Осколки вечности

— Поздравляю, Дэн, — холодно говорит она, проходя вглубь гостиной, — у тебя отлично получилось испортить мне ещё один вечер. На самом деле вечер, конечно, испортил не он; то есть не он один приложил к этому руку. Вечер испорчен плохими новостями, в частности, той, что она, кажется, снова лишилась бесценной пустоты в сердце, а Дэн, кажется, ни сказал ей ни слова лжи. Да, до эпизода с нападением она была вольна думать так, как ей угодно — что он усыпляет её бдительность, надеясь разузнать о новых планах; что он боится и пытается обеспечить себе спокойную жизнь без повторения визитов, подобных тому, который она нанесла ему накануне с ножом в руках; что он просто — непонятно, почему вдруг — хочет оказаться с ней в постели; что по-настоящему, без шуток, повредился головой. Но чувствовать на расстоянии? Это невозможно подделать. Это не появляется ни с того ни с сего. А если появилось… если появилось, значит, у них двоих есть шансы. Неплохие такие шансы испортить друг другу не только вечер, но и жизнь. И, как будто недостаточно первой новости, есть ещё одна неприятная: похоже, человеческая жизнь несколько сложнее, чем ей казалось. Ей казалось, что снова одеться в красное, отправиться туда, где много не очень трезвых и движимых не самыми высокими помыслами людей и не испугаться — значит стереть из памяти момент собственной беспомощности перед грубой силой; но этот способ не сработал, и то, что он не сработает, стало ясно ещё до того, как Марго начала его воплощать. Для чистоты эксперимента она должна была быть там одна, а не чувствовать, что рядом Дэн, который уже отправил в нокаут одного её обидчика и сделает это вновь, стоит кому-то дать хоть малейший повод. С Дэном не страшно. Надо было самой. Но она понимала, что одну он её не отпустит и, что особенно печально, кажется, даже не слишком этого хотела. Словом, Дэн не виноват ни в её чувствах, ни во враждебности окружающего мира (чуть не выдернувшего её серьги вместе с ушами), а то, в чём он действительно отчасти виноват, уже не вызывает в ней достаточно гнева и обиды; но ей чертовски необходимо хоть на кого-то злиться. Это единственное, что сейчас остаётся. Дэн, который либо решил ей подыграть, либо — Марго склоняется ко второму варианту — тоже пребывает в не самом благостном расположении духа, ехидно улыбается. — Ты сама захотела пойти в клуб, — напоминает он, всем своим видом транслируя именно то, что и так звучит у неё в голове. «Это твоя, твоя-твоя дурацкая идея, твоя, не моя». — Да! Вот именно, Дэн, я захотела пойти в клуб. Я. Тебя со мной никто не звал, — заявляет она, не без удивления улавливая в своём голосе прежние высокомерные нотки. Вот только она теперь другая. Они другие. — А раз уж пошёл, то мог бы тоже попытаться развлечься. Найти себе… кого-нибудь, — Марго усмехается, но не может отрицать, что последней репликой разозлила сразу двоих: Дэна, передумавшего садиться на диван и резко повернувшегося к ней, и себя, ту свою часть, которой мгновенно захотелось расцарапать лицо его гипотетической случайной пассии. Господи, она же только избавилась от этого чувства, и вот опять… — Я, может, и попытался бы найти себе «кого-нибудь», — зло произносит Дэн, и, хотя их разделяют столик, кресло и ещё пара метров, ей кажется, что её вот-вот смоет волной его эмоций, — если бы ты была хоть чуточку осмотрительней. И, как бы Марго ни злилась сама, как бы ни хотелось ей огрызнуться (уж не она ли виновата, что днём на неё напали, и вообще с каких пор он её опекун), вместо этого губы трогает невольная улыбка. Ведь ей хорошо известно, почему он даже не пытался никого искать, почему так спешил оттуда уйти и почему бесится сейчас. О, она понимает это как никто. — Ты беспокоишься обо мне? — теперь голос звучит мягко и вкрадчиво, подстраиваясь под её настроение. Она медленно приближается к Дэну, застывшему возле дивана, и с удовольствием видит в его глазах отражение таких знакомых, понятных чувств. — Или ты ревнуешь?.. Он — ну кто бы сомневался — отводит взгляд и меняет позу, заставляя напряжённые до предела мышцы расслабиться, послужить доказательством мнимого спокойствия. Но отвечает не совсем то, чего можно было ожидать. — Одно не мешает другому. Если ты не знала. Странно. Так странно. Она была настолько готова к чему-то вроде «не говори глупостей», что на несколько долгих секунд даже теряется и просто ждёт возможности снова встретиться с ним взглядом, а осознав, что этого можно не ждать, поднимает руку и касается его лица — легко, нежно, проводя кончиками пальцев по щеке к подбородку; только Дэн почему-то вздрагивает, как от боли. И не грубо, но уверенно отодвигает её