Суперхард

Женя, угробив на уборку вдвое больше времени, чем обычно, покидает квест-комнату последним. Такие предосторожности, вбитые в голову в конторе Юрона, вошли уже в привычку. Не общайся с фанатами, они долбанутые, будь милым, но держи дистанцию, и, Жень… Пожалуйста, аккуратнее, держи при себе шокер. Женя сначала не понимает этих рекомендаций, он же не рок-звезда, в конце концов. Но однажды его узнают в магазине, называют по имени, настойчиво начинают расспрашивать о времени нового сеанса, просят ссылку на Инстаграмм… Глаза «фаната» так нездорово сверкают, что Егоров на всякий случай меняет одну съемную квартиру на другую — подальше от любых квест-комнат, где он играет, и придумывает Егора. На новое имя откликаться просто. Его ведь и так периодически путали. Роль он Егору, правда, так и не выдумывает, и шизофрению в себе не развивает. Егор — с суровым взглядом, с хлыстом, который кажется продолжением руки, с холодными глазами — тот же Женька. С хлыстом он чувствует себя хирургом. Он причиняет боль с полного согласия, каждое движение держит под контролем, и знает, как бить, куда именно и с какой силой. Парадоксально, но он — будущий программист с неоконченным пока высшим, с одного взгляда, как опытный врач, видит зажимы на человеческом теле, толщину кожи, болевой порог — знает, как бить, чтобы не поранить, и не ранил ни разу. Это пришло постепенно. Раскрылось на долгом обучении, на инструктаже и тренингах… Женя до сих пор не знает, почему именно в нем Юрон разглядел такой талант, и как именно. Талант? Призвание? Как Мелисов ещё называл это? Дар? А ведь Женя, проводя, как выяснилось, владельца огромной квест-сети, через давно закрытый перформанс «Колизей»… Напоследок окинув «рабочее» место взглядом, Женя поправляет хлыст, хвост которого будто сам собой свесился с полки с инвентарем. Такое бывает, если не смотать достаточно туго. Егоров подбирает конец хлыста и уже собирается привычным движением закинуть его на полку, как вдруг взгляд цепляется за темное пятнышко на наконечнике. Щепка застряла, что ли? Женя приглядывается. Нет, не щепка. На охряно-рыжей коже хлыста, под самым узелком наконечника — что-то бурое. Будто грязной акварелью брызнули. Женя прикасается к пятнышку ногтем, надавливает. И как-то запоздало понимает: кровь. Точно кровь. Он машинально убирает хвост хлыста обратно на полку — так, чтобы теперь не разворачивался, и только после этого тяжело вздыхает, прикасаясь к вспыхнувшему лбу. У каждого хирурга ведь есть личное кладбище, так? Как он поранил так незаметно, что сам не понял? Как можно вообще с одного удара разбить человеческую кожу? Почему он сам этого не заметил? Он выходит из здания, проходит несколько метров и останавливается. В голове в ускоренной перемотке мелькают сеансы: утренний, в 8 — совсем дети, за ними, в 9:30 — девушки, с которыми Женя хлыст даже в руки не берёт, обходясь обыкновенной авторучкой, потом студенты и тот высокий «эмо» на суперхарде… За ними — несколько сеансов, где все на «медиуме», опять же, хлыст — только для красоты, и заключительный вечерний — «хард», где с первого же удара хлыстом Жене выкрикнули: «зелёный», и дальше он гонял их исключительно с шокером. На заключительном удар был сильный, но поперек ноги — по мышцам. Там при всем желании не прошибешь кожу, да и ткань джинсов бы спасла — кровь бы не забилась, или… Женя с тоской смотрит на падающий снег, но разворачивается, решительно доходит до квест-комнаты, забирает хлыст и идёт обратно. Завтра ему снова на эту же точку к шести утра — никто не заметит пропажи реквизита. Хлыст норовит выехать из-под дутой куртки, но Женя только плотнее прижимает его к себе. Надо было догадаться хоть пакет взять, хотя сквозь него все равно было бы видно. Как всегда, кажется, будто на него направлены все взгляды прохожих, и Женя пониже опускает голову, нащупывая сквозь карман рукоять с обмотанным вокруг хвостом. Хлыст слишком большой, чтобы держать его в кармане, и пришлось засунуть его за ремень джинс. Постепенно рукоятка начинает ощутимо натирать, но Женя, не замедляя шага, упрямо