Расходный материал

      Амави, в последние дни наслаждаясь исключительно компанией любимых детей и мужа, впервые решился выйти на улицу. Не то, чтобы он наслаждался постоянным нахождением дома, нет. Ранее, порядком соскучившись, он и шагу ступить не мог за пределы дома, то ухаживая за всё ещё больным мужем, то нравоучая детишек. Юные сорванцы так и норовили перевернуть дом вверх дном, вместе с ним и обитателей.       Сегодня, теплым днём выйдя к колодцу за водой с деревянным ведром, Амави начал замечать беспокойные разговоры среди соседей. Дети уже не столь свободно носились и резвились по улицам скромного посёлка, не звучала музыка, не слышалось пение и пропал даже стук топора об поленья дров. Жизнь сконцентрировалась на одном небольшом участке, что аккурат располагался рядом с доской королевских приказов. Участок деревни представлял собой сборище неровных, продолговатых столов со скамейками, за которыми так любили устраивать деревенские застолья с поводом и без.       Сегодня они обходились без застольев. Тема, которую обсуждали жители всех возрастов, кажется, имела особую важность и даже опасность. Их взволнованные лица и наличие чужака среди знакомой толпы чуть было не сшибли Амави с ног, ведь за безмолвным наблюдением на ходу он совсем позабыл смотреть под ноги. К счастью, ведро в сжатых пальцах руки пока пустовало.       Путь до колодца близкий, пять минут и юноша уже стоял перед целью, заглядывая вглубь каменного сооружения, уходящего глубоко под землю. В этот раз быстрее обычного расправившись с задачей, гибрид быстрым шагом направился к собравшимся соседям, изнывая от любопытства. Амави тот ещё сплетник, особенно когда дело касается межличностных отношений внутри скромного поселения. «Опять, наверное, кто-то в течку залетел от кучи самцов…боже, когда они поумнеют…»       Приближение не самого любимого всеми жителя посёлка вызвало минуту молчания, в которой даже женщина-незнакомка преклонного возраста прервала рыдания, застыв с платком в руке. Выдержав минуту молчания вместе с остальными, Амави нахмурился, вопросительно изогнул бровь и отставил тяжёлое ведро с водой в сторону. — В чём дело? Что случилось на этот раз? — подал голос Амави и склонил голову в бок, оглядывая каждого присутствующего поочерёдно. Он хотел было привычно съязвить, коим так часто грешил в более юном возрасте, но передумал — лица окружающих были через чур пасмурными. — Садись, мы тебе расскажем, — на выдохе произнесла явно нетрезвая незнакомка, махнув на место рядом с собой.       Юный гибрид пусть и смутился приглашению немолодой женщины в слезах, но не отказался. Он смиренно проследовал на указанное место за столом — на нём уже блестел стеклянный графин с крепким напитком, а на огромной тарелке из закусок присутствовали нарезанные овощи и немного фруктов.       Амави крайне активно спаивали, так и не предоставив ответ на вопрос, переговариваясь между собой непонятными шифрами. Он не мог знать откуда взялось такое недоверие и подозрительность, но возражать не спешил, ждал, пока информацию выдадут добровольно. Давить на взволнованную толпу — худший из возможных сценариев поведения.       После первой рюмки крепкого спиртного алкоголя живот гибрида неприятно потянуло. После второй горло и желудок окутало пламенем на короткое время, а отступив, оставило за собой лёгкую изжогу. А третья, наконец, дала в голову давно не пившему Амави, заставляя быть несколько наглее и смелее, нежели раньше. Четвертая оказалась гранью между контролем сознания, действий и полной отключки с чистым безрассудством. Женщины безумолку тараторили, мужчины били кулаком по столу, несколько раз разливая по деревянной поверхности «напиток богов», а детей то и дело отгоняли от стола, приказывая вернуться в дом и не выходить. — Амави, зайчик мой дорогой, — свесилась на него давно знакомая соседка преклонных лет. Тяжёлая рука пухлой женщины обрушилась на плечи, придавила к месту, а глубокое декольте в сочетании с пышной грудью не могло не задержать взгляда юноши. — Тьфу ты, вроде гибрид, почти самка, а всё на сиськи пялится! — Можете считать меня лесбияном, если пожелаете, Беатриса, — посмеялся пьяно Амави, решив приобнять женщину за талию скорее из чистого приличия. Беатриса Аранс потеряла мужа ещё пять лет назад и до сих пор