Толпа малолетних нигилистов

like we’re made of starlight как будто мы сделаны из звездного света       Сакура наблюдала, как Ино увлеченно тыкала себе в глаз штуковиной, похожей на орудие пыток.       — Это завиватель для ресниц, – пояснила она, уловив глубокое замешательство Сакруры.       — А зачем тебе понадобилось их завивать? – Сакура смотрела на неё как европейский колонист, впервые встретивший в южноамериканской сельве индейца. Ино вздохнула и тряхнула распущенными волосами, волнами лежавшими на оголенных плечах в золотистом платье.       — Это слишком фундаментальный философский вопрос, дорогая. Спроси меня об этом, когда я напьюсь.       Сакура села на кровать, где всё ещё валялись кучи браслетов, серёжек и колечек, которые полчаса примеряла Ино. Между ними лежало то, что на первый взгляд напомнило Сакуре запечатанные в полиэтилен сырые куриные грудки.       — Это не нужно положить в холодильник? – спросила она Ино. Она оторвалась от зеркала и удивленно уставилась на Сакуру.       — Это вкладыши в лифчик. Пуш-ап! – расхохоталась Ино.       — А зачем это туда вкладывать?       — Ох, Сакура, ты такая невинная ещё. Тебя портить и портить…       Ино закончила, и усадив Сакуру на стул перед туалетным столиком, ещё долго наносила содержимое разных тюбиков и коробочек на её лицо.       — Вот так, – говорила Ино, – подготовим Золушку к её первому выходу в свет. Никогда не знаешь, что может произойти, пока карета не превратится в тыкву.       Яркий свет ламп, встроенных в зеркало, съел всё тени на лице Сакуры, и, глядя в зеркало, она вдруг показалась себе какой-то мультяшной, слишком нарочито юной. Неожиданно Ино остановилась, кисточка для пудры выскользнула из её рук, но сама она, словно ничего не заметив, опустилась на уровень Сакуры и посмотрела на её отражение так изумленно, будто видела в первый раз.       — Толстолобая, это ведь ты, — прошептала она в ошеломлении, – Это ведь ты, да? Моя лучшая подружка в детском саду.       Сакура побледнела, тревожно заморгала, стала быстро дышать. Взгляд Ино на её лице вдруг начал казаться невыносимо тяжелым, от света заболела голова.       — Эй, все хорошо?       — Да, – Сакура перевела дыхание, – Просто я ненавидела эту кличку. Ино расхохоталась.       — Так это же я ее придумала!.. Помню, как гордилась ещё. Прости! Прости, пожалуйста!       — Хорошо, свинка.       Громкий заливистый смех Ино заполнил комнату и слился с ярким светом, всё ещё бившим в глаза. Толстолобая и свинка, сколько лет прошло? Сколько жизней? Ино взяла Сакуру за руки, заставляя встать, и подняла их в воздух.       — Ты понимаешь, что это судьба? Мы встретились не случайно.       — Почему тогда? – смешливо поинтересовалась Сакура. Она успокаивалась, но не так быстро, как ей бы хотелось. Ино выглядела растроганной до глубины души, её глаза сияли, но не от макияжа, а от наполнивших их слёз.       — Когда я тебя знала, мне было четыре или пять. Я была маленькая, не видела ещё всего этого... Вселенная послала мне тебя как знак, ты понимаешь, Сакура? Как знак, что ещё не поздно начать всё сначала.       Ино расплакалась, и Сакура сама не поняла, как пустила её в свои объятия. Это были объятия мало знакомого человека, но почему-то обнимать Ино и ласково гладить её по голове, пока она утирает слёзы, было невероятно естественно. Словно потерянную в детстве сестру. Сакура задержала дыхание, чтобы унять нарастающую из ниоткуда тревогу. The worst thing that I ever did Was what I did to you. Худшее, что я когда-либо делал, это то, что я сделал с тобой.       