hello world (привет, мир)

Нил просыпается в ту же секунду, как дверь со скрипом открывается. Большинства ударов достаточно, чтобы вырвать его из сна, но открывающаяся и закрывающаяся дверь всегда была особенно зловещим сигналом к пробуждению. Даже сейчас этого достаточно, чтобы заставить его сердце биться так быстро, что он боится, как бы оно не вырвалось из груди. Он переворачивается на другой бок, заставляя себя успокоиться, и бросает быстрый взгляд на цифровые часы на тумбочке в отеле. Сейчас 4:30 утра. Сейчас 4:30 утра, и Эндрю пробирается сквозь темноту. Он почти падает в постель полностью одетый, от него пахнет сигаретным дымом и виски. Чужим потом. Нил зарывается в одеяла и прерывисто вздыхает. Эндрю, возможно, и провел хорошую ночь, но выпивка только что вызвала у Нила чувство тошноты и боли. Он знает, это потому, что он не большой любитель выпить. В конце концов, ему никогда не позволялась роскошь научиться наслаждаться алкоголем. Для него выпивка была прежде всего придорожным доктором, нежным бальзамом на его раны. Тогда это была опасность, прикрытая желтой баррикадной лентой, чего следовало избегать, если только он не хотел рисковать тем, что его секреты выплеснутся оттуда, где они прятались в глубине его горла. В конце концов, это чуть не привело к падению Кевина; это была зажженная спичка к его залитому бензином сердцу, которая едва не погубила его. После всего этого Нил не уверен, сможет ли он когда-нибудь научиться получать от этого удовольствие. Особенно сейчас, когда это задерживается в его теле, заставляя ноги сводить судорогой, а череп пульсировать. Он стискивает зубы и проклинает себя за то, что был таким глупым. Распитие алкоголя в ночь перед матчем чемпионата мира по Экси — это то, о чем он никогда не думал, что будет когда-либо делать. Но ты задолжал Эндрю, напоминает он себе, и, кроме того, тебе было хорошо, не так ли? Он еще больше сворачивается калачиком, запутываясь руками в простынях и желая, чтобы он мог исчезнуть совсем. Стать невидимым, шепотом. Все кажется неправильным. Он чувствует себя неправильно. У него сводит живот, а в голове темно и мутно от неприятных мыслей. Нилу нравилось проводить время с Эндрю Миньярдом. В обоих случаях. Правда об этом подобна плохой кульминации к еще худшей шутке. Должно быть, он действительно так трогательно одинок, как признался в ресторане ранее вечером. Его мысли отказываются успокаиваться, и в конце концов утреннее солнце начинает пробиваться сквозь одеяла, освещая его мягкий кокон бледным светом. Нил смотрит на себя сверху вниз; он больше не окутан тенями и не невидим, он здесь. У него есть тело, комок в горле и игра, в которую нужно играть. Чтобы надеяться на победу. Он пинает одеяло и осторожно трет глаза, представляя, как в процессе стирает все свои уродливые, смешанные чувства. Туман в его мозгу рассеивается, но в конце концов его зрение становится звездным с цветными пятнами. — Ты выглядишь дерьмово, — говорит Эндрю, его голос потрескивает, как помехи в радиоэфире. Взгляд Нила проясняется, и он видит Эндрю Миньярда, сидящего напротив него, примостившегося на краю своей кровати и пристально смотрящего. Это своего рода сбивающее с толку зеркальное отражение. — Это говоришь ты, — невозмутимо произносит Нил. Эндрю явно страдает от похмелья, повсюду залегают темные тени, а его пальцы дрожат там, где он трет их о бедра. Взгляд Нила застревает на них, и он думает о Кевине, о несвежем запахе алкоголя, растрепанных волосах и усталых глазах. Затем он думает об Эндрю, об острых краях и барьерах толщиной с бетон. — У тебя есть проблемы со злоупотреблением психоактивными веществами? — спрашивает Нил. Эндрю фыркает, выглядя искренне удивленным. — Нет. Просто проблема с Нилом Джостеном. — Что это значит? — Кто знает? Разберись с этим сам. Нил хмуро смотрит на него. — Ты гулял допоздна. — Что ж, извините меня, тренер. — Эндрю преувеличенно закатывает глаза. — Это не повлияет на мою сегодняшнюю игру. Обещаю на мизинчике. — Это не то, о чем я беспокоюсь, — огрызается Нил. — О? — Брови Эндрю приподнимаются. — Тогда, о чем же ты беспокоишься? Нил облизывает губы, прежде чем сжать рот в