не могла найти достойную замену. — Я не мог не обратить внимания на вашу внеземную красоту. — Да брось ты, льстец! — засмеялась звонко женщина, укладывая голову с пышным, кудрявым каре парню на плечо. — Ишь чего, молодежь пошла! При живом муже такое вытворять! — воскликнула она покачивая головой, но сразу после остановилась, мечтательно заглядываясь в глаза. — Но будь ты постарше и свободный… Я бы тебя — ухх! — Мама, — осадил её сын, высокий и крепкий самец по имени Ролланд. И хоть он являлся чуть ли не первым красавцем на деревне, но никакого влечения у Амави никогда не вызывал. Слишком уж он…обычный? — Он скорее мне в жёны годится, нежели тебе в мужья. Выпила — веди себя прилично, не заставляй меня краснеть за твоё поведение. — Ой, какие мы правильные, вы поглядите! Воспитала на свою голову детину! — восклицает эмоционально женщина и даже руками взмахивает, едва не отвесив подзатыльники своим соседям по скамейке. — Я что хотела сказать…       Женщина вдруг сменилась в лице и взгляд её устремился к скромным владениям семьи Амави, к закрытой двери и горящим теплым светом окнам. — Ты за своими детишками следи по-лучше, — начала она и взяла паузу на новую порцию алкоголя, которую закусила варёным картофелем с солью. — А что такое, они что-то натворили? — хмыкнул юноша, внимательно заглядывая в зелёные глаза собеседницы, наклоняя голову в бок и уши поджимая. Амави уже представлял как приходит домой и отчитывает обоих. — Да нет же, ну пупсик! — махнула вновь рукой женщина, явно раздосадовавшись, что её не поняли с первого раза. — Я хочу сказать, что нынче в Тиаридари стало не безопасно, — заметно посерьёзнев, заявила она, указывая взглядом на незнакомку с опухшим от рыданий лицом. — Мне так никто и не ответил, что случилось здесь? — спрашивает он и в конечном итоге звучит громче, чем хотел бы. Все присутствующие вновь обращают к фигуре Амави всё внимание, будто он должен был догадаться обо всём сам. — Помнишь, как два года назад у нас пропала Розалия? — вновь вмешался в разговор Ролланд, что сурово возвышался рядом со столом, скрестив руки на груди. — Последние пару дней она была подозрительно воодушевлена, буквально светилась от радости, хотя раньше имела более тихий нрав. Обещала всем, что вот-вот и скоро устроит нам пир на весь мир, каждому раздаст исключительную одежду, покажет новые технологии и наладит все дома без особого труда. — Помню-помню, — отозвался Амави с лёгким, ухмыляющимся смешком. — Мы с Реджи тогда лишь пальцем у виска покрутили. Девчонка в свои девятнадцать возомнила себя всемогущей. — И вскоре после этого она пропала без вести, — выдохнул строго Ролланд, явно не одобряя смеха, который случайно поднял Амави. — Эта женщина, Миранда, прибыла к нам из дальнего посёлка, — представил он одним аккуратным хлопком по дрожащему плечу женщины. — Её молодой гибрид-сын на днях пропал при подобных же обстоятельствах. — Мой Сиэль уже двое суток не возвращается домой, — вновь возобновила рыдания подавленная женщина, тут же закрывая руками лицо. — Он не был общительным и всегда сторонился больших компаний! Я, иной раз, начинала сомневаться в том, что у него есть друзья… А тут, в один момент! Пуф! — сразу после этих слов она эмоционально бьёт кулаками по столу. — И нет больше у меня сына! — Вы уверены, что он банально не заблудился в лесу? — скептично хмыкнул Амави, поднеся к губам кусочек солёного огурца. — Два дня — не великий срок, может, рано поддаваться панике? — Он никогда и никуда не уходил надолго! — с заметной злобой и обидой возражает она, в слезах заглядывая Амави прямо в глаза. — Его точно украли! — Помимо Сиэля, в том поселке уже пропало около трёх или четырех одиноких самкок да гибридов, от самых юных до относительно зрелых, — потирая переносицу, продолжает Ролланд, сразу после успокаивающе оглаживая женщину по спине. — Из самцов ещё ни один не пропал. Подозреваю, что в группе риска могут быть и совсем юные самцы, вроде Илая, который также пропал, но статистика на данный момент невелика. — Сколько всего пропавших у нас на данный момент? — нахмурившись уже не скептично, а сосредоточенно, спрашивает юноша. — Илай… Тот женоподобный нытик? Его вообще хоть кто-то ищет? — О пропаже Илая мы узнали от его начальника, поисками никто не занимался, — вздыхает Ролланд, испытывая