того, что им не нужно было признавать, находясь в уединенной стране чудес своего гостиничного номера, был бы болезненным. Все равно что вырвать зуб без анестезии. Но ради того, что у них могло бы быть, Нил был готов попробовать. Он не был похож на Эндрю: животное, которое попало в ослепительный, правдиво говорящий свет фар и ускользнуло, испуганно убегая в темноту. «Тебе меня не одурачить», — снова думает Нил, и его охватывает желание повернуться и поискать Эндрю, чтобы сказать ему об этом. Он сопротивляется этому, вместо этого сосредотачиваясь на мрачном небе, которое он видит через иллюминатор самолета, на том, как оно темнеет и приобретает цвет подгоревшего кофе. Ты боишься, Эндрю Миньярд. ТРИ МЕСЯЦА СПУСТЯ Начинается сезон Экси, но после Японии, после всего — это еще более скучно, чем обычно. Когда Эндрю не играет, он впустую тратит дни. Он пытается наверстать упущенное в чтении, но не может сосредоточиться, пытается следовать нескольким рецептам выпечки, но в итоге всегда получается несъедобная катастрофа. Он даже пытается поиграть в некоторые из дурацких видеоигр Аарона, но ничто не привлекает его внимания. Чаще всего он заканчивает тем, что лежит на диване, уставившись в потолок, теряясь в завитках краски наверху. Подбрасывает в воздух старый мяч Экси и ловит его. Он ничего не слышал от Нила. Чего, откровенно говоря, и следовало ожидать. Однако в конце концов он получает весточку от Мэтта Бойда. — Эндрю, — кричит Мэтт в трубку, бодрый, как утреннее гребаное пение птиц. — Как у тебя дела? Эндрю хотел бы послать испепеляющий взгляд в трубку. — Просто отлично. — О, отлично. У меня тоже! — Возникает пауза, которую Эндрю не хочет заполнять. — Ну, я просто подумал, что стоит проверить, получил ли ты приглашение на праздничный ужин? Тренер — Ундина, то есть — она сказала, что ты не ответил на приглашение совету директоров? — Какой праздничный ужин? — устало спрашивает Эндрю. — Тот, на котором отпразднуем нашу победу? Ты знаешь, на чемпионате мира, — говорит Мэтт. — Разве… разве ты не получил приглашение по электронной почте? — На самом деле я не проверял свою электронную почту, — бормочет Эндрю. — Ну, проверь, — инструктирует его Мэтт. — Мы должны доставить тебя туда. То, как ты заблокировал эти голы в финале, было дико, чувак. Никогда раньше не видел ничего подобного. Держу пари, они дадут тебе звание игрока чемпионата или что-то в этом роде. — Какая честь, — невозмутимо произносит Эндрю. Мэтт немного неловко смеется. — Просто подумай об этом, хорошо? Это будет по соседству с тобой, и было бы приятно увидеть тебя… — Джостен будет там? — спрашивает Эндрю, утыкаясь подбородком в переднюю часть толстовки и подтягивая колени к груди. — Да, он будет там, — отвечает Мэтт после паузы. — Я знаю, что вы, ребята, никогда по-настоящему не ладили, и вся эта история с разделением комнат никогда по-настоящему не получалась, но не позволяй этому помешать тебе прийти. Я могу даже попытаться разлучить вас двоих, если хочешь. Эндрю издает смешок в динамик. — Это не будет проблемой. Он бы все равно избегал меня. — Боже. Вы, ребята, действительно нечто, — добродушно говорит Мэтт. Эндрю просто что-то мычит в ответ, а потом Мэтт говорит ему, что еще увидятся, и вешает трубку. Эндрю с глухим стуком роняет телефон на ковер и продолжает свою игру в догонялки, подбрасывая мяч вверх, позволяя ему упасть на ладонь. Он думает о трех месяцах назад. О гостиничном номере, который он доверяет себе посещать только во сне. О Ниле, лежащем под ним на полу, обнаженном, если не считать простыней, обернутых вокруг его торса, засосы сливового цвета украшают его ключицу, как драгоценные камни, оттиснутые золотом. Эндрю чувствует запах выстиранных простыней, чувствует биение сердца Нила под его большим пальцем. Эндрю даже может слышать тихие, красивые стоны удовольствия, которые издавал Нил, те, которые Эндрю прогонял поцелуями, чтобы они не могли отправиться туда, куда они с Нилом не могли последовать. Куда-нибудь за пределы