руку. — Не надо, Марго. Вот, значит, как. Марго хмурится от воспоминания: примерно так он вёл себя с ней в те времена, когда ещё сох по Маше. Это и тогда было неприятно, но сейчас… Он едва не поцеловал её сегодня. Он сказал, что не может жить без её доверия. Не стал отрицать даже ревность, которую у него всё равно не получилось бы скрыть. А теперь отталкивает, чтобы доказать что?.. Что не желает её прикосновений? Что способен перед ней устоять? Искренне веря (первые секунды две), что делает это исключительно ради торжества истины, Марго без труда преодолевает барьер чужой руки и, обхватив ладонями лицо Дэна, тянется к его губам. Целует сперва легко и невесомо, едва ощутимо для обоих, затем, на секунду отстранившись, повторяет движение, но на сей раз не останавливается, а приоткрывает рот в ожидании большего, и тогда, только в этот момент Дэн делает то же самое, мучительно медленно скользнув языком между её губ. И вся её выдержка рассыпается в прах. Поцелуй длится совсем недолго, потому что неожиданно мощная волна жара накрывает Марго с головой, заставляя на мгновение оторваться от губ Дэна, который пользуется этим, чтобы притянуть её ближе и крепко прижать к себе. Теперь она чувствует бешеный стук его сердца так отчётливо, словно оно бьётся в её собственной груди. — Марго… — шепчет он ей в волосы, тяжело дыша и явно контролируя себя не лучше, чем она сама. Это осознание пробивается сквозь туманящие рассудок ощущения, но уже не вызывает у неё никакого торжества. Скорее тревогу. Они никогда не реагировали на близость друг друга… так. Нельзя было целовать его. Вообще нельзя было возвращаться. Дэн, будто почувствовав её напряжение, слегка ослабляет объятия и отстраняется ровно настолько, чтобы заглянуть ей в глаза. Под его ищущим, полным невысказанной нежности взглядом тают остатки здравого смысла, за который она держалась из последних сил. «Ну же, Марго, — шепчет ей внутренний голос с ехидством того, кого всё равно никогда не слушают. — Хоть раз в своей чёртовой жизни поступи правильно. Отпусти его». Её руки, лежащие на затылке и шее Дэна, расслабляются и почти безвольно съезжают ниже. Касаются чёрного кожаного воротника. Застывают на несколько долгих секунд, а потом, уверенно скользнув под куртку, стягивают её с напряжённых плеч. Больше они не сдерживаются. Становится удивительно легко поддаться потоку, что влечёт их друг к другу с невероятной силой, не оставляющей ни малейшего намёка на сомнения. Воздуха снова не хватает, но теперь Марго готова скорее задохнуться, чем прервать глубокий, томительно-сладкий поцелуй, и, ощутив головокружение, только крепче цепляется за Дэна, который через пару секунд просто поднимает её на руки, очень вовремя избавляя от необходимости удерживать равновесие. Когда её разгорячённая кожа наконец касается прохладного покрывала, а Дэн, их общими усилиями тоже освобождённый от одежды, склоняется к ней, она успевает подумать лишь: знать бы раньше, что люди ощущают всё настолько… Или нет, хорошо, что не знала. И, хотя она помнит вкус его кожи, не изменившийся за минувшее время, прекрасно знает его чувствительные места и то, что сводит его с ума сильнее всего, Марго готова поклясться, что с этим Дэном, целующим каждый миллиметр её тела и смотрящим так, словно видеть её ему гораздо важнее, чем дышать, именно с этим Дэном у неё ещё никогда ничего не было. Впрочем, себя она в этой постели тоже едва узнаёт. До сих пор ей не случалось отпускать абсолютно весь контроль, растворяться в чьей-то близости без остатка, даже после утоления первого желания наслаждаясь объятиями и невесомыми прикосновениями рук. Наплевать на остальное. Она предпочла бы потерять жизнь, но только не эту ночь. Единственный неловкий момент происходит, когда Дэн нежно касается её лица, и она осознаёт, что чуть раньше по щеке скатилось несколько слезинок. Вроде бы это нормально, но с ней такого никогда не случалось, и Марго задумывается о том, как её слёзы могут выглядеть именно сейчас. Стоит ли их объяснить? Вдруг он решит, что ей не было хорошо — а ведь всё совсем наоборот: скорее, было слишком хорошо, просто необыкновенно, и ей почему-то важно, чтобы он об этом знал, тем более… тем более, что она не отказалась бы повторить. Но объяснять Дэну ничего не приходится, потому что, проведя кончиками пальцев по её щеке и скользнув дальше к волосам, он какое-то время смотрит на неё своим ласковым, блаженно безмятежным взглядом, после чего тянется к ней и оставляет лёгкий поцелуй на том месте, где был крошечный влажный след. Потом ещё раз — чуть ниже. Его губы медленно спускаются по щеке к подбородку, шее, касаются впадинки между ключицами, затем