Миссия «Ультимы»

Антон наблюдает, как ранние лучи восходящего солнца пронизывают прозрачные слои атмосферы. Небо белое, и речи о рассвете идти не может — небесное светило просто выкатывается из-за горизонта и разгоняет мрак. — Вы опять поцапались? — спрашивает Роберт, упираясь спиной о смятый обломок корпуса шаттла. Шастун неопределенно пожимает плечами. Ему даже сложно сказать, что между ними произошло на самом деле — Арсений не пытался обидеть Антона, как обычно, а говорил искренне, но вопрос заключается в том, нужна ли лейтенанту эта откровенность? — Что произошло со старым помощником? Роберт хмурится, ему явна не нравится тема разговора. — Ушёл добровольно, — бурчит синт неохотно, — после случая на Кубиморе. Антон кивает. Значит, что слова Попова о том, что никто не знает о судьбе Трэйда, были правдивы. Хоть здесь Арсений не врёт. — Тебе он не приглянулся? — осторожно интересуется Шастун. — Он был мутным. Говорил странные вещи обо мне, о капитане. Я выдохнул, когда сообщили о его уходе. — Что он говорил? — Спрашивал, как я выключаюсь. Будто бы я игрушка какая-то, — поджимает губы Роберт. — С капитаном он постоянно соглашался, в рот ему заглядывал, но как только оставался наедине со мной или Димкой — критиковал каждое его решение, — синт глядит на Антона и усмехается. — Ты тоже так делаешь, но у вас и отношения другие. Хотя ты всё равно честнее с капитаном бываешь, чем Трэйд. Перед увольнением он вёл себя страннее обычного, молчал много, смотрел на меня долго и неодобрительно. У меня аж мурашки по коже шли от его взглядов. — А ты… не знаешь, из-за чего он ушёл? Роберт пожимает плечами, он и не спрашивал. Антон вздыхает, упирая взгляд в полосу горизонта. А ведь это отличный повод всё синту рассказать, думает Шастун, чтобы тот узнал, что из себя представляет их капитан. Но всё равно молчит, будто ему рот зашили. Антону не просто так доверили эту грязную тайну, пусть Попов и не осознаёт, насколько тяжело придётся её хранить. — После того случая всё как-то переменилось… — подаёт голос Роберт. — Капитан поменялся. Думаю, они с Трэйдом повздорили, и он ушёл. Только сейчас вспоминаю, что новость о его уходе сообщил капитан, Трэйда я больше не видел после сорванной миссии. А «Ультиму» переквалифицировали в грузовое судно. У Шастуна сердце стучит где-то в районе горла, как будто бы вот-вот синт сам доберётся до правды, но тот лишь мотает головой. — Насколько сейчас это кажется неважным, — грустно усмехается Роб. — Возможно, я вообще «Ультиму» больше никогда не увижу. Антона цепляет местоимение «я», почему-то синт не говорит о них троих — только о себе, — но решает оставить это без внимания. Шуршит коммуникатор, и через динамик раздаётся искажённый голос капитана: — Антон, Роб, вернитесь на станцию. Когда они заходят, Арсений упирается кулаком в экран и тяжело дышит. Синт подлетает к нему тут же и аккуратно сажает на стул. Попов бледный, из груди вырываются хрипы, а светлые глаза поддёрнуты бессознательной дымкой. Роберт снимает показания с сенсоров и поджимает губы. — Воздух недостаточно насыщен, — объясняет он Антону и тут же поворачивается к Попову: — Вам нужен спейсер. Капитан мотает головой и предпринимает попытку встать. Болезнь отнимает много сил и энергии, хотя казалось, что он шёл на поправку, но с тех пор как Арсений решил, что с него довольно постельного режима и надо бы выправлять сложившуюся ситуацию, быстро сдувается, как шарик. Шастун его не донимает — капитан взрослый человек и сам должен уметь о себе заботиться, и раз он считает, что может приступить к делу, помощник не будет читать ему нотации. — Осталось проверить ещё одни координаты, где мог бы высадиться «Якорь». Я просмотрел все материалы, которые нам удалось обнаружить за временной зоной, и кое-что нашёл, — Арсений говорит медленно и тихо, но твёрдо стоит на своём. — Фото, которые мы сделали с дрона. Антон, посмотри сюда. Попов тыкает в экран, заставляя изображение увеличиться, и Шастун видит плеяду тусклых звёзд, которые еле-еле можно разглядеть при ярком свете. — Что я должен увидеть? — спрашивает помощник. — Расположение звёзд. Я выполнил сканирование, оно