этих четырех стен. Реальный мир, с его голубым небом и цветущей вишней. Его любопытные глаза. Он все еще чувствует ухмылку Нила на своих губах, самодовольную и радостную, которую Эндрю ненавидел. Привык ненавидеть, поправляет он себя, совершенно непроизвольно. Он вздыхает, подбрасывает мяч с такой силой, что он отскакивает от потолка и рикошетом возвращается на пол, чтобы в конце концов закатиться куда-нибудь вне досягаемости. Да, думает он, закрывая глаза. Мы действительно нечто. - Праздничный ужин — это куча ерунды. Есть какая-то свободная сказочная тема, которой Эндрю не утруждает себя придерживаться. Все одеты в темные шелка и плюшевый бархат, задрапированные яркими цветами. Освещение приглушенное и с розовым оттенком. По мраморным колоннам зала ползет плющ, а группа, одетая как феи из «Сна в летнюю ночь», играет сонные каверы на поп-песни 80-х. Эндрю пробирается через брошенное блюдо с сахарным печеньем «Съешь меня», когда Дэн и Мэтт находят его. — Ты сделал это! — говорит Мэтт, выглядя таким искренне счастливым видеть Эндрю, что это почти трагично. — Но… ты не принарядился? Эндрю бросает на них скучающий взгляд. Мэтт одет как сатир, в то время как Дэн одета в какое-то красивое платье в стиле тоги, которое делает ее похожей на греческую богиню. Эндрю предполагает, что это какой-то наряд для пар. — Возьми хотя бы это, — говорит Дэн, снимая гирлянду из золотых цветов с ее головы и вешая ее на голову Эндрю. Эндрю вздыхает, но он уже достаточно навеселе, чтобы согласиться. — О, вот и Джереми, — говорит Мэтт, глядя в другой конец зала. — Иди поздоровайся, малыш, — говорит Дэн, шлепая его по заднице на ходу. Эндрю смотрит, как он уходит, а потом остается наедине с Дэн. Она смотрит на него так, что он не может прочесть, поэтому он берет еще одно сахарное печенье и откусывает. — Итак, — говорит Дэн, скрещивая руки на груди и холодно глядя на него. — Как дела? — О, ты знаешь, — говорит Эндрю. — Очевидно, я «Игрок чемпионата», так что это действительно стало моим годом. Она закатывает глаза. — Как и должно было быть. Это огромная победа. — Тогда ты можешь взять это, — говорит ей Эндрю. — Просто поднимись туда и прими это, когда они назовут мое имя. Мне все равно. — Как будто, — отвечает Дэн, ее брови сужаются. — Если кто-то и должен забрать это у тебя, так это Нил. — Джостен? Если ты так говоришь, — говорит Эндрю, желая, чтобы она поняла намек и отвалила. — Я слышала, что в конце турнира он оказался в комнате Кевина и Теи, — говорит Дэн, и О! Вот почему она раздражена, думает Эндрю. — Ты так сильно его разозлил? Не мог дать ему передышку хотя бы на один месяц? Как будто он не прошел через достаточно дерьма. Эндрю пожимает плечами. — Думаю, некоторым людям просто не суждено ужиться. — Думаю, что нет, — соглашается Дэн. Она бросает на него еще один неодобрительный взгляд, прежде чем начать двигаться дальше. — В любом случае, он где-то тут? — внезапно спрашивает Эндрю, допивая остатки своего шампанского. — Да, он где-то здесь, — говорит Дэн. Она бросает на него предупреждающий взгляд. — Не ищи его, если только это не для того, чтобы извиниться за то, что ты мудак. Эндрю просто одаривает ее саркастической усмешкой. Как только она уходит, он возвращается к бару и берет еще один бокал шампанского. И двойной виски. Когда он со стуком ставит пустой стакан на стойку, кто-то врезается в него. Это Мэтт Бойд. Снова. Тога опасно низко сползла на его талию. Щеки раскраснелись от опьянения. — О, привет, — говорит Мэтт Эндрю, прежде чем заказать бутылку пива. — Думаю, мы действительно не догнали друг друга раньше. Что у тебя нового? — Ничего особенного, — отвечает Эндрю. — Ты держишься подальше от Нила? — спрашивает Мэтт, хотя и игриво. — Некоторые люди делают ставки на то, вступите ли вы сегодня в спор. К ТВОЕМУ СВЕДЕНИЮ. — Действительно? — Эндрю отвечает, слегка удивленный. — Думаю, он затаился в другой комнате, — продолжает Мэтт. Он задумчиво поджимает губы. — Я не знаю, что произошло между вами, ребята, на