We'll meet again...

Очень тяжелый вечер мая. Был дождь, но влага уже испарилась и на улице ужасно душно. Мерзко и липко на душе. Больно. Птицы не щебечут, а небо затянуло белой пеленой. Скорее всего скоро опять пойдёт дождь, но Рейху всë равно. Он сам уже как дождевая тучка, такая хрупкая и беззащитная. Он потерял самого дорого человека на планете. Немец плачет. Плачет, пока гроб его лучшего друга закапывают в землю. Он мертв. Союз погиб. Разбился на мотоцикле, Совет не был виноват в аварии. В него врезалась шестёрка, водитель в хлам был. Оба умерли на месте. Когда он узнал о случившимся от слухов, Третий просто не поверил. Не поверил никому, он закрылся в комнате и сидел там. Никого не хотел слушать, но когда пришел лично отец усопшего, и сообщил об этом, приглашая на похороны, Рейх не выдержал. Он и так был на волоске от нервного срыва. Тройка не мог есть, не мог ходить на улицу, не мог учиться, не мог думать. Дышать. Оставалось только спать и заглушать моральную боль всем, чем только можно. После визита отца Союза, на руках, да и на ногах не осталось живого места. Его никто не мог утешить, да и не старался вообще. Родному отцу плевать, матери плевать, а больше позаботиться о нем некому. Он даже успел отключиться от потери крови, но какой-то добрый человек вызвал скорую. Третий не выяснил, кто это был, но счёл за наказание. Отметили как попытку суицида. В определённые места заберут только после похорон. Уже завтра. Снова. Тяжело находиться здесь. Было много незнакомых людей, возможно родственники; возможно друзья. Только двух он смог "опознать": отца и его девушку. Этих двух людей он ненавидел больше всего. Одного за ужасное обращение с сыном; другую за то, что она могла испытать то, чего не мог позволить себе Рейх. Объятья, поцелуи, поддержка.. Любовь Союза забрала какая-то шкура. Он ей завидовал и ненавидел. Но сейчас их всех объединяло общее горе - смерть дорогого человека. Человека, который делал всë, что бы людям было хорошо. Помогал, оберегал, защищал и... Любил. Всех по разному, но любил сильно. Он закрыл руками лицо. Вновь воспоминания, когда всë было хорошо. Как они обворовали магазин, как курили за школой и их поймал директор, который курил в том же месте. Как купались в речке. Как уплыли на лодке куда-то далеко и ночевали на берегу, смеясь и рассказывая все самые тёплые истории. Как он обнимал его, после того, как отчитал за порезы. Как волновался о его самочувствии, когда Рейх болел. Немец скучал. Ужасно скучал. Безмерно любил и тосковал по единственному человеку в его ублюдской жизни, который заставил посмотреть на мир с другой стороны. Показал, что звезды умеют говорить и переводил со "звëздного" всякие выдуманные истории. Он потерял большую часть себя, его полярная звездочка навсегда потухла, а те тусклые огоньки не могут осветить то, что освещал он. В дурдоме было не лучше, но хотя бы тут все были такие, как он - не в себе. Тут не было его дома, но здесь было легче. Препараты не помогали, и он уже начал ехать крышей, разговаривая с самим собой от лица Союза. После этого его перевели в более тяжелое отделение. Вот оттуда и пошло лечение. Жёсткое, но эффективное. Обкалывали так, что мог спать до трех дней. Рейху больше нравилось спать, ведь там всë было хорошо. Было как раньше, а может, даже лучше. * Лучше стало не скоро. Он вышел только через полгода. Выглядел немец, мягко говоря, хуево. Мешки под глазами, не тело, а просто скелет, обтянутый костями и кривая осанка. А ещë волосы потеряли свой объëм. А когда-то они были пушистыми и объëмными. * Он смог забыть, но не отпустить и тем более не простить. Рейх уехал куда подальше и начал восстанавливаться. Это было тяжело, можно сказать - невыносимо. Всë начинать с нуля. Буквально всë. Он разучился "разговаривать", да и не лечил его никто, немец просто хорошо умел притворяться. Чувствовал себя он просто пусто. Как будто из него выпили всю кровь и вырвали органы, кроме сердца. Оно продолжало биться и болеть. Болеть за Союза. Ненависть захлестывала его каждый вечер. Это было трудно. Правда трудно. Общение, которое он пытался начинать, обрывались довольно стремительно, или в лучшем случае перерастали в отношения, но заполнить себя даже таким способом у Третьего не получалось. Он уже давно перестал ненавидеть людей. Все они мрази по своему. Он ненавидел Союза, рассветы и себя. Совет однажды сказал ему: «Если я умру - ищи меня в прекрасных утренних рассветах. Они такие же завораживающие, как и твои глаза...». И это так сильно отпечаталось в памяти немца, что не вылетело из головы по сей день. Ненависть продолжала хлестать его ещë несколько лет, а потом Рейх вступил в долгие отношения с каким-то врачом-психотерапевтом. Нет, он не заменил ему Союза, а просто донес, что он уже умер. Давным давно. Так... Давно. * — А я тебе говорю, реинкарнация существует! – кричал Тройка, теребя рубашку Союза. Это был просто добрый и дружеский спор, ничего страшного и опасного. — Ну раз существует, то я в следующей жизни буду!... – тот на секунду задумался, — ..звездой!! Они мне тебя напоминают.