hello world (привет, мир)

Что касается физических аспектов, Эндрю понимает, как все обостряется. Он может понять, почему и как это происходит. Видит, как такой термин, как снятие стресса, можно было бы применить к их ситуации. Понимает, как ограничивающее пространство, которым является общий гостиничный номер, может стать местом, где медленно закипающие желания могут быть превращены во вполне реальные действия. Прикосновения и высказывания, которые не имеют никакого значения за пределами этих конкретных четырех стен. И поэтому каждый вечер, когда это происходит — независимо от того, насколько они измотаны или как сильно они давили друг на друга на тренировке или во время игры, Эндрю может понять это. Это происходит так: они будут одни в своем гостиничном номере, и Нил посмотрит на него, и это как игра, вызов. На его лице написано: «мы собираемся сделать это снова?» И Эндрю каждый раз отвечает «да», когда он прижимает Нила к стене и целует его со свирепостью, которая, как он полагает, может вырасти только из ненависти к кому-то до глубины души. В конце концов, когда они задыхаются от поцелуев, а Нил становится мягким и податливым под его пальцами, рука Эндрю медленно опускается вниз. После, приведя себя в порядок в ванной, он ложится спать с поцелуями, задержавшимися на его губах, его руки кажутся такими горячими и тяжелыми, что он не знает, что с ними делать. Он просыпается и все еще не чувствует себя свободным, по-настоящему, только ночью, когда они снова целуются, и его руки прокладывают теперь уже знакомую дорожку вниз, вниз, вниз. Вниз по подтянутому животу Нила, пальцы нежно скользят по заостренным кончикам крыльев его бедер, прежде чем найти опору и крепко сжать. Двигаться грубо и с единственной целью. Как и в большинстве случаев, существуют правила. Некоторые из них устанавливаются вслух: как они должны четко формулировать свои «да» и «нет», или как Нилу нужно держать руки при себе, если не указано иное, что до сих пор было всегда. Другие правила негласны, например, что они никогда не проведут ночь в одной постели после этого или что они не должны признаваться в том, что они делают, когда находятся за пределами своего гостиничного номера. И так продолжается несколько дней или около того, целуются, когда день подходит к концу и ничто больше не имеет значения, целуются, целуются, пока они больше не перестают целоваться, потому что рот Эндрю находится в другом месте, а кожа Нила горячая, раскрасневшаяся, и он издает неразборчивые звуки в свой сжатый кулак, так что они приглушены и притихли. Так, чтобы их никто не услышал. Затем, каким-то образом, это начинает происходить в их выходные дни. Их кровати — двойные гнезда, простыни скомканы отчаянными хватающими руками, а одеяла отброшены в сторону. После этого Нил всегда кажется сияющим, его щеки розовеют. Чаще всего прядь торчит вверх, петля в виде полумесяца, светящаяся закатным красным в свете лампы. Их спортивная одежда грудой валяется на полу, и вся комната пахнет сексом. Пот, соль и что-нибудь более мягкое, чистое, например, средство для смягчения ткани или мыло. Солнечный свет угрожает пролиться сквозь закрытые шторы, осветив их беспорядок на всеобщее обозрение. Они всегда расходятся, когда дела закончены, продолжая свои дни так, как будто ничего никогда не случилось. Но к тому времени, как наступает ночь, руки Эндрю снова горят желанием. Дни идут за днями, и они усердно тренируются в перерывах между играми, которые каким-то образом продолжают выигрывать, пока, наконец, не наступает еще один день отдыха. Сегодня день отдыха, и они только что закончили, а Нил все еще испускает те дрожащие вздохи, от которых Эндрю хочется положить на него руки и снова возбудить. - Ты хочешь, чтобы я?.. — Нил