***
Пять суток проходит в работе над шаттлом. На этот раз подтягивается и Арсений: закончив со сборкой плат, он берётся за прошивку щитов. Хотя как берётся, фыркает мысленно Шастун, больше раздаёт команды и критикует Антона, заставляя из раза в раз переделывать выполненную работу. — Что за швы? — ворчит капитан, проводя пальцем по свежему соединению. — Ты не носки штопаешь, а шаттл чинишь! Исправляй! Помощник раздражённо вздыхает. Лучше бы капитан и дальше сидел над платами. Шастун долго возится с щитами, хотя мог бы справится и за два дня, но капитан недовольно тыкает в непонравившиеся ему места, и приходится начинать сначала. У Антона ноет шея, болят глаза и спина, руки отваливаются, ему хочется лечь в кровать и хорошенько выспаться. Он так устал, что не страшна даже смерть. По крайней мере, хотя бы так Шастун сможет отдохнуть, в частности от назойливого капитана. Лейтенант встряхивает руки и голову, разминает затёкшие мышцы и смотрит вдаль — туда, где исчез Роберт. Заканчивались седьмые сутки после его ухода, они условились, что он появится через восемь дней, однако мало что идёт точно по плану. Никто не может быть уверен, что этого времени хватит синту на обнаружение корабля, учитывая, сколько работы ему предстоит проделать, чтобы просто найти хоть какие-то следы присутствия «Якоря». А вдруг экипаж и вправду улетел? А вдруг временной разрыв настолько большой, что команда превратилась в горстку пепла и развеялась по ветру? А если она стала частью того зловещего болота, которое видели Арсений и Роберт? На эти вопросы Антон не найдёт ответа, пока не вернётся синт. Но если он не вернётся? Шастун старается об этом не думать. Они с капитаном не говорят о Роберте, чтобы лишнее беспокойство не мешало им жить. Но рано или поздно, если синт не появится, им придётся завести этот разговор и решать, что делать дальше. Антон переводит взгляд на шатёр, изнутри горящий тёплым пламенем широганской лампы, свет которой может простираться на несколько километров, и размышляет, как долго Попову понадобятся спейсеры. Болезнь хоть и не прогрессировала, но смогла оставить отпечаток на капитане; неизвестно, сколько он может протянуть без профессиональной помощи. Они предотвратили смерть, но вот вылечить последствия не в состоянии даже Роберт, у которого в мозгу целая вселенная архивных данных. Чем раньше Арсений окажется в нужных руках, тем меньше будет урона здоровью. Хотя о чём речь, если они не знают, смогут ли вообще выбраться отсюда… В нескольких метрах от него вспыхивает огонек, рассеянный свет, его Шастун раньше уже видел. Это снова свечение, которое Попов настоятельно называет фантазией больного разума помощника, и снова это человек, неизвестный Антону. Лейтенант уже привычно подходит к новому видению. Молодой парень стоит на коленях и, уткнувшись лицом в землю, тихо шепчет молитвы. Шастун не мешает, только рассматривает выступающие позвонки на спине парня. Волосы у него грязные, слипшиеся пряди падают на глаза, закрывая лицо, одет незнакомец в тряпки, напоминающие тюремную робу, а не форму космического флота. Может, Арсений прав, и это всё глюки? Парень резко вскидывает голову, и теперь лейтенант может разглядеть его лицо: тонкие острые черепные кости натягивают почти прозрачную кожу, брови расползаются, словно пара живых гусениц, а в глазах роятся чёрные черви. Антон хочет приблизиться и разглядеть глаза — ему ведь не показалось? — но тут парень открывает рот, из него видны язык и ползучие черви, и говорит: — Антон… Шастун отходит назад и таращится на парня. Откуда он знает его имя? — Мы знакомы? — тихо спрашивает лейтенант, с трудом вернув себе дар речи. — Спаси нас, умоляю, спаси! — горячо просит парень, срывая голос. Он ползёт на коленях к Антону, из червивых глаз текут настоящие слёзы. Он хрипит и скулит, пытаясь ухватиться за ноги помощника, но тот пятится назад, и незнакомец исчезает с протянутыми в пустоту руками. Шастун ещё секунду всматривается в то место, где находился парень, стараясь унять выпрыгивающее из груди сердце. Он понятия не имеет, был ли этот человек реальным, но для Антона