Love song

— Нормально вышло? — спрашивает Чан, потягивая клубничный смузи. — Отлично, хён, — радостно бормочет Чонин, уткнувшись в телефон. Он листает фотографии, сделанные Чаном для очередной публикации в инстаграме. Чонин позировал для него на фоне случайного одноэтажного здания, чтобы похвастаться перед фанатами своим сегодняшним образом: укороченная джинсовка со светлыми брендовыми спортивками и футболкой с принтом. Напоследок он делает парочку селфи, одиночных и вместе с Чаном, не ожидавшим этого, из-за чего на лице у него застывает забавное выражение. Чонин смеётся над получившимися совместными фото, смазанными и неуклюжими, Чан просит их удалить и предпринимает отчаянные попытки выхватить телефон, но всё бестолку. Эти снимки точно будут выставлены на всеобщее обозрение в день его рождения. — Противный, — бубнит Чан, показушно насупившись. Они двигаются в сторону здания агентства, но выбирают медленный шаг, нежась в приятной атмосфере весеннего утра. Сердце радуется возможности снова одеваться легко, чувствовать тепло на коже от слабых солнечных лучей, слушать мелодичное пение птиц и наслаждаться красотой цветущих деревьев. Чонин бесконечно отвлекается, вытаскивая телефон из кармана и фотографируя всё подряд: от светло-голубого неба, приятно контрастирующего с белыми облаками, до трещин в асфальте, из которых пробиваются зелёные ростки. Несколько раз он украдкой снимает Чана, которому вообще плевать. Он идёт на автомате, явно потерявшись в мыслях. — Чани-хён, о чём задумался? — спрашивает Чонин, в его шаг добавляется прыгучесть от приподнятого настроения. Кофе весело плещется в стакане. Чан не торопится с ответом, он кидает на младшего быстрый взгляд, протяжно мычит, заламывая пальцы. В его движениях появляется некоторая резкость, которой обычно нет, и голос едва заметно ломается, когда он наконец произносит: — Да так, ни о чём. Думаю над лирикой. — Ты вообще не умеешь врать, хён, — выносит вердикт Чонин, внимательно вцепившись в него взглядом. — Да не вру я, — ноет Чан, расстроенный, что его обвинили в подобном. — Это правда. Просто в голове много всего спутанного, если начну рассказывать, там на час выйдет минимум. — Тогда можем пойти помедленнее, — улыбается Чонин. Ему правда важно знать, что беспокоит Чана, даже если это что-то незначительное. А ещё он любопытный и жадный до любых сплетен. Чан смешно машет руками, отнекиваясь. Они препираются всё время, что идут по мосту, но Чан остаётся непоколебим в решении ничего не рассказывать о своих тревогах. Что он такого прячет в своей голове, сказать трудно, и, как бы ни хотелось узнать подробности, Чонин решает проявить тактичность и уводит разговор в другую сторону. — А что за лирика? — Это для Джисона, он попросил помочь с новой песней, — рассказывает Чан и, слава богу, увлекается возможностью поговорить не о своих бедах, поэтому не замечает, как Чонин спотыкается на ровном месте. — Так странно, он никогда не просил советов для текста, обычно ему нужно подсказать что-то с продюсерской точки зрения. Но песня очень хороша. Наверное, нужно что-то ответить, как-то поддержать разговор после паузы. Это в любом случае будет катастрофа. Если Чонин никак не отреагирует, Чан что-нибудь заподозрит, если Чонин что-то скажет, он обязательно ляпнет ненужную информацию, и Чан что-нибудь заподозрит. От этого человека просто невозможно прятать секреты. — Хён дал мне послушать немного, — Чонин давит из себя слова с большой осторожностью, его захлёстывает паника, что он сейчас поневоле раскроет все карты. — Ах, мне так понравилось! Мне тоже включал, такое красивое звучание. Кажется, твой голос хорошо бы подошёл туда. Чонин не сдерживает странного звука из смеси нервного смешка и взволнованного вскрика, из-за чего Чан вопросительно поворачивает голову в его сторону. — Икаю. Он вздыхает спокойнее, когда Чана накрывает волна умиления, и он сразу же начинает мурчать про то, какой Чонин милый. Его сюсюканье раздражает, особенно когда Чан лезет ущипнуть за щеку, но это всё равно лучше, чем если бы он увидел что-то странное в реакции младшего. — Я... да, он попросил меня спеть, — тихо отзывается Чонин, отмахиваясь от надоедливой руки. — Это круто, думаю, у вас получится что-то уникальное! Удачи