вздрагивает, переворачивается на бок и ошеломленно моргает, глядя на Эндрю. — Ты, должно быть… Я могу помочь тебе, ты знаешь. — В этом нет необходимости, — сухо отвечает Эндрю. — Ладно. Если ты уверен, — легко принимает Нил, хотя его лоб хмурится. Эндрю просто бросает на него взгляд, а затем опускает голову на подушку, закрывая глаза. Он знает, что должен встать и пойти в душ, но в постели Нила так тепло и уютно. — Итак, эм, у тебя есть какие-нибудь планы на сегодня? — спрашивает Нил. Его дыхание обжигает кожу Эндрю, когда он говорит, слегка влажное, как пар из горячей ванны, и хотя он едва слышно бормочет, он лежит так близко к Эндрю, что кажется, будто он использует ухо Эндрю в качестве мегафона. Эндрю открывает глаза и свирепо смотрит на него. — Почему тебя это так интересует? — Эндрю ворчит. — Просто поддерживаю беседу, — раздраженно отвечает Нил. — В том, чем я занимаюсь в свой выходной день? — Эндрю стреляет в ответ. — Я буду отдыхать. — Вау, хорошо. Тогда я заткнусь. — Нил переворачивается на спину и натягивает одеяло на грудь. Он вдыхает и выдыхает, при этом одеяла поднимаются и опускаются. Звук его дыхания становится единственным звуком в мире. Луч солнечного света проникает сквозь щель в занавесках, падает на кровать, согревает подушку, и это почти приятно, думает Эндрю. Пока Нил снова не начнет говорить. — Мне просто… интересно, что тебе нравится делать. Ну, знаешь, для развлечения или что-то в этом роде. Эндрю издает смешок через нос. — Боже. Я имею в виду, ты не обязан говорить мне… — Ничего. — Что? — Я ничего не делаю ради удовольствия. — Давай, Эндрю. Тебе должно что-то нравится. — Что тебе нравится? Нил обдумывает вопрос, его глупо длинные ресницы хлопают, а воспаленные от поцелуев губы сжимаются в надутую гримасу. — Экси… Эндрю издает звук, похожий на зуммер игрового шоу. — Нет. Неправильно. — Что ты имеешь в виду, неправильно? — Должно быть что-то еще. Ты не можешь быть таким скучным. Нил хмуро смотрит на него, и Эндрю думает, что их разговор подошел к концу, и хотя он все еще чувствует себя так уютно, так расслабленно, как будто мог бы заснуть на час или два, он знает, что должен двигаться. В конце концов, он нарушает негласное правило, оставаясь в постели после того, как Нил кончил. Он вытягивает ноги, громко щелкая лодыжками, и начинает садиться. — Мне нравится бегать на улице, — бормочет Нил. Эндрю смотрит на него. — Особенно там, где я не слишком хорошо знаю местность, — продолжает Нил ровным тоном. — Мне нравится бегать в лесу и смотреть на небо между ветвями. Это заставляет меня чувствовать себя так, как будто мир большой, а я действительно маленький, и что-то в этом ощущается по-настоящему безопасным. Он ждет ответа Эндрю, возвращая ему пристальный взгляд, его глаза похожи на два куска яркого голубого льда. — Это все еще может быть — скучно или что-то в этом роде, — продолжает Нил. — Но это лучше, чем — ничего. — О, мне многое нравится, — огрызается Эндрю, закатывая глаза. — Кондитерские. Корейский хип-хоп. Когда выйдет новая книга из моей любимой серии фэнтези. Отпуск. Найти хорошую крышу и лечь на нее. Рот Нила приоткрывается от удивления, а кожа Эндрю начинает зудеть; он внезапно остро осознает, что все еще находится в постели Нила, и это начинает казаться чем-то вроде интимности, хотя это даже невозможно. Он сбрасывает одеяло с себя, а затем на Нила, прежде чем направиться в свою часть комнаты. Пока он занят тем, что берет свою сумку для стирки и кое-какую одежду, Нил приподнимается на локтях, одеяло соскальзывает с него и падает на колени. Это обнажает млечный путь засосов, который растекается по его ключице, начиная подниматься вверх по длинной, изящной колонне его шеи, как поднимающиеся струйки дыма. Эндрю почти забывает, что он делает. — Почему