все ощущалось слишком настоящим, и это пугает ещё больше. Ему остаётся только надеется на то, что это его крыша едет, а не весь остальной мир. Успокоившись, он всё-таки возвращается в шатёр. Арсений кидает на него оценивающий взгляд и замечает обеспокоенный вид лейтенанта. — Всё в порядке? — спрашивает Попов, и Антон заторможено кивает. — Нормально. — Ты выглядишь так, будто призрака увидел, — продолжает продавливать Арсений, на что Шастун лишь мотает головой. — Устал, — так же быстро отрезает помощник. В подтверждении своих слов он валится на кровать и поворачивается спиной, напряжённо всматриваясь в хлипкую стену. Капитан шумно вздыхает и возвращается к экрану рабочего компьютера, думая, что если Антон захочет поделиться чем-то — сделает это сам. Шастун решает ничего пока не рассказывать Попову, тот снова скажет, что у Антона течёт крыша, и перестанет считать его дееспособным. В лучшем случае, Арсений не будет ему больше доверять, в худшем — заставит проходить кучу тестов на адекватность и пичкать ненужными лекарствами. Капитан и так занят работой, чтобы ещё беспокоится за непутёвого помощника, который умудрился сойти с ума. Антон долго не может уснуть тем вечером.***
Когда лейтенант открывает глаза, то обнаруживает, что проспал больше положенного и пропустил свой патруль. Конечно, смысла в нём и так особо нет, ведь за эти месяцы они не увидели ни одного живого существа на планете, но безопасность гораздо важнее лишнего часа сна. Антон умывается, размазывая по лицу красную каплю воды, и натягивает рабочую форму, от которой по телу уже начался зуд. В голове крутятся события вчерашнего дня, от них у Шастуна тут же тяжелеет на душе. А вдруг его видения снова повторятся, что ему делать тогда? Решение приходит быстро. Как же он сразу не додумался до этого! Руки сами тянутся к прикроватному шкафчику, в котором из ужаснейшего (по мнению Попова) беспорядка он легко выуживает портативную камеру размером с ноготь, которую выдают каждому члену экипажа на критический случай, чтобы можно было установить, что произошло с человеком, если тот потерялся или умер. Зарядки на камере вполне хватит на полдня, поэтому Антон крепит малютку у виска и с полной уверенностью покидает шатёр. Арсений находится тут же. Капитан стоит, облокотившись на крыло челнока, и смотрит вдаль, туда, откуда должен появиться Роберт. — Ничего? — спрашивает Шастун вместо доброго утра. Сложно такое желать, если солнце не видишь уже восьмой день. Попов мотает головой. — Ты проспал, — с претензией говорит он, на что помощник только цокает языком и решает промолчать, направляясь к носу шаттла, чтобы закончить работу. Запоздало приходит на ум реплика: «Почему же не разбудили в таком случае?», — но возвращаться и продолжать оконченный диалог слишком глупо. Лейтенант начинает выпрямлять пластины корпуса, не переставая думать о камере у виска. Антон ведь может отснять несколько часов без толку, а может сохранить эти кадры для потомков. Шастун уже начинал снимать свой дневник, но материалы куда-то делись, а лейтенант поленился их поискать, решив, что оно того не стоит. Хотя, если так подумать, это ведь неплохая идея документировать всё, что их окружает — не для воспоминаний, так хотя бы для тех, кто найдет их тела. — Эм… привет? Я не знаю, как начать, — негромко говорит Антон, чтобы капитан его не услышал и не подумал, что тот точно свихнулся. — В общем, мы застряли на какой-то планете. Она находится в двухстах тысячах световых лет от нашего корабля, и мы не знаем, как отсюда выбраться. Мы явились на зов помощи… — Ты с кем там болтаешь? — задаёт вопрос из ниоткуда взявшийся капитан. Антон хватается за сердце, а потом шикает на Попова: — Зачем так пугать? Вам надо было в разведке работать, а не управлять космическим кораблём! — Кто сказал, что я там не работал? — ухмыляется Арсений и скрещивает руки на груди. — Так с кем ты разговариваешь? Или уже крыша совсем поехала, и ты начал сам с собой болтать? — Я не вижу тут больше достойных собеседников, — возвращает шпильку Шастун, но отвечает на вопрос, пока капитан не разозлился: — Я решил