показало, что расстояние между звёздами над нашей головой и за зоной отличается. Антон снова вглядывается в экран, на этот раз уже внимательнее, словно ищейка, готовая напасть на след, и действительно — расстояние между звёздами больше, чем над их головами, даже появились новые небесные тела, которых раньше не было. — ИИ говорит, что разница в тысяче лет. Ты можешь проверить? — последний вопрос Арсений задает неуверенно, хотя это и нельзя различить в оттенках его больного голоса, но Шастуну кажется, будто тот пытается снова наладить контакт. Антон на мгновение задерживает взгляд, а потом кивает. — Хорошо. — Теперь можно и отдохнуть, — слабо улыбается синту капитан, но Роберт только осуждающе качает головой. Он привык к безрассудству Арсения, не первый день с ним работает. Попов отдаёт всего себя и прекрасно знает, чем грозят длительные нагрузки на организм. Он не умеет отдыхать, не умеет думать о своём будущем и живёт последним днём. Дима говорил, что у него что-то вроде психологической травмы, но Роберт отмахивается — его бы не взяли на корабль, если бы тот был чем-то болен, — однако с каждым днём убеждается в правдивости выдвинутой Позовым версии. В каком-то роде они все покалечены космосом, и вопрос в том, кто из них быстрее сойдет с ума. — Вы правы, — подаёт голос Шастун, убирая всплывающее окно с экрана. — Судя по данным, в той части планеты от «Ультимы» нас разделяет тысяча сто сорок шесть лет. А это значит, что, возможно, в других временных зонах это расстояние ещё короче, и у нас будет шанс выбраться. — Тогда нам придётся изучить все разломы, а это может занять несколько месяцев, а то и лет… — задумчиво хрипит Попов, снимая с лица спейсер со сжатым воздухом, который из говна и палок соорудил синт. — Какие есть идеи? — Если мы пошлём дрона… — предлагает Антон, но Роберт его прерывает: — …то он может сломаться и сгореть, как только пройдет через зону. Надо что-то устойчивое к переходам. — А если построить беспилотник? — Недостаточно материала, и Роберт прав, он тоже выйдет из строя, — поддерживает капитан. — Если мы сделаем его механическим, то не выйдет. Помните, как раньше мы моделировали простецких роботов в школе? Из шестерёнок, алюминиевых банок, пластиковых контейнеров, — глаза у Антона заблестели от воспоминаний: — Один раз мой одноклассник состряпал такого из мармеладных мишек, он умел готовить бутерброды с маслом и чинить раковины, но не смог пережить приготовление яичницы — рядом с плиткой потёк весь мармелад… — Идея толковая, только материала у нас по-прежнему нет, если, конечно, мы хотим поднять челнок в воздух, — задумчиво произносит капитан. — Надо проверить координаты местонахождения «Якоря», — отвечает Роберт. — Если они верны, там можно что-то обнаружить. Мужчины настороженно переглядываются друг с другом и молчат. Они помнят прошлую вылазку, после которой Арсений еле оклемался, и совершать повторный марш-бросок опасно для него. Остаются Шастун и Роб, но неизвестно, как организм помощника отреагирует на переход. Они сходятся взглядами и мыслями на Роберте. Тот и сам всё понимает. — Давайте пропустим ту часть, где вы самоотверженно вызываетесь пойти, но все мы прекрасно понимаем, что сделать это могу только я, — закатывая глаза, произносит синт. — Роб… — с толикой вины в голосе говорит Арсений, но Роберт качает головой из стороны в сторону. — Капитан, я всё знаю, — останавливает его синт. — Я справлюсь. Но дождётесь ли вы меня? Этот вопрос заставляет задуматься всех членов их немногочисленной команды. А ведь действительно — сколько придётся им ждать Роберта, если время за чертой временного разлома отличается от того, в котором находятся они? У них нет возможности общаться друг с другом, они не могут сходить на разведку. Что делать? Тогда родилась идея. Сравнить время за чертой разлома с нулевым временем, в котором они находились, и вычислить промежуток путешествия Роберта. — А если при отдалении от разлома время будет увеличиваться? — интересуется Антон, когда они с синтом подходят к прилеску. Ветер усиливается. Планета будто не желает подпускать их к разлому. — Навряд ли, — отвечает Роберт, — у нас же оно