Шикамару был в баре Райкаге за сорок минут до назначенного времени, одетый, согласно дресс-коду, в костюм, отчего не мог отделаться от ощущения, что кого-то хоронят. Охранник на входе нашёл имя Шикамару в списке приглашенных и нацепил ему на запястье бумажный браслет. Шикамару положил приглашение обратно в карман брюк. На кой черт вообще нужны были эти приглашения, если можно было просто назвать имя? Эта мысль заняла его на секунду, но запал позанудствовать быстро иссяк. Он остановился перед входом, задержал дыхание как перед прыжком и вошёл внутрь, изо всех сил пытаясь слиться с пейзажем.       Присутствующим явление Шикамару оказалось глубоко безразлично. На первом этаже бара собралось уже человек пятьдесят, они сидели за столиками, на кожаных диванах или толпились у стойки. Шикамару нервно потёр затылок, смутившись. Он отчего-то думал, что вокруг него тотчас начнут наматывать круги и тыкать пальцем: А этого кто впустил сюда? Что он здесь забыл?       Он подошёл к бармену и заказал пива. Длинная барная стойка тянулась метров на пятьдесят, её массивная дубовая столешница и обитые кожей стулья имели такой дорогущий вид, что дальше за ней можно было ожидать встретить Джорджа Клуни и Леонардо Ди Каприо. Умелый закос под винтажность, сонная торжественность барменов: бар Райкаге уверенно делал вид, что существует здесь с начала прошлого века как его нью-йорские собратья, по образу и подобию которых он был воссоздан. Каждая из сотен стоящих вдоль бара бутылок светилась наивной самоуверенностью нувориша. «Ни культуры, ни ценностей, ни истории — элитисткое потребление во имя, Господи прости, эпикурейства, натянутого на этот образ жизни как сова на глобус», — так за доверительной беседой сказал как-то их классный руководитель в средней школе Асума-сенсей. Тогда Ино хихикала, а сейчас чего доброго приняла бы на свой счёт. Интересно, что сказал бы Асума, глядя на всё это?       То, что к мероприятию приложила руку Хината Хьюга, угадывалось в деталях: на вкус Шикамару, было слишком много воздушных шаров и блёсток. Впрочем, судя по группе школьниц, которая уже десять минут фотографировались с ними, местная публика декор оценила. Потягивая пиво, он смотрел на эту разноцветную толпу: одетых в бархат, сатин и пайетки, оборки, бахрому и перья, длинное и короткое, во все цвета радуги, и перед глазами рябило — не то от многообразия, не то от какой-то калейдоскопической монотонности. Одна из девушек в толпе, высокая крашеная блондинка, напомнила ему Ино, и Шикамару с ужасом осознал, что, быть может, этого сходства девица и добивалась. По его спине в неудобном пиджаке поползли мурашки. Ковыряя ногтями влажную от конденсата этикетку на бутылке пива, он удрученно ловил себя на мало свойственном ему волнении. Мало свойственном, если дело не касалось Яманаки.       Просчитать Ино ему всегда было непросто: она казалась ему слишком хаотичной, слишком импульсивной, слишком непредсказуемой. Ситуация осложнялась ещё и тем, что эту, новую, Ино Шикамару не знал. Когда-то он дружил с девочкой, знакомой с детского сада, пусть и красивой, но только-только начинающей осознавать насколько. Встречу ему назначила другая Ино, которая построила в школе диктаторской режим и обнесла его собственным культом личности. Шикамару был мысленно готов к полной катастрофе, этот вариант даже казался ему самым логичным. Он находил успокоение в этой угрюмой предопределенности.       Ино появилась ровно в назначенное время. Заглянула за ширму и удивленно приподняла брови, будто не ожидала, что Шикамару действительно придет, тут же отошла и вернулась вместе с официантом. Шикамару прочистил горло и как можно более буднично произнес Олд Фешн. Накануне он искал в интернете коктейли с как можно более аристократичным названием, поэтому бросил выжидающий взгляд на Ино, чтобы понять, произвело ли это на неё впечатление. Ничего. Бокал сухого красного, пожалуйста, что-нибудь на ваш вкус. Спасибо.       