смутные угрызения совести за общественную, невольную травлю упомянутого. — Не исключено, что он просто сбежал, поэтому его в статистику пропавших можно включать только косвенно. На данный момент пропала наша Роза, Сиэль и трое-четверо, чьих имён мы не знаем, — тяжело выдыхает Ролланд. Кажется, самец этим вечером не выпил и стопки. — Они пропали приблизительно в один промежуток времени с Розалией, года два назад. Пропажи возобновились только сейчас, если они продолжатся — стоит говорить о возможности существования группировки похитителей среди нас. — И что нам делать? — испуганно спрашивает Амави, потирая похолодевшее от страха открытое плечо. По коже побежали мурашки, но причина в ужасе перед неизвестными или в банальном холодном вечере, в который юноша вышел в одной майке и просторных штанах? — Я-то откуда знаю, Амави? — с претензией вопрошает Ролланд, очевидно глядя на гибрида как на круглого идиота. — Я — всего-лишь единственное трезвое лицо на этом празднике печали, — пожал плечами он и насупился, что явно не шло строгим чертам лица. — Единственное, что в наших силах — защищать своих близких всеми доступными способами и не допустить, чтобы подобное случилось с ними. — Через некоторое время я вернусь в королевское поместье, — выдохнул побежденно Амави, опуская взгляд вниз, на колени, на которые он сложил ладони. — Я смогу донести эту весть до короля с королевой. Полагаю, что парочка стражей нам не помешает. — Наше поселение в основном состоит из самок да гибридов, — выдохнул устало мужчина, постаравшись не вспоминать поверженного болезнью Реджинальда. — Нам нужна защита в любом случае, Амави. Я и остальные восемь самцов, многие из которых не пребывают в полном рассвете сил, явно не справимся с большой группировкой. — Не факт, что это группировка, — фыркнул раздражённо Амави, откидываясь на спинку скамейки и подбирая ноги под себя, с вызовом глядя на Ролланда. Больше всего юношу ранило то, что в расчёт Реджи он не брал, не выделил никак и вероятнее всего отнес к категории «не в рассвете сил». У них с Реджи всегда были напряжённые отношения. — Успокойтесь и прекратите паниковать, это ничему не поможет. — А если бы твой ребенок пропал, а?! — вне себя от истерики, вдруг выкрикивает Миранда. Внезапно ловко самка схватила Честерса за ворот майки через стол и притянула к себе так, что тот едва не свалился. — Твоя маленькая дочь сейчас, полагаю, спит мирно в своей постели, да?! — Не смей, слышишь, не смей, — оскалился Амави, но из хватки выбираться не спешил, лишь упёрся ладонями в стол. — Не смей затрагивать моих детей, сумасшедшая! — И вдруг, в один день она уходит гулять и не возвращается! — всё-таки озвучивает продолжение женщина, только крепче сжимая ворот майки и как следует встряхивая парня в своих руках. — Ты всю её жизнь ухаживал за ней, растил, любил, баловал, задницу ей вытирал и сопли лечил, а тут она просто пропадает по чьей-то злой прихоти! — Не говори так о ней! — рычит Амави и обнажает клыки, что прорезались сквозь дёсна верхней части челюсти. Уши бурые навострились, шерсть на хвосте встала дыбом, а зелёные глаза воспылали огнём ярости. — Я никогда не позволю такому случиться с моей дочерью! — Я тоже НЕ ПОЗВОЛЯЛА, не поверишь! — буквально кричит во всё горло Миранда, теперь сжимая не ворот майки, а горло юного гибрида. — Я никогда не упускала Сиэля из виду и знала о каждом шаге, но стоило мне один раз, один ЕДИНСТВЕННЫЙ раз отвернуться — его больше нет! Его! Больше! Нет! — А я-то в чем виноват?! — выкрикивает в ответ Амави и цепляется всей пятернёй длинных пальцев за покрывшееся морщинами запястье женщины, в попытках избавиться от удушающей хватки. — Отпусти меня, дура! Сейчас же! — ТЫ и такие как ТЫ вечно думают, что беда никогда не постучится в их двери! Думают, что несчастья случаются только с такими сумасшедшими как Я! — продолжает она и её не останавливает от гневной тирады даже множество рук позади, что предпринимали попытки оттащить. — Не расслабляй свои мохнатые булки, пёс, иначе с тобой случится ровно то же самое!       