так же неспешно поднимаются к губам, и Марго с готовностью принимает поцелуй, обвивая руками его шею, прижимаясь теснее. Хочется снова утонуть в этом безумии, в этой остром, почти болезненном желании принадлежать Дэну, хочется, чтобы он был как можно ближе, чтобы больше не позволял ей думать ни секунды, только чувствовать… И ему прекрасно это удаётся. Даже когда они окончательно расслабляются, прильнув друг к другу под одеялом, Марго испытывает чувство, которое надеется запомнить, уберечь хотя бы в своей памяти. Она засыпает счастливой. И это — последние мгновения счастья, что ей достаются. Сон выходит недолгим, но абсолютно спокойным, однако, проснувшись посреди ночи, Марго за одну секунду вспоминает всё. И понимает, что больше так хорошо уже не будет. Дэн не спит: когда она, не почувствовав спиной его тепла, поворачивается, то обнаруживает его сидящим на кровати рядом с ней и явно погружённым в раздумья. Уловив движение, он поднимает на неё взгляд и как будто немного расслабляется. Придвигается ближе и находит под одеялом её руку, чтобы мягко переплести их пальцы. — Не спится? — зачем-то спрашивает она хрипловатым после сна голосом. Жалкая попытка оттянуть выяснения, которые неизбежны. — Боюсь, что проснусь и не увижу тебя, — просто отвечает он, и у неё тоскливо сжимается сердце. Слишком рано. Она не готова к встрече с реальностью, но та, увы, никогда не стучится в дверь. Дэн продолжает, слегка запинаясь, хотя, очевидно, уже какое-то время обдумывал этот разговор. — Я хочу, чтобы ты знала: то, что между нами… для меня нет ничего важнее. Я знаю, что ты не можешь вот так сразу мне поверить. Я понимаю, конечно… ведь я подводил тебя. Не раз. Господи, мне так жаль, — он судорожно вздыхает, и Марго, не выдержав, тоже садится. Осторожно разъединяет их пальцы, чтобы взять его руку в свои ладони. — Не надо, — шепчет она, но Дэн качает головой. — Я должен сказать. — Он накрывает их ладони свободной рукой и заглядывает ей в глаза. — Марго, я всё помню, но, пожалуйста, дай нам шанс. Если ты… если ты испытываешь ко мне что-то кроме ненависти, то позволь быть рядом. Я смогу сделать так, чтобы ты об этом не пожалела. Что бы ни случилось… — Я не испытываю к тебе ненависти, — мягко прерывает его Марго, заставляя себя улыбнуться. Дэн не кажется успокоенным её ответом, но она полна решимости помешать ему говорить дальше, поэтому ласково проводит рукой по его плечу, придвигается ближе и легко целует в губы. — Спи, Дэн, хорошо? Тебе надо поспать. Она снова ложится на спину и приподнимает край одеяла, приглашая его присоединиться. После недолгих колебаний Дэн укладывается рядом и, послушно скользнув в раскрытые объятия, устраивает голову в изгибе её шеи. — Ты ведь не уйдёшь? — Когда ты проснёшься, я буду здесь. Это лучшее, что она может сказать ему сейчас, не солгав. К счастью, он действительно довольно скоро забывается сном, и Марго получает возможность ещё некоторое время наслаждаться их хрупким единением, чувствовать размеренное биение его сердца и ощущать мягкость волос под своей щекой. В какой-то момент она даже засыпает сама, несмотря на не самую удобную позу и на тяжесть принятого решения, которому собирается следовать. А потом наступает утро, которое застаёт её врасплох. Она не сомневалась, что проснётся первой и достаточно рано — как это обычно бывает с ней, когда новый день сулит что-то крайне сложное и неприятное. Конечно, она не ушла бы, пока Дэн спал, но, обнаружив себя в пустой кровати, Марго будто бы теряет единственное преимущество. Если, конечно, можно назвать преимуществом то, что пока только ей одной известно, какое продолжение будет у произошедшего этой ночью. Вернее, что ничего не будет. Она запрещает себе думать о чём-либо, кроме конкретных практических действий. Встать, определить местонахождение платья, белья, туфель. Одеться. Несколько секунд безрезультатно покружить по комнате в поисках зеркала и в конце концов наплевать на свой возможный растрёпанный вид. В Москве этим никого не удивишь. Вот только где её жакет? Это единственное, что она вчера забрала из примерочной, где надевала платье, оставив брюки и чёрный шёлковый топ сиротливо лежать на пуфике. Надо было видеть взгляд Дэна… А потом ещё раз увидеть его взгляд, когда она невозмутимо извлекла из внутреннего кармана карту, не позволяя ему расплатиться за покупку. Наивный. Если те горе-грабители ничего от неё не получили, это ещё не значит, что у неё на самом деле ничего не было. Марго откладывает мысли о главном до тех пор, пока не становится ясно, что никаких дельных мыслей у неё нет и взяться им неоткуда. Она не может просто сказать «я ухожу» и уйти. А объяснить