Ты не один

Свободовец отскочил от сталкера в сторону, чуть не ударив его рукой по лицу. Он не крикнул, а только прошипел проклятья в сторону виновника. Ветки тенью играли на худом лице, от чего создавалось впечатление, что мужчина ехидно усмехается над молодым и неопытным бойцом. Таковым он и считал Мышьяка, если говорить правду. Свободовец был энергичным и вечно норовил создать проблем. Однако быстро понимал свои ошибки. Стрельцов смотрел на него и не понимал, чего тот испугался. Подняв брови, он улыбнулся и протянул зелëному сухие ветки, перевязанные верëвкой.       — Ты всегда такой? — поинтересовался Мышьяк, когда успокоился и обиженно забрал сушняк для розжига костра. Он быстро отвернулся, показывая недовольство старшим.       — А что ребëнок забыл в Зоне, а? — спросил сталкер нарочито громко, привлекая внимание остальных, и ввязался с товарищем в небольшой спор. Он знал, что не сможет переиграть молодого, но был слишком упрям, чтобы вот так просто сдаться и не ответить.       Шрам стоял неподалёку и мирно наблюдал за начавшейся «войной». Свой взгляд он задержал на спине одиночки, когда заметил на куртке комбинезона пятна крови. Они были небольшими, не от когтей какой-либо твари или вражеских пуль. Скорее верилось в то, что сталкер просто-напросто упал на камни или острые ветки, возможно с шипами. Стрелок никогда не жаловался на раны, тем более такие мелкие, и поэтому Шрам не спешил спрашивать или помогать их вылечить. Сталкер сам справится, а если нет, то попросит наëмника. По своему поведению он был похож на ребёнка — любил внимание, но ненавидел принимать помощь, считал, что справится со всем в одиночку.       Шрам улыбнулся и дëрнул плечом, закурил и тут же пожалел. Кашель острым ножом прошёлся по горлу, лëгких. Рука дрогнула, и сигарета упала в траву, погаснув из-за высокой влажности. Мужчины находились вблизи «алого леса», в воздухе находились всякие испарения, по земле стелился густой туман чëрного цвета. Всё пахло гнилью и кровью, но сталкерам пришлось сделать привал, иначе бы они умерли самой ужасной смертью, бродя в таких потëмках.       К Шраму подбежал Омар с бутылкой воды. Он сочувствующе погладил товарища по спине и пошёл разгонять балаган, пока на крики не сбежалась вся местная фауна и флора. Украинский мат быстро успокоил сталкеров, которые уже практически подрались.       Звëзды сияли ярко на чистом небе (вблизи «кровавых лесов» никогда не было туч — аномалия), луна, тонкая как серп, лениво плыла, а сверчки в такт треску углей пели свою незамысловатую мелодию. Сталкеры разбились по парам, — Стрелок сел рядом со Шрамом, а Мышьяк с Омаром — друг напротив друга и молча занимались своими делами. Кто-то думал и мечтал, кто-то чистил оружие и убирал хлам в рюкзаке. Выбросив в огонь сгораемый мусор, одиночка зевнул и поближе пересел к наёмнику, чтобы смочь положить голову на крепкое плечо. Было тихо, никто и слова не вставил, но от этого не менее уютно. Они словно братья, семья, каждый член которой готов помочь и развеселить приунывшего. В голове сталкера впервые за несколько лет пусто, ни одной надоевшей мысли или внезапной глупой идеи. Никакой бесстрастный голос не твердит о «высшей миссии», о невидимом призе за прохождение испытания. Ничего. Сердце ровно бьëтся, оно спокойно и… счастливо. Стрельцов был счастлив.       Он смотрит на свои чистые руки, не чувствует голода или страха, ему тепло и, главное, не одиноко. Омар, закончив перебирать свою винтовку, потянулся. Округу оглушило громким хрустом, и каждый из сидящих почувствовал сильное желание высказаться, пошутить, но осмелился лишь Мышьяк.       — Вот старичок, — свободовец прикрыл рот ладонью, чтобы не засмеяться в голос. Он весь подрагивал, его лицо покраснело. Стрельцов сдержал смех, лишь произнёс деликатное «ха-ха» и спрятал лицо в шее наëмника. Шрам улыбнулся, приобнял сталкера за плечи, сильнее прижав худое тело к себе.       Омар какое-то время сидел молча в позе лотоса и смотрел на языки пламени. Когда молодой сталкер успокоился, он посмотрел на парня с таким родительским недовольством в глазах. Как разочарованный в своём сыне отец. Он улыбнулся, показывая щербинку между зубов, прищурил глаза и медленно положил руку на коленку рядом сидящего, сильно сжал её. Все мужчины разом напряглись и стали ждать, чем закончится «шоу».       Больше всех волновался Мышьяк. Он, словно бронзовая статуя, замерев, улыбался, но улыбка эта была нервной. Его глаза были широко раскрыты и смотрели в землю. Сталкер понял, что совершил ошибку, но молчал, не извинялся. Он не был слабаком и трусом, мог понести ответственность за свои действия и слова, поэтому просто ждал, нервно вдыхая и выдыхая.       В этот момент даже сверчки перестали петь, а журчащий ручей стал тише. Ночные птицы собрались на ветках, также ожидая финала.       Шрам и Стрелок переглянулись. На двоих одна мысль: «Омар его убьёт». Однако, разбив ожидания остальных, бандит просто засмеялся. Он похлопал друга по коленке, а затем схватил за шею, прижимая к себе. Взъерошив аккуратно собранные волосы, он не отпустил сталкера, оставил при себе.       — Т-с, больно вообще-то! — Свободовец прикрыл голову и жалобно взвыл. Сдался, когда почувствовал лëгкий отцовский поцелуй на своей макушке. — То, что ты старше, не даëт т…       — Старше. И умнее. Тож и не стал злиться, а ты помолчи лучше, иначе таких люлей навешаю… дупа горіти буде…       Мышьяк, подобно ласковой собаке, прижался к Омару и потëрся о его плечо. Это действие вызвало недовольство и смущение у бандита, он начал останавливать сталкера, ругаться на него, но без злости. Здесь, в их кругу, не было места негативным чувствам.       Травой зашелестел ветер. Температура опустилась ниже нуля, и воздух начал замерзать. Сидя у костра, это не ощущалось так сильно, но было неприятно.       — Ты не замёрз? — шёпотом спросил Шрам и прикрыл плечи Стрелка своим плащом. Одиночка уже почти уснул, согретый теплом его тела. Он промямлил что-то неразборчивое, а затем поцеловал мужчину в колючую щëку. — Ого, что за нежности?       — Это не нежности, а благодарность… — еле протянул Стрельцов. — больше такого от меня не получишь…       — Конечно, — Шрам усмехнулся и губами прижался ко лбу сталкера. — Отдохни. Я обещаю, будет тихо…