We'll meet again...

Много времени ушло, и слов было сказано очень много. Минуты, часы, дни, недели, месяца и годы шли, и шли своим чередом. События и люди, места и снова события, симпатия и события-события-события... Спонтанные знакомства, пьяный секс, разговоры, и возможные знакомые. Всё это было так чуждо Рейху тогда. Он считал, что выше этого. Что никогда до такого опустится и будет жить "обычной и нормальной" жизнью и оставаться таким же, как тогда. Но время идёт, неумолимо бежит, и непонятно куда спешит. И ведь совершенно не знаешь, куда оно тебя заведет, и с чем предстоит столкнуться. Вот недавно ему было только-только семнадцать, он был безбожно влюблен, и считал, что это на всю жизнь, и он никогда не сможет разлюбить. Будет до конца своей жизни предан ему; никогда не бросит и будет как тень ходить, даже если будет ненавидеть. Тогда, кажется, жить было гораздо легче. Моментами он был счастлив, у него был первый опыт в жизни: секс, возможно одноразовые вписки, поездка в другой город без спроса, пирсинг. А главное, что у него было - это любовь. Такая она бывает только раз в жизни; с драмой, истериками, криками и ссорами, постоянными расставаниями и даже изменами (не с его стороны, он был верен до последнего), но и невероятной скукой по нему, нежными прикосновениями, этими интимными часами, проведенными вместе где-то там, где не ступает нога человека, теми ощущениями и наслаждением друг другом после долгой разлуки, и поцелуями. Он украл его первый. Сказать что Рейх жалел? Нет конечно. Жалел ли он о том, что вообще познакомился с Союзом? Иногда. Но в итоге все таки сошелся на мысли о том, что рано или поздно они бы все таки встретились, и он даже рад, что это было в подростковом возрасте - проблем меньше. Тогда Рейх думал, что это стопроцентно навсегда, и он не переживет разлуки, убьет себя. В этом возрасте, семнадцать лет, ему было сложно выучить эти формулы по физике, а сейчас... Сейчас ему сложно принять себя как сформированную личность. Кажется, он уже не тот подросток без планов на будущее, хотя планов у него нет и сейчас. Он погряз во взрослых тяготах, и если быть честными, у него нет человека, к которому Рейх мог вывернуть душу наизнанку. Он совсем один. Теперь его выворачивает только в туалет после почти каждого приема пищи, и он просто не может хорошо себя чувствовать. Кажется, он не живёт, а существует; ему ничего не интересно, и немец просто проживает свою никчемную жизнь просто так. Прошло ведь только пять лет, что могло так сильно и кардинально поменять его личность с такой яркой, взрывной и даже жизнерадостной на это?.. На состояние полной апатии и отсутствия каких либо эмоций, будь то положительные или отрицательные. Теперь он не может спокойно есть, не может долго находиться на улице, и просто заниматься любимым делом, которое уже давно не любимое. Теперь Рейх перестал даже думать о том, что лучше бы было убить себя прямо здесь - суицид тоже ушел куда-то на второй план, стал менее соблазнительным и искушающим. Это скорее выход, когда не будет хватать денег на коммуналку и аренду этой гнилой однушки, в которой живет. В нем будто забили ногами того ребенка, мальчика, который все же пытался радоваться мелочам. В нем потух огонь в жизни. И виноват, безусловно, конечно же он. Но вот только начал эту цепную реакцию именно "та самая любовь всей его жизни" - Союз. Да, у них были отношения, и немец знал, что не самые здоровые. Совершенно не самые здоровые. Но он любил. Любил ужасно сильно, до заломов рук от разлуки, до долгих, почти самых нежных объятий в его жизни и по сей день. Трепетно, нежно и безвозмездно он отдавал свое сердце по кускам, не получая такого взамен. Ему было ужасно больно от малейшего холода в свою сторону, было омерзительно узнавать о изменах на стороне (он винил себя во всём), противно было находиться наедине с собой, было тяжело