идёт к метро. Час пик — приходится стоять. Женя, рискуя упасть, одной рукой придерживает хлыст, а другой достает телефон. Ну да, спасибо, Лена… Сколько раз он просил запомнить, что при игроках Женя — не Женя, а Егор? В ВК — новая заявка в друзья. Кирилл Гордеев. Тот самый, с суперхарда. Женя быстро пролистывает страницу. Постит Кирилл немного, в основном — какие-то видео с этюдами и изредка — приглашения на концерты его группы. Ещё и творческая личность на его голову… Женя перехватывает покрепче хлыст и продирается к выходу из вагона через невозможную толпу, обычную для фиолетовой ветки. Грешным делом Егоров думает, что будет, если воспользоваться хлыстом по назначению — для разгона толпы… Ничего хорошего точно. Хлыст так и остаётся под курткой в свёрнутом виде. Одно из главных неудобств новой квартиры, помимо расположения рядом с фиолетовой веткой — отсутствие лифта. Но в этот раз на свой четвертый этаж Женя взлетает за рекордно-короткое время. Раздевается, вытаскивает из-за пояса хлыст и задумчиво щёлкает им, случайно задевая навесной потолок. Дыру не пробивает, но опасную рябь пускает. Надо осторожнее. Женя садится на кровать, закатывает рукав водолазки до локтя, примеривается и бьёт. Получается слабовато — даже следа не остаётся. Больно, но это — как оттянутой резинкой для волос. Кожу таким не пробьешь… А он ведь пробил уже кому-то, и не заметил даже. Надо сильнее. Егоров вдыхает через нос, размахивается, ударяет по тому же месту… В этот раз остаётся красноватый след. И все равно недостаточно, чтобы выступила кровь. Такие следы — это суперхард, но ещё не нарушение… Надо бить по тому же месту, но уже больно. Тело сопротивляется причинению себе вреда, Женя ведь не из мазохистов, и не из суицидников. И как от этого можно получать удовольствие? Стегая себя в третий раз, Женя на мгновение вдруг ярко вспоминает взгляд Кирилла, сосредоточенный на нем, наполненный удивлением от того, что ему нравится боль… Жене боль не нравится. К горячему предплечью хочется поскорее приложить лёд, или хотя бы прижать к груди руку, убаюкивая боль… На коже — одна единственная наливающаяся красным полоска. Ещё не кровь, просто будущий синяк. — Да твою же… — не сдерживается Женя, прикладывая все ещё холодные после улицы пальцы к горящей коже. Нет, он не мазохист. Ни разу. И давно понял, что морального удовлетворения от того, что машет хлыстом, не получает: не наслаждается ни своей, ни чужой болью… Как это там называется? Нормальный человек? Он осторожно отнимает пальцы от стремительно краснеющей полоски… Да как так-то, почему все ещё нет крови? Он задумчиво проводит вдоль хлыста, по гибкому плетеному кожаному хвосту. Ведь этим орудием раньше забивали до смерти… А Женя даже до крови не может. Он припоминает другую технику. Быстро, со вращения… Может быть в этот момент он не уследил… Он начинает вращать хлыст, перехваченный почти у самого наконечника, сначала медленно, а потом — все быстрее и быстрее. Мысленно он заключает с собой сделку на десять ударов в полную силу. Если нет — оставит эту затею. Считать собственные удары сложно, но, кажется, на седьмом кожа трескается, как перезрелый арбуз, когда Женя неосознанно, желая разделаться с этим побыстрее, убыстряет удары. Восьмой — кажется — удар принимает на себя подушка. Женя смаргивает подступившие слезы, и ту же самую подушку прижимает к ране, останавливая выступившую-таки кровь. Спустя несколько минут он заставляет себя встать, дойти до ванной. Там льет на руку мирамистин, не сдерживаясь, шипит сквозь зубы не хуже пузырящегося лекарства. Как же больно-то всё-таки… Он не особенно аккуратно, но туго перематывает предплечье. Пальцы немеют, но по крайней мере, теперь в рану точно не попадет никакая зараза… Кстати, насчёт заразы. Женя смотрит на хвост хлыста, на охряно-рыжей поверхности которого — ещё не запекшаяся кровь самого Егорова… Где валялся этот хлыст — сложно представить, Женя же им и об пол бил, и каких только людей, чей пот впитался в его поверхность. Они ведь хлыст не дезинфицируют, не спиртуют и не держат под ультрафиолетом, как