hello world (привет, мир)

Эндрю просыпается со стояком. На другой кровати Нил — просто пучок волос цвета кленового сиропа и корицы, торчащий из массы белых пушистых одеял. Эндрю потягивается и проверяет время; сейчас чуть больше девяти. Поскольку сегодня день отдыха, у него достаточно времени, чтобы вздремнуть еще несколько часов, но его эрекция особенно отвлекает. Он смотрит вниз на свои натянутые пижамные шорты. Обычно его утренняя проблема просто уходит сама по себе, но сегодня она настойчива. Он испытывает это напряженное, скручивающее ощущение чуть ниже живота и смотрит на ванную. Дверь запирается просто отлично, и он никогда не бывает по-настоящему громким. Если бы он издал какой-нибудь шум, душ достаточно мощный, чтобы заглушить его. Кроме того, Нил спит. Рассуждая рационально, Эндрю знает, что мог бы позаботиться о себе и без того, чтобы Нил ни о чем не догадывался, но что-то в том, чтобы дрочить самому себе в десяти футах от парня, кажется неправильным. Подумав, он встает на ноги и бесшумно на цыпочках идет в ванную, запирая за собой дверь так тихо, как только может. Он снимает одежду и начинает принимать душ, лениво поглаживая себя ладонью, позволяя воде намочить его волосы и стекать по телу. Он знает, что разобраться в себе будет быстро, как только он начнет действовать, но он не знает, о чем думать. Он подтягивается, одной рукой опираясь на мокрую кафельную стену, и начинает дрочить, задаваясь вопросом, возможно ли это получить от одних усилий. Оргазм на самом деле не начинает нарастать, но и его возбуждение тоже не проходит. Он раздраженно втягивает воздух губами и закрывает глаза. В глубине души его мысли обращаются к Нилу. То есть он надеется, что Нил еще не проснулся. Он может начать задаваться вопросом, в чем причина задержки. Никто не принимает душ долго, если только они явно не делают то, что делает Эндрю. Эндрю знает, что у него репутация человека, который ничего не выдает, но на мгновение задумывается, будет ли это написано у него на лице в следующий раз, когда они встретятся взглядами. Это неизбежно приводит к тому, что он задается вопросом, делал ли Нил уже это в их номере. Если этого еще не произошло, то в какой-то момент это обязательно произойдет. В конце концов, они здесь еще на три недели. Раздраженный, он отбрасывает такие мысли в сторону и позволяет своему разуму блуждать. Он пытается подумать о некоторых своих недавних связях. В наши дни он не очень часто встречается с парнями. Если оставить в стороне проблемы, он достаточно знаменит, чтобы его часто узнавали. Последнее, что ему нужно, это какая-нибудь история о поцелуях и рассказах, просочившаяся в дерьмовую прессу. Тем не менее, есть несколько баров, которые он часто посещает, где парни либо совершенно невежественны, либо, что реже, достаточно надежны. В последней категории есть Роланд. Он знает Роланда много лет — достаточно долго, чтобы сейчас, честно говоря, он стал немного скучным. В первой категории есть его последняя бессмысленная связь: какой-то сносно красивый парень, который, к счастью, был совершенно не склонен к спорту. Тем не менее, их двухминутная возня едва не усыпила Эндрю. Неудивительно, что ни один из них сейчас не делает Эндрю никаких одолжений. Он качает головой и начинает сначала, думая о разных горячих парнях, которых он видел, пока гулял. Это начинает делать свое дело. Затем… Его разум выхватывает образ, казалось бы, наугад: сверкающие голубые глаза и ухмылка, похожая на изогнутое лезвие. Его рука замирает. Нет. Если он собирается думать о нем, он предпочел бы сделать это немного по-другому: застигнутый врасплох, ни разу не раскрывающий рта, как тогда, когда он разминается перед игрой, молчаливый и сосредоточенный, плоскости его скульптурных ног выглядят подтянутыми, грациозными и манящими. Ладно, да, Эндрю ненавидит этого парня. Он ненавидит его больше, чем когда-либо, теперь, когда он смотрит ему в лицо каждый раз, когда