Шикамару отдал Ино должное за стратегический выбор места. Добротная деревянная ширма надежно скрывала их от посторонних глаз. Стол стоит прямо у окна, предлагая вид на ночной город в качестве альтернативы лицу собеседника — отличное решение, чтобы избежать неловкости. Насколько её вообще можно было избежать.       — Ну привет, – сказала она, как только официант ушел. Облокотилась о стол, положив голову на сцепленные кисти рук, качнула головой. Шикамару почувствовал на лице движение воздуха, которое она спровоцировала. До него донесся ванильно-амбровый запах её парфюма, пожалуй, слишком зрелый для шестнадцатилетней девушки. Голубые глаза в мягком полумраке смотрели на него выжидающе. Впервые за всё это время он ощущал Ино такой беспощадно реальной. Перевернутая вверх дном коробка с пряностями, запах такой приятный, а все равно задыхаешься.       — Привет.       Кивок головы, чинный, осторожный, выверенный. Надо было что-нибудь сказать. О чем с ней можно было бы заговорить? Он терялся. Жирная пауза. Неловко.       — Спасибо, что пришёл.       — Спасибо, что пригласила.       — Два года прошло.       — Ага…       Он готовился к этому моменту так долго, нашел столько удачных вступлений и открывающих фраз, что сейчас тупо молчал, нервно сотрясаясь внутри как выброшенная на берег рыба. Молчание затягивалось. Подошел официант, поставил перед ними напитки. Ино повращала вино в бокале и стала с интересом разглядывать танинные «слезы» на стенках. Его бы не удивило, если теперь Ино и в винах разбирается: ещё одно снобское хобби. Раньше она любила цветы, бродить по городу и играть в видеоигры в его гостинной. Насколько мертво это раньше?       Ино отхлебнула вина из бокала, рассмеялась какой-то мысли в своей голове – он улыбнулся тоже, совершенно автоматически.       —Ты возмужал.       — Ты тоже воз.. что там говорят для женщин.       — Когда ты меня бросил как мусор, я хотела совсем другое сказать. Не комплименты.       Очень неловко.       Первой идти в наступление, Ино всё-таки такая Ино. Он откинулся на стуле, закинул руки за голову.       — Можешь говорить сейчас, я тебя внимательно слушаю.       Зевок, картинный.       — Придурок, – усмехнулась она. Как нежно порой могут звучать грубости. Раньше она ругалась точно так же: «идиот», «ленивая задница», «придурок», когда не находила иного способа вывести переполнявшие её эмоции. Он украл бутылку шампанского на бранче его отца, она ему “Придурок!”. Звучит как музыка. Звучит как вскрывающийся по весне лёд.       — Я, признаюсь, удивился, когда получил приглашение, – сказал Шикамару после момента уютного молчания, почувствовав как разговор начинает принимать доверительный тон, — Сначала ты меня знать не знаешь, а затем вдруг сама идешь на контакт.       Он понял, что именно сказал только когда Ино метнула в него короткий удивленный взгляд — ты сейчас это серьезно? — но тут же расплылась в ироничной улыбке. Ошибка номер один. Слишком расслабился. Или это пиво и коктейль с виски начали давать в голову. Или это тяжелый парфюм и запах волос Ино.       — А это оказывается неприятно, да?       Очень-очень неловко.       Из всех возможных в этой ситуации глупостей он, вероятно, нашёл худшую. В детстве они играли в жмурки в саду её отца, а сейчас они по очереди делают вид, что другого не существует. Ты водишь, нет, ты! Пубертат — отстой. Яманака молча глядела перед собой, крутя в тонких пальцах такую же тонкую ножку винного бокала.       — Что ты от меня хотел, Шикамару?       — Поговорить.       Ино усмехнулась. Поговорить.       — Ну что ж, давай говорить. Не возражаешь, я начну?       