Позади звучит до боли знакомый голос, что моментально возвращает Амави чувство безопасности. Конфликт вышел настолько громким, что звуки дошли до родного дома, и дети, что не без детского любопытства наблюдали за криками взрослых, умудрились поднять с постели отца дабы тот разобрался. Их порядком напугал тот факт, что их родителя сейчас кто-то держит за горло и кричит, но сделать что-то без взрослых они не могли. — Что за крики посреди ночи? — громко вопрошает Реджи, несмотря на очевидные хрипы в голосе. — Почему вы держите моего супруга за шею?       Реджинальд неторопливо, — исключительно по причине плохого самочувствия, — пользуясь поддержкой детей по обе стороны, ковылял до бурного, ночного застолья. К моменту приближения мужчины — страсти за столом порядком утихли, рука женщины наконец отпустила хрупкую шею Амави и сама виновница скандала заметно притихла, опустив голову. — Амави и Миранда слегка повздорили, — неохотно ответил Ролланд, выпрямив спину и скрестив руки на груди в неприветлевом жесте. Напряжение между двумя взрослыми самцами буквально ощущалось в воздухе. — Всё в порядке, никто не пострадал.       Реджинальд первым же делом подошёл к Амави, что сейчас сидел на совершенно пустой скамейке — остальные поднялись оттащить Миранду и стояли позади неё. Юноша, всё ещё объятый огнем ярости за сказанное женщиной, не до конца перешёл в спокойное состояние и клыки по-прежнему выглядывали из-под верхней губы.       Окинув внимательным взглядом шею любимого, Реджи заметил на светлой коже явные следы рук, но синяками им не суждено стать. Лёгкое покраснение спадет буквально минут через десять, ничего страшного не произошло. — Никто не пострадал, говоришь? — хмуро интересуется Реджинальд, заглядывая в глаза сперва женщине, а потом останавливаясь на Ролланде. — Его шея — красная. Ты считаешь, что это можно считать за… — Боже, Редж, ты чего ко мне прицепился?! — вспылил моментально мужчина, рассекая воздух массивными руками эмоционально. — Я не несу никакой ответственности ни за твоего мужа, ни за кого-либо за этим столом, не надо всё вешать на меня! — Ладно, ты прав, — смирился Редж, приняв аргументы недруга как весьма весомые. Ролланд и правда не отвечает за здоровье его мужа, этим должен быть озабочен лично он, Реджинальд, глава семьи Честерс. — Впредь, держите свои руки при себе, Миранда. Ваше счастье, что вы самка, в ином случае — разговор был бы другим, — проговорил он со всей серьёзностью притихшей женщине за столом. — Пойдем, Амави.       Услышав обращение любимого мужа, Амави заметно сменился в лице, будто опомнился. Исчезли клыки, шерсть на хвосте выровнялась, а ушки с тёмными кисточками вновь взволнованно стояли на голове. Поднявшись со скамейки, он первым же делом подлез под руку Реджи, но не чтобы обнять, а чтобы помочь дойти до дома. Детишки едва ли с этой задачей справлялись, но свой вклад в подавление конфликта внесли. Амави гордился сразу всеми и так злился на женщину, что заставила вообразить подобный ужас с родными детьми.       С какой-то стороны, отходя от бурных эмоций, Амави мог понять женщину в сложившейся ситуации. Вероятно, окажись он на месте матери, потерявшей ребёнка, он бы стал вести себя намного более неадекватно. Гибрид готов на любые жертвы ради семьи, и он бы не стал просто рыдать за чужим столом — всеми правдами и неправдами Амави бы постарался отыскать похитителей и положил бы на это всю свою жизнь. Тревожные мысли прочно засели в голове сразу, как только боль жёсткой хватки на шее ослабла. Кому они смогут доверить детей в дни отсутствия? — Что случилось у вас там? — уже дома, хриплым голосом спросил Реджи. Он так и не понял всей сути конфликта, но не мог унять чувства вины за то, что явился так поздно.       Самцу самому становилось смешно от угрозы, которую он легкомысленно озвучил в присутствии всех старших деревни. Будь обидчик самцом — Реджинальд оставил бы последние силы в схватке за честь своего избранника, и, что неудивительно в его состоянии, обязательно бы с позором проиграл. Стыд-позор, стыд-позор. — Пропажи возобновились, — с дрожью в голосе произнес Амави, сразу после слов поднимая взгляд зелёных глаз на мужа. — Нам с тобой скоро уезжать. На кого мы оставим детей? — Твою мать, — выругался Редж, эмоционально накрыв лоб ладонью.

