Ты не один

Мягкий свет огня окрашивает пустой туннель метро в алые цвета. Тут и там скакали по разрушенным стенам горячие зайчики, ошпаривали подбирающиеся со спины тени. Догорали последние подброшенные в костёр палки, трескались и плевались. Завывал тоскливо ветер, гуляя по мёртвой станции, что была как раз недалеко. На земле плотными хлопьями валялся грязный снег. В нём намешаны грязь и кровь. Он был словно лёд. Сверху зияла дыра, из которой и нападали осадки.       На удивление, сегодня ночью на поверхности было особенно спокойно, только редкий хлопок крыльев демона время от времени разрезал тишину, но Артём его не боялся. Эта птаха была слишком крупной, а дыра в потолке небольшой. Она могла попробовать достать жертву лапой, но оказалась жутко ленивой, поэтому, немного покрутившись на месте, со временем вовсе улетела.       Из-за токсичного и отравленного воздуха приходилось сидеть в противогазах и тратить драгоценные фильтры. Но мушкетёрам не оставалось ничего другого, только сидеть и ждать утра. На часах 2:20, время течёт слишком медленно. Вздохнув, Артём поменял фильтр, так как таймер уже вышел, и достал свой дневник. В последнее время он нечасто что-то записывал, а уж тем более зарисовывал, просто не находилось свободного времени, спасение своей шкуры вышло на первый план.       Однако сейчас, когда всё хорошо, почему бы не заняться любимым делом? Как раз и муза есть. Вот она, в паре метров, настраивает недавно отобранную у фашистов гитару. Так увлечённо это делает, его пальцы дёргают струны, выискивают проблему. Карандаш сам запросился в руки.       Небо над головой расчистилось, из-за чёрных туч выглянула и приветливо улыбнулась полная луна. Её лучи проникли в туннель через дыру и осветили его. Мягкий и холодный свет залил всё, это была настоящая магия. И ветер с появлением этой миледи стих, теперь было по-настоящему тихо. Можно было услышать лишь лёгкое покачивание жёстких металлических листов где-то со-овсем далеко.       Артëм оторвался от рисования и посмотрел на небо. Он никогда не видел ничего подобного раньше. Всё детство он провёл под толстым слоем стен метро, да и сейчас, когда он уже вырос и может сам решать, куда пойти, он оказался шокирован. Шокирован и обездвижен красотой. Свет можно было увидеть — бледные, словно полупрозрачные занавески. Это было одновременно и фантастически, и реально, в голове яркий диссонанс. Что делать? Артём попробовал коснуться этого чуда, но рука прошла насквозь, оставив ледяной отпечаток на голых пальцах.       — Ты выглядишь просто замечательно, Тëм… — хрипло отозвался Павел. Он оторвался от гитары ещё давно и всё это время наблюдал за человеком напротив. — Это так романтично, а хочешь, я спою тебе?       Артëм вопросительно взглянул на Павла, чутка наклонив голову в бок. Он опустил руку, положил её себе на колено и стал ждать. Паша, смеясь, поднялся на ноги и пересел поближе к рейнджеру. Толкнул его плечо своим и взял гитару поудобнее, его рука прошлась по струнам, проверяя, как была проведена калибровка. Убедившись, что всё более-менее хорошо, он начал наигрывать мелодию.       Это была смесь печали, уныния, отчаяния, свободы и силы. Такое сочетание бурных эмоций колыхало каждый орган внутри, мурашки прошлись по коже табуном. Артём замер, как заворожённый, он будто вернулся в детство до падения бомб. Ему было хорошо, комфортно. Рядом с Пашей он смог расслабиться.       — Танцуя на пепле мира, Я созерцаю звезды. Жестокий ветер бьёт по лицу, Взметая пыль. Бесплодные земли отчаянно жаждут цвести, А тёмные звезды сиять. Я всё ещё помню голубой океан умирающего мира…       Паша не умел петь, он не был той самой непризнанной звездой «Большого», он был обычным парнем, что научился когда-то в юности играть простенькую мелодию на старой гитаре и затëр её струны в вечном повторении одной и той же песни. Раз за разом. Артём, закрыв глаза, прикоснулся носом своего шлема к противогазу Павла да так и замер. Вскоре затихла и гитара, а по глазам молодой рейнджер увидел улыбку дорогого человека.       Артëм положил руку на плечо Павлу, сильнее притягивая к себе. Это была романтическая, но печальная минута молчания, поэтому Павел решил её разогнать. Коммунист резко вдарил по гитаре, будя Артёма — тот аж подпрыгнул — и сыграл коротенькую, но весёлую мелодию. Оба засмеялись.       — Я люблю тебя, д’Артаньян, — сладко протянул Паша.       А на небе по-прежнему была полная луна.