он, блядь, оборачивается. Но не в первый раз в его жизни, и пульсирующий стояк в его руке напоминает ему о том факте, что Нил Джостен, ну… чертовски сексуальный на самом деле. За исключением его отношения, то есть. Итак, он идет туда и думает о Ниле на его месте: одна рука на кафеле, другая обхватывает себя. Ноги немного дрожат, пар и горячая вода заставляют его кожу чувствовать себя слишком горячей в хорошем смысле этого слова. Он чувствует себя нормально, когда перестает думать о Ниле как об очередном симпатичном личике, но затем, совершенно непреднамеренно, он думает о них обоих в душе, об их скользких и твердых телах. Это не было бы ни мило, ни нежно. Это было бы подпитано гневом, ненавистью и, прежде чем он сможет настроить свои мысли на что-то немного менее хреновое, он кончает. Он ополаскивает руку в пульверизаторе, а затем умывается с ног до головы, чувствуя себя опустошенным. Он вытирается и влажным полотенцем протирает запотевшее зеркало. Глядя на свое отражение, он замечает, что его кожа покраснела как от оргазма, так и от горячей воды. Он надевает черные джинсы и белую футболку с длинными рукавами, надеясь, что предательский румянец исчезнет. Он с удовлетворением отмечает что, по крайней мере, из спальни не доносилось ни звука шевеления. Неожиданно, когда Эндрю возвращается в другую часть номера, Нил сидит в постели, не спит. Он слегка вздрагивает, когда дверь ванной открывается и скользит по Эндрю странным взглядом. Он никак не мог знать, вот что сразу приходит Эндрю в голову. Дверь была заперта, а брызги были слишком громкими. Кроме того, Эндрю даже не издал ни звука. — Душ твой, — мягко говорит Эндрю, как бы пробуя воду. — О, — говорит Нил, и именно тогда Эндрю понимает, что выражение его лица окрашено неловкостью. — Я пойду через минуту. Эндрю прищуривается, глядя на Нила. Он плотно укутан одеялами, а его ноутбук очень аккуратно лежит у него на коленях. Похоже, Эндрю был не единственным, кто проснулся с утренним деревом. Эндрю перестает кривить рот в понимающей ухмылке и вместо этого пожимает плечами, изображая неведение. Он достает из чемодана баночку с гелем для волос и зачесывает волосы назад, убирая их с лица. Обычно он не наносил средство на волосы, но сегодня все по-другому. Это требует маскировки. После того, как гель высохнет, он натягивает на голову черную джинсовую кепку, позволяя козырьку сидеть низко. Нил с подозрением наблюдает за ним, когда он завершает образ гигантскими солнцезащитными очками-авиаторами. Эндрю не хочет удовлетворять свое любопытство, но он терпеть не может, когда на него пялятся. — Что? — спрашивает он. Нил усмехается. — Что на тебе надето? — Нужны сигареты, — отвечает Эндрю. Вчера ему удалось стащить одну у очень сопротивляющегося Жана, но ему понадобится несколько своих, если он собирается выжить на турнире. — Ты собираешься выйти туда? — ошеломленно спрашивает Нил. — Почему нет? — Эндрю возражает, пожимая плечами. — Это просто тупые журналисты, которые слишком глупы, чтобы узнать меня таким, и девочки-подростки, которые хотят, чтобы ты подписал их фанфик Джостен. Нил хмурится на это, но ничего не отвечает. Он скатывается с кровати, и взгляд Эндрю на мгновение опускается к его промежности. Очевидно, эрекция Нила была не такой решительной, как у Эндрю. — Твои похороны, — бормочет Нил, хватая полотенце и протискиваясь мимо Эндрю, чтобы запереться в ванной. Эндрю подумывает спрятать кое-что из его вещей, пока он там. Вместо этого он выбирает другую дорогу и уходит. … Он был легкомыслен, когда сказал, что журналисты не узнают его в маскировке. Вероятно, они бы этого не сделали, но они также собирались жадно наброситься на любого, кто спустится по мраморной черной лестнице отеля. Протиснуться мимо них, не сказав ни слова, было бы подозрительно; если бы он открыл рот, это выдало бы его. В любом случае, Эндрю должен был найти альтернативный выход. Он оглядывается по сторонам, чтобы убедиться, что вокруг