жесткую, тонкую линию. Он не знает, как реагировать. — О, ты беспокоишься обо мне? — насмешливо спрашивает Эндрю. — Беспокоишься, что у меня большая, серьезная «проблема злоупотребления психоактивными веществами»? — Ну, а ты как думаешь? — Нет. — Ухмылка, которой Эндрю одаривает его, граничит с дикой. — Мне не нужны наркотики или алкоголь, чтобы справиться со своим дерьмом. Больше нет. — Больше, — повторяет Нил, изо всех сил стараясь следовать за ним. — Ты, должно быть, слышал слухи, верно? — Эндрю продолжает. Он наклоняется вперед, в пространство Нила, пружины кровати скрипят под ним. — О моем брате? Обо мне? Мне пришлось отучить его от жестких вещей, но это означало переход на что-то более мягкое. Впрочем, с тех пор мы тоже отказались от этой конкретной привычки, так что не забивай свою хорошенькую головку. — Ты имеешь в виду после суда? — спрашивает Нил, мгновенно сожалея об этом. Это не только неподходящее время или то, что нужно сказать; это выдает тот факт, что он одержимо гуглил Эндрю Миньярда с тех пор, как они начали жить вместе. Что-то темное и холодное появляется во взгляде Эндрю. — О, ты тоже хочешь узнать об этом больше, да? Мы больше не играем в «правду или вызов», Нил. — Я знаю это. Забудь об этом. — Ты знаешь, что он был признан невиновным, верно? Эндрю выглядит так, словно ждет ответа от Нила, поэтому Нил просто кивает головой. — И ты знаешь почему? — Эндрю продолжает. — Потому что это было… это было обороной, — добавляет Нил. — Он защищал тебя. — Бинго. Но ты же понимаешь, что он сделал бы это в любом случае, верно? Была ли в его организме крекерная пыль и выпивка или нет? — Эндрю делает паузу, затем говорит голосом, пропитанным горечью: — Он тоже гордился этим, что в то время раздражало. В конце концов, его «деспотичная» мать погибла в автомобильной аварии, а я плохой парень. Но когда он убивает Дрейка, делает, по сути, то же самое, он коронует себя героем. Нил напрягается. Эндрю только что признался в убийстве? Эндрю улыбается, улыбка медленно расползается по его лицу, как будто он читает мысли Нила. — Тебя это пугает, беглец? Нил думает о своих онемевших пальцах, сжимающих спусковой крючок. Помнит взрыв, как конец чего-то. Помнит, как его мама говорила ему, что все в порядке. Все в порядке, потому что ты спас меня. Помнит, как уткнулся лицом ей в плечо, но все равно видел это. Мертвый человек на полу. Лужа крови, декабрьская тьма. — Иногда, если ты любишь кого-то, ты готов убить за него. Улыбка Эндрю остается прикованной к месту. — Это то, о чем я думаю. Затем Эндрю пожимает плечами, прежде чем встать и потянуться, очевидно, закончив разговор. Нил наблюдает за ним, не уверенный, что сказал что-то правильное. — Перестань наблюдать за мной, — выдавливает Эндрю. — Извини, — саркастически говорит Нил. — Просто поражен видом Эндрю Миньярда, растягивающегося перед игрой Экси. — Тело — это храм, Нил, — парирует Эндрю, не глядя на него. Это может показаться саркастичным, но это правда. Нилу еще нужно убить несколько часов, прежде чем им нужно будет отправиться на стадион, и он планирует пойти в спортзал на сеанс, который, как он надеется, избавит его организм от алкоголя и связанных с ним привидений. Он упаковывает свои спортивные принадлежности в большую сумку, в то время как Эндрю продолжает разминаться, теперь в разгар какой-то тренировки в стиле Пилатеса. Нил перекидывает сумку через плечо и направляется к двери, останавливаясь как раз перед тем, как взяться за ручку. — Почему Экси? — спрашивает Нил, все еще стоя лицом к двери. Если Эндрю насмехается, он этого не слышит. — Это действительно было только из-за Аарона? Ты действительно пойдешь за ним куда угодно? — Может быть, не к святости, — размышляет Эндрю, — но определенно к чему угодно остальному. Нил раздраженно оборачивается. — Ты серьезно? — Да, — спокойно отвечает Эндрю. Он лежит на полу, задрав ноги в воздух, пальцы ног направлены в потолок. — Я бы последовал за ним. Не имеет значения, куда. Не имеет значения, Экси это или нет. Вот чего ты не в состоянии понять, Нил. Я не делаю выбор так же, как ты. Играть в Экси немного менее раздражает, чем оставаться наедине со