причины так, чтобы он понял и не отреагировал слишком… впрочем, как бы он ни отреагировал, спокойно или тяжело, ей всё равно будет больно. Нет, лучше даже не пытаться. Вряд ли возможно убедить кого-то в том, с чем до конца не можешь смириться ты. Это плохой вариант, она знает об этом, и даже делает новую попытку уговорить себя на нормальный разговор, но, столкнувшись в гостиной с выходящим из кухни Дэном, хочет лишь одного — убежать подальше и где-то там дать волю эмоциям, а потом просто вычеркнуть последние несколько дней из памяти. Потому что когда он находится рядом и так на неё смотрит, начинает казаться, что всё ещё может быть хорошо. Самое опасное в мире чувство. — Ну вот, я ничего не успел… — Дэн смущённо улыбается и подходит к ней, явно намереваясь заключить в объятия, и тут наконец замечает у неё в руках жакет. Его улыбка тускнеет, во взгляде мелькает удивление, но пока что без тени тревоги. Марго инстинктивно хватается за этот шанс. — Схожу нам за кофе, — стараясь звучать легко и беззаботно, поясняет она и накидывает жакет. Ну и что, что у него есть кофемашина. — Я хочу с сиропом. Что тебе взять? — Ты любишь кофе с сиропом? — Дэн смотрит с недоверчивым интересом, и ей ничего остаётся, кроме как пожать плечами. Актриса из неё теперь так себе. — Дай мне пять минут, и пойдём вместе, — предлагает он, но Марго миролюбиво отмахивается. — Оставайся, я быстро. — И как можно спокойнее устремляется к дверям, не давая ему времени возразить. — Марго, подожди, ты кое-что забыла. — Она невольно оборачивается к шагнувшему за ней Дэну и всё-таки оказывается в его объятиях: бережных, свободных. Он наклоняется и целует её так нежно, что хочется плакать. Поверил. Он снова ей поверил. — Вот, теперь всё, — тихо говорит Дэн, оторвавшись от её губ. — Мне возьми что угодно, главное, возвращайся скорее. И наконец отпускает. Она неплохо держится до самого лифта, но, когда заходит в кабину, кнопки с цифрами уже расплываются перед глазами. Какого чёрта, Марго. Ерунда всё это, просто забудь. Все эти нежности не для тебя, ты никогда ничего такого и не хотела. Ну, может, когда-то давно хотела, но… Из лифта она вылетает уже бегом, даже не дождавшись, пока двери откроются до конца. Ей хочется вернуться. Почему она должна уходить вот так? Все аргументы в эти мгновения кажутся ничтожно глупыми, но где-то глубоко внутри она по-прежнему осознаёт их весомость. Только это помогает ей пройти вдоль дома и завернуть за угол, не впав в истерику, не потеряв сознание и не лишившись рассудка. Хотя насчёт последнего полной уверенности быть никогда не может. Поездка в такси на голодный желудок оборачивается довольно неприятными ощущениями, которые ненадолго отвлекают её от мыслей, но, когда Марго поднимается в квартиру и с силой захлопывает за собой дверь, в душе разверзается такая бездна отчаяния, что становится по-настоящему жутко. Как же она отвыкла от подобных чувств… И когда только успела? Ей нужно отвлечься. Станет легче, обязательно станет, просто потребуется время. Какая-нибудь пара-тройка веков, всего-то… Отвлечься. Отвлечься. Она снимает жакет, бросая его куда-то мимо вешалки, и идёт в ванную, где несколько минут умывается холодной водой и понимает, что пока не готова принять душ. Совсем непохоже на неё прежнюю, но вот так просто смыть с себя запах Дэна, коснуться кожи во всех тех местах, где до сих пор ощущается влажное тепло его поцелуев… это значит попрощаться уже окончательно, бесповоротно. Нет, не сейчас. Поскольку она согласна абсолютно на всё, чем можно себя занять, не выходя из дома, занятие находится очень быстро. Полтора месяца назад она въехала в свободную чистую квартиру с минимумом необходимой мебели, и от предыдущей хозяйки ей достались всего две вещи — начатая упаковка успокоительных таблеток и кулинарная книга. Первые пришлись ей по вкусу, но, увы, плохо вязались с ролью матери не желавшего спать по ночам ребёнка, а насчёт книги она даже не задумывалась. Просто руки не дошли выкинуть. Сейчас никакие таблетки не помогут, зато сборник рецептов приходится очень кстати: Марго хватается за него как утопающий за соломинку, надеясь подобрать что-то, для чего в холодильнике найдётся всё необходимое. Ей везёт, и следующие пару часов кулинарные приключения хотя бы частично отвлекают от тоски и мыслей о Дэне, а спустя ещё десять минут она с чистой совестью выбрасывает результат своих стараний в мусорное ведро. Даже если бы у неё был хоть какой-то аппетит, это блюдо точно заставило бы его улетучиться. На кой чёрт вообще нужны силы, если можно пригласить того, кто неугоден, в гости и накормить своей стряпнёй… Марго открывает окно нараспашку и