с этим. Уникальное. У них. Слова Чана звучат искренне, но слишком уж сладко, внутри просыпается необъяснимый восторг. Может, не так уж и плохо, что они вместе с Джисоном будут работать над одним проектом. Скорее всего, это пройдёт быстро. И безболезненно. Чонин очень надеется на это. Они с Чаном продолжают оставшийся путь до места назначения в молчании. Чонин наблюдает за жизнью вокруг, за проходящими мимо людьми, за проезжающими машинами, неизбежной утренней суетой в рабочий день. Чан что-то печатает в телефоне, несколько раз завязывает повседневные обсуждения, но диалог почти сразу угасает, и никто не пытается его спасти. Между ними возникает некоторая неловкость, и вскоре Чонин понимает почему. Чан, видно, хочет что-то сказать, но не решается. Он постоянно кидает беглые взгляды на младшего, открывает и закрывает рот от неуверенности в своих мыслях. Эта нерешительность начинает нервировать, и когда они уже подходят ближе к агенству, Чонин всё-таки спрашивает: — Хён, чего ты там жмёшься? Я же вижу, что ты хочешь что-то сказать. — Я просто вспомнил, но не знаю, хочешь ли ты это обсуждать, — медленно начинает Чан, потирая шею сзади. — Мне интересно, как твои дела с тем, что мы обсуждали тогда ночью. Про зависть, в смысле. Сложно сказать, от чего Чонину хочется взвыть больше: от самой темы или от того, что Чан поднял её после обсуждения песни Джисона. Конечно, у него есть право отказаться про это говорить. Сам Чан воспользовался этим правом на собственную личную жизнь чуть ранее, и Чонину тоже можно. Однако отказывать старшим всё ещё нелегко, да и держать в себе все эти эмоции уже утомительно. Наверное, катастрофы не случится, если Чонин немного поделится своими мыслями, но аккуратно, чтобы не сделать всё слишком очевидным. Можно хотя бы попытаться. — Ну, — вздыхает он, с осторожностью поглядывая в сторону Чана. — Эм, не знаю, завидую всё ещё. — Мне вот просто интересно, — сразу же прерывает Чан, увлечённо размахивая руками. — Не пойми неправильно, но ты такой удивительный, так быстро развиваешься в своём мастерстве, много работаешь над тем, чтобы стать лучше. В моих глазах ты отличный певец и артист в целом. И поэтому мне сложно понять, что такого, по-твоему, тебе может не хватать, чтобы злиться из-за зависти. Чонин, не ожидавший атаки комплиментами и не знающий, как отреагировать на подобные заявления, просто ошалело молчит в попытках собраться с мыслями. — Танцую не очень... — Брось, Минхо буквально на днях нахваливал твои успехи, и ты выступал с танцорами и отлично справился. Возражения не принимаются. — Рэп читать не умею. — А оно тебе разве нужно? Ты же вокалист. Хороший! — Но, представь, есть человек, который лучше тебя во всём. Он умеет всё, только ещё и относится к тебе хорошо, и злиться на него просто невозможно, потому что он такой милый, и заботливый, и добрый, и красивый... Чан внезапно заходится смехом, и Чонин понимает, что слишком увлёкся. Он смущённо опускает глаза на тротуар, пока в его мозгу суетливо ведётся анализ ситуации. Он же не назвал каких-то очевидных причин или качеств, присущих исключительно Джисону. Мало ли, сколько там в мире людей, которые талантливее, чем Чонин, а ещё по совместительству они милые, заботливые, добрые и красивые? Хотя вряд ли настолько же, как Джисон, конечно. — Чонин-а, ты хочешь быть им или с ним? — всё смеётся Чан. Когда Чонин кидает на него до невозможности возмущённый взгляд, Чан быстро отскакивает в сторону, тараторит "шучу-шучу" без остановки, а младший бросается на него с кулаками, хоть и бьёт по плечу легонько, скорее шуточно. Чан вырывается из западни и убегает вперёд ко входу в агентство, Чонин мчится за ним, смущённый настолько, что выплёскивать это не через агрессию, пусть даже и игривую, не получается. Погоня продолжается вплоть до танцевальной студии, куда они залетают, запыхавшиеся и взъерошенные. Громко вскрикивая от азарта и веселья, Чан прячется за спиной Минхо, а к нему Чонин подходить уже не решается, поэтому просто угрожающе маячит вокруг, поджидая момент, чтобы в последний раз атаковать Чана. — Вы чего... — растерянно спрашивает Чанбин, плохо скрываемая улыбка на его лице явно свидетельствует о том, что происходящее его веселит. — Только у нас в прямом