своими мыслями, но это ничего не значит. Нил хмуро смотрит на него, и Эндрю приподнимает бровь, в этом жесте скрывается вызов, прежде чем он снова опускает ноги и переворачивается на бок. — Я просто не понимаю этого, — признается Нил, выражая замешательство и разочарование, столь же древние, как и их обида. — Иногда… иногда ты играешь так, как будто…. — Что? — спрашивает Эндрю, глядя на Нила. — Это что-то значит, — отвечает Нил, улыбаясь один раз перед уходом и думая, что если они проиграют игру, то, по крайней мере, у него за плечами сегодня одна победа. … Если у Эндрю сильное похмелье, он, конечно, играет не так. Нил продолжает на мгновение отвлекаться, наблюдая за игрой Эндрю, в его глазах появляется редкая ярость, когда он отбивает почти каждый мяч, который катапультируется в направлении их ворот. Что-то в том, как играет Эндрю, только заставляет Нила хотеть играть жестче, поэтому он бежит быстрее, преодолевая свои пределы. Они так близки к выходу в следующий раунд, что, честно говоря, его лимиты кажутся несуществующими. У него появляется то волшебное туннельное зрение, которое появляется только во время особенно напряженной игры, когда все, кроме корта, становится тихим и невидимым. Теперь он полностью сосредоточен, больше не отвлекается на пристальный взгляд Эндрю и забивает очко за очком. Так же быстро, как зимний ветер. Он почти слишком сосредоточен на мяче и аккуратном прямоугольнике ворот. От того, как быстро он может двигать ногами. Другие игроки попадают в этот тихий, невидимый слой за пределами всего этого, и поэтому, когда бэклайнер грубо врезается в него, он мгновенно оказывается на четвереньках, борясь за дыхание. Только когда они понимают, что он не встанет, судья объявляет перерыв в игре. Раздается пронзительный свист. Нил пытается приподняться, но ощущает острую боль между ребрами, куда его толкнул бэклайнер, и к тому же у него перехватывает дыхание. Все его товарищи по команде начинают окружать его, но прямо перед ним на корточки садится Эндрю Миньярд. Он кладет палец под подбородок Нила и сгибает его, заставляя их посмотреть друг на друга. Взгляд Эндрю блуждает по нему, скучающий, но оценивающий. — Со мной все будет в порядке, — слабо произносит Нил. — Мне просто нужна минута, чтобы отдышаться. — Хорошо, — просто говорит Эндрю, убирая палец. Мэтт прочищает горло. — Я в замешательстве. Разве вы двое не вцепились друг другу в глотки всего несколько дней назад? Нил и Эндрю оба пристально смотрят на него. — Ну, помоги ему подняться, Миньярд, — приказывает тренер, хмуро глядя на них. — Нам нужно закончить игру победой. Эндрю поворачивается обратно к Нилу и протягивает ему руку. Нил берет ее, а затем его поднимают на ноги. Он немного спотыкается, его ребра болят, когда он выпрямляется, и в итоге оказывается прижатым к боку Эндрю. У Нила перехватывает дыхание, и он отклоняется в сторону, восстанавливая равновесие. Эндрю наблюдает за ним еще секунду или две, а затем пожимает плечами и трусцой возвращается к воротам. Мэтт и Кевин оба с любопытством смотрят на Нила, но Нил просто пренебрежительно машет им рукой. Он уверен, что внезапный интерес Эндрю к его благополучию проистекает из того же источника, что и его внезапная свирепость в голе, и у Нила сейчас нет времени объяснять Мэтту и Кевину их соглашение. Игра начинается, и все они играют хорошо. Защитники эффективно общаются друг с другом и с Эндрю; Нил и Кевин продолжают передавать мяч на другую сторону площадки, и когда Джереми выходит на замену Нилу, он следует их примеру. Они играют хорошо — они все играют хорошо, — но почему-то все равно проигрывают Франции. … Вся команда молчит, когда они входят в раздевалку. Тренер следует за ними внутрь и закрывает за собой дверь. Выглядя такой же шокированной, как и все они, она начинает тереть пальцами висок. Ее глаза не встречаются ни с чьими другими, и Нил хочет заговорить, хочет сказать ей, что это не ее вина, что никто из них не мог бы сделать больше, но его челюсть кажется жесткой и напряженной, как будто ее закрыли проволокой. — Ну, — говорит Дэн, ее голос прорезает тишину, как лезвие. — Это случилось. Нил сжимает руки в кулаки