записать на камеру наше… приключение. — Зачем? — хмурится Арсений. — Если нас найдут… — Антон не говорит «наши трупы», чтобы не звучать слишком пессимистично, — то будут знать, что произошло. Чтобы не случилось как с «Якорем». Попов молчит и потирает задумчиво подбородок. Шастун морально готовится к тому, что капитан назовёт его идиотом или сумасшедшим и прикажет не заниматься ерундой, но на его удивление Арсений согласно кивает. — Неплохая идея. Антон не успевает ничего сказать или пошутить, как капитан быстрым шагом уходит в шатёр. — И это я ещё странный, — ворчит Шастун, а потом чертыхается: — Бля, надо будет вырезать. Попов возвращается спустя несколько часов и зовёт Антона за собой. Лейтенант и не сопротивляется: всяко лучше, чем ковыряться в груде металла, пытаясь вернуть ему прежнюю форму. По пути к шатру Шастун кидает взгляд на лесополосу, но не видит никаких признаков Роберта, вздыхает и заходит внутрь. На экране раскинулись крупным планом голограммы звёздного неба, а рядом висят какие-то расчёты, и Антон переводит вопросительный взгляд на капитана. Тот будто и не замечает помощника, выискивая различия между несколькими голограммами. — Может, просветите, зачем звали? — задаёт вопрос Шастун, присаживаясь за свободный стул. — Какова вероятность, что мы сможем связаться с «Ультимой»? — Шутите? Да нулевая. Капитан, нас разделяют две тысячи лет! — фыркает помощник. Видимо, не только он умом тронулся. — Я знаю, — серьёзно кивает Арсений, — они не могут послать сигнал, потому что мы фактически находимся в прошлом. Но мы-то можем это сделать. Антон выжидающе смотрит на мужчину, на что Попов только закатывает глаза. — Как тебя только из Академии выпустили с такими мозгами… Мы знаем местонахождение «Ультимы» и можем отправить сообщение. — Только тут есть небольша-а-а-ая такая проблемка, — отвечает Шастун, — мы находимся в другом временном промежутке! — Время — это только четвертая координата в измерении. Нам известно место и, самое главное, время, где будет корабль. Мы можем послать сигнал. Антон прикусывает губу, наконец-то услышав Арсения. Чёрт… а это ведь может сработать. Попов сияет, как начищенный пятак. Наверно, он невероятно собой гордится, но Шастун не собирается делать ему комплимент. Не дождётся. — Хорошо, и что мы им передадим? Навряд ли они смогут помочь. Если попросить отправить шаттл, неизвестно, где он приземлится. — Это и не нужно. Мы должны их предупредить о том, чтобы они ни в коем случае не высаживались на планету и не искали нас, — капитан обречённо вздыхает. — Мы сами по себе. К сожалению. Антон запоздало кивает, перенимая от Арсения тоску по дому. Трудно осознавать, что у тебя минимальные шансы выбраться, и Шастун пытается приободрить капитана: — Запишите послание. Расскажите, что мы пережили. Может, нам памятник поставят. Антон протягивает ему в руки камеру, на которую он записывал свои дневники, и Попов с печальной улыбкой принимает её. Ему будет тяжело найти правильные слова, и Антон очень сильно ему не завидует. Одно дело — дурачиться перед камерой и надеяться, что он будет с жутким чувством стыда пересматривать видео, где уровень драматизма достигает потолка, а другое — записывать, возможно, последние его слова друзьям и близким. …Так мы и решили отправить вам это сообщение. Видео получается уже очень длинным, но вам нужно дотерпеть до конца, потому что это важно. В конце концов, что может быть важнее последних слов вашего капитана?.. Роберт вернулся на девятые сутки с восходом солнца, но что-то с ним было не то. — Я добыл чёрный ящик, — первое, что сообщает Роберт после возвращения, и в подтверждении своих слов с глухим звуком ставит его на стол капитана. Арсений осматривает небольшую коробку и пальцами смахивает песок. — Придётся его почистить, — задумчиво кивает Попов. — Что тебе удалось обнаружить? Синту требуется целая минута, чтобы собраться с мыслями. Антон переглядывается с Арсением, размышляя над тем, не мог ли песок пробраться в механизмы Роберта, но это невозможно — синты оснащены самой настоящей бронёй, прорваться сквозь которую сложно даже