hello world (привет, мир)

Веки Эндрю мерцают в утреннем свете, а затем он просыпается. Он все еще в постели Нила, руки обвиты вокруг талии Нила, а спина Нила прижата к его груди. Он нарушил правило, оставался в постели Нила долгое время после того, как Нил кончил и, что еще хуже, он заснул там. Он мысленно возвращается к прошлой ночи, к теплу их кувыркающихся тел, к вздохам, сначала долгим, потом более коротким, неглубоким, а затем, после: лунные лучи проникают в щель между занавесками, окрашивая комнату в туманно-голубой цвет. Вот в чем дело: они шептались о прошлом. Рассказывали друг другу истории, от которых сердце Эндрю казалось сырым, пойманным в ловушку предметом, лежащим на дне разорванной коробки в его груди. Вопросы сыпались из них, как конфеты, непрерывно падающие из сломанного торгового автомата. Вопросы, которые было безопасно задавать в темноте, где все, кроме их голосов, было скрыто. Итак, Нил рассказал ему о мертвых. Натаниэль, Мэри, Рико — имена, которые стали мишенями для дартса в глубине сознания Эндрю. В ответ, а может быть, и нет, Эндрю рассказал Нилу о Касс и Дрейке. Немного о Тильде. Двое из них мертвы по-настоящему, а один из них мертв только в его воображении. Нил медленно приближался к Эндрю, пока говорил, как волна, ползущая все дальше и дальше по пляжу, и вот так близко Эндрю увидел в Ниле что-то, что казалось отражением его самого. Должно быть, именно это удерживало его там, в постели мальчика, которого он должен был ненавидеть, должно быть, именно это позволило ему уснуть там. Сейчас утро, время, которое кажется более реальным, чем середина ночи, и Эндрю прижимается лбом к плечу Нила и медленно вдыхает. Движение заставляет Нила пошевелиться, а затем он тоже просыпается, поворачиваясь в объятиях Эндрю лицом к нему. — Привет, — бормочет он, его голос шелковистый от сонливости. — Ты остался. Последнюю часть он произносит скорее как вопрос, чем как утверждение, но мозг Эндрю не в том состоянии, чтобы сформулировать ответ, поэтому он наклоняется вперед, чтобы вместо этого поцеловать вялый рот Нила. Его хватка крепче сжимает талию Нила, кожа теплая и упругая под его пальцами, а его член подергивается от интереса. Нил радостно мычит, когда Эндрю проводит ладонями по его груди, берет его в кулак. Он думает, что вполне может это сделать, раз он уже здесь, в постели Нила. Это дает ему оправдание. Однако, когда они заканчивают, он все еще не встает. Кровать — мягкий кокон, похожий на пещеру, успокаивающий, и Эндрю обнаруживает, что не хочет вставать, не хочет распутывать их конечности, не хочет прекращать наблюдать за поспешным подъемом и опусканием груди Нила, когда он приходит в себя после оргазма. Но, конечно, он должен это сделать. Ради иллюзии ненависти и безопасного расстояния. Как раз в тот момент, когда он собирается двигаться, Нил спрашивает его. — Ты… ты хочешь, чтобы я тебе помог? Эндрю прослеживает за взглядом Нила вниз, к натянутым пижамным штанам, и он напрягает челюсть, качает головой. — Эндрю, я… это зависит от тебя и всего остального, но просто знай, что я был бы счастлив делать… делать что угодно. С тобой. Если тебя устраивает текущая настройка, это прекрасно, но я просто, я не знаю. Мм. Чувствую себя эгоистом или что-то в этом роде? Я беспокоюсь, что ты ничего из этого не получаешь. — Нил теребит покрывало, пока говорит, но не отводит взгляда от Эндрю. Эндрю вздыхает. Он не знает, как объяснить Нилу, что он многое получает от этого. Не только хороший сеанс дрочки в душе после этого, но и чувство покоя и уравновешенности, которое приходит, когда держишь ситуацию под контролем. Его контроль. — Это может быть так, как ты захочешь, — продолжает Нил. — Мне не нужно использовать свои руки, или… я не знаю. Мы могли бы попробовать, эм, если у тебя есть то, что нам нужно, мы могли бы попробовать… — Просто заткнись, — говорит Эндрю, садясь, а затем вставая с