не меняется. Мы бы заметили. — Хорошо. Ты как сам? Готов? — А у нас есть выбор? — усмехается синт. — Ты сам-то готов провести наедине с капитаном несколько дней? Лицо помощника перекашивается, как от съеденного лимона. Он только сейчас осознал, что ему предстоит справляться с Поповым в одиночку. Да они же переубивают друг друга! — Пиздец, — слышит тихое ругательство Роберт и смеётся. Они останавливаются в паре метрах от перехода. Антон снимает с плеча оборудование и настраивается на частоту коммуникатора синта. — Тебе придётся использовать механические часы, — говорит Шастун, протягивая сделанное наспех изобретение их прапрадедушек. — Засечёшь минуту, по истечении возвращайся. Роберт кивает и калибрует свои часы. Он становится вдруг очень серьёзным, как будто какая-то тёмная мысль не даёт ему вздохнуть спокойно, а в горле застревают слова, которые синту хочется сказать, но он не знает как. — Готово, — вместо этого произносит Роберт и уверенным шагом подходит к черте. — На счёт три, — командует Шастун, неотрывно наблюдая за секундной стрелкой на часах. — Три… два… один. Пошёл! Синт скрывается за деревьями быстро и почти бесшумно, ветер глушит его шаги. Антон садится на ползучую траву и ждёт — всё, что ему сейчас остаётся. Когда проходит двадцать минут, он понимает, что это надолго, и поворачивает голову в сторону шатра. Помощник не может различить, но ему кажется, что у двери стоит Арсений и наблюдает за ним. Шастун позорно отворачивается, будто капитан мог заметить устремленный в него взгляд. Антон устал. Устал морально и физически. Он не может позволить себе расслабиться хотя бы на несколько часов, каждый мускул в его теле напряжён, мозги дымятся от разных мыслей, и он не понимает, где реальность, а где проделки его больной фантазии. Поэтому когда Шастун снова видит блики, напоминающие фигуру человека, он не удивляется. Антон безучастно наблюдает за действием новой картинки, которую транслирует ему это странное место, и не шевелится. Силуэт незнаком помощнику. На этот раз это женщина с короткими волосами и в «домашнем» костюме (так называли форму, которую носили на палубе во время путешествий в космосе). В её руках GW-340-5, лазерное оружие прошлого века — очень надёжное и простое в действии. Она растерянно сидит, чуть сгорбившись и расставив ноги в стороны, как никому не нужная кукла, и тихо плачет. У Антона что-то сжимается в районе сердца, и он всё-таки решается приблизиться к силуэту. — Вы меня не слышите, наверно, — произносит Шастун, опускаясь на землю рядом с женщиной, — но я могу вас понять. Мы тоже потерпели крушение, и теперь понятия не имеем, как выбраться. Так глупо, мы хотели спасти «Якорь»… Женщина вдруг перестаёт реветь и поднимает серое и истощенное лицо. Антону кажется, что взгляд её направлен в его сторону. — «Якорь»? — переспрашивает женщина, и Шастун приоткрывает рот от удивления. — Они улетели. Помощник сглатывает. Она только что говорила с ним? — Куд-да уле-тели? — заикаясь, спрашивает Антон. — Не знаю, — пожимает плечами она, снова опуская голову. — Мы далеко от дома, несколько тысяч световых лет… Они решили, что лучше покинуть планету, чем умирать здесь. — А как же… вы? — Для меня это конец, — шепчет она, глядя в одну точку. — Я никогда не увижу своего Мишу… — Кто такой Миша?.. — Красельников Михаил Львович, — с грустной улыбкой произносит женщина, — мой сын. Ему через месяц исполняется пять лет. Шастун закусывает губу, думая, что делать дальше. Он мельком смотрит в сторону шатра, но Арсения там уже нет. — Скажите ваши координаты, мы придём и спасём вас. Женщина медленно поднимает свои красные глаза на него. Улыбка превращается в горькую и вымученную. — Мальчик, это невозможно. Мы уже мертвы. Пока помощник размышляет, что ей ответить, женщина поднимает своё оружие и целится прямо в открытый рот. — Нет! — кричит Шастун, но уже поздно: незнакомка вышибает себе мозги одним точным выстрелом. Антон отскакивает от трупа, и картинка тут же пропадает. — Сука… — шепчет шокированный помощник, по инерции дотрагиваясь до своего лица — то ли чтобы убедиться в том, что на него не попала кровь, то ли в том, что живой.