взглянуть в зеркало. Рейх ненавидел себя, и, смотря сейчас на свои белые шрамы на руках, думал, а стоило ли это того? Стоили ли бессонные ночи снисходительной и даже презрительной улыбки сверху? Нужно ли было колечить себя, оставляя все новые и новые полосы на предплечьях ради часа вместе? Стоила ли пачка таблеток, запитая сверху чем-то алкогольным, Его волнения? Ну это как посмотреть. С одной стороны - конечно же нет, это чистой воды абьюз с двух сторон одновременно, а с другой стороны... Какая любовь без потерь? Союз определённо стоил таких увечий себе. А сейчас его нет. Нет Союза. Он пропал, исчез, сбежал. Любое слово подойдет. Его нет больше рядом. Уже как два с половиной года. Вот уже столько времени для Рейха он умер. Неофициально, незарегестрированно, но умер. Он бросил его. Бросил без денег, без крыши над головой, с долгами и совсем одного. Сейчас немец это все вспоминает, и не испытывает ничего. Пустота. Уже нет горечи и жгучей обиды, нет слез и тревоги, перерастающей в панику, нет даже злости. Да, скорее всего он отпустил. Простил. Многие спросят, как это можно простить? Вполне можно, но только если вы - психически больной человек. Рассматривая и вдавливая свои белесые шрамы перед зеркалом, он никогда не думал сходить с этим к врачу, потому что знал корень своей проблемы. Союз. Он виновник всех его бед. Это из-за него он бросил университет, в который мечтал поступить долгое время, из-за него он потерял веру в людей, из-за него он чувствует себя пустым местом, будто никому он никогда и не был нужен; ни папе, ни маме, ни даже ему. Это Совет привил ему комплекс неполноценного, это он вызвал у него расстройство пищевого характера. Он виноват в том, что как минимум дважды он лежал в дурке. И от пребывания там он не был в восторге. Все, из чего сейчас состоит Рейх - это бессильная ненависть к самому себе. Он жалкий. Он ничего не добился в жизни. Он будет тем, кого соседи найдут уже разложившимся, ведь всем все равно, что с ним. Пропажу на работе не заметят, родные отказались от него, просто напросто выгнали из семьи, а близких у него нет. И не было никогда. Его снова начинает тошнить... На самом деле эти слова звучат в голове неприлично часто, и отнюдь не его голосом. Этот саркастический, жесткий голос он узнает из тысячи, и пусть только попробует не угадать. Эти слова все повторяются и повторяются, как заевшая пластинка, а песня такая родная, что даже выключить больно. Казалось, Рейх скоро будет блевать нечем: он совершенно ничего не ест. Забывает-не хочет-нечего. Его завтрак-обед-ужин. И это гниение все продолжается, и продолжается. В его голове уже есть паразит, который убивает немца каждый божий день, и проблема в том, что избавиться от него очень сложно по двум причинам. Это очень сложно; каждая вещь в его скромном жилище пропитана им, каждая улочка города транслирует приятные воспоминания, а каждый поцелуй или секс ( чаще грубый, он сам просит) напоминает о Союзе. Нет чего-то такого, чтобы не будоражило память новым эпизодом в голове. И вторая причина в том, что этого не хочет сам Рейх. Фантомное присутствие Совета в его скромном бытие, дает смысл его никчемного существования. Гнить гораздо приятнее с галлюцинацией того, кто довел тебя до такого состояния. Его раны затянулись и превратились в глубокие шрамы, а он всё пытается ногтями их разодрать. Попытаться почувствовать его материальное присутствие, почувствовать его тёплую руку на макушке, забирающуюся в волосы. Ощутить поцелуй на шее, спускающийся все ниже и ниже, даже после просьб о прекращении. Снова увидеть синяки на запястьях и вспомнить его. Союз - ночной кошмар его короткой жизни, но если бы у Рейха была такая возможность, он бы не просыпался никогда. Его великой радостью было бы умереть. Умереть именно от рук Совета. Услышать хруст своей шеи. Именно тогда он бы был спокоен и счастлив. Упокоен.