кровати, внезапно чувствуя, что совсем ничего не контролирует. — Хорошо, — говорит Нил. — прости. Извинение проникает прямо в самое уязвимое, затуманенное место разума Эндрю. Плюшевое розовое яблочко пятна, которое инстинктивно отвергает все, что напоминает нежность, в страхе отползает от него. Как кнопка, на нее нажимают, и высвобождается уродливый поток гнева, смешанного с замешательством. — Мы никогда не сможем сделать ничего подобного, потому что я тебе не доверяю, — выплевывает Эндрю, обнажая зубы, и все это неправильно. Он знает, что это неправильно, даже когда это слетает с его губ. Это совсем не то, что он имеет в виду. Он не мог допустить, чтобы Нил делал с ним такие вещи или делал что-то еще, кроме того, что они делают в темноте, в тайне, потому что наблюдать за этим, полностью присутствовать, быть рядом — это было бы слишком интимно, слишком похоже на любовь. И Эндрю предполагает, что он имеет в виду, что он не доверяет себе, чтобы не упасть, чтобы пересечь тончайшую из тонких граней. Но то, что он сказал вместо этого, уже известно, и ущерб нанесен. — Хорошо, — отвечает Нил, выглядя потрясенным. Его рот дрожит от натянутой, твердой линии, которую он пытается сохранить. — Черт. Черт, повторяет Эндрю в своей голове, но он не знает, как это исправить. Не совсем понимает, как взять свои слова обратно и объяснить, не раскрывая того, что он начинает чувствовать. Он чувствует зыбучий песок, прилив ненависти к самому себе, и он должен был знать. Вот как это происходит, он причиняет боль себе, он причиняет боль Нилу. Он причиняет всем боль, в конце концов оттолкнет их всех. Как будто он родился с осколком тьмы внутри себя, который выделяет яд, заражающий всех вокруг него. Он втягивает воздух сквозь зубы, а затем идет в ванную, чтобы успокоиться. Глядя на себя в зеркало, он кажется диким. Как дикое существо. Он жалеет, что не может вытащить осколок. Похоронить это. - Когда они возвращаются в гостиничный номер после своей последней тренировки перед полуфиналом, Нил отстраняется, когда Эндрю пытается инициировать что-то между ними. Той ночью он падает на пол в комнате Кевина и Теи. Эндрю один, у него есть комната для себя, как он и хотел с самого начала. Во всяком случае, он спит урывками. - В итоге они выиграли полуфинальный матч против Ирландии, Нил набрал победное очко в конце дополнительного времени, проехав на коленях по пружинистому асфальту корта и совершив неуклюжий бросок вперед как раз в тот момент, когда мяч ударился о стену, заставив его засиять ярко-красным. Его колени ноют от боли, когда он, рыдающий тренер, и его ликующие товарищи по команде возвращаются в раздевалки, но воздушный шар счастья все равно надувается в его груди. Они прошли в финал. Они так близко, что Нил почти чувствует прохладный металл трофея в своих руках. Все быстро переодеваются, им не терпится пойти отпраздновать, но Нил хочет наслаждаться радостным настроением после матча как можно дольше. Он медленно принимает душ, а затем возвращается в пустую раздевалку, чтобы собрать свои вещи. Только когда он поворачивается, чтобы положить их на скамейку, он замечает, что был не так одинок, как думал. Эндрю прислоняется к шкафчикам на другой стороне комнаты и наблюдает за Нилом со скучающим, стальным выражением на лице. Холодная тень пробегает по Нилу, так легко затмевая прежний шар радости. О, точно, устало думает Нил. Эндрю. Эндрю и его слова, сказанные на днях, которые до сих пор причиняют боль всякий раз, когда Нил думает о них, а это случается довольно часто. Как будто это было глубоко запечатлено где-то внутри него, что рычало: «Я тебе не доверяю». Он задерживает дыхание и отвечает взглядом Эндрю на секунду или две, прежде чем закрыть глаза, чувствуя себя маленьким, и отводит взгляд. Он очень аккуратно складывает свой набор, стоя спиной к Эндрю, но он чувствует на себе тяжелый взгляд Эндрю. Почти чувствует, как он ползет