***

      Остановят ли двери и запреты желание юного принца явиться в объятия Сондера?       Очевидно, что нет. Этим же днём их распределили по комнатам, сразу после долгого, нудного разговора. И если Дирку, которого отчитали дополнительно, после ухода принца, и было разрешено передвигаться по первым двум этажам поместья, то Илариону… Строго настрого наказано не покидать комнаты вплоть до окончания течки. Родители искренне надеялись, что подобные, крайние меры помогут заставить обоих задуматься о целесообразности таких взаимоотношений.       Дирк вот, как бы там ни было, не раздумывал и минуты. В какой-то мере, усиление контроля и запреты старших могли в дальнейшем помочь ускорению решения принца, что до сих пор не решался дать окончательный ответ касаемо переезда. Возможно, Илариона так разозлит эта ситуация, что он решит тихо сбежать вместе с ним, когда станет понятно, что лекарство подействовало?       Не исключено. В любом случае, Дирк хотел забрать себе столь редкий экземпляр, даже если его придётся вырвать из чужих рук с корнем.       Вновь он сидит в своей комнате и считает часы до окончания течки. Уже привычный отпуск вдруг стал мужчине порядком надоедать, ведь заняться порой банально нечем. За время пребывания в Тиаридари, Сондер поставил рекорд по количеству прочтенных книг — целых пять! Это на пять больше, чем общее число прочитанных им книг за всю жизнь.       Хотелось скорее домой, как бы то ни было странно. Да, правила там другие, люди совсем не такие мягкие, как волчьи, на родине прав и привилегий у него почти нет, но всё-таки… Там Сондер может быть плохим, он имеет такое право, когда здесь иной раз приходилось притворяться тем, кем вовсе не является. Вдобавок ко всему, на родине мужчины намного реже испытывают желание лишить девственности чью-либо задницу. Но, право, «реже» — не значит, что совсем нет. «Интересно, как отреагирует Дори?» — размышлял Сондер, отложив открытую книгу лицевой стороной на колени. — «Если я справлюсь с задачей и вернусь с принцем — он будет мной гордиться?» — хмыкнул скептично он и сразу после засмеялся. — «Да кого я обманываю, конечно же — нет! Я же всего-то сыграл ключевую роль в захвате земель, это ведь сущие пустяки!»       Тяжело выдохнув, Дирк вновь подумал о родине. Там, скорее всего, с порога, его обязуют приняться за новое, вероятно, не столь крупное, дело. Как мужчина будет объяснять беловолосой жёнушке кем именно он работает? А стоит ли Илариона априори посвящать в подробности таких дел? Может, всё же лучше оставить принца в сладком неведении, чем пытаться разжевать всю суть? Едва ли юный принц одобрит работу на кровожадное правительство, включающее в себя безжалостную расправу с несогласными внутри государства.       Наверное, всё-таки стоит. Самым неприятным фактом, в условиях которого сохранить секрет практически невозможно, было обязательное проживание на общей базе. Именно на ней жили все правительственные шпионы и чистильщики, буквально воспитываясь и взрослея за высокими, глухими стенами. Сондер искренне надеялся, что за успешно выполненное задание правительство может выдать новую квартиру на базе, но пока это лишь мечты. В противном случае, им придется ютиться в скромной, полупустой и до жути одинокой однокомнатной квартире. С момента смерти отца жилище превратилось в настоящее обиталище затворника, с навсегда закрытыми шторами да мусором по углам.       Дирк, сделав ставку на то, что новое жилье ему не дадут, вновь перехотел возвращаться домой — одна только мысль о возвращении в печальные стены давила с немыслимой силой. Но если не домой, то куда? Здесь их союз обречён на вечное осуждение со стороны и запреты, да и вдобавок, когда королева умрет — вся правительственная структура затрещит по швам, а первым делом в смерти обвинят Сондера, как первого и последнего подозреваемого. «Уж надеюсь, ты сможешь простить меня за убийство твоей матери, любимый…» — с лёгким смешком он мысленно обращается к Илариону. — «Я не могу поступить иначе, прекрасной Амелии суждено умереть и я ничего с этим не поделаю.»       