и смотрит вниз, на пол раздевалки. Все они играли так чудесно, что кажется невозможным не победить. Почти несправедливо. — Все кончено, — мрачно говорит Кевин. — Я не могу поверить, что нас отправляют домой во время первого раунда. Я думал, мы должны были вытаскивать головы из задниц и работать вместе. — Все в порядке, — перебивает Джереми. — Это унизительно, — выплевывает Кевин. — Все в порядке, — повторяет Джереми, на этот раз говоря сквозь стиснутые зубы. — Если завтра Япония облажается и проиграет Южной Корее, то мы будем впереди них по очкам. Мы пройдем бок о бок с Францией. Тренер перестает тереть висок. Она смотрит на Джереми. Он смотрит в ответ, полностью сосредоточенный, немигающий. — Ладно. Да. Ты прав. Давайте… мы должны надеяться на это, — говорит она. — Это все, что мы можем сделать на данный момент. Нил привык к надежде, знаком с тем, как она расцветает, словно цветок, в его груди, сияя, словно зачарованная, когда полностью раскрывается. Он оглядывает раздевалку. Вместе с ними команда могла бы вырастить целый сияющий сад надежды. Нил уверен, что им это понадобится, потому что, хотя надежда не всегда приводит к чему-то хорошему, она всегда дает вам достаточно света, чтобы пробиться сквозь тьму. … На следующий день Нил после утренней тренировки идет прямо в комнату Кевина и Теи. Он втискивается между ними на двуспальную кровать и подтягивает колени к груди. Кевин включает телевизор, и затем трое из них смотрят начало игры с одинаково широко раскрытыми глазами. Это захватывающая игра — была бы, даже если бы их собственная судьба не была предопределена ее исходом, — и они втроем наблюдают за ней в полной тишине. Ни одна команда не одерживает верх. Это переходит в дополнительное время. Затем дело доходит до пенальти по воротам. К этому моменту Нил держит руку Теи в одной, а Кевина — в другой. Он знает, что сжимает слишком сильно, но ни один из них не говорит ему отпустить. Япония проигрывает. Они забивают четыре пенальти против пяти у Южной Кореи, а затем Тея и Кевин прыгают на кровати, подушки летят на пол, и Нил не может в это поверить. А потом он убегает. Весь путь по коридору и вверх на один лестничный пролет. Всю дорогу до его комнаты. Он распахивает дверь как раз вовремя, чтобы увидеть, как Эндрю Миньярд быстро выключает телевизор, прежде чем нахмуриться на Нила. — Ты наблюдал, — говорит Нил. Он ухмыляется, затаив дыхание. Он прислоняется спиной к закрытой двери и смеется. — Ты наблюдал. Мы переходим к следующему раунду. Эндрю продолжает хмуриться, но поднимается на ноги. Он проходит через комнату, останавливаясь прямо перед Нилом, а затем упирается руками в дверь, по одной с каждой стороны от плеч Нила. Нил смотрит на него сверху вниз и снова смеется. — Мы прошли в следующий раунд, — повторяет Нил, его голос теперь мягче, и Эндрю больше не хмурится. Нил закрывает глаза и прислоняется спиной к стене, удовлетворенно вздыхая. Затем он открывает глаза и внезапно осознает, что происходит. Нил чувствует это, чувствует, как напряжение в комнате меняется. Он знает, что будет дальше. Знает, что его собираются поцеловать. — Я все еще ненавижу тебя, — говорит Эндрю, наклоняясь ближе, и это, может быть, удивительно, но что еще более удивительно, так это немедленное осознание Нилом того, что он собирается позволить этому случиться, и вместо ужаса что-то похожее на возбуждение танцует по его венам, разноцветное и блестящее. Осколки калейдоскопа. Эндрю прижимает Нила к стене, его пальцы сильно сжимают костяшки пальцев Нила, а затем он жадно приоткрывает рот Нила своим собственным, и Нилу приходится сдерживаться, чтобы не вдохнуть в него, это так приятно. Как будто распахивается. Как облегчение. Он не может вспомнить, когда его в последний раз целовали, когда его в последний раз хотели. Более того, он не может вспомнить, когда в последний раз позволял себе чего-то хотеть. Позволил себе поддаться желанию, взять. — Из всех плохих решений, которые приходится принимать, — язвительно замечает Нил, ловя рот Эндрю своим и прикусывая его нижнюю губу зубами, — это должно быть худшим. — Худшее, — соглашается Эндрю, бормоча эти слова прямо в рот Нилу.