чисто, а затем ныряет в коридор, который, как он предполагает, предназначен только для сотрудников. Надпись на японском, так что он не может быть уверен, но знак «Вход воспрещен» ясно дает понять, что вход воспрещен. Он трусцой спускается на несколько этажей по лестнице, пока не добирается до прачечной. Там есть только один человек: молодая женщина, вытаскивающая из сушилки связки белых простыней. Она напрягается, когда видит его, и выпрямляется, оставляя белье у своих ног. Он не может понять, что она говорит, но он может понять, когда его ругают. Он пренебрежительно машет ей рукой и выходит из того, что выглядит как выход, оказываясь в пустом переулке. Он продолжает идти. Когда он сворачивает на улицу, его затягивает в толпу. Некоторое время он бродит в поисках круглосуточного магазина. По пути он проходит мимо торговых рядов, баров и станций метро, а также мимо традиционного суши-ресторана, расположенного рядом с McDonalds и Starbucks. В конце концов он натыкается на прилавок с блинчиками, предлагающий различные пикантные и сладкие блюда. Вчера утром, когда он заказал завтрак, ему принесли дымящуюся тарелку мутного мисо-супа, кусочек рыбы на гриле и несколько клейких бобов, лежащих поверх слоя риса. Это не был его любимый завтрак за все время, поэтому он пропустил это утро. После долгих уговоров ему удается заказать гигантский блинчик с начинкой из сливок и кусочков шоколадного торта, политых блестящим карамельным соусом. Это настолько громоздко, что ему приходится сделать перерыв и сесть на скамейку, чтобы съесть это. Жарко и влажно, и он глубоко сожалеет о длинных рукавах. Когда на лбу у него выступают капельки пота, он сбрасывает липкую обертку от блинчиков и продолжает охоту за сигаретами. Ему не нужно далеко ходить; рядом с перекрестком есть небольшой круглосуточный магазин. Эндрю входит, и его сразу же приветствует кассир. Он потерянно оглядывается вокруг, прежде чем направиться к ней. Он собирался выучить некоторые основы японского языка за время своего пребывания, Аарон даже установил какое-то приложение на его телефон, но у него не нашлось на это времени. Впоследствии он не знает, что еще делать, кроме как изображать затяжку. Кассирша удивленно улыбается. — Табак? — говорит она, понимая. Эндрю кивает, и она раскладывает на прилавке пачки сигарет, как будто сдает карты. Эндрю указывает на узнаваемые золотые «Мальборо» и протягивает несколько иен. Кассир берет деньги и изображает, как щелкает зажигалкой, когда Эндрю засовывает сигареты в карман. Он кивает головой, и она передает ему дешевую пластиковую зажигалку вместе с мелочью. Слишком жарко, чтобы бродить по многолюдным улицам Токио, поэтому он решает вернуться в отель. Он пробирается тем же путем, каким сбежал, и, к счастью, прачечная пуста, машины жужжат кругом и наполняют комнату ровным ритмичным гулом. Он поднимается по лестнице, полностью минуя свой этаж, и в конце концов достигает самого верха, где, как он догадывается, находится дверь на крышу отеля. Он нажимает на горизонтальный рычаг, и она легко открывается. От этого вида у него кружится голова, поэтому он закуривает сигарету и делает глубокую затяжку, чтобы успокоиться. Токио расстилается перед ним, кажется, целую вечность, острая малиновая верхушка Токийской башни торчит из зданий, как ракета, готовящаяся покинуть орбиту Земли. Он смотрит на небо, усеянное ватными облаками и затуманенное солнечным светом, и тоже представляет, как уходит. Он может видеть себя там, наверху, парящим вместе с космическим мусором: все эти обломки спутников просто кружатся вокруг. Затем он снова смотрит вниз, и его живот делает сальто назад. Он слишком высоко поднялся. Слишком близко к краю. Его сердцебиение учащается, а кровь в венах превращается в цемент. Он стискивает зубы и пытается подавить тошноту, медленно отступая назад и концентрируясь на ощущении своих ног на крыше. Он чувствует, что его колени могут подогнуться, но этого не