Ошибка номер два: дать ей вести диалог, куда вздумается. Ино же холерик. Если позволять ей с трибуны говорить о том, что ей не нравится, достаточно долго, в один момент она изобретет новую агрессивную идеологию. Несложно догадаться, на кого будут в этот раз направлены штыки правоверных.       — Ты был моим лучшим другом. Моим самым, чёрт возьми, близким человеком на всем этом грёбаном свете. А потом в одночасье свалил от меня на другой континент. Если хочешь знать, от меня даже отец так далеко не убегал. Узнаю я об этом пост-фактум. Две недели спустя. От классного, мать его, руководителя. Мило, не правда ли?       Деланное безразличие светской львицы слетело с неё как позолота с серебрянного украшения. Она говорила быстро, рубила как топором короткие фразы и как заклинания выдавала длинные, то и дело повышала голос, но успокаивалась и продолжала спокойно, насколько ещё могла.       — Ты не удосужился мне ничего объяснить. Не ответил ни на один из моих звонков, ни на одно сообщение, ни на один чертов э-мейл! Заблокировал меня везде, как навязчивую психопатку. Кто вообще так делает? Кто так поступает с друзьями? Самое идиотское то, что я догадывалась, что тебе хреново. Искала тебе оправдания. У меня умерла бабушка, отец выставил меня из дома, дед думал сослать к черту на рога. А мне снились кошмары, что у тебя рак, и тебе нужна моя помощь. Я так переживала. Дура! Где ты был в это время, Шикамару? Чем-то важным занимался? Да впрочем…       Я целыми днями ждала, что ты позвонишь. До последнего не верила, что ты забудешь обо мне так просто. Хотела найти тебе оправдание, пока до меня не дошло, что это бессмысленно. Люди при переезде избавляются от ненужного хлама, иногда бывает, что этот хлам – ты.        Проходит больше года. Ты появляешься так же неожиданно как исчез, приходишь в мою школу и напоминаешь мне об этом дурном сне. Каждый. Божий. День. Я всё правильно говорю? Я ничего не забыла?       Нет, все верно. Все было именно так, как она рассказывала. Но рассказанная до боли знакомым голосом Ино, эта история полоснула его как розги.       — Ты не представляешь, как я жалею. Ни дня не проходило, чтобы я не думал об этом. Не вспоминал о тебе, — ответил он тихо и скорбно после минутного молчания. Слова не хотели выходить его груди, придавленные его болью, её болью, их общим, сплетенным так тесно, а оттого и так сильно ранившим.       Не встретив необходимого для опоры сопротивления, Ино затихла и словно рухнула как при перетягивании каната. Ему показалось, что она вот-вот расплачется. Ино закрыла лицо руками. Он с ужасом подумал, что она носила в себе эту бомбу полтора года.       — Я тоже, Шикамару. Я тоже… — прошептала она едва слышно, — У тебя, скорее всего, была веская причина так поступить. Но мне почти стало все равно.       Ино сидела какое-то время, опустив глаза на стол. Шикамару не осмеливался сказать ни слова.       — Ладно, забили. Я позвала тебя, потому что хочу возобновить нашу дружбу, – вдруг сказала она.       Шикамару поперхнулся коктейлем и какое-то время прокашливался. Нелогичная непоследовательная Ино. Минуту назад она дышала огнём, а сейчас приглашает в объятия. Он прищурился и внимательно вгляделся в её лицо. Не издевается, нет.       — Я… я только за.       — Прекрасно.       Повисла ещё одна неловкая пауза. Мысль о том, что этот диалог сама Ино так далеко не планировала, его обнадежила и позабавила. Нелогичная импульсивная Ино. Летит туда, куда дует ветер.       — Это что, всё?       — Укради мерседес и ущипни за попу Цунаде, если тебе мало.       Шикамару улыбнулся ей, но улыбка тут же исчезла.       — Я так боялся, что ты на самом деле теперь меня ненавидишь.       — Это так и было. В прошлой жизни. До того, как меня убили, — она поймала его удивлённый взгляд, кивнула, опустила глаза, — Этим летом кто-то подсыпал дури в мой стакан. Передозировка, клиническая смерть одна минута. Потом, когда я валялась в больнице, было много времени подумать над жизнью с вновь открывшейся, скажем так, перспективы.       И я кое-что поняла, кое-что очень важное. Можно сколько угодно злиться на того, кто со мной это сделал. Но это я предпочла окружить себя людьми, которым на меня плевать. Это я сама себе стала настолько невыносимой, что захотела сбежать на другой континент. Это всё я. Так может быть, проблема всё же во мне? Может, это со мной что-то не так?       Я лежала под своей капельницей и пыталась отмотать до того момента, когда мне было легко жить, когда я не ненавидела себя — или по крайней мере, не посвящала этой ненависти столько сил и времени. И вспомнила тебя, Шикамару, — она посмотрела ему глубоко в глаза, глаза заблестели. Шикамару почувствовал, как внутри у него все сжалось в комок, —Наша дружба так грустно закончилась, но это всё равно лучшая вещь, которая со мной когда-либо случалась.       — Со мной тоже.       — Правда? – слёзы звенели в её шепоте. В груди Шикамару всё сжалось.       — Да, – сказал он серьезно, взял со стола салфетку и аккуратно промокнул дорожку слез на её лице, – Мне так жаль, что это с тобой произошло. Прости, что не был рядом, прости меня.       — В больнице я заказывала цветы в неадекватных количествах и сидела, обложившись ими со всех сторон как одна большая и грустная умирающая клумба. И вспоминала, как мы с тобой как-то залезли после закрытия в оранжерею. Сидели там целый час, болтали. А потом, когда я не хотела уходить, ты нарвал мне букет цветов прямо под камерами. Помнишь?       — Конечно, помню. Есть подозрение, что это самое смелое, на что я способен в своей жизни, – усмехнулся он, но Ино не реагировала.       — Я не могу тебя ненавидеть, как сильно бы не хотела. Поэтому, если ты не хочешь говорить, что произошло тогда, проехали. Но если хочешь…       В тот день, Шикамару назначил Ино встречу в парке, но не пришел. Ино прождала его до вечера и ушла, ругаясь, а он в тот момент закрылся в своей комнате и игнорировал попытки Шикаку поговорить. Открыл ящик в кабинете отца в поисках какой-то бумажки, но нашёл не её, а заключение о смерти Ёшино. Она обожала Ино и требовать лучших результатов от своего сверх-одаренного сына.       — Помнишь мою мать, Ино? Это был не несчастный случай. Она не пила случайно несовместимые таблетки, как нам всем сказали. Она просто сожрала их целую пачку. И даже записку оставила. Я был последним, кто с ней разговаривал. Она меня пилила из-за учебы, я отмахнулся холоднее, чем обычно. Специально, чтобы она наконец поняла, насколько её научения прыгать выше головы уже сидят в печенке. Думал, её это успокоит. А её успокоило полпачки успокоительного.       — Какой кошмар…       — Я не знал, что и думать. Я не мог простить ни себя, ни отца, ни её.       У Шикамару была хорошая семья: папа, мама, сын, но каждый из них завалил свою партию, и остались только два потрясенных свидетеля и одна съехавшая от них покойница. Тридцатый ряд, седьмая могила. Кто виноват? Все и никто, никто и каждый в отдельности – натворили на высшую меру, но уже никогда предстанут не перед каким судом. Остаётся с этим только жить.       — Почему мне не сказал?       — Я не хотел, чтобы ты меня таким видела.       — Что? – спросила Ино нахмурившись и повысив голос, будто отвечая на оскорбление.       — Я целую неделю не вставал с кровати, не чистил зубы, тупо смотрел в потолок и думал насколько вообще имею право тут находиться после того, что довёл собственную мать... Я сам себе был отвратителен. Мне было стыдно уже от одной мысли, что ты будешь со мной таким разговаривать. Не говоря о том, что узнаешь… Мне нужно было время, чтобы всё это осмыслить, его понадобилось много. Когда я созрел для объяснений, меня начало разрывать от стыда, что изначально струсил. Меня как парализовало.       — Что ты такое несёшь?.. — она вскочила с места, лицо стало красным, отчего Ино выглядела так, будто прямо сейчас готова броситься на него с кулаками.        — Что за бред ты вообще несешь?! Хочешь сказать, ты из-за этого исчез? Потому что стеснялся? Да ты мог всё что угодно мне рассказать, ты прекрасно знаешь! Я никогда бы тебя не осудила, никогда и ни за что. Ты же прекрасно это знаешь!       Шикамару это предвидел. Спокойно он поднялся со своего места и теперь стоял к ней лицом к лицу, серьезно глядя ей в лицо.       — Да я ведь с ума по тебе сходил.       Мир умолк и остановился. Только он, она и это признание, повисшее в воздухе.       Ино побелела и, кажется, забыла как дышать. Гнев оставил её, а с ним и вся её уверенность. Шикамару впервые видел её такой растерянной и напуганной.       — Ты же всё прекрасно видела. Ты в таких вещах всегда секла.       — Шикамару… Я, я не знала…       — Раз так, скажи мне это прямо в глаза. Давай, говори.       — Ш-Шикамару…       — Тысяча извинений, даттебайо! – удар по голове, падение на пол. Опрокинувший добротную деревянную ширму Наруто выглядел как переживший природный катаклизм муравей, а не как стихийное бедствие собственной персоной.       — Шикамару, я тебя везде ищу! Твою мать, Шикамару, ты жив? — Наруто удивленно уставился на Ино, затем на распластавшегося на полу Шикамару, — Ух ты, вы что, снова общаетесь?       — Помоги встать, дятел, – простонал Шикамару. Поднимаясь, он коротко взглянул на Ино: её тоже будто огрели по голове чем-то тяжелым.       — Наруто, ты сам идиот, решил и его идиотом сделать?       Шикамару поднялся, потёр ушибленный затылок — ничего, жить будет.       — Ино, у меня ультра-мега-супер экстренная ситуация, мне очень нужен Шикамару.       — Реально важно?       Наруто энергично закивал.       — Мы не договорили. Жди у бара, я сейчас подойду.       Наруто отошел. За ширмой его больше не было видно, но в воздухе все ещё ощущалось его энергичное присутствие. Ино поджала губы и робко посмотрела в лицо Шикамару, до сих пор не находясь с ответом. Он тяжело вздохнул.       — Как бы там ни было, это уже не важно. Ближе друга чем ты у меня никогда не было и нескоро появится. Давай просто начнём с того места, где закончили?       — Ты и сейчас…?       — Нет, — быстро ответил он, — У меня было много времени в Канаде, чтобы все хорошенько обдумать. Ты была мне что сестра, двоюродная. Единственная девчонка, с которой не стеснялся разговаривать. Было естественно, что я в тебя… Сейчас всё прошло.       Ино обхватила себя руками, будто озябнув от холода, хотя Шикамару показалось, что воздух стал только жарче.       — Хорошо. Потому что я тоже не совсем свободна. Не хотелось бы разбивать тебе сердце снова.       — Значит, друзья?       — Друзья.       Он обнял её так крепко, что в какой-то момент стал бояться сломать. Оторвал от пола, закружил в объятиях, пока она смеялась ему на ухо как смеялась когда-то в туалете на бранче его отца в своем ужасном платье с матроской.       — Ино, прости. Сто тысяч раз прости. Я всё исправлю, обещаю.       — Исправь, пожалуйста, меня, — прошептала она, но Шикамару ничего не понял. В тот момент для него не было существа удивительнее Ино, но когда она протянула ему руку, чтобы дать обещание на мизинцах, то прикосновение не обожгло его как когда-то, дыхание не перехватило, не захотелось сгрести её в охапку и целовать пока не иссякнут силы. Шикамару смотрел на неё завороженно, но уже не так, как раньше. Перерос.