***

— Красельников Михаил Львович, — диктует Антон имя компьютеру, и тот начинает анализ архивов. — Ты точно уверен, что видел её, а это не просто твоя галлюцинация? — скептически спрашивает Арсений, скрестив на груди руки. Шастун закатывает глаза. Зачем он вообще решил всё рассказать этому несносному типу? Теперь не оберешься тупых шуток о зелёном и наивном помощнике. — Уверен, — твёрдо произносит помощник и переводит взгляд на синта: — Ты тоже мне не веришь? Роберт молчит, задумчиво потирая подбородок. После возвращения из зоны он стал ещё более серьёзным и мрачным. Явно что-то его сильно беспокоит, и Антон надеется, что это просто хандра на фоне того хаоса, в котором они находятся вот уже несколько месяцев. — Верю, — кивает он с каменным выражением лица, и помощник выдыхает. Антон не сразу рассказал о случившимся: Роберт вернулся через шестьдесят четыре минуты и тридцать восемь секунд. Но для него прошла всего лишь минута. Они в полной тишине шли к шатру, и Шастун то и дело оглядывался назад в попытке снова увидеть силуэт той женщины. Синт отрапортовал свои наблюдения Арсению о состоянии почвы и климата — синий зыбучий песок и холодный колючий воздух — Шастун вдруг решился. Пусть это и прозвучит как бред, но, возможно, это спасёт им жизнь. Компьютер оповещает о нахождении информации, и помощник тыкает в нужную карточку. — Красельников Михаил Львович, родился..., учился..., — Шастун пролистывает абзацы, пытаясь найти то, что ответит на его вопросы. — Участвовал в войне с лациогзами на орбите Немоввы. Погиб в возрасте тридцати четырех лет. Так… Вот! Родители, — Антон открывает ссылку. — Терентьева Амелина Марковна. Младший лейтенант звёздного флота Федерации. Считается пропавшей без вести в качестве связиста на экипаже корабля «Якорь». Шастун отходит назад и всматривается в голографическое лицо счастливой и пышущей здоровьем женщины. Та, кого он увидел, была лишь блеклой тенью лейтенанта с фото. — Это она, — говорит тихо Антон, не сводя глаз с фотографии, — её я видел там. Амелина… — Ты мог изучить архивы до этого и просмотреть фото, а твоя фантазия докрутила всё сама, — предполагает капитан, не веря ни единому слову Шастуна. — Я не видел её раньше, — хмурится помощник. — И я не больной. Если хотите, можете меня проверить. — Да мы все здесь сходим с ума, — вздыхает капитан, — но это не повод верить всему, во что хочется. Антон скрещивает руки и недовольно глядит на Попова, но тот и ухом не ведёт. Класс, мало того, что он глупый, так ещё и сумасшедший! — Ты что думаешь? — спрашивает он Роберта, но тот лишь пожимает плечами. — Давайте лучше подготовимся к вылазке, — говорит капитан, и синт на это соглашается. Разговор перетекает в другое русло. Шастун недолго дуется на членов команды. В конце концов разговор с этой женщиной ему ничего особо не дал. Кроме… — Роб, — подзывает его Антон, когда они готовятся ко сну, — можно тебя на пару слов? Синт, положив вещи в сумку, идёт на улицу следом за Шастуном. Помощник, убедившись, что капитан занят со спейсером и их не слышит, поворачивается к Роберту. — Я знаю, что ты не поверил в мою историю про ту женщину, — начинает он, — но если это правда и это не игра моей фантазии или ещё что, то скажу то, что узнал от неё. На лице синта застывает недоверчивое выражение, но Антон продолжает: — Она сказала, что часть экипажа улетела, не дождавшись помощи. Ты не успел сделать фото неба? — Роберт отрицательно кивает. — Блять… ладно, тогда надо будет позже прошерстить архивы… Синт вдруг меняется, и в его взгляде читается испуг. Но Шастун не замечает этого, поглощённый воспоминаниями о встрече. — У неё было в руках GW-340-5, но серию я не увидел — видимо, стёрлась. Если я не ошибаюсь, там есть датчики обнаружения, так что пробить по