вверх по его позвоночнику, как пугливый паук. — Что? — Нил ловит себя на том, что огрызается. — У тебя кровь, — говорит Эндрю ровным голосом. Нил смотрит вниз на свои колени и обнаруживает, что они действительно кровоточат. Он не заметил, не тогда, когда они, очевидно, разодрались, когда он набирал победное очко, и не тогда, когда он принимал душ, но теперь он замечает. Из них беспорядочно сочится кровь, она стекает по его ногам, как вишневый сок, и пачкает верхушки его чистых белых носков. Он издает звук отвращения. — Повернись, — говорит Эндрю, и теперь он прямо за Нилом. Его глаза выглядят странно мягкими, когда Нил делает, как он говорит, и поворачивается к нему лицом. — Садись. Нил со вздохом плюхается задницей на скамейку, и Эндрю присаживается перед ним на корточки, успокаивающе поглаживая руками бедра Нила, а затем принимается за работу, очищая порезы. У него есть аптечка первой помощи в раздевалке, и он работает тихо, старательно. Нил наблюдает за движениями его пальцев, когда он перевязывает порезы, и его сердце сильно сжимается. Он отчаянно хочет что-то сказать, но он также не знает, что сказать. Слова поднимаются и опускаются в его горле, как щекочущий кашель. — Все готово, — в конце концов говорит Эндрю, и когда он поднимается, он наклоняется к Нилу, чтобы запечатлеть грубый поцелуй на его губах. — Эндрю… — начинает Нил, но Эндрю перебивает его, снова целуя, на этот раз с открытым ртом. В этом есть что-то порочное. Но также и что-то нежное, и Нил осторожно облизывает рот Эндрю языком, а затем отстраняется, при этом зубы Эндрю прикусывают его нижнюю губу. Глаза Нила распахиваются, и Эндрю смотрит на него так, словно хочет проглотить, и это почти заставляет его вздрогнуть, этот мрачный взгляд, намного темнее в резком свете софитов раздевалки. И вот тогда до него доходит, что они впервые целуются за пределами миниатюрного мира грез их гостиничного номера. Здесь нет мягкого переплетения простыней и одеял, нет туманного золотого фильтра света, покрывающего их, смягчающего взгляды Эндрю, его прикосновения. Есть только холодная похоть, и на секунду Нилу хочется отдернуться от Эндрю. Заставляет его хотеть рассказать ему, что он буквально только что подумал. Что он не ненавидит его. Что он никогда не сможет возненавидеть его. Что это даже не размыто. Просто чисто. — Эндрю. — Хм. — Это кое-что значит для меня. На один или десять ударов сердца воцаряется тишина. — Зачем называть что-то подобное? — в конце концов говорит Эндрю. Он все еще слегка приседает, его руки задерживаются по бокам Нила. — Потому что это правда, — говорит Нил. Он ерзает на скамейке. Это кажется неудобным и твердым под ним. — Разве это ничего для тебя не значит? — Это невозможно. — Эндрю встает. — Это невозможно, — вторит Нил. — Мы скоро возвращаемся, — прямо говорит Эндрю, глядя на него сверху вниз. — Но… — начинает Нил, чувствуя, как внутри него закипает что-то похожее на отчаяние. — Мы живем так близко. — Разные штаты, — указывает Эндрю. Он делает шаг назад. — Что ты вообще предлагаешь? Чтобы мы были ‘вместе’? Бойфренды на расстоянии? Последние три слова он произносит злобно, как будто это то, чего он никогда бы не захотел за миллион лет. — Нет. — Нил качает головой. Сжимает руки в кулаки на коленях. — Я ничего не хочу. Я просто подумал, что ты должен знать. Нил не хочет чувствовать себя глупо там, где раньше чувствовал себя уверенно. Он изучает лицо Эндрю в поисках какого-нибудь знака. Он выглядит таким же спокойным, как всегда, но Нил собрал достаточно информации из их ночных разговоров, чтобы понять, что под поверхностью может скрываться нечто большее. Все становится на свои места, почему его отталкивают там, где он думал, что его притянут ближе. Почему Эндрю сказал, что не доверяет ему, когда он, вероятно, имел в виду, что не доверяет шаткости ситуации. И Нил понимает это, старается не ахнуть от осознания. Эндрю не