отправляется искать другие способы отвлечься, но на сей раз терпит поражение раньше, чем в голову приходит хоть что-нибудь. Ничего не поможет. Когда, задаётся она одним тем же глупым вопросом, в какой момент Дэн понял, что она уже не вернётся? Сколько прошло — полчаса, час, больше? Или, быть может, он догадался сразу? Может, держа её в объятиях, просто отмахнулся от неприятных подозрений, чтобы позже убедиться в их правоте? Что он подумал о таком вот её уходе? Это, безусловно, важнее. Ей бы очень хотелось знать, что именно он подумал. Но она сама приняла решение уйти без слов, так что мысли и чувства Дэна больше не её дело. Что не мешает ей долгие часы раздумывать о том, как скоро он перестал ждать и как объяснил себе, что вообще произошло. Вполне возможно, он решил, что все её эмоции — притворство. Что это такая месть: соблазнить, заставить раскрыться и исчезнуть именно тогда, когда он готов был поверить ей без оглядки. Марго не осудила бы Дэна, посчитай он всё случившееся между ними попыткой отомстить — слишком долго месть была её вторым именем, — но, если он действительно думает так, он неправ. Ей и самой с трудом в это верится, но она правда больше не испытывает потребности кому-то мстить. На человечество и бывший клан ей всё равно, про Яна и остальных светлых просто неприятно вспоминать, а Дэн… Дэн — последний, кому она могла бы теперь сделать что-то плохое. Может, он и не думает, что дело в мести. Может быть, он решил, что её уход — просто ответ на его слова. Нет, она не даст никакого шанса, и виной тому его предательство, через которое невозможно переступить. Только вот и это неправда. Вернее, не вся правда. Конечно, тот факт, что в прошлом Дэн неоднократно выбирал Машу, не увеличивает кредит доверия к нему, но, говоря объективно, главная причина её решения не в этом. Просто сама по себе ситуация, когда тому, кто настолько ей небезразличен, будет предоставлен выбор между ней и кем-то или чем-то ещё — это то, чего Марго больше никогда не допустит. Не после трёхсот лет терзаний из-за одного такого выбора. Не после того, как она увидела Яна на кресте ради спасения другой и поняла, как мало значила для него она сама. Второй раз подобного ей не вынести. А если бы она дала Дэну шанс, то рано или поздно выбирать бы пришлось. Даже если он будет справляться с миссиями, ангелы никогда не примут его связь с бывшим демоном с таким послужным списком, как у неё. Ей-то их одобрение не нужно, но для Дэна они семья. Что же, интересно, в решающий момент выберет он — сохранить крылья, с таким трудом отвоёванные у тьмы, быть тем, кем должен был быть с самого начала, иметь возможность разделить судьбу пусть не с Машей, но с другой девушкой, юной, невинной и чистой, не стоявшей рядом с ним, когда он позволял своей матери погибнуть в огне, не подставлявшей его под пулю, не одобрявшей насилие над его сестрой… или её? Марго же собиралась покончить с самообманом, а значит, и тут себе лгать не стоит. Да, ей очень плохо сейчас. Но рискнуть, довериться, позволить их связи окрепнуть, чтобы потом снова остаться в холодном одиночестве… это причинит несравнимо больше боли. И тогда никакой прыжок в ад её уже не спасёт. Так что у неё не было других вариантов. Их не было, убеждает она себя поздним вечером, лёжа на кровати и глядя сквозь темноту в потолок. Теперь она может начать новую жизнь, найти какие-то новые смыслы. В мире есть невероятно много интересного, того, чем можно наслаждаться без страха, что тебе опять разобьют сердце. Много интересного и стоящего… помимо любви. Следующие несколько дней наглядно показывают Марго, насколько она права и как сильно при этом ошибается. В мире действительно бесконечное множество занятий, которые можно освоить, и развлечений, способных разогнать апатию. Покупки, прогулки, книги, кино, выставки… Да и дома при желании не заскучаешь. Вторая попытка воплотить какой-нибудь рецепт завершилась вполне съедобным лимонным пирогом, после чего её отношения с кухней несколько потеплели. Она купила себе телефон и ноутбук, несколько книг и даже семена цветов, чтобы посадить на подоконнике. Научилась паре довольно изящных причёсок и решила не возвращать прежнюю стрижку. Если сравнивать это с тем, как она жила предыдущие недели, едва наскребая сил на простейшие бытовые задачи, самой трудной из которых было приготовление ребёнку смеси, то она сделала немалый шаг вперёд. И всё же… Чем бы она ни заполняла своё время, сколько бы ни пичкала себя новой познавательной информацией, всё это очень и очень слабо помогало ей избегать мыслей о Дэне. А если точнее, совсем не помогало. Кажется, она безнадёжно опоздала с такими методами