бы нам не пойти куда-нибудь? — говорит Нил. Глотает. — Вместе? И это, ну, Эндрю не понимает, как ситуация обострилась таким образом. То, что предлагает Нил, выходит за рамки четких правил, которые они выстроили вокруг того, что они делают. Это неизвестная, не нанесенная на карту территория и Эндрю не готов. — Нет? — спрашивает Нил. — Ничего страшного, если это — нет, Эндрю. Эндрю медленно, внимательно смотрит на Нила. Он уже привык чувствовать себя раздираемым из-за Нила. Привык чувствовать, что потребность ненавидеть его борется с желанием поцеловать его. Постоянное желание прикоснуться к нему. Конечно, его влечет к Нилу, и хотя он по-прежнему самый раздражающий человек на планете, все стало проще с тех пор, как они начали дурачиться и перестали желать друг другу мучительной смерти. Это также помогает Эндрю держать себя в узде. С тех пор как они все это затеяли, он больше ни в какие клубы не выбирался. Нет, он не напился и не нашел незнакомца, чтобы наложить на него руки. Все это — это то, что он начал делать некоторое время назад, после того, как перестал причинять себе боль. После того, как он перестал кайфовать с Аароном. По общему признанию, это имело тот же эффект, что и те вещи. Заставляло его забыть о черной дыре в голове, похожей на огнестрельную рану. Помешало ему улететь в космос. Заставило его осознать свое тело, насколько оно реально. Как это было здесь. Он был здесь. «Неужели то, что ты делаешь с Нилом, так отличается?» Он слышит, как Би спрашивает его у него в голове. Он не является для тебя неизвестным. Не безымянный. Но то, что ты делаешь… разве это не просто еще один из твоих нездоровых механизмов овладания? «Нет», отвечает он. Но этот ответ, пришедший к нему непрошеный, еще более странный, чем «да». Что это по-другому. Что ему в конце концов придется разобраться, почему все по-другому. — Эндрю? Нил с любопытством наблюдает за ним, ожидая, что он ответит, и да. Это определенно по-другому. Он не такой, как другие. Не только из-за ситуации, но и потому, что Нил только что попросил Эндрю провести с ним время, и, возможно, что более важно, инстинкт Эндрю подсказывает сказать «да». Эндрю не готов разобраться, что это значит, и он не хочет лезть к нему в голову или чувствовать, что он вот-вот упадет. Не хочет на цыпочках переступать через какой-то невидимый порог. Не хочет впадать в оцепенение ко всему или, что еще хуже, поддаваться желанию причинить вред вещам. Людям. Себе. Поэтому он просто нацарапывает все вопросительные знаки, появляющиеся, как ядовитые цветы, в его голове. — Да. — Его голос подобен стеклу. — Мы можем что-нибудь сделать. Сначала мне нужно в душ. — О. Хорошо. Ты не возражаешь, если я пойду первым? — Нил вскидывает руки и указывает на себя. — Я вроде весь… — Фу. — Эндрю морщит нос. — Тогда поторопись. Нил одаривает его ухмылкой, когда он поворачивается в ванную, закрывая за собой дверь. - После того, как Эндрю принял столь необходимый долгий душ, он возвращается в спальню. Нил сидит на своей плохо застеленной кровати, очевидно, готовый выходить. На нем шапочка, а также светло-голубой фетровый пиджак поверх мешковатого джемпера, брюк и клетчатого шарфа. Он одет в армейские ботинки и смотрит на свой телефон с улыбкой на лице. — Хорошо, — говорит он, когда Эндрю пытается догнать его, натягивая собственные ботинки и беря свою кепку и солнцезащитные очки с прикроватной тумбочки. — Я думаю, что нашел несколько мест, которые мы можем проверить. У меня тоже есть это. Он протягивает кулак и разжимает пальцы, показывая два свертка черной ткани. Эндрю непонимающе смотрит на него. — Я получил их от Теи, — говорит Нил. — Это маски для лица. Они замаскируют нас, чтобы мы могли прокрасться незамеченными. В основном. Надеюсь. Эндрю вздыхает и берет