скальпели… Он-то догадался рану промыть, а… Кирилл? Он догадался? Женя вытаскивает из кармана телефон, лезет в ВК. Заявка все ещё висит, как же хорошо, что он по привычке не отклонил… Надпись «онлайн» вызывает у Жени ни с чем не сравнимое чувство облегчения. Хотя что ему писать: «привет, кажется, я нарушил технику безопасности и поранил тебя. Пожалуйста, скажи, что ты все ещё живой»? Отличное начало общения. Женя машинально тыкает в кнопку «принять заявку в друзья» и выключает телефон. Надо будет подумать с холодной головой, завтра — да, завтра… Внезапно телефон разражается глухим, но громким фальшивым звонком. Женя от неожиданности чуть его не крестит. Звонки в ВК, серьезно, ими кто-то пользуется? Как оказывается, ими пользуется Кирилл Гордеев. Женя отвечает на звонок прежде, чем успевает испугаться. Если это — знак вселенной, то глупо бегать. — Привет. — доносится из трубки низкий голос Кирилла. Судя по шумному дыханию — идущего куда-то. — Не помешал? — Ну я же ответил. — Женя ставит звонок на громкую связь и откладывает телефон от себя. — Что тебе? — Все то же. Я хотел позвать тебя погулять. — голос у Кирилла низкий, очень спокойный и уверенный. И не скажешь, что Кирилл его чуть не сорвал под ударами Жени… — Я могу прямо сейчас. — поспешно отвечает Женя, не давая себе возможности передумать. — Только скажи, куда подъехать. — Ого… Судя по звуку, Кирилл останавливается. Он несколько секунд молчит в трубку, а потом предлагает встретиться в Парке Культуры через час. С одной стороны в центр обратно по фиолетовой ветке ехать не хочется… С другой — а какой у Жени, собственно, выбор? Тянуть со встречей или вообще не ходить? Сказать Кириллу, что пошутил — прямо сейчас? — Если в Таганском парке, будет лучше. — это гораздо ближе к дому Жени, ещё и без пересадок. — Хорошо. — откликается Кирилл. — Я как раз примерно оттуда с кастинга иду. Он уточняет конкретное место и обещает ждать там через час. Собирается Женя на автомате, это процесс несложный — только куртку обратно накинуть. Состояние навязчивой идеи — оно такое: Егоров даже забыл зимние сапоги снять, и по всей квартире тают мокрые следы. Однако все же собраться так быстро, как планировал Женя, не выходит: выясняется, что черная водолазка неприятно давит на повязку, и приходится переодеваться в более свободную шерстяную кофту. Он думает прихватить с собой хлыст, но ограничивается шокером, который всегда носит в кармане. С паранойей, чье появление когда-то спонсировал Юрон, Женя в ближайшее время расставаться не планирует. Вечером в среду в центре столицы, видимо, не происходит совершенно ничего интересного, по крайней мере вагоны куда свободнее. Все торопятся домой, и только Женя едет на встречу с потенциальным маньяком. Кирилл отыскивается на станции легко. Высокий рост не оставляет шанса не найти его даже среди суеты, обычной для Таганки. Он стоит между двух лестниц, подпирая собой стену с барельефом. — Привет. — Кирилл Женю тоже замечает, тянет руку для рукопожатия. — Привет. — Ты в шапке совсем по-другому выглядишь. Какое оригинальное наблюдение. Женя не знает, что на подобное нужно отвечать, поэтому просто кивает. — Пойдем? — предлагает Кирилл. — А то эта станция Таганская — песня залихватская… Женя хмыкает, понимая, что теперь голос в голове обязательно будет пропевать — так же низко, как Кирилл, эту фразу каждый раз, когда Егоров будет ехать мимо. В Таганском парке упрямо шуруют лопатами дворники, пытающиеся справиться со снегом. Их едва ли не больше, чем посетителей. — Расскажешь что-нибудь? — предлагает Женя, которому начинать тяжёлый разговор не хочется. — Я был сегодня на кастинге в театре на Таганке. — Кирилл говорит об этом совершенно обычным тоном. — Так ты актер? — Да. Ну, вернее, пока — нет, но скоро буду. — Не взяли? — Не взяли. — Сочувствую… — Они не осознают, кого потеряли. Ну да. Сталкера-мазохиста, с нездоровым желанием доказать, что квесты это не страшно. Возможно теперь — из-за Жени — инвалида. — Почему ты встретиться согласился? — помолчав, спрашивает Кирилл. — Ты звезда, и все такое… — Да какая звезда… — Женя