эфире! — Джисон изображает взволнованного репортёра, держа невидимый микрофон в руке и указывая на источник всей шумихи. — Младший участник гоняет старшего! Поразительно, в Стрей Кидс возраст — действительно всего лишь цифра. О нет, АйЭн предпринимает отчаянный шаг, но становится жертвой беспощадного маньяка группы, Ли Ноу! — Что ты там сказал? — угрожающе кричит Минхо, пока в его крепкой хватке брыкается Чонин, уже сто раз успевший пожалеть, что решил попытать удачу и сцапать потерявшего бдительность Чана. Джисон сразу же вскидывает руки и оправдывается, что это была его другая личность, а Минхо переводит внимание на Чонина. — Хён, — запыхавшись, говорит тот. — Давай сделку. Ты меня отпустишь, а я куплю тебе снэков. — Говядину! — предлагает свой вариант Чанбин. — Что?! Дороговато как-то, нечестно, — стонет Чонин, дёргается вперёд, но всё бестолку. Минхо слишком крепко сжимает его в объятиях, а Чан просто умирает со смеху на полу. — А-а-а, ну пусти, пожалуйста! — Тебе жалко денег на своего любимого хёна, АйЭн-а?! — громогласно восклицает Минхо совсем рядом с ухом. — Кто сказал, что ты мой любимый хён... Его мучают, таская по комнате в объятиях, пока на тренировку не приходят остальные. Чонин злобно сопит в сторону двух старших, на Чана — за то, что дразнил и наслаждался его страданиями, на Минхо — за эти самые страдания. Он довольно быстро отходит от привычного бешенства перед танцевальными практиками, но сосредоточиться на работе всё равно не получается — в голове заела фраза Чана. Не осталось никаких сомнений, что он догадался. Кто-то знает про его уязвимое место, это просто сводит с ума. И Джисон, как назло, всё липнет и липнет со своими приставаниями и шутками, не давая возможности хоть немного сконцентрироваться и прийти в себя. Чонин никогда не задумывался, чем ему нравится этот надоедливый тип. Они столько лет знакомы, что не осталось выбора, кроме как симпатизировать друг другу. Джисону сложно не симпатизировать: он очень обаятельный, хоть и, бывает, ведёт себя по-детски. Чонину нравится, как он уходит в работу с головой, живёт и дышит своим творчеством, стремится выразить себя через музыку. Чонину нравится, когда Джисон проявляет лидерские качества и берёт контроль над ситуацией, не боится сложностей на своём пути. Чонину нравится, насколько Джисон смешной и как он естественен в своём остроумии, хоть и периодически заставляет других участников прятать лицо от стыда за его шутки. Чонину нравится, насколько заразителен его смех и позитивный настрой, нравится, что с ним можно разговаривать и молчать часами, нравится, что с ним никогда не бывает неуютно, нравится, что он всегда выбирает быть собой и не предаёт свои принципы. Джисон поправляет влажные волосы лёгким движением руки, вытирает пот со лба, его вены на руках напрягаются, когда он открывает бутылку с водой, и сердце Чонина пропускает удар. У него самый милый нос на свете, особенно в профиль, и дёсны, которыми Джисон светит, когда широко-широко улыбается или смеётся, а смеётся он постоянно. И щёки у него забавно выпячиваются, когда он ест. И талия такая узкая и красивая, что с ума можно сойти. И вообще, он идеальный. Как ему можно не завидовать? Как в него можно не... Чонин остервенело трясёт головой. Просто Джисон ему очень нравится как человек и всё. Нет никакой подоплёки в потеющих ладонях, замирающем дыхании и бешеном ритме сердцебиения. Чонин забывает о своём изначальном плане наблюдения за Джисоном с целью выяснить, про кого он написал любовную песню, теперь Чонин изучает его просто потому, что это приятно. Думать о том, что Джисону кто-то нравится, совершенно не хочется, то ли дело следить за тем, как он танцует или зависает за просмотром видео. Но ради эксперимента Чонин всё же решает потревожить одного человека. — Хён, что тебе нравится в Хани-хёне? — приглушённо спрашивает Чонин, медленно нарезая лук. Минхо не разрешает быстро, мол, пораниться можно. — Что? — мягко отзывается Минхо, перемешивая жарящиеся на сковороде овощи. У них наконец-то выдался день, когда есть и силы, и возможность приготовить домашнюю еду. Чонин рад помочь, чтобы не сидеть без дела и не погружаться в нескончаемые размышления о Джисоне, но даже за работой на кухне его не отпускает