вашими молитвами

В деревне есть несколько точек, в которых Анбу пересекаются с… Ну, официальной частью деревни. Это второй командный центр хокаге, если все идет по плану. Это закрытое больничное крыло, если все идет не очень хорошо. И это личная прозекторская у допросников, когда все полетело в жопу. Усаги, по-хорошему, была медиком, ирьенином… Но как-то так получилось, что разбирать людей на запчасти у нее выходило лучше, чем собирать обратно, и завертелось. Раньше прозекторская допросников была вотчиной Орочимару. А потом блудный саннин умотал в закат, оставив за собой гору трупов и незаконных экспериментов. Хотя Усаги, конечно, знала, что любые эксперименты — это очень тонкий лед, в некоторых ситуациях даже кровь на анализ взять будет гос. изменой и нарушением моральных норм, ладно вам. Так что общую бурю негодования и порицания не разделяла. Но работа с детьми, на ее вкус, действительно была перебором. Курить она начала как раз после того, как на стол попали неудачные образцы этой работы. И их было в разы больше, чем удачных. Даже учитывая, что большая часть уже была уничтожена саннином. Хуже были только еще живые, но уже потерявшие человеческий облик и подобие самосознания. Даже допросники не брали на себя груз прервать их существования и сдавали ей, отмазываясь от ответственности и зеленея. Вот тогда Усаги закурила систематично, да. Вообще Анбушники всегда с уважением относились к ирьенинам — мало кто в деревне этого не делал. Но, похоже, на Усаги пиетет перед профессией не распространялся. Возможно потому, что она работала с мертвецами. Возможно потому, что сама не имела маски и не ходила на миссии. Возможно потому, что была девчонкой метр с кепкой в прыжке. Усаги на все это было начхать. Усаги делала свою работу. Усаги не нанималась плясать вокруг толпы шиноби и трястись над их чувствами — этим занимались в госпитале и при оценке психологической стабильности и профессиональной пригодности. Поэтому когда один такой, зеленый и только с миссии, закатил истерику, что не оставит своего товарища этой шалаве, ну… Усаги выгнула бровь. Глянула на замершую в нерешительности команду пацана. Те, видимо, опасения разделяли — никто не дернулся. — Вы все тут у меня окажетесь рано или поздно. Ей прописали в лицо. Что, ну, справедливо, наверное. Масочники очень трепетно, хотя и бесцеремонно относились к смерти. Пацана оттащили свои же, видимо, прочитав между строк угрожающее «хотите закрытый гроб получить в следующий раз?» и свалили гурьбой вправлять тому мозг. И да, Усаги могла обеспечить трупу такой вид, что мать родная не узнает, обосновав это «производственной необходимостью». Она была хороша в том, как нужно разбирать людей на части. Но ей просто было лень. Гончая — седой командир невнятного возраста — пришел к ней на следующие сутки с коробкой чего-то воняющего сладким. — Команда приносит свои извинения, Усаги-сан, — произнес он низким голосом и протянул коробку. Усаги, колупавшаяся в этот момент в экземпляре печени, и вымазанная по локоть, кинула на него нечитаемый взгляд. Гончая отодвинул коробку от ее носа, очевидно, без понятия куда ту деть. — На стол поставь… Да не на этот, в углу, — буркнула она, мотнув головой. — Я не в обиде, Гончая-сан. Но терпеть чужие заскоки не намерена. Ей кивнули и растворились на месте с пшиканьем развеивающегося клона. — Лучше бы печень еще одну принес, — пробормотала Усаги и где-то в коридоре послышался звук, словно кто-то споткнулся. Нервные какие. Она вернулась к изучению клеток, гадая, не обмер ли внешний слой окончательно. Третий назначил ее на эту работу почти сразу после побега Орочимару. Это было… отдушиной. Все же кое в чем Сарутоби был безумно хорош. И это было не умопомрачительное количество дзюцу или система обучения… Это была способность ставить нужных людей на нужные места. Кадры решали все. И, наверное, Усаги не могла себе представить как иначе могла пойти ее жизнь — все прочие перспективы были для нее смертью. Мало кто может назвать работу патологоанатомом при допросных мечтой, но не Усаги. Для Усаги это стало спасением. Поэтому когда Пятая вызвала ее с предложением перевести в госпиталь это было встречено… Негативно. — При всем уважении, Хокаге-сама… Но я расчленяю людей лучше, чем сшиваю. Простите. Сенджу цокнула недовольно — недостаток ирьенинов в последнее время был почти болезненным — но махнула ей рукой, благословляя. Да и кто еще возьмется за эту работу кроме Усаги? Она была в ней хороша, без ложной скромности. — Вали, твои отчеты меня удовлетворяют, — процедила сквозь зубы женщина. — Хочу, чтобы о любых… Странностях ты докладывала лично. Ясно? Из уст такой женщины, как Цунаде, это звучало высшей степенью похвалы. Легендарный саннин, внучка Первого, исключительный ирьенин, Хокаге… Удивительная женщина. Усаги вздохнула с облегчением и ухмыльнулась. — Рада стараться, Хокаге-сама. О каких конкретно странностях идет речь? Яды, метки, техники? Повреждения внутренних органов, тенденции к угнетению нервной системы? Расовый, возрастной или гендерный критерий? — четко и уверенно произнесла Усаги с горящими глазами. — Любые. Свободна, — припечатала Пятая и хлебнула что-то подозрительно похожее на саке. Пробормотала тише: — Профдеформация хренова. Они там все такие? С Пятой Усаги поладила. В общем когда прошло все, что могло пройти — война, вечное Цукиеми, повторная отстройка деревни — Усаги с удивлением поняла, что хокаге опять сменился. И она пришла по старой памяти докладывать о странностях новому человеку. Человеку с до боли знакомой дурацкой прической. Она вздохнула устало — письменные отчеты она по прежнему любила больше устных — и ухмыльнулась понимающе. Гончая… А, Хатаке-сама теперь, смотрел на нее с нечеловеческой задолбанностью и, о ужас, предпочитал устные доклады писанине. Усаги про себя гадала, доживет ли она до следующего хокаге и сможет ли она вернуться к бумажной отчетности. Стопка бумаг съехала на встрепенувшегося Хатаке и чуть не свалила его со стула к чертям собачьим. — Вы курите, хокаге-сама? — обреченно поинтересовалась Усаги. Тот не курил. И даже не пил. Усаги еще раз мысленно посочувствовала. Тяжело ему такому тут будет.