пуле. — Обломков было мало, какие-то из них утонули в песке. Те, что остались, почти стёрлись из-за ветра. Но всё же удалось опознать «Якорь». — Каким образом смог уцелеть самописец? — задаёт вопрос Попов, тыкая пальцем в ящик. — Не знаю… Его будто бы специально спрятали, — расплывчато отвечает Роберт. Шастун скрещивает руки на груди и хмурится. А ведь он пытался убедить видение сохранить чёрный ящик, может всё-таки… — Что ты видел? — продолжает допрос капитан, но вопрос этот уже не касается сухого рапорта от подчиненного начальнику. Арсений беспокоится о Роберте. Синт это считывает и долго смотрит ему в глаза волчьим взглядом. — Ничего, — пожимает плечами Роберт. — Только обломки и чёрный ящик. — Ты лжёшь своему капитану? — вздёргивает бровь Попов. — Это чистая правда. Если хотите, можете проверить мою карту памяти. Арсений поджимает губы и мрачно глядит на синта. Несмотря на то, что он уверен в том, что Роберт ему что-то недоговаривает, Попов никогда бы не стал лазить в его настройках. — Больше ничего не хочешь мне сказать? — спрашивает в лоб Арсений и строго глядит на подчиненного. — Нет, капитан, — ответ чёткий и немного торопливый. — Тогда свободен. Капитан переключает своё внимание на чёрный ящик и аккуратно крутит его в руках, размышляя над тем, как наиболее эффективно он может сдуть песок с устройства. Синт незаметно ускользает из шатра, и Шастун следует за ним. — Помощь нужна? — приободряюще улыбаясь, спрашивает Антон. — Можешь проверить костюм? — просит Роберт и поворачивается к товарищу спиной. Стандартная процедура после возвращения на корабль — проверка целостности формы. Если в «Ультиме» дезинфекция проходит быстро с помощью ботов, то в их отсутствии приходится выкручиваться подручными средствами. Песок и пыль легко застревают в защитном костюме и вредят чувствительным приборам. Даже самые современные технологии далеки от совершенства. — Как ты? — осторожно интересуется лейтенант, сканером водя по спине синта. Грудная клетка вздымается и опускается в усталом вздохе. Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы понять намерения Антона. — В порядке. — Капитан прав, — мягко произносит помощник, стараясь не давить на Роба, — ты что-то нам не договариваешь. Почему? Синт молчит. Шастун уже думает зайти с другого края, но Роберт всё-таки решает ответить: — Есть вещи, о которых лучше не знать. Если бы это касалось нашего спасения, я бы не стал скрывать информацию. — Но это касается тебя, — возражает Антон, — и это тебя волнует. — Ты ведь тоже не всё рассказываешь, — отбивает нападки синт. — Про свои галлюцинации, например. Я вижу, что тебя это беспокоит. — Я об этом говорил, — хмурится Шастун, — но вы не поверили. А ты скрываешь что-то, что важно для тебя, но делиться этим не хочешь. Что случилось? Роберт не отвечает, и Шастун, разочарованный молчанием своего товарища, продолжает обследование костюма. Когда он заканчивает в неуютной для них обоих тишине, Арсений подзывает парней к себе, намереваясь прослушать записи с журнала капитана всем вместе. — Здесь сохранилось не всё, — поясняет Попов, подключая бортовые карты ящика к их компьютеру, — какие-то диски были повреждены, устройство старое, и платы у него нестойкие. Так что попытаемся понять, что произошло, по тому, что есть. Попов включает первую запись после крушения, и на экране появляется крупным планом лицо адмирала Свиридова, которое они видели раньше в деле о «Якоре» и по голографическим трансляциям. На нём одета старая форма звёздного флота, позади мелькают обломки корабля, ещё совсем свежие, но не критичные на первый взгляд.Запись 675. Бортовой журнал космического корабля «Якорь». Звёздная дата 553G06. Мы потерпели крушение на неизвестной нам планете. Мы не знаем, что пошло не так — датчики показывали, что она пригодна для жизни, но, когда мы совершали посадку, выяснилось, что условия тут крайне суровы. Мы потеряли шесть человек, когда входили в атмосферу, повреждены щиты, нос, хвост корабля и частями корпус. Пока что не были найдены источники еды и воды, из-за повреждений в хвосте, где хранились шкафы с продовольствием, осталась только одна шестнадцатая часть от всех припасов. Сигнал о помощи уже отправлен. Будем думать, как выбираться, и ждать помощи. Запись 693.