ним… Роб, ты со мной? Роберт не шевелится и будто бы не дышит. Антон легонько трясёт его плечо, и только тогда синт промаргивает своё странное состояние и упирает взгляд в помощника. — Я тебя понял, — всё, что произносит Роберт, перед тем, как вернуться обратно в шатёр. Шастун хмурится, но больше ничего не говорит синту. В эту ночь ему снится странный сон, где Роберт сидит перед компьютером, скачивая файлы с архивов данных. Антон хочет спросить, что тот делает, но язык заплетается под тяжестью сна, и помощник снова проваливается в царство Морфея. Роберт уходит на закате. Они засекают время, и синт обещает вернуться не позже восьмого дня — около трёх часов в измерении, куда он направляется. Он не говорит прощальных слов, потому что это плохая примета, и скрывается в чаще инопланетных деревьев. Ну всё. Теперь Антон остается один на один с капитаном. Он не знает, что хуже — сойти с ума от одиночества или от Попова. После ухода Роберта необходимо было решать остальные проблемы, самая главная из них — покинуть планету как можно быстрее. Запасы хоть и оставались, но полагаться только на них было невозможно. Мы все потихоньку сходили с ума, и больше всего меня беспокоил Антон. Он уверял нас в том, что видел какое-то свечение… что-то типа духа, считал, что ему мерещатся реальные люди. Дим, ты, наверное, понял бы, что с ним, или поставил диагноз, ха. Надо было отвлечь его работой и заставил чинить шаттл. Шастун, запаяв лазером замки в панели энергопередач, с удовольствием прогибается в спине до заветного хруста. Как он и ожидал, с капитаном ему скучать не придётся. Несмотря на то, что на планете царит ночь, Арсений всё равно отправляет его чинить челнок с небольшим фонариком в качестве источника освещения, объяснив это тем, что «проблематично строить планы о возвращении домой с поломанным шаттлом». При этом сам Попов сидит всё время в шатре и перебирает какие-то схемы. Устав возиться с микроплатами челнока, Антон решает сделать перерыв и плетётся к шатру. Пусть капитан его хоть трехэтажным матом покроет, но ему нужны еда и сон. — Закончил? — скептически спрашивает Арсений, заметив приход Шастуна. — Нет, я устал, — как можно небрежнее отмахивается Антон, уже настроившись на боевой лад для того, чтобы отстаивать свой отдых, но Попов сегодня удивляет — тот кивает и возвращается к своим делам. Лейтенант даже брови вскидывает и замирает у морозильника с открытой дверью, не ожидав полного безразличия со стороны Арсения. — И что, даже не прочитаете лекцию о тунеядстве? — не удерживается и ехидничает Шастун. — Ты много сегодня поработал, у тебя есть полное право сделать перерыв. Антон моргает. Раз, два. Это точно тот Арсений Попов, который грозился его по первому же косяку уволить? Тот, который заставлял писать кучу бесполезных рапортов в тетрадях? — Скажите честно, капитана съели, а вместо него посадили инопланетянина? Хотя нет, не говорите. Меня всё устраивает. Шастуну кажется, что Арсений усмехается, но заметить это не удаётся, потому что капитан быстро отворачивается. — Могу прибавить тебе ещё два часа патруля, если тебе не нравится… — Нет, мне всё нравится, — быстро тараторит Антон, перебивая Попова. Он вытаскивает пакет с обедом — сегодня у него жареная картошка с беконом, заранее напечатанная на принтере — и суёт в микроволновку, включая таймер. Гораздо вкуснее выходила свеженапечатанная еда, но они не могли себе позволить такую роскошь на челноке. — И всё же… — говорит Антон спустя несколько минут молчания, закидывая в рот горячую картошку, — как вы решили пойти в звёздный флот? Шастун отчётливо слышит обречённый вздох за соседним столом, но Арсений отвечает, откидывая в сторону лазерную отвертку: — С чего тебе стала интересна моя жизнь? Антон пожимает плечами. Он и сам не