чемпионате мира, но держу пари, что он был бы не против увидеть тебя на самом деле. Во всяком случае, он больше никогда не проклинает твое имя, когда ты упоминаешься в разговоре. Эндрю издает смешок через нос. — Это не значит, что мы лучшие друзья. — Нет, я думаю, что нет. Я действительно думал, что вы двое начнете ладить после того, как мы заставили вас потесниться на чемпионате мира, — сетует Мэтт, зажмурив глаза. — Самые продуманные планы, да? Эндрю напевает. — Я мог бы убить вас, ребята, за это. — О, держу пари. — Мэтт смеется. — Ты знаешь, он действительно казался другим с тех пор, как мы вернулись? Наверное, мне не стоит тебе этого говорить, но он начал встречаться с кем-то… Все тело Эндрю напрягается, замирая, и кажется, что весь мир на секунду замолкает. Он залпом допивает остатки шампанского, пытаясь отогнать воображаемое ощущение, будто его окатили ледяной водой. — О? — Никогда раньше не видел, чтобы он с кем-нибудь встречался, но вот он позвонил мне и все рассказал об этом, — продолжает Мэтт. — Но это не… о чем я говорил? О, да. До этого, когда мы только вернулись, он казался каким-то… другим. Я думал, что победа на чемпионате мира сделает его таким счастливым, но, я не знаю. Он как бы выпал из поля зрения на некоторое время. Уклонялся от звонков и все такое. Эндрю кладет ладони плашмя на стойку, и его голова немного кружится. Он считает, что его толерантность к алкоголю, должно быть, снижается. Это не мешает ему заказать еще один бокал шампанского. Еще один двойной виски. — Ты в порядке? — спрашивает Мэтт, искоса глядя на него. — Да, — отвечает Эндрю. Он поднимает оба своих бокала, словно в тосте. — Пока. — Ха? — улыбается Метт. Эндрю игнорирует его и проталкивается сквозь группу своих танцующих товарищей по команде. Он направляется к ближайшим двойным дверям и немного бродит по коридорам заведения, заглядывая в темные, пустые комнаты. И действительно, в конце концов он находит Нила Джостена, сидящего в одиночестве в тускло освещенном кабинете с пустым бокалом из-под шампанского в руках, одетого как самый печальный Питер Пэн, которого Эндрю когда-либо видел. Нил поднимает глаза на шум и замирает. Эндрю позволяет двери захлопнуться за ним и пристально смотрит на Нила. Принимает его к себе. Эти летние голубые глаза. Этот буйный рыжий разлив. Поток слов вырывается у него из груди к горлу. Он так много мог бы сказать. Он так много хочет сказать. — Классные колготки, — комментирует Эндрю. Нил открывает рот, а затем закрывает его. Смотрит вниз на свои бедра, обтянутые прозрачным изумрудным материалом, и смущенно проводит по ним пальцами. — Не пойми меня неправильно, — говорит Эндрю, делая шаг вперед. — Ты хорошо выглядишь. Нил поднимается на ноги. — Ты… — Итак, до меня дошли слухи, что ты с кем-то встречаешься? — спрашивает Эндрю с наигранной беспечностью. Нил качает головой. — Пытался. Эндрю бросает на него вопросительный взгляд. Бесстрастное лицо Нила сменяется улыбкой. — Это была катастрофа, — продолжает Нил. — Они не были… они не были тобой. Эндрю втягивает воздух сквозь зубы, чувствуя, как он опускается к его животу. Так внезапно он чувствует совершенно отчаянное желание дотянуться до Нила. Прижать его к стене и крепко поцеловать. — Да или нет? — спрашивает Эндрю, сжимая пальцы в кулак по бокам. — Я… — Нил кивает. — Да. Эндрю делает несколько длинных шагов к тому месту, где стоит Нил, хватает его за дурацкий ошейник Питера Пэна и разворачивает его, прижимая вплотную к книжному шкафу. Через секунду губы Эндрю оказываются на губах Нила, уговаривая их раскрыться, и его пальцы немедленно прокладывают дразнящие дорожки в его волосах, в конце концов находят их и тянут, восхитительно медленно. Нил издает удивленный жужжащий звук, и его руки трепещут там, где они покоятся по обе стороны от головы. Эндрю хмыкает и просовывает бедро между сомкнутых ног Нила, грубо раздвигая их. Глаза Нила распахиваются, и он вопросительно смотрит на Эндрю. Его глаза мерцают в темноте, ловя всевозможные