новоиспечённая одержимость. — Про что твой вопрос? — аккуратно уточняет Минхо, не отрываясь от готовки. — Ну, вы же ближе всех дружите. Что ты... про него думаешь? Как про человека? Минхо почему-то легко и негромко смеётся, принимаясь за мясо. Его пальцы ловко распределяют вырезку по доске, нож уверенно и быстро делит свинину на небольшие ломтики. Минхо так органично смотрится за готовкой, что внутри просыпается желание тоже усовершенствовать свои умения в этом деле. — А вы что, не соседи? Разве вы не должны хорошо друг друга знать? — Мне интересно, что думаешь ты, хён. — Странные какие-то у тебя вопросы. Лук всё-таки делает своё дело и заставляет морщиться от неприятных ощущений в носу. Чонин наспех дорезает его и, отдав доску Минхо, подбегает к раковине, чтобы помыть руки и лицо. Кухня заполняется приятным запахом, овощи шкварчат на плите, пока Минхо добавляет к ним неровно нарезанный лук и лениво мычит себе что-то под нос, то ли увлечённый процессом, то ли погрузившийся в мысли. Как только Чонин отбрасывает с лица намокшую чёлку и поворачивается к Минхо, ему в руки прилетает кочан капусты в качестве следующего задания. — Джисон — хороший друг, — говорит Минхо с мудрым видом. Чонин смотрит на него несколько секунд в ожидании продолжения, но, похоже, Минхо решил остановиться в своём анализе, даже ничего толком не сказав. Он указывает взглядом на пустующую доску на столешнице, как бы предлагая заняться делом. — Очень лаконично, — ядовито цедит Чонин, закатив глаза, и со вздохом начинает неумело шинковать капусту, то и дело съезжая широким лезвием на доску. — Ну-у-у, он меня слушает. Ожидать другого ответа было глупо, Минхо никогда не был хорош в том, чтобы дать кому-то оценку сходу. Он может сколько угодно рассказывать про танцевальные таланты человека, но только попросишь сказать что-то про личные качества, Минхо сразу же теряется. Понять, что между ними с Джисоном происходит, сложно, ведь они именно одни из тех парочек, у которых невозможно определить, где флирт переходит границы платонического и становится чем-то большими. Шмыгнув носом, Чонин с особым недовольством рубит капусту. Задавать вопросы Минхо кажется бесполезным занятием, а самого Джисона и не спросишь без того, чтоб он не начал докапываться или дразнить. Каждый диалог с ним превратился в настоящее минное поле, где Чонин плохо играет в сапёра и боится сказать чего-то не к месту. За спиной снова раздаётся приглушённое хихиканье, непривычно мягкое, а не злорадное, что так странно слышать со стороны Минхо. — Что? — Такие вопросы обычно девочки задают своим братьям, — говорит Минхо и встаёт в кокетливую позу. — Ой, оппа, тот твой милый друг, как он тебе? Нормальный? Минхо очень старается актёрствовать, красноречиво хлопая ресницами, уткнув указательный палец в надутые губы и выпятив бедро. У него получается карикатурная пародия на старшеклассницу, но самого сравнения достаточно для того, чтобы у Чонина покраснели кончики ушей. Минхо, правда, быстро выходит из образа и больше никак это не комментирует, вернувшись к подготовке соуса. — Я совсем не про это, — старается оправдаться Чонин, хотя внутри появляется предчувствие, будто он всё глубже копает себе могилу. Минхо только смеётся. Их диалог прерывается из-за звука открывшейся двери, квартира сразу же заполняется несколькими голосами — это Чанбин, Хёнджин и Джисон вернулись из магазина с покупками. Минхо внимательно проверяет пакеты с едой, после чего шлёпает Чанбина упаковкой крахмала, причитая, что это совсем не тот, который нужен был. Ребята погружаются в хаос из пререканий, Чонин просто молча наблюдает за этим балаганом со стороны, не глядя шмякая мимо капусты по доске. Джисон быстро всех разнимает, гладит Минхо по спине, видимо, в попытке успокоить, хватается за него, пока разговаривает, но потом так же цепляется и за Хёнджина рядом. Слишком сложно понять. Тяжесть внутри затягивается в крепкий узел, когда мысли уносятся в этом направлении, поэтому Чонин отворачивается, чтобы лишний раз не зацикливаться на неприятном. Ему неприятна мысль, что Джисону кто-то нравится. Только если это не он сам. Боже, неужели он и правда... — Ты доску режешь, — смеётся подошедший поближе Чанбин. — А? Ой. Херовый план оказался.