Бортовой журнал космического корабля «Якорь». Звёздная дата 553G24. Небо над нашей головой не соответствует действительности. Расположение звёзд свидетельствует о том, что мы за восемьсот одиннадцать световых лет от дома. Экипаж до сих пор в это не верит. Если мы починим корабль и улетим, то всё равно не сможем вернуться. Не хочу расстраивать команду, но так и есть: мы больше не увидим дом. Запись 717. Бортовой журнал космического корабля «Якорь». Звёздная дата 553G48. Количество припасов сокращается, а мы так и не сдвинулись с мёртвой точки. Люди сходят с ума, воды перестаёт хватать. Вчера на корабле поднялся бунт. Было убито двадцать четыре человека… Некоторые выкрали челноки и попытались улететь, но не всем это удалось. С неба летели обломки одного из шаттлов и упали в нескольких километрах от нас, их тут же занесло песком… Это я виноват в смерти этих людей. Я не справился. Запись 732. Бортовой журнал космического корабля «Якорь». Звёздная дата 553G63. Наше положение крайне плачевное. У нас почти не осталось припасов, нет шаттлов. Оставшийся экипаж уже потерял надежду на спасение, только лейтенант Требор до сих пор пытается рассчитать идеальный угол полёта. Он считает, что то, как мы входили в атмосферу, повлияло на время, в котором мы оказались. Не знаю, зачем он продолжает свои исследования, мы всё равно не сможем починить корабль до того, как у нас закончатся запасы. Мне… так жаль. Запись 736. Бортовой журнал космического корабля «Якорь». Звёздная дата 553G67. Вчера произошло что-то очень странное. На фоне стресса и голодания рулевой Шторман вдруг стал танцевать, к нему присоединились лейтенант Лювиская, Кракова и ещё пять человек. Через несколько часов они были мертвы. Мы хотели похоронить их следующим утром, но обнаружили тела обглоданными. Я не знаю, кто из экипажа мог такое сотворить… Запись 747. Бортовой журнал космического корабля «Якорь». Звёздная дата 553G74. Наши тщетные попытки вырастить тут хоть какую-то культуру провалились. Мы решили съесть семена, но их было всё равно мало. Ещё кто-то сломал фильтр для воды… Нам осталось совсем немного. Думаю, эти записи уже не имеют значения, но Требор заставляет их зачем-то вести. Он доказал, что от угла взлёта зависит положение корабля во временном пространстве, вывел формулу и велел прикрепить свои расчёты к дневнику. Только уже поздно. Даже с работающим кораблём у нас нет припасов, воды. Это может быть последней моей записью.
В шатре виснет тишина. Арсений отворачивается от экрана, от Роберта и Антона, Шастун не знает, что тот чувствует, но может догадаться: страх, смятение, горечь. Судьба «Якоря» не стала ни для кого из присутствующих откровением, они предполагали, какая смерть настигла потерпевших крушение людей, но слышать об этом из уст капитана всё равно невыносимо. Особенно тем, кто так же застрял и не может покинуть планету. — Ты не нашёл останки капитана или других членов экипажа? — спрашивает Попов, взяв наконец себя в руки. Роберт отрицательно качает головой. — По крайней мере, мы выяснили, что стало с «Якорем», — вздыхает Арсений, заглядывая в глаза лейтенанту. — Хоть что-то. — Адмирал Свиридов говорил о расчётах, — замечает Антон. — Возможно, там есть что-нибудь стоящее. — Я займусь этим, — вызывается Роберт, и оба мужчины недоверчиво смотрят на синта. — Ты только что вернулся из зоны, может, отдохнешь? — предлагает Антон, кладя руку тому на плечо. — Я был там всего три часа, — хмыкает Роберт. — Тут скорее вам нужен отдых. Шастун больше не пытается его переубедить, и он уверен, что это не поможет. Они переглядываются с капитаном, и во взглядах сходится одна мысль: Роберт что-то недоговаривает. Удивительно, но расчёты инженера были верны. Идея заключалась в следующем: корабль должен пересечь слои атмосферы не перпендикулярно, как обычно взлетают корабли, а параллельно им. В таком случае временной промежуток уменьшится, и, возможно, мы сможем достигнуть Земли не