знает. Наверно, потому, что больше нечем заняться на этой чёртовой планете? — Мой отец служил Федерации почти восемьдесят лет, участвовал в Войне за Мир, является членом ордена Джен Лей… — Ого! — присвистывает Шастун, но капитан, кажется, не оценил. — А мама? — Мама тоже была военным человеком, — сухо отвечает Попов. — Вы, получается, из семьи чистокровных? Вопрос выходит неуместным, такое не спрашивают даже у друзей, не то что у начальника — но Антону всё равно. В армии все рамки приличия нарисованы пунктирной чертой, и если раньше солдаты вели томные разговоры о женщинах, сигаретах и сортирных шутках, то теперь обсуждения сводились к тому, кто может называть себя человеком. В век генетических модификаций и отсутствия моральных устоев, где стабильность измеряется в качестве удовлетворения базовых потребностей, люди перестают быть людьми, сливаясь и смешиваясь с представителями других рас. Политика Земли тщетно пыталась остановить этот процесс, но было поздно: у каждого человека в роду уже есть родственники из других цивилизаций. Поэтому шанс встретить чистокровного человека практически равен нулю, но Попов — человек невозможный во всех смыслах. — Ты не думаешь, что задавать такие вопросы капитану неэтично? — кривит бровь Арсений, но не злится. Антон, понимая, что вопрос не разбудил ярость в капитане, только фыркает. — А я вот не скрываю. Мой отец был из рода Цифольников — наполовину человек, а наполовину цифоль. Мама только на четверть человек. И возникает вопрос — каков шанс, что в союзе русалки и минотавра родится простой человек? А я вот родился! — хвастается лейтенант, собирая последней картофелиной остатки жира с тарелки. — Человеческие гены сильнее, чем у цивилизации Цифольник. Если не ошибаюсь, они стоят на пороге вымирания, так что тут нет ничего удивительного, — бурчит Арсений, собирая корпус какой-то неизвестной пока Шастуну машины. — Как бы ни уверяли тебя маркетологи в совершенности их новых изобретений, естественный отбор победить нельзя. Антон поджимает губы. Он любит своих родственников с папиной стороны и, конечно, он знает о проблеме вымирания, но старается избегать этой темы. Он не хочет думать о том, что случится с семьей через несколько десятков лет. Как же давно он не думал о родном доме. В последний раз Антон виделся с семьей... год назад? Больше? Шастун уже и не помнит. В груди щемит и завывает протяжным воем сердце, когда он размышляет о матери, которая с грустной улыбкой провожала его на флот, об отце, шепчущем на ухо слова гордости и пожелания хорошей службы. Они никогда не понимали его выбора, но приняли его быстро: «Твоя жизнь, сынок, тебе и решать». Арсений, заметив озабоченный и печальный взгляд на лице помощника, спрашивает: — О доме вспомнил? Антон лишь кивает. Попов вздыхает тяжело и откладывает отвёртку. — В первые месяцы очень сложно смириться с мыслью, что теперь всё по-другому. Что ты больше не будешь жить в своей старой комнате, встречаться с друзьями, разговаривать с родителями о бытовых вещах. Это… сложно. Когда ты вступаешь в ряды звёздного флота, экипаж становится твоей семьей. Прости, что поступил некомпетентно и не помог тебе пережить этот период безболезненно. Лейтенант прикусывает губу, глядя на уставшего Попова. Под тусклыми глазами пролегают чёрные тени, лицо осунувшееся и взгляд совсем отчаявшийся. Наверно, впервые в жизни Антону становится его жалко. Глупо чувствовать жалость к человеку, который из раза в раз пытался заставить написать заявление на увольнение, но теперь-то Шастун всё знает и с наивностью считает, что его отношения с капитаном станут лучше. — Да ладно вам, — машет рукой помощник, — зато я научился писать ручкой. Антон замечает тёплую ухмылку на губах Попова и думает, что это хороший повод начать всё сначала.