блики света, как капли дождя на ветровом стекле. Эндрю смотрит в них и чувствует что-то похожее на облегчение. Эндрю пропустил все, что было связано с этим, он понимает. Он промахнулся с Нилом, и это поразило его, как удар под дых. — Это ничего не меняет, — ловит себя на том, что говорит Эндрю, немного отстраняясь. — Я имел в виду то, что сказал тогда, в Японии. Выражение лица Нила меняется, и его взгляд темнеет. Безнадежность. Он хлопает ладонями по груди Эндрю и отталкивает его. Эндрю старается не споткнуться, когда позволяет оттолкнуть себя назад. — Тогда отвали, — говорит Нил. — Меня это не интересует. Эндрю хочет заставить себя рассмеяться Нилу в лицо. Ему кажется, что это единственное, что он умеет делать. Единственное оружие, которое есть в его распоряжении. Более того, он ощущается как яд, быстро разъедающий. Он представляет себе тот темный осколок, который, как он воображает, живет внутри него. Думает о том, что от этого ничто не ускользнет. Даже не это. — Хорошо, — говорит Эндрю. Он выходит из комнаты и покидает место проведения ужина. Затем он идет по улице и ловит такси. Вот в чем дело: по всему его телу пробегает зуд. Он полагает, что достаточно пьян, чтобы захотеть почесать его. - Когда Эндрю просыпается на следующее утро на своем диване, остаток его ночи — это дымка из стробоскопов и темных, заполненных тенями углов. Эндрю помнит, как целовался с кем-то возле танцпола, ему предложили крошечную белую таблетку, но он отказался. Он помнит, как выпил еще, как еще немного целовался. Надавал кому-то коленом по яйцам, когда они стали слишком развязными и… — И что?.. — Тебя выгнали из клуба, вот что, — огрызается Аарон, бросая Эндрю бутылку воды прямо из холодильника. — Не переставал мне звонить. Сказал, что я должен заехать за тобой, или ты сотрешь мой файл сохранения для Animal Crossing. Эндрю пьет воду и пытается игнорировать свирепый взгляд Аарона. — Эндрю… — Почему вода кажется самой вкусной вещью в мире, когда у тебя похмелье? — Эндрю… — Но, когда у тебя нет похмелья, это на вкус как дерьмо? — Эндрю, черт возьми, ради… — Что, — Эндрю огрызается. Аарон обхватывает руками свой торс, как будто обнимает самого себя. Это нервная привычка, которая предшествует надвигающемуся конфликту. Эндрю хорошо это знает. Руки Аарона скользят от живота к плечам, его пальцы нервно подрагивают. Он на секунду избегает взгляда Эндрю, прежде чем снова посмотреть на него сверху вниз. — Я знаю, что мир был не слишком добр к тебе, но ты… ты тоже не добр к себе… — О, вот мы и снова, — прерывает Эндрю. Он чувствует, как дрожат его конечности, и его тошнит. Тошнит от всего. Тошнит от самого себя. — Срочная новость, придурок: я не добрый. Я никогда не был и никогда не буду добрым… — Это чушь собачья, Эндрю, — кричит Аарон, его щеки краснеют. — Ты один из самых добрых гребаных людей, которых я знаю. — Нет… — Так и есть, — настаивает Аарон. Эндрю глубже погружается в диван. — Ты просто… тебе нужно заботиться о себе так же, как ты заботишься о других, — говорит Аарон, на этот раз мягче. — Пусть время от времени что-нибудь хорошее проскальзывает сквозь щели. Эндрю моргает, глядя на него снизу вверх. Выпивает жидкость из бутылки с водой быстрыми глотками. Что-то хорошее, думает Эндрю. Он представляет себе скомканные простыни в нагретом солнцем гостиничном номере, где-то в другом месте мира. Полупрозрачные занавески развеваются, отбрасывая кружевные тени на голые веснушчатые плечи. Тепло настойчивых поцелуев. — Ты это заслужил, — заканчивает Аарон немного слабо. Эндрю пристально смотрит на Аарона, пока тот не вздыхает, не вскидывает руки вверх, как бы говоря: «Я сдаюсь», и стремительно уходит в свою комнату. Ты это заслужил. Так ли это? Он думает о темном осколке, который, как он чувствует, кружится в медленном вальсе где-то глубоко внутри него с самого рождения. Разрушая все. Создавая яд, который просачивается наружу. Он не знает, чего он заслуживает. К чему это может привести, если это вообще что-то значит.