одну из них, прежде чем закрепить ее на нижней половине лица, закрепив эластичные ремешки сзади за ушами. — Идеально, — говорит Нил. — Я с трудом узнаю тебя. Эндрю приподнимает бровь и поворачивается, чтобы посмотреть на себя в зеркало гостиничного номера. Его темные очки, маска для лица и кепка скрывают большую часть его лица, но два пучка белокурых волос, которые торчат по бокам, как пушистые облака, возможно, слишком узнаваемы в сочетании с его ростом. Он заправляет волосы под кепку и поворачивается обратно. — Тогда, может быть, мы пойдем? — весело спрашивает Нил, натягивая вторую маску на лицо, прежде чем надеть свои солнцезащитные очки. Даже когда он пытается сделать себя как можно более незаметным, Нил все равно выглядит как чертова супермодель. Эндрю хмурится под своей маской, когда теплое, мерцающее чувство разливается в его груди. — У меня есть планы. - Несмотря на то, что он был настроен скептически, Эндрю должен признать, что их маскировка делает свое дело. На них бросают несколько любопытных взглядов, когда они идут по оживленным улицам Токио, но никто не подходит к ним за автографами, и в поле зрения нет мигающих камер. В конце концов они останавливаются возле шикарного кафе, и Нил ведет Эндрю внутрь. Эндрю смотрит на блестящие завитки теста, выстроившиеся в ряд за стеклянной перегородкой прилавка, и секунду тупо моргает, прежде чем повернуться к Нилу. Он стягивает маску и снимает очки, внезапно чувствуя, что ему слишком жарко. — Кондитерская? — Эндрю ворчит. — Действительно? — Ты сказал, что они тебе нравятся, — невозмутимо парирует Нил. Он садится за ближайший пустой столик и начинает просматривать меню. — Что тебе нравится? — Как будто ты действительно можешь это прочитать, — ворчит Эндрю. — Вообще-то могу, — говорит Нил, все еще глядя в меню. — Я могу читать по-японски гораздо лучше, чем говорить на нем. О, смотри. Они пекут гигантские, пышные блинчики. Хочешь гигантские, пышные блинчики? Эндрю садится и вытирает вспотевшие руки о джинсы. Он открывает рот, намереваясь послать Нила нахуй, но в итоге вместо этого говорит «да», потому что да, он действительно хочет гигантских пышных блинчиков. Только идиот не стал бы этого делать. — Хорошо, — беззаботно говорит Нил. — Я сейчас вернусь. Эндрю наблюдает с другого конца зала, как Нил подходит к стойке и делает заказ на неуклюжем японском, а сам расслабляется на своем месте. Все в порядке, говорит он себе. Это просто, блядь… блины с товарищем по команде. «Товарищ по команде, с которым ты спишь», указывает тихий голос в его голове. Он тут же замалчивает это. Нил возвращается с горячим шоколадным сиропом, вытекающим из горки сливок, плавающих сверху, и широкой чайной чашкой, полной вещества медового цвета. — Это травяной чай, — говорит ему Нил. — Я не большой любитель сладкого. — Тогда почему мы здесь? — Потому что ты сказал, что тебе нравятся кондитерские. Эндрю потягивает свой горячий шоколад. В хорошем смысле это похоже на конец света. — Почему ты?.. — Почему я не могу? — перебивает Нил. Эндрю кладет ложку сливок в рот и сильно кусает металл. Нил смотрит на него, сначала строго, а потом мягче. Более нежно. Или, может быть, Эндрю просто воображает это. Может быть, в этом вообще ничего нет. Он вытаскивает ложку из зубов и показывает ее Нилу. Должно быть, они намазаны шоколадным соусом, но он все равно надеется, что это выглядит угрожающе. Нил только качает головой. — Просто оставь все как есть, — говорит Нил, и прежде, чем Эндрю успевает ответить, официантка подходит с его блинчиками. Они радостно подпрыгивают на тарелке, испуская при этом крошечные облачка пара. Пока официантка расставляет их перед Эндрю вместе с самым крошечным набором столовых приборов, который он когда-либо видел, Нил рисует маленькие