происходит. Они несут его обратно до самой двери. Он выдыхает последнюю струю дыма и отбрасывает погнутый окурок в сторону. Внезапно он так устал, что ему кажется, будто он вот-вот упадет в обморок, поэтому он спускается обратно по лестнице и сразу ложится спать. … Он просыпается, когда Нил возвращается в комнату. Бросив беглый взгляд в окно, он замечает, что небо теперь испещрено фиолетовыми и фуксиновыми прожилками, а промежутки заполнены расплывчатыми темными пятнами. Он проспал до сумерек, и его тело знает это. Сонливость медленно распространяется по его конечностям. Нил захлопывает дверь, обходя зеркало, хотя его волосы торчат под странными углами. Он идет прямо к комоду, чтобы подключить свой телефон к зарядному устройству, не обращая внимания на присутствие Эндрю. Эндрю переворачивается на бок, чтобы посмотреть, как он шаркает ногами. Нил поворачивается, и поскольку у Эндрю нет времени отвести взгляд, их глаза встречаются. — Итак, э-э, сегодня вечером мы снова собираемся выпить в баре отеля, — говорит Нил, не прерывая зрительного контакта. Его голос звучит настороженно, с болью, как будто он уже знает, что проиграет в этот раз. — Команда, то есть. Ты идешь? Это предсказуемая уловка, чтобы показать команде, что они пытаются ладить, даже если это не так. Эндрю не утруждает себя ответом и смотрит в потолок. — Эндрю, — продолжает Нил, не желая опускать руки. — Я приглашаю тебя выпить с нами. Ты идешь? — Вау, — саркастически говорит Эндрю. — Приглашение выпить с тобой и командой? Как я могу пропустить это? — Эй. Я пытаюсь, — отвечает Нил, отводя взгляд и выглядя побежденным. — Я подумал, что ты тоже мог бы попробовать. — Я попробую немного виски из бара, — говорит ему Эндрю. При виде Нила, выглядящего вот так — таким серьезным и готовым — у него мурашки бегут по коже. — Держись от меня подальше, — добавляет он, слегка усмехаясь. — Я не хочу быть где-либо рядом с тобой, — выпаливает Нил, остывающие угольки подавленного гнева вспыхивают на секунду, прежде чем снова погаснуть. Он вздыхает. — Просто приходи. Это может быть… — Весело? — Эндрю подсказывает, когда Нилу не удается подобрать особенно убедительное прилагательное. — Ты сказал, что будешь работать со мной… — На корте. — Это одно и то же. — Я уверен, что действительно работал с тобой. Ты тот, кто мне должен, помнишь? — Это потому, что ты еще не обналичил стоимость услуги. Когда Эндрю не отвечает, Нил просто пожимает плечами и натягивает свою ветровку US Court. Как банально, что он будет носить это дерьмо в день отдыха. Эндрю готов поспорить, что он даже занимался спортом. Жалко, думает Эндрю, когда Нил бросает на него еще один раздраженный взгляд, прежде чем покинуть комнату. Эндрю скатывается с кровати и идет в ванную, чтобы смыть грязь с волос. Его не особенно волнует, что его товарищи по команде думают о его внешности, но тренер устроил бы истерику, если бы она обратила внимание на тот факт, что он бродил по улицам без присмотра. Когда он входит в бар отеля, его товарищи по команде находятся в приподнятом настроении. По его опыту, дни отдыха никогда не приносят ничего, кроме беспокойства спортсменам. Он проходит мимо всех, кряхтя в ответ на их удивленные приветствия, и устраивается на одном из нижних барных стульев. Он заказывает двойную порцию японского виски, которого никогда раньше не пробовал. Это крепко, и это легко разжигает тот знакомый огонь, который распространяется по его груди, как щупальце. — Я удивлена, что твои ноги достают до пола, — замечает Элисон Рейнольдс, появляясь рядом с ним, выглядя совершенно разбитой. Она бросила школу моды. Однажды встала и уволилась, обошла профессиональные команды, умоляя их принять ее на работу, хотя она даже не играла в колледже. Очевидно, ее прослушивание было убийственным, и она сразу же присоединилась к LA Furies. Она лучший защитник в игре, хотя он скорее проглотит мышьяк, чем скажет ей это в лицо. — Рад, как всегда, Рейнольдс, — говорит