отвлечения, потому что теперь он был везде. В любой песне, которые она стала замечать и слышать буквально повсюду. На страницах незнакомых книг. В её собственной улыбке, потому что она улыбалась, когда он ещё был рядом. В каждом человеке его комплекции и роста. Марго знала, что вероятность случайной встречи невелика, а если Дэн и окажется где-то поблизости, она почувствует это раньше, чем увидит, — и всё-таки сердце на мгновение замирало всякий раз, когда в потоке людей мелькал похожий силуэт. Ещё хуже были парочки. Чёртовы парочки самых обычных людей, счастливые, видящие друг в друге что-то недосягаемое для остальных, смеющиеся, держащиеся за руки и не замечающие больше никого вокруг. Демонический цинизм, с которым она смотрела на такое прежде, куда-то испарился, и, хотя Марго пыталась его разбудить, то были абсолютно жалкие попытки. Вместо колких мысленных комментариев, кто кому изменяет, кто кого использует и как скоро бросит, в мыслях всё чаще всплывало наивное: «Это могли бы быть мы». Марго не сомневалась в том, что поступила верно. Почти не сомневалась. Учитывая её с Дэном перспективы, для них обоих лучше держаться друг от друга подальше. Но то, как именно она предпочла реализовать своё решение, с каждым днём вызывало у неё всё больше печали и стыда. Её молчаливое бегство подозрительно напоминало поведение трусливой девочки, а не взрослой женщины. Почему она хотя бы не попыталась прямо сказать, что уходит, вместо того чтобы притворяться и подыгрывать? Возможно, Дэн не стал бы ничего усложнять и с достоинством принял бы её выбор. Вот только такого шанса ему никто не дал. Конечно, она испугалась откровенного разговора. Вряд ли у неё бы хватило духу и слов объяснить, почему на самом деле она больше не готова давать волю чувствам. Для этого пришлось бы вспомнить о Яне. Вернуться мыслями к невыносимой боли, на долгие годы взявшей её во власть. Поведать о веках беспросветного, пожирающего душу одиночества, которого Дэн в силу своей молодости осознать всё равно не сможет. И посреди всего этого немым упрёком повис бы его собственный поступок, хотя, справедливости ради, если кто перед кем и виноват, то не он перед ней. Смешно говорить о каком-то предательстве после того, сколько зла причинила ему она. Теперь Марго это ясно видит, и легче от этого не становится. Она так хотела наконец покончить с прошлым, думала, что, уходя от Дэна, обрывает и последнюю ниточку, связывающую её с прежней жизнью, но ничего подобного — прошлое последовало за ней. Она оставила Дэна так же, как в своё время оставили её. Что, если она была не совсем права тогда, обвиняя Яна в предательстве и безразличии? Может, он всё же любил её, просто не знал, как объяснить, что их чувства обречены, потому что вместе им быть уже не позволят… Может, он хотел ей это сказать, но не смог вынести её слёз и причитаний, отдававшихся в душе таким же отчаянием? Возможно, ему пришлось убить в себе любовь и, когда у него это получилось, он сделал всё, чтобы она не воскресла, потому что ему просто хотелось жить без тоски и горечи. Стоит ли винить кого-то за желание не умереть от боли? Да, многое теперь предстаёт перед ней в совершенно ином свете, зачастую вызывая неконтролируемые приступы рыданий. Оказалось, она не только умеет плакать, но ещё и способна делать это едва ли не всё время и в любом месте. Из всех занятий по-настоящему её отвлекает разве что чтение, поэтому Марго стала уделять очень много внимания книгам, охотно сбегая от реальности в чужие выдуманные истории. Вечер восьмого дня, такой же тихий и грустный, как предыдущие семь, она встречает с очередным романом — если, конечно, можно назвать романом историю о девушке, потерявшей голос после гибели сестры. Нужно было бросить книгу сразу после того, как выяснилось, что главной героине семнадцать лет, но к тому моменту Марго уже успела погрузиться в повествование. Отказаться от одной книги значило убить какое-то количество времени на выбор следующей, параллельно отбиваясь от тяжёлых мыслей, поэтому до сих пор она заканчивала всё, за что бралась. «Я не способна тебя удержать, но ещё менее способна тебя отпустить. Зачем ты половину меня оставила здесь, а половину взяла с собой?» Ещё один болезненный укол в сердце. Такое случается, когда в книгах ей попадаются строки о чувствах. О любви, о привязанностях и потерях, о разлуке и расставании, на время или навсегда. Возможно, действительно стоило выбрать что-то другое. Марго дрожащими пальцами перелистывает страницу, пытаясь вникнуть в шутливый диалог, которым начинается новая глава, но боль почему-то не спешит уходить, и через несколько секунд становится ясно, что дело не только