через две тысячи лет, а через триста или сто лет. Но при таком раскладе мы с Антоном вряд ли сможем вернуться на «Ультиму»: даже если доживём, мы будем стопятидесятилетними стариками. Тогда Роберт предложил свой план. Антон в последний раз оглядывает пустую плоскость планеты, окутанную предрассветной дымкой. Он не будет скучать, если честно. Но, возможно, это последний раз, когда Шастун самостоятельно дышит и осознаёт себя в полной мере. Он не знает, что случится по ту сторону, очнётся ли он ото сна или ему суждено не достигнуть даже орбиты планеты. Вопросы эти пугают, однако выбора у него нет. — Поможешь? — просит Роберт, пытаясь поднять медицинскую капсулу. — Конечно, — кивает лейтенант и берёт её с другого бока. За прозрачным стеклом, не успевшим полностью покрыться конденсатом, проглядывается умиротворённое лицо капитана. Он спит так крепко, что Антон хочет сказать что-то колкое в его адрес, только синт вряд ли оценит шутку, а адресат попросту не услышит. Попов так сопротивлялся идее первым лечь в капсулу — он же всё-таки капитан! — но ухудшившееся состояние здоровья не позволило ему выиграть этот недолгий спор, и Арсений вскоре уснул. Роберт его законсервировал отлично, ничто не сможет разбудить мужчину ближайшие годы. «Хотя бы поспит нормально в кое-то веки», — размышлял Антон, как только стекло отрезало капитана от внешнего мира. Шастун рассматривает Арсения, пока несёт капсулу до шаттла, и думает о том, как тот успел измениться за почти прошедший год: капитан похудел, кожа его покрылась серыми точками из-за плохого качества воды и воздуха, губы истончились и побледнели, волосы стали редкими и седыми. Их очень сильно потрепала эта планета, и Антону даже не верится, что он больше её не увидит. — Слушай… а если всё получится, нам типа будет по двести лет? — интересуется лейтенант, цепляя капсулу на магнитные ремни. — Не двести, но… типа того, да, — в той же манере отвечает синт. — Классно, — воодушевлёно восклицает Антон, — я буду старше Димы. Роберт не может не улыбнуться. Камера Шастуна была самодельной, в отличие от капсулы капитана, потому пришлось повозиться с её строительством, что заняло порядочное количество нервов, сил и времени. Но синт убедил Антона в том, что она будет работать не хуже настоящей, и кто он такой, чтобы не доверять самому лучшему другу на этой планете? Лейтенант ложится на дно не самой комфортной камеры и притирается к ней — в плечах узкая, ноги упираются в прошивку. Шастун немного нервничает, пока Роберт ещё раз проверяет герметичность и настройки камеры, смотрит в потолок челнока и пытается размеренно дышать. — Помнишь, перед тем, как я пошёл искать «Якорь», ты мне рассказал о своём видении? О женщине, которая вышибла себе мозги? Антон хмурится, вспоминая тот разговор, и согласно мычит. — Она там была, — тихо произносит синт, — я опознал её оружие. В общем-то, так я и нашёл корабль. — Почему ты об этом не рассказал? — в голосе Шастуна сквозит недовольство и тревога. Роберт вздыхает устало и без предупреждения вводит замедляющее метаболизм вещество. — Многие вещи необъяснимы, — уходит от ответа синт. — Почему, например, люди не читают предисловия в книгах? Наверно, это должно быть важно. А если не важно, зачем тогда их писать? Антон начинает засыпать, силы оставляют его, и он совсем не понимает, о чём говорит Роберт. Шастун пытается сопротивляться, но с каждым мгновением становится тяжелее это сделать. — Роб, я… — произносит лейтенант в последние секунды сознания, и в следующий миг он проваливается в забытье. — Спокойной ночи, Шаст, — хрипло шепчет синт, закрывая крышку камеры. — Я буду по вам скучать. Говорят, что у синтов не бывает слёз. Вызванные всплеском электрического заряда нейроны заставляют синтов выделять жидкие электролиты в том месте, где у человека располагаются слёзные железы. Если человек плачет в моменты счастья или горя, то у синта текут слезы по другим причинам — поломка или защитная реакция на раздражитель. Роберт даёт себе минуту на то, чтобы собраться. Он утирает рукавом формы слёзы, вызванные далеко не поломкой, и включает шаттл.