смущённо прячет лицо в воротник. — А встретиться, в общем… Кажется, я тебя поранил. Извиниться хотел. — А, это… — почти разочарованно тянет Кирилл. — Не беспокойся, это не больно почти. Женя поднимает голову, неверяще глядя на Кирилла. В смысле «не больно почти»? — Я тебя до крови высек. — выдавливает Егоров. — Это очень больно. Я знаю. Но я просто не понимаю, как умудрился… — Ты меня потом ещё шокером ударил, волосы чуть не выдрал и по спине отходил. — кстати напоминает Кирилл. — Мне за это на тебя тоже злиться? — Подожди, я… — Слушай, просто царапина, могу показать, если так беспокоишься. — Гордеев смотрит на снег. — Но давай где-нибудь в помещении, тут холодно. В голове вспыхивает картина, которую он уже видел: разведённые в стороны руки, ремни, сковывающие запястья, натянутая кожа, обрисовывающая мышцы на напряжённой спине, краснеющие следы от хлыста. Женя видел много обнаженных людей, но всё-таки, вспоминает именно Кирилла. Воспоминания ещё свежи, и Егоров, скрывая неловкость, произносит: — В любом случае, я очень извиняюсь… Я нарушил технику безопасности, и ты можешь написать жалобу… В общем, я пойму. — Купи мне шарф и считай, что мы в расчёте. Женя пожимает плечами. Шарф — так шарф… — А почему шарф? — всё-таки спрашивает Женя. — Мне никто не дарил на новый год ничего вязанного. — Кирилл поправляет свой — черный, почти сливающийся с курткой. — Новый год через полтора месяца. — у Жени после того, как лег снег настроение тоже — слегка новогоднее, но не настолько же… — Не рановато? — На Новый год и подаришь. — О, знаешь… Женя терпеть не может подобные разговоры, но останавливается и набирает в грудь воздуха, чтобы выдержать длинную тираду: — Я понимаю, зачем ты позвал меня гулять. Дважды, даже после того, как я ушел. Почему согласился сюда приехать. Почему тебе нужен от меня шарф именно на Новый год… Но извини, я на квесте немного другой, чем в реале. Мне все это насилие не сильно нравится, и где-либо помимо квеста я Егором быть не собираюсь… Выходит резко. Возможно чересчур. Возможно, незаслуженно резко, потому что Кирилл выглядит сейчас абсолютно нормальным парнем. Нет пугающего блеска в глазах. — А кто сказал, что мне нужен именно Егор? — ровным тоном уточняет Кирилл. — Считай, ты сейчас абсолютно незнакомый мне человек. — Ты подошёл после квеста… — Да. Потому что захотел познакомиться с актером, с красивым коллегой, а ещё у тебя потрясающий голос… Слушай… Женя слушает. От спокойного, низкого голоса Кирилла из-за щитов паранойи прорезается в груди какая-то испуганная надежда. Забитая вечным отчуждением и разумными предосторожностями. — Я могу представить, как это выглядит. — Кирилл усмехается. — Мне сказали, из тех, кто тебя хочет, можно собрать Адреналин, но… Я же сам актер, я понимаю, что это образ. — И чего хочешь ты? — раз уж заговорили начистоту, надо продолжать так до конца. — Ничего оригинального. — Кирилл замолкает, и Жене хочется встряхнуть его за плечи, чтобы он продолжил эту реплику, но интонация намекает на законченность фразы. Вечер потрачен зря. Егоров отворачивает голову. Ну да. И падающий кружащийся снег, и пустой Таганский парк, и то, что он чуть не поверил этому человеку… Всё, ещё минуту назад казавшиеся волшебным, теперь становится таким же обычным, и немного пугающим из-за темноты. Женя скрещивает руки на груди, рану тянет, но он не обращает на это внимания. — Если ты хочешь услышать монолог, то хочу огорчить. — Кирилл, кажется, тоже отвернулся. — Я актер, у меня типаж героя-любовника, так говорят, но я тоже никуда это тащить не хочу. Я просто обычный парень. И, в общем… Если тебе что-то показалось на квесте, я надеюсь, сейчас видно, что это было единоразово. И сладкое, кстати, помогло. — Оно всегда помогает. Ты «царапину» хоть промыл? — Конечно, я же не идиот. Где у вас там это орудие пыток валяется… — У меня дома в данный момент. — А говорил, что образ… Звенящая тишина заснеженного Таганского парка нарушается только их голосами. Голосами двух нормальных людей, которые синхронно делают вид, что только что встретились. Двух хороших актёров.