Дирк не ожидал, что ручка в комнате со скрипом вдруг повернётся, и более того, не ручка двери, а окна! Обратив всё своё внимание на ночного гостя, Сондер без труда узнал в светлом силуэте своего ненаглядного принца. Мужчина и знать не мог, на какие безрассудные поступки Иларион может пойти только ради… Ради чего именно? Секса с ним или времени вместе? Дирк не сумел определиться, какой именно сценарий устраивает больше. В любом случае, мужчина был неописуемо рад вновь увидеть объект вожделения. — Прости за поздний визит, Дирк, — первым же делом извиняется Иларион, аккуратно ступая сперва на подоконник, а потом босыми ногами спрыгивая вниз, на мягкий ковер, что покрывал деревянный пол. — Я соскучился по тебе. — Твои родители строго-настрого запретили нам с тобой видеться за пределами лаборатории, — хмыкнув, отвечает Дирк, но всё равно поднимается с постели и притягивает юношу в одной сорочке за талию к себе, в объятия. — Вдобавок ко всему, тебе было запрещено покидать комнату до окончания течки. И как всё это понимать, м?       Голос Дирка не был строгим или осуждающим, нет. На последней фразе он и вовсе сошел до игривого мурлыканья, что только подзадоривал чертовски возбужденного принца. Сондер понял, что Иларион возбужден, ещё когда тот спускался с подоконника. Сорочка отлично передавала всё великолепие двадцати пяти сантиметрового инструмента между длинных ног, решительно выделяя не только очертаниями, но и наличием влаги в районе головки.       Когда Иларион прижался к нему всем телом — внутри вновь забушевала паника. Не нравилось Сондеру, всё-таки, как-либо контактировать с чужими членами отныне. — Я уже не смогу без тебя, Дирк, — со всей серьёзностью заявляет принц, отстраняясь от объятий и заглядывая в карие глаза мужчины. — Ты мне показал как может быть и теперь я не смогу иначе. — И что мне с тобой делать? Если мы удумаем переспать, то стражи за дверьми точно заподозрят неладное, услышав твои стоны, — тяжело выдыхает Дирк, складывая обе руки на щеки Илариона, едва сдавливая, из-за чего губы едва кривятся в смешной гримассе. — Сам принц Иларион нарушает все правила и законы, лишь бы ненадолго оказаться в моих объятиях. Полагаю, это повод для гордости. — Можешь сделать это пальцами, с ними я буду тише, — хитро ухмыльнулся Иларион, окинув мужчину непривычным, хищным взором двух голубых глаз. Сондер всё ещё не привык к такой раскованности и похотливости принца. — Ими можно войти и туда, куда полагается… — А ты не хочешь просто поспать вместе? — протяжно зевнув, Дирк потянулся и вновь взглянул на принца. Весь красный, дрожащий от возбуждения, в мелких каплях пота и спутанным хвостом белых волос на затылке. Вопрос был совершенно зря, и так понятно, что Иларион сейчас желает лишь одного, но Сондер оказался подвержен неуместному романтизму. — Ладно, я понял, забей.       От слов они быстро перешли к действиям. Оба забрались на постель, никто из них не тратил времени на раздевание. Они сразу накрылись одеялом, дабы скрыть стыд-срам в случае обнаружения. Иларион повернулся спиной и лёг на бок, согнув обе ноги в коленях, а одну уводя чуть дальше, так, чтобы ягодицы в позе всегда были гостеприимно раздвинуты. Жаль, что во тьме, под покровом толстого одеяла, Дирк не увидит всей красоты выбранной позы в исполнении Илариона. Приподняв наощупь край сорочки, он прошёлся заодно пальцами и вдоль промежности, вызывая сдавленный стон принца.       В неимоверно мокрое отверстие входит сперва один палец. Сондер первым же делом удивился насколько широкий вход и стенки имеет весьма своеобразное «влагалище». У обычных женщин, на родине, было намного теснее в таких местах, вдобавок ко всему, матка сама по себе была короче. Максимальную длину матки Илариона он чисто физически не мог измерить одними только пальцами, но то, что сюда вполне уместится сорока сантиметровый член — факт. И скорее всего, если Дирк вдруг решит войти с парадного, то он банально ничего не почувствует. Это факт как новая, весомая причина не нарушать законов об совокуплении волчьих с людьми.       Иларион тихо простонал в ответ на умелые движения в промежности, но явного удовольствия на лице блондина не проявилось. Оно и неудивительно, пальчики Дирка хоть и толстые, но не столь длинные, как хотелось бы. Удовлетворить принца, кажется, сейчас сумеет лишь одно.       Дирк убрал мокрые пальцы от интимных мест принца и переключился на свои домашние штаны, пытаясь развязать завязки на них. Он был несказанно рад такому марафону плотских утех, но чувство тревоги за то, чтобы быть обнаруженным, не отпускало ни на секунду. Сондер рисковал не просто репутацией в стенах поместья, он рисковал ответственным заданием, которое люди разрабатывали годами.       