в книге. Что-то происходит. Она наконец узнаёт это ощущение и ещё прежде, чем тишину нарушает стук в дверь, понимает, кого сейчас увидит. Его. Это Дэн. Здесь, совсем рядом. Она вялым, заторможенным движением откладывает книгу, затем как-то слишком резко вскакивает с кресла и нетвёрдым шагом направляется к двери, борясь одновременно с желанием застыть на месте и броситься бегом. Сердце колотится как безумное, мысли с бешеной скоростью сменяют друг друга, не позволяя сосредоточиться на чём-то конкретном. Очевидно, её попытки блокировать связывающую их силу не увенчались успехом — иначе как бы он её нашёл… Как она выглядит? Марго поспешно оглядывает себя, но рассеянный взгляд отказывается что-либо анализировать. Что сказать? Как себя вести? «Как идиотка, конечно, — не вовремя встревает внутренний голос. — Это у тебя лучше всего получается». Когда она открывает дверь и видит Дэна, вспышка необъяснимой радости на секунду заставляет её забыть вообще обо всём, кроме того, что он снова находится так близко, буквально на расстоянии вытянутой руки. Возможно, она даже позволяет этому чувству отразиться в своём взгляде; но восторг тут же начинает стремительно таять, сменяясь беспокойством. Что-то в его лице настораживает. Непохоже, чтобы ему хотелось прижать её к себе и поцеловать, или даже что он просто рад её видеть. Ни следа улыбки и хоть каких-то положительных эмоций. Он выглядит так, будто пришёл сюда вынужденно, через боль, и, отметив это, Марго чувствует себя уязвлённой. Она отходит на пару шагов назад, и Дэн, чуть помедлив, переступает порог, не делая никаких попыток пройти дальше в квартиру. — Как ты узнал, где я живу? — спрашивает она, когда молчание становится совсем невыносимым. На бесстрастном лице Дэна лишь на мгновение мелькает тусклая усмешка. — Ты проговорилась. Почти. В Оболенском переулке не так уж много домов, — спокойно говорит он, вызывая у неё немалую растерянность. Когда она успела назвать свою улицу? И… он просто обходил дома, пока не попал в нужную дверь? Выходит, дело не в связи, не настолько она и сильная… Последняя мысль неожиданно расстраивает, хотя Марго сама приложила все усилия, чтобы Дэн не мог её почувствовать, даже если очень захочет. Зачем он пришёл? Она закусывает губу, не решаясь задать этот логичный вопрос, потому что даже в мыслях он звучит слишком враждебно. И ответ ей вряд ли понравится — Марго просто знает это, догадывается ещё до того, как услышать следующие слова. — Я уезжаю. — Дэн опускает глаза, механически поправляет часы на своём запястье. Возможно, ждёт её реакции, только вот на этот раз она точно потеряла дар речи. Слово «уезжаю» кажется одновременно страшным и бессмысленным. — В Лондон. Настя прислала приглашение. Просто здесь… — он со вздохом поднимает взгляд и смотрит прямо на неё, — здесь мне тяжелее. «Тяжелее что?» — хочется спросить ей, но горло словно сжимает чья-то ледяная рука. Всё кончено. Теперь уже точно всё. — А… как же школа? — с трудом выдавливает Марго очередной дурацкий вопрос. Каникулы закончились позавчера, она смотрела в интернете. — Мне позволили доучиться и сдать экзамены дистанционно, — поясняет Дэн без единой эмоции в голосе. Вот, выходит, чем он занимался, пока она здесь пыталась не тронуться умом от постоянных мыслей о нём? Утрясал дела с учёбой?.. Марго потерянно качает головой, даже не заботясь, как это может выглядеть со стороны. Всё то, что их разделяет и с чем она оказалась не готова иметь дело, кажется несущественной ерундой, оставшейся во вчерашнем дне… А сегодня он уезжает. Или летит на самолёте? Она уже собирается спросить об этом ради поддержания разговора, но, подняв голову и встретившись взглядом с Дэном, лишь рвано выдыхает. В его глазах отчётливо сквозит боль. Такая же, какую испытывает она. Он не хочет ехать. Ему будто бы нужна причина, чтобы остаться. Видимо, понимание этого отражается на её лице, потому что Дэн вдруг делает к ней шаг, одновременно несмелый и порывистый. — Марго, если… — начинает было он, но она тут же отступает ещё дальше, не позволяя ему приблизиться. Раз всё решено, какие могут быть «если». Пусть уезжает. И уж лучше тогда без прощальных объятий. — Нет, это прекрасная идея, — Марго старается говорить ровно, но слабая нотка горечи всё же просачивается в голос помимо её воли. — Счастливой дороги. Дэн опускает руки и обречённо кивает, будто ничего другого и не ожидал. — Если вдруг тебе понадобится помощь или просто… В общем, если вдруг… — он замолкает, так и не закончив мысль, и пристально смотрит ей в глаза. — Думаю, ты знаешь, как со мной связаться. От тона, которым он произносит последнюю фразу, веет таким холодом, что она