хочет повторять одни и те же ошибки снова. Нил быстро проводит инвентаризацию всех этих домов, маскирующихся под дома, и монстров, маскирующихся под матерей. Люди откалывают от Эндрю крошечные кусочки, которые он не может вернуть. Вероятно, он чувствует, что подпускать людей близко — значит быть разобранным по частям. Это не то, от чего их нужно спасать, хочет сказать он, думая о том, как пребывание с Эндрю в последние несколько недель стало для него источником утешения. Впитало его одиночество, как тряпка, вытирающая разлившуюся жидкость. — Ты не представляешь для меня опасности, — говорит он вместо этого, надеясь, что Эндрю понимает, что он имеет в виду. — И я не представляю для тебя опасности. Эндрю качает головой, а Нил пытается унять бешено колотящееся сердце и дрожащие кулаки. Он хочет замолчать, вернуться в прошлое, чтобы даже не начинать этот разговор, но в то же время он знает, что должен сказать все, что ему нужно сказать. Он не может отпустить это, пока не сформулирует это должным образом. — Я не оставлю тебя. Выражение лица Эндрю не меняется, но он делает еще один шаг назад. Как будто слова Нила стали чем-то чудовищным, физическим между ними, и он пытается избежать их присутствия. — Ты не можешь этого обещать. — Это не обязательно должно быть обещанием. Это может быть просто… так, как оно и есть. Жизнь. Наша жизнь. — Ты вообще себя слушаешь? «Наша» жизнь. — Это не то, что я имел в виду. Я просто не хочу это потерять. — Это, — повторяет Эндрю, как будто он не знает, что имеет в виду Нил. — Это бессмысленно. Я просто убиваю время, а ты… ты просто счастлив, что кто-то к тебе прикасается. Нил ощетинивается. Не кто-то, думает он. Ты. Я счастлив, что ты ко мне прикасаешься. Он тратит около двух секунд, чувствуя себя оскорбленным, прежде чем до него доходит вторая половина заявления Эндрю. — Просто убиваю время, — вторит он, и эти слова оставляют свежие синяки на его сердце. Он был так уверен раньше, когда Эндрю закончил перевязку и поцеловал его, но теперь закрадывается сомнение. Тени, поглощающие закат. — Это то, что ты делаешь? — Глупо с твоей стороны спрашивать, — говорит Эндрю. Он достает зажигалку и возится с защелкой, пока она не высекает несколько искр. — Ты знаешь, что я тебя терпеть не могу. — Итак, я просто… что? Достаточно привлекателен, чтобы со мной дурачиться? — спрашивает Нил, и это задевает. Болит больше, чем его разбитые колени. — Назови это так, если хочешь, — коротко отвечает Эндрю. Он похлопывает себя по карманам, как будто ищет пачку сигарет, хотя они оба знают, что они в отеле. Нил не знает, что сказать. Он думал, что тоже ненавидел Эндрю, но где-то на этом пути все его чувства растворились в сложной смеси нежности, раздражения и понимания. Он был так уверен, что Эндрю может чувствовать то же самое, что не хотел принимать его чувства из-за какого-то страха быть брошенным, но вот он здесь, отвергает Нила, как будто ничего никогда не имело значения. Попирая все, чтобы сохранить свое собственное сердце в безопасности. И Нил, возможно, поймет это позже, где-нибудь в будущем, но прямо сейчас он чувствует себя раздавленным, выброшенным, как одна из недокуренных сигарет Эндрю. — Я беру свои слова обратно, — говорит Нил, и ему не нравится, как это звучит. Он расстроен. Голос дрожал от гнева. — После того, как этот чемпионат мира закончится, я не хочу иметь с тобой ничего общего. Эндрю замирает, а затем опускает взгляд в пол, ни на чем не фокусируясь. Его губы шевелятся, но похоже, что он просто прикусывает внутреннюю часть рта, очевидно, закончив говорить. Нил встает на ноги и запихивает последние свои вещи в сумку, прежде чем яростно перекинуть ее через плечо и двинуться к выходу. — Да? — окликает Эндрю, когда Нил выходит в дверь. — Взаимно. И Нил думал, что слова Эндрю больше не смогут причинить ему вреда, но эта последняя часть, как и любая другая, причиняет адскую боль.