И не зря, вскоре в дверь постучались. Судя по стуку, это была никто иная, как королева Тиаридари, Амелия Мерингейл. Иларион быстро спрыгнул вниз, на пол, чтобы в следующую секунду и вовсе укатиться под кровать, замирая в одном положении на спине. — Входите, — крикнул Сондер, не поднимаясь с постели. Он всеми силами пытался сделать сонный вид, будто визит королевы и в самом деле прервал сладкий, крепкий сон.       Виноватая улыбка королевы на лице продержалась не больше пары секунд. Сейчас её руки держали поднос с различными деликатесами с королевского ужина, платье было бежевым, а туфли зелёными, ровно как и заколка в её белоснежных, завитых волосах. Она пришла, дабы извиниться перед Сондером за сына, ведь сама крайне прониклась выдуманной историей о том, что Иларион принудил мужчину к сексу.       Но, с порога учуяв яркий, стойкий ореховый аромат, она чуть было не выронила поднос на пол. Первым делом освободив руки, поставив поднос на подоконник открытого окна, Амелия встала напротив кровати со скрещёнными на груди руками. — Заканчивайте этот спектакль, ребята, — заявляет уверенно женщина, осуждающе покачивая головой. — Иларион, то, что я не реагирую на твой запах, ещё не значит, что я его не чувствую. Вылезай, где бы ты ни был.       Иларион вылез из-под кровати с крайне виноватым видом. И хоть течка до сих пор помутняла рассудок, головой он понимал какие последствия понесёт одно спонтанное, неправильное решение. Выпрямившись, он прикрыл обеими руками выступающий из-под сорочки член и опустил голову, готовясь к смертному приговору в несколько иной форме.       Дирк же предпочитал исключительно наблюдение, даже не вылезая из-под тёплого одеяла. — Ты ведь помнишь, что сказал твой отец, верно? — спрашивает королева и тяжело выдыхает, потирая пальцами переносицу. — Он пообещал, что за подобную выходку разработка будет считаться законченной, и… — Амелия увидела как активно и нервно кивает её сын, поэтому прервалась. — Ты действительно хотел такой итог для своих трудов, да, сынок? — Нет, мам, я правда не хотел, — пожимает плечами принц и на долю секунды засматривается на Дирка боковым зрением. — Я не сдержал себя в руках и это исключительно моя вина. Право, разрушение моих планов и желаний это не отменит.       Женщина вздыхает, в конечном итоге присаживаясь на скромное кресло недалеко от окна. Закрыв лицо руками, королева чувствовала, как по щекам побежали дорожки слез, чувствовала как закладывает нос и видела как начинают дрожать руки да ноги. Пышное платье распределилось по всему полу и креслу, а белые волосы раскидало по плечам. Она не теряла своей внеземной красоты даже когда плакала! Видимо, Илариону это досталось по наследству. Дирк постарался сделать незаинтересованный вид. — Я не хочу рушить твои мечты и не хочу, чтобы ты жил чужую, несчастливую жизнь, — уже в лёгком приступе истерики заявляет Амелия, прикрывая теперь кончиками пальцев губы, а не всё лицо. — Я желаю тебе всего самого наилучшего, но союз с человеком… — Чего может быть плохого в союзе с человеком? — хмыкнул Иларион, подходя ближе к матери. Сев на корточки напротив кресла, он заключил в тёплые, слегка влажные ладони мягкие руки матери. — Мы не будем нарушать главного правила, а это значит, что смерть мне не грозит. Есть альтернатива, которая нам обоим пришлась по вкусу! Если мы любим друг друга, то почему не можем быть вместе? — Сынок, ты не понимаешь, — выдохнула женщина и забрала руки из заботливой хватки, дабы с нервного перенапряжения перенаправить энергию на простое, но такое успокаивающее заплетение косы. — Испокон веков, люди относились к нашему роду с потребительской стороны. Знал бы ты, сколько всего омерзительного они сделали с твоими предками! Вероятно, тогда бы и задумался серьезнее… — Что именно они делали? — с явным страхом в голосе спрашивает Иларион, невзначай косясь на подозрительно тихого Сондера в постели. — Убивали, грабили? Что? — Больше всего им нравилось принуждать нас к соитию, — едва выдавив эту фразу, королева вся взмокла от волнения. Она не привыкла разговаривать на столь интимные темы с сыном, так ещё и в присутствии человека. — Их удивляли наши уши, хвосты, а также то, что некоторые могли иметь два половых признака одновременно, — не без отвращения в голосе произнесла она, вспоминая рассказы старших в мельчайших подробностях. — И наигравшись, они, зачастую, просто убивали свою жертву, когда та уже не в силах была принести им пользу. Иногда съедали труп, а иногда, побрезговав, выкидывали в лес. — Дирк — не насильник и не убийца, и к тому же, за столько лет отношение людей могло измениться! — возражает тут же Иларион, хоть и не сумев сдержать искреннего удивления.       