едва не вздрагивает. Ей совершенно ясно, что Дэн хочет сказать: он понял про связь, что она существует и совсем не односторонняя. И что сама Марго знает и умеет ею пользоваться, а ему в очередной раз солгала. Ну и что? Он всё равно уезжает, так к чему эти намёки и безмолвные обвинения? «Если вдруг тебе понадобится помощь»… Хочется сказать в ответ что-нибудь грубое. Заверить, что никакая помощь ей от него никогда не понадобится, ехидно посоветовать не опоздать на нужный рейс… Хочется, чтобы этого рейса и вовсе не было. Чтобы он всё отменил. Чтобы передумал и не уходил, не оставлял её вот так. Но она молчит, потому что ни бросаться колкостями, ни показывать свои настоящие чувства больше нет никакого смысла. Это конец. А сказать «прощай»… Нет, слишком больно. Она не сможет. Зато сможет Дэн. Марго уверена, что именно это он и собирается сказать напоследок, всего два слова — «прощай, Марго», он уже однажды сделал так, но… Она ошибается. Прежде чем шагнуть назад и развернуться, Дэн долго не отрывает от неё глубокого, болезненно-печального взгляда, а потом тихо, но отчётливо произносит: — Я люблю тебя. И уходит. Просто уходит, оставляя её наедине с этими словами — невозможными, непостижимыми, нереальными. Он правда это сказал? Сказал «люблю»? Зачем признаваться в таком, когда уезжаешь далеко и скорее всего надолго, может быть, навсегда… И зачем уезжать, если… Он любит её? Нет, это какое-то сумасшествие. Марго прижимает руки к вискам, поворачивается и идёт обратно в комнату, не различая окружающих предметов, задевая все углы и минимум дважды что-то роняя. На автомате тянется к книге, но тут же отдёргивает руку: читать о том, как кто-то страдает и не может высказать свою боль вслух, у неё теперь нет ни малейшего желания. Поговорить. Да, вот что ей нужно — с кем-то поговорить. Хоть с кем-нибудь. Подойдёт даже Кира. Даже Агнесса, даже Маша Аверина. Кто угодно, у кого есть уши… Сейчас, срочно. Иначе она просто сойдёт с ума. Судя по ощущениям, процесс уже пошёл… В голове оглушительно стучит, но каким-то образом до неё долетает и собственный нервный смех, пока ещё не слишком громкий. Может, просто сдаться безумию? Перед глазами встают лица соседей: пожилая пара, недавно вернувшаяся с отдыха, у женщины новый слуховой аппарат и активная жизненная позиция. Скорая точно будет вызвана, и шансы уехать в лечебницу совершенно реальны. Нет, нет, ни в коем случае. Марго вцепляется в подлокотник стоящего рядом кресла и сильно, до боли и крови прикусывает губу, из последних сил сдерживая истерику, которая уже подступает к горлу. Ей нельзя терять рассудок, нельзя. Вдруг об этом станет известно? Если Феликс прознает, что она угодила в психиатрическую больницу, он умрёт от смеха. Точно умрёт. Будет хохотать, пока не посинеет, и никакое бессмертие не поможет. А если Феликс умрёт, то… то Агнессе понадобится кто-то ещё. Что она будет делать с Кирой и Маратом? Ей вполне может прийти в голову вернуть кого-то из бывших «подопечных». К примеру… её? Или Дэна? Нет, только не Дэн. Он заслуживает больше не иметь никакого отношения к их цирку проклятых… Она медленно оседает на пол, чувствуя, как по щекам ползут первые слёзы. Ощущение неминуемого взрыва в голове постепенно сходит на нет, зато в груди разливается боль — острая, всепоглощающая, невыносимая, такая, что невозможно дышать. Сознание будто из жалости выпускает мысль, что у неё где-то был номер человека, с которым можно поговорить. Воспоминание просачивается сквозь пелену боли и слёз, и Марго цепляется за него, поднимается на дрожащих ногах и плетётся к шкафу с одеждой. Смысла в этом, в общем-то, нет, ведь на полпути в памяти всплывает другой эпизод: как тощая девица под кайфом выворачивает её карманы, бросая листок с номером на асфальт; но она всё равно делает эту обречённую попытку — нащупывает жакет и запускает руку в карман, надеясь неизвестно на что. Ей казалось, что пустота в кармане добьёт её окончательно — как свидетельство потери даже призрачной возможности услышать сейчас чей-то голос, но, когда на ладони оказывается заветный обрывок бумаги, Марго добивает именно это. Дэн. Конечно же, Дэн. Он не только защитил её, но и вернул листок, по-видимому, догадавшись, что для неё это важно. А ведь маленькая бумажка с замысловатыми линиями его сердечных колебаний на обратной стороне — единственное, что у неё от него осталось. Она понимает это с каким-то ироничным ужасом и, горько улыбаясь, прижимает находку к груди, там, где тяжело отсчитывает удары её собственное сердце. И закрывает глаза. Ей нет нужды видеть мир вокруг себя, чтобы в полной мере осознавать, насколько она одинока. Ей проще было бы умереть.