он, поднимая свой бокал в саркастическом приветствии. — Иди поиграй с нами, — говорит она ему. — Нет. — Нам нужно распить две бутылки водки. Мы держим ее замороженной. — Мне все равно. — Отлично. Тогда трать свои кровно заработанные деньги в баре. Он допивает свой напиток и подает знак заказать еще. Элисон теряет интерес и срывается с места. Он допивает примерно половину своего второго бокала, когда тренер запрыгивает на барный стул рядом с ним. — Миньярд, — говорит она, кивая. — Чем ты занимался сегодня? — Медитировал, — невозмутимо отвечает Эндрю. — Конечно, конечно, — говорит она, размахивая рукой, как будто пытается прихлопнуть жука. Она, кажется, немного навеселе. Эндрю задается вопросом, как долго они все пили и пришел бы кто-нибудь за ним, если бы Нил его не пригласил. Не то чтобы ему было на это не наплевать. — Почему бы тебе не пойти поиграть с ними? — предлагает она. — Знаешь, недостаточно, чтобы только ты и Нил ладили друг с другом. — Мы с Нилом не ладим, — напоминает ей Эндрю. — Пока — добавляет тренер с усмешкой. — Ты хорошо поработал вчера, ты знаешь это? Эндрю пожимает плечами. — Ты мог бы добиться большего, если бы начал разговаривать со своей линией защиты, — настаивает она. — Во время раскручивания бутылки? — спрашивает Эндрю, бросая многозначительный взгляд через плечо. Тренер просто поднимает брови, а Эндрю очень медленно вдыхает и выдыхает. Он мог бы просто вернуться в комнату, но там нет выпивки. Играть в какую-нибудь нелепую игру со своими товарищами по команде, возможно, лучше, чем сидеть рядом с тренером и получать вызов. Он встает на ноги, и тренер торжествующе вскидывает руки. Он присоединяется к своим товарищам по команде, спокойно присаживаясь на подлокотник одного из роскошных кожаных диванов. Похоже, раньше он ошибался; они играют не в бутылочку, а в правду или вызов. Жан сидит на полу, скрестив ноги, а Джереми с завязанными глазами пытается накрасить его губной помадой. Блестящая красная полоска размазывается по щеке Жана, и все смеются. Джереми издает пьяный смешок и наклоняется вперед, чтобы прошептать извинения Жану. Жан просто качает головой, выглядя немного ошеломленным близостью между ними двумя. Это немного интересно, и Эндрю записывает это на всякий случай, если есть какие-то ставки, в которых он может принять участие. — Миньярд, — говорит Элисон, быстро поворачиваясь к нему лицом. — Теперь твоя очередь. Эндрю выжидающе протягивает руку, и она передает ему чрезмерно большую порцию неразбавленной водки. — Ты знаешь правила игры, — раздраженно говорит она, когда он ничего не говорит. Эндрю берет водку и ждет. — Значит, правда? — Элисон продолжает, скрестив руки на груди. Все остальные заинтригованно наблюдают за происходящим. — Делай все, что в твоих силах, — соглашается Эндрю, легко пожимая плечами. — Хорошо, — говорит Элисон, одаривая его злой ухмылкой. — О ком ты думал, когда дрочил в последний раз? Эндрю даже не реагирует; ему и не нужно. Джереми вскакивает на ноги через секунду, бормоча протесты. — Нет, нет, нет, — говорит Джереми. — Он повесил повязку для глаз вокруг шеи, как бандану. — Мы не говорим ничего сексуального, Элисон. Тебе штрафной. Элисон закатывает глаза, но послушно осушает свой бокал. — Мне просто было интересно, что заставляет монстра тикать. Какой смысл играть в подобную игру, если мы не можем заняться сексом? — Мы профессионалы, — говорит Джереми, одаривая Эндрю извиняющейся улыбкой. — Это дерьмо личное. — Ладно, профи, — говорит Элисон. — Вот еще один для тебя. Джостен, скажи мне, что ты больше всего ненавидишь в том, чтобы быть знаменитым. Нил, который сидит за соседним столиком с Кевином, поворачивается на своем месте при упоминании его имени. — Я не играю, — бормочет он. — И ты даже не спросила «правда или действие», — говорит Джереми, надувшись. Эндрю, чья очередь, очевидно, была забыта, наливает себе еще водки. Она такая холодная, что он едва ощущает вкус. Он