We'll meet again...

За окном шёл ливень. Дождь тарабанил по крыше небольшого здания, в котором сидел паренек. Мало того, что на окрестности опустились сумерки, так и черные, словно смоль, тучи покрыли небосвод, не давая свету ни шанса, что бы протиснуться через облака. Деревья сгибались под сильным ветром, который запросто мог свалить с ног. В общем, природа бушевала, а на сердце скребли кошки. Давно немец не испытывал такое тяжёлое чувство на душе. Юноша не хотел ничего признавать, он не хотел совсем ничего. Капли продолжали с громким звуком разбиваться о крышу, а Рейх сходил с ума. Тревога внутри закипала, а на глазах наворачивались слезы. И не было никого, кто мог его утешить или обнять. Отцу он не нужен, а... Да и всë. Он ужасно боялся грозы, у него начиналось состояние, при котором он не мог себя контролировать, а все мучающие его вопросы всплывали в самом плохом ракурсе. Бывало такое, что при нашествии грозы, когда это объявлялось, фашист ложился спать, и так всё проходило без проишествий, но кошмары в те дни становились ещë ярче. А сегодня мало того, что буря с ливнем и грозой, так ещë и поругался с русским. Это когда-нибудь должно было случиться. Третий влюбился. Это было прекрасное чувство влюблённости. Наивное, по детски теплое, но очень важное ему. И это проявлялось к его единственному другу... И сегодня днем Рейх всë же собрался с духом, и во время прогулки двусмысленно признался Союзу. Он питал лишь пустые надежды и в глубине души понимал, что никто ему взаимностью не ответит. Так и оказалось. Русский явно не был готов к признанию, а особенно со стороны нациста, поэтому где-то три секунды молчал, смотря на него, а потом его лицо исказила истерическая ухмылка. «—Это ненормально, ты понимаешь?», «—Что "ненормально"? Любовь - это ненормально?!», «—Парень не может любить парня, это против природы. Я не знаю, что сказать.» – в тот момент что-то в груди Тройки оторвалось и со свистом упало и разбилось на много осколков. Это было очевидно, он всë понимал, фашист представлял этот разговор, но не думал, что отказ, причём в такой форме, получить так болезненно. «—Я тебя понял» – такими словами окончился и их разговор, и их прогулка....и их дружба. Только сейчас юноша начал осознавать, что он сделал и кого потерял. Тут он уже не выдержал. Слезы хлынули в подушку, в которую он был воткнут уже более нескольки часов. Парень уловил, что его окликнул отец, но решил просто проигнорировать это. Спустя где-то с минуту в комнату постучали. Нациста словно дрожь пробила. Нельзя показаться родителю в таком виде. Третий еле еле успокоился, но всë ещë всхлипывая, прохрипел невнятное "войдите". На удивление, там стоял далеко не отец. Это был СССР. — Я могу войти? – в голосе пришедшего проскочила стыдливая нотка вины, а фашист не мог поверить в то, что он видит. Насквозь мокрый, в одной футболке и штанах, видно, что одетых наспех, ибо они были шиворот-навыворот, и с глазами, полными беспокойства, на пороге комнаты стоял человек, что оттолкнул его сегодня днем. Рейх кивнул. "Гость", если его так можно назвать, зашел в комнату, прикрыв дверь. Наци сидел на краю кровати, судорожно теребя один из углов подушки. Русский присел на корточки перед ним, пытаясь взглянуть в глаза, но оставив эти попытки просто уткнулся тому в подушку. — Прости, я, правда, не хотел тебя обидеть.. Просто, я не знал, как реагировать, меня всегда учили, что это ненормально, и я просто не имел права думать, что может быть по другому, мне ужасно стыдно, – пришедший положил руку на колено Третьего, – Я пришел что-бы извиниться и... Может у нас всë же получится попробовать...– он оборвал эту фразу. Тройка не мог поверить, что это правда происходило. Союз предлагает ему...встречаться? Да, встречаться! Это не могло быть правдой, но он бы здесь и сейчас, живой и искренний... — Я... Я буду счастлив, если у нас всё получится.. – столько неловкости и радости он не испытывал уже очень давно. В животе что-то тревожно защекотало. Сейчас. Наци убрал подушку, и подтянув русского к себе, уже начиная ощущать, как его щеки загораются, поцеловал. Так нежно и неопытно, но столько интимности было в этих действиях, что хотелось просто скрыться под одеялом и пищать. Этот поцелуй продлился не долго. Через барабанящий звук капель за дверью послышались шаги, и быстро отстранившись, Рейх снова схватил подушку и вжался в неë. За приоткрывшейся дверью показался отец юноши. — Союз, я конечно понимаю, что ты очень хороший друг, но мне позвонил твой папа, и попросил передать, что если ты через десять минут не будешь дома, тебя ждет смертная казнь, – ГИ ухмыльнулся, а Совет, еле оклемавшись от только что случившихся событий быстро встал, потрепал сидящего на кровати парня, кинув быстрое «Пока, а то я сейчас головы не сношу», и поблагодарив стоявшего в дверях мужчину выбежал пулей из комнаты, а через пять секунд хлопнула и входная дверь. Старший хмыкнул: — А вы точно "просто хорошие друзья"? — Точно, не принижай меня до своего уровня, пап.