We'll meet again...

— Знаешь, мы бы могли прожить отличную жизнь вместе. — Но ведь уже поздно об этом думать, так? — Ты прав. *** Всë давило. Давило абсолютно всë. Общество, учеба, чувства. Да даже воздух был тяжелый. Любимый человек просто не хотел, или не мог помочь, не мог ответить на единственный вопрос, который мучал уже треклятый год. Сил уже конкретно не было. Ужасно. Всë просто ужасно. Хотелось уйти, сбежать, исчезнуть. Укрыться с головой одеялом и просто дышать. Хотелось быть как все, но это было невозможно. И отвратительно. Серая масса всегда напрягала, отравляла. Не хотелось контактировать ни с кем. Кроме него. Любимого, который был всегда рядом, но на расстоянии вытянутой руки. И вроде даже не отталкивал. Просто был слишком доступным. Чувствовался подвох, которого вроде как и нет, но всë равно пугало. Хотелось обнять, прижать, поцеловать и любить. И вроде ты можешь, но эта неопределённость пугала. Решить можно всë одним лишь разговором, но. Слишком много но, которые пугают. Тревожат. Не хотелось ничего менять. Вдруг будет опять больно. Опять сложно. Он любит, и понимает, что тоже любим. Понимает, что, может быть, всë не настолько плохо, как кажется в ночных фантазиях о неловком и постыдном разговоре. Но вдруг, всë кажется, вдруг это внушение. Просто кажется, что тот, кого он любит, просто привязан. Всë просто и настолько сложно, что хочется кричать. Неопределённость убивает его. Заставляет чувствовать каждой частичкой тела то, насколько сильна привязанность, влюблённость и страх одиночества. Хочется вжаться в угол и заплакать от безысходности. Хочется уснуть и увидеть его. В своëм сладком и романтичном сне о том, как же хорошо им вдвоем. Уснуть и не проснуться никогда. Остаться навсегда в своей тихой, маленькой фантазии о любви, о совместном будущем, о котах и о мягких, теплых и долгих объятьях на прощание. Почти каждую ночь видеть того, о ком мечтаешь целыми днями не легко. Даже больше чем “не легко„. Невыносимо. Невыносимо больно и хорошо. Хотя бы во сне можно любить, целовать и уснуть на плече. Ненависть прошла. Прошло и самовнушение. Осталось лишь кристальное понимание безысходности. Хотелось просто покончить со всем этим. Просто услышать конкретный ответ на простой вопрос. Да или нет. Это же не так сложно. Союза вполне можно было понять. Но Рейх не мог. Настолько не мог, что хотелось просто удушить. Убить своими руками, высказать всë, что кипит на душе. Но не может. Не может потому что любит. Безмерно и просто ужасно сильно. До криков, до слез, до боли. Невыносимой боли. Он не понимает, не понимает немца. Или не хочет. Но всегда может прийти, может побыть рядом, когда очень плохо. Лечь в могилу вместе. В одну. *** Всë конкретно доконало. — Слушай, если я достану колес и захочу передознуться, захочешь сделать это со мной? — Конечно, только с тобой. Возможно он просто не понял всей серьёзности, но Рейх реально хотел покончить с жизнью. Со всем этим. С чувствами в первую очередь. Он устал. Ужасно устал пытаться. Фриц сделал всë, что мог и не мог, но это приторно-сладкое нечто всë ещë с ним и не хочет отпускать. Отказывается. Душит. У него были некоторые деньги, он подготовился. Где-то подкопил, где-то взял у матери в сумке. Но необходимая сумма была и он не планировал останавливаться. У него и так не было никакого будущего, тогда зачем пытаться? Оптимисты скажут, что он даже не пытался, и они будут правы. Потому что немец и сам об этом знает. Молчаливо проживает свою глупую и влюблëнную жизнь, мучаясь от других неприятных вещей и борясь с постоянной паранойей, у которой даже нет особых причин. Суицид не выход, но самый правильный вход. Вход в вечный сон сладких грез. Дозу получить не составило особого труда. Барыга оказался вполне адекватным человеком. Всë прошло быстро и беспроблемно. Метадон в таблетках стоил не особо дорого. Эффект тот, который нужен. Спокойствие и эйфория. Хочется уйти без тревожности. Дело за малым. *** В ноябре уже ужасно холодно. Зима начинает овладевать погодой, но снега всë ещë нет. Деревья стоят голые и замерзшие. Где-то он их даже понимал. Беззащитные и одинокие. Днем может лить кратковременный дождь, а к вечеру все дороги ужасно скользкие. Идти невозможно, если нет, на что опереться. Но у Рейха всегда был для этого Союз. Если что, то упадут вместе. Вот и сегодня. Но это не обычный день. Сегодня должно всë кончится. — Помнишь ты говорил, что будешь не против умереть со мной от передозировки? — Так? — Мы можем сделать это прямо сейчас, – юноша достал блистер таблеток и показал Совету. — Раз так, то я не отказываюсь от своих слов. *** У него на кровати всегда было уютнее, чем где-либо. Сейчас они, как никогда близко. Лежат в полуобнимку и ждут. Ждут, когда подействует. Союз теплый, даже руки не такие холодные, как обычно. Романтично. Хотелось прижаться ещё сильнее к любимому телу и не отпускать, до последнего вдоха. Приятное чувство ожидания и комфортное молчание. Им хорошо. — Повезло, что твоих родителей сегодня нет. — Да, но меня они волнуют сейчас в последнюю очередь. — И что тебя волнует прямо сейчас? Рейх почувствовал движение. Он прикрыл глаза. Думал, что он опять уйдет куда-то, но нет. Он почувствовал касание к своим губам холодными и родными пальцами. — Какой ты красивый и недоступный. Немец привстал и поцеловал его. Уже было всë равно. Нет неловкого разговора, нет тех слов, которые он планировал сказать. Есть констатация факта. Я тебя люблю. Выглядит как очередной паршивый сон. Но нет, всë реально, он слышит стук своего сердца. Чувствует трепет. Он получает ответ на поцелуй, и это намного больше, чем сотни тысяч слов. Нет игры в молчанку и увиливания с темы. Есть только они. И они скоро умрут. Растворятся в этом вечере. В друг друге. Как же хорошо. Ничего не успеет поменяться, они не успеют забыть. Всë останется так, как решат они, а не время. * Они опять лежат, но теперь ближе. Ближе в духовном плане. Недосказанность пропала, остались лишь голые чувства. Интимно-искренние и сокровенные. Томившиеся долгий годы. Один поцелуй вместо ста слов. — Так смешно с того, что мы осознали это всë в последний момент. — Буквально в последний. Как ты себя чувствуешь? — Хорошо и спокойно, только спать хочется. — Та же история. *** « Двое не спят. Двое глотают колеса любви. Им хорошо. Станем ли мы нарушать их покой? » Они умерли. Умерли влюбленные и спокойные. Они так и не поговорили, но поцелуй - стал им самым главным словом и последней точкой.