выпивает ее, как воду, и наливает еще. К тому времени, как он потрудился снова обратить на себя внимание, Элисон, очевидно, запугала Нила и Кевина, чтобы они присоединились к игре, потому что они топчутся на краю группы с напитками в руках. — Э-э, — начинает Нил, — я думаю, вся эта история с Дейстеном раздражает. Эндрю тихо усмехается. Фанфики. — Мы даже не можем обняться после победы без того, чтобы это не было до смерти проанализировано в социальных сетях, — продолжает Нил, слегка прищурив глаза. — Плюс, это похоже на то, нравлюсь ли я болельщикам, потому что я хороший игрок? Или потому, что они… — Думают, что ты хочешь трахнуть своего лучшего друга? — Эллисон подсказывает, когда он не может выразить это словами. — Это может быть неприятно, — добавляет Кевин, — но, по крайней мере, это хороший пиар? Я думал, что наша пиар-фирма захочет, чтобы мы это отрицали, но на самом деле они думают, что мы должны подыгрывать. Очевидно, что заинтересовать девочек-подростков довольно ценно. Раздается несколько смешков по этому поводу, и Эндрю чувствует, как ярость — немедленная и колючая — туго скручивается у него внутри. Он так сильно сжимает свой стакан, что ему кажется, он может разбиться. — Мило, — говорит Эндрю достаточно громко, чтобы все могли его услышать. Он не сводит глаз с Кевина и улыбается мерзкой улыбкой. — Что мило? — спрашивает Кевин. — Что вы двое извлекаете выгоду из ваших маленьких фальшивых гей-отношений, в то время как я, с другой стороны, получаю оскорбления в свой адрес всякий раз, когда я пропускаю гол, — прямо говорит Эндрю. — Должно быть, действительно весело дразнить болельщиков, не имея дела с реальными последствиями того, что ты спортсмен, который публично является геем. Он взбалтывает жидкость в своем стакане, а затем осушает его одним глотком, наслаждаясь напряженной тишиной, которая следует за его словами. Приятно это говорить, но гнев все еще бурлит у него в животе. Его первое побуждение — проглотить его целиком. Гнев — это не что-то чуждое. Он хорошо знаком с гневом. Но этот особый тип гнева. Би сказала бы, что гнев, который он испытывает из-за гомофобии, с которой он столкнулся, оправдан. Она бы сказала, что тот факт, что он заботится достаточно, чтобы злиться из-за нападок на свою персону, показывает, что он учится ценить себя. Если это так, он задается вопросом, почему он до сих пор не может сделать ставку. Он прячет ярость где-то глубоко и скрыто, но он все еще смотрит на Кевина, когда Нил наконец заговаривает. — Я никогда раньше не думал об этом в таком ключе, — говорит он, и у него действительно хватает наглости выглядеть обеспокоенным этим. Эндрю больше не может этого выносить. Он не может быть рядом с этими людьми. Кто-то зовет его вслед, когда он встает, чтобы уйти, но он игнорирует это. Его гнев прошел, но на его месте остались все эти смешанные побуждения. Он хочет подняться на вершину самого высокого здания в Токио. Он хочет напиться до беспамятства. Он хочет пойти в какой-нибудь безымянный клуб и найти кого-нибудь, кого можно прижать к стене и подрочить. Вместо этого он снова оказывается рядом с тренером. — Ну, это продолжалось всего около пяти минут, — замечает она. Однако она не настаивает на этом. Они пьют в дружеской тишине, но мысли Эндрю не перестают носиться по его черепу, как пули-разбойники. Он думает о прошлой ночи и о том, как Нил яростно последовал за ним наверх и с силой втолкнул его в их комнату. Он выглядел и звучал таким расстроенным, когда спрашивал Эндрю, почему ему все равно. Правда в том, что иногда Эндрю действительно не все равно. Но это похоже на его гнев; он должен проглотить его. Забота слишком похожа на раскалывание себя на глазах у всего мира. Это также слишком похоже на полет, на падение. Угрожающий наклон головокружения. Он не знает, что от него останется, когда он приземлится на ноги. Он не знает, как сказать Нилу, что не заботиться просто легче, чем заботиться. Так было всегда.