рожицы на запотевшем окне. Как только они снова остаются одни, он переводит взгляд на Эндрю, но тот смотрит в сторону. — Ты собираешься бороться со мной из-за каждой мелочи? — спрашивает Нил тихим голосом. Эндрю разрывает свой блин пополам. — Это приносит огромное удовлетворение. Зачем останавливаться сейчас? — Что, как будто это привычка или что-то в этом роде? — Или что-то в этом роде, — повторяет Эндрю. — Заткнись и дай мне насладиться моими блинчиками. — Да, кстати, всегда пожалуйста, — говорит Нил, ухмыляясь. Эндрю медленно ест, пока Нил потягивает травяной чай. Из динамиков над головой звучит японская кавер-версия западной поп-песни 80-х. Эндрю отрезает аккуратный треугольник от блинчика и насаживает его на свою маленькую вилочку, прежде чем протянуть руку через стол, предлагая его Нилу. Нил удивленно поднимает глаза и подходит, чтобы взять вилку у Эндрю. — Э-э-э, — ругается Эндрю, поднимая его выше, чтобы она зависла перед ртом Нила. Нил смеется хриплым смехом, его брови слегка хмурятся, когда он наклоняется. Он приоткрывает рот, его глаза полуприкрыты, темные ресницы отбрасывают нежные тени на скулы, и дыхание Эндрю слегка прерывается, когда Нил обхватывает губами блинчик. Нил откусывает, а затем убирает рот с вилки. Он откидывается назад, прежде чем проглотить, его губы блестят от масла. — Хорошо? — спрашивает Эндрю твердым голосом. Нил медленно облизывает губы, а затем кивает. — Хорошо. Эндрю пожимает плечами и возвращается к еде, игнорируя тот факт, что наблюдение за тем, как Нил Джостен съедает небольшой кусочек блинчика, только что вызвало у него недоумение на публике. Нил достает свой телефон из сумки и с самодовольным видом открывает приложение Google Maps. — Итак, что мы делаем дальше? — спрашивает Эндрю, отодвигая пустую тарелку в сторону и допивая остатки горячего шоколада. Нил закрывает свой телефон и смотрит на него с озорным блеском в глазах. — Следуй за мной. В итоге они идут в магазин грампластинок после кафе, а затем в книжный магазин после магазина грампластинок. Эндрю уходит из магазина грампластинок с пустыми руками, хотя он проводит около пятнадцати минут за одним из проигрывателей, слушая некоторые из своих любимых классических композиций в гигантских наушниках, которые они подключили к проигрывателю. Нил просматривает несколько различных разделов, прежде чем присоединиться к нему и на минуту стащить наушники, чтобы послушать, что он слушает. Ему гораздо больше повезло в книжном магазине, где он нашел прекрасно иллюстрированное японское издание одной из своих любимых книг всех времен. Он также покупает некоторые товары для манги, которые, как он знает, понравятся Аарону. Линзовидная закладка и три миниатюрные фигурки. К тому времени, как они возвращаются в отель, уже темно и немного прохладно. Эндрю очень хочет вернуться в их комнату и согреть Нила, но Нил говорит ему, что на повестке дня есть еще один вопрос, указывая пальцем вверх. И вот так Эндрю оказывается на крыше отеля с Нилом, они оба лежат на спине и смотрят в беззвездное небо. Это продолжается вечно, как огромный слой черного льда. Как океан ночью, неоновые крыши зданий светятся так, как лунные лучи сверкали бы на кромках волн. Эндрю протягивает руки, и его пальцы касаются пальцев Нила. Руки Нила замерзли, и прикосновение к ним напоминает Эндрю о том, как он держался голыми руками за металлические перила в разгар зимы. Он убирает руку и кладет ее себе на живот, где это безопасно. — Довольно холодно, да? — спрашивает его Нил. — Может, нам вернуться в нашу комнату? Эндрю кивает и встает на ноги, и он не уверен, из-за высоты, холода или темноты, или просто из-за того, что день сложился так непредсказуемо, но он чувствует себя неловко. Неловко от того, насколько все просто.