Он не знал столь жутких подробностей родословной своей матери. Зачастую, когда Илариону объясняли причину, по которой он не должен иметь связей с людьми, упоминали так называемый «фестиваль цветов», проходивший лет этак сто назад. Эту историю принц и поведал в своё время Дирку, но теперь оказывается, что всё сказанное не более, чем вымысел для лёгкого восприятия. Настоящая причина крылась в словах Амелии.       Сондер предпочитал молчать до конца, знал, что может сдуру сболтнуть лишнего. Ранее Дирк был наслышан о случаях похищения, но такой товар имел слишком высокий ценник и воспользоваться им предоставлялся шанс исключительно высшей прослойке населения. Даже порнография с участием волчьих продавалась втридорога. — Я не говорю, что Дирк обязательно будет таковым, я просто хочу сказать, что сильно переживаю за тебя, — едва остановив поток слёз, женщина на последних словах вновь разрыдалась. — Если вы отправитесь в Северное королевство — с тобой можно произойти там всё, что угодно! — взмахнув эмоционально руками, заявила королева. «И правда, всё, что угодно.» — на выдохе подумалось Сондеру. — «Смогу ли я хотя бы претендовать на шанс оставить Илариона себе, если успешно справлюсь с миссией?»       Женщина вновь затихает и закрывает руками лицо. Перед глазами стоит одна и та же картина, что нередко снилась ей в кошмарах всю оставшуюся жизнь.       Снег, холодная зима, раннее утро. Среди покрытых одеялом снега ёлок лежало тело в неестественной позе. Его белоснежные волосы и шерсть было бы трудно узнать на снегу, не сразу заметна такая природная маскировка, но его заметить совсем нетрудно. Шерсть на ушах и хвосте имела коричнево-алый оттенок, грязи и крови, такой же цвет имело и короткое каре, где местами проглядывались явные проплешины на макушке.       Одежда на нём полностью отсутствовала, всё тело покрывали темные синяки и засосы, а то, что творилось с промежностью…лучше не вспоминать. Родители Амелии сильно пожалели о том, что девушка умудрилась увидеть ужас обезображенного тела жертвы в столь юном возрасте, но обратно ничего не вернуть. — Я никогда не забуду изуродованное и измученное тело старшего брата, что по глупости возомнил себя всесильным, — всё-таки вырвалось с губ королевы. Амелия с пустым взором опустилась на спинку кресла, откидывая голову назад. — Я бы не хотела лицезреть такую картину вновь, Иларион. Моё сердце не выдержит встречаться с ужасом лицом к лицу снова, ты понимаешь? «Нет, такое вы точно не успеете застать, прекрасная королева…» — едва ухмылялся Дирк, прикрывая губы руками, дабы скрыть улыбку. А по глазам его легко можно было сказать, что он шокирован до глубины души. — Я могу постоять за себя и Дирк не даст меня в обиду, мам, — уже умолял её Иларион, потрудившись обнять женщину, наклоняясь в крайне неудобную позицию к креслу. — Мам, всё будет в порядке, ты не переживай! То были ужасные люди, и надеюсь, они понесли наказание за свои злодеяния, — шепчет ей на ухо, оставляя Сондера не в курсе происходящего. — Но с ним я буду в безопасности.       Не сказать, что женщина охотно поверила речам сына по щелчку пальцев, нет. Скорее, она поняла, что от её слёзных историй не будет никакого эффекта в направлении цели, которой ей бы хотелось достичь. Её сын влюблен, и ей нетрудно понять чувства Илариона. Впервые разглядев в первом и последнем муже красоту и великодушие, Амелию тянуло к Форду будто магнитом. Едва ли королева сможет уничтожить чувства сына к человеку одними только страшными рассказами — видимо, Илариону придется пройти всё на собственной шкуре. Мать никогда не отказывала сыну и сейчас не смогла сказать твёрдое, безжалостное, но такое разумное «нет». Тогда женщина смиряется, выбирается из объятий сына и поднимается на ноги, едва не подвернув ногу в зелёных туфлях на невысоком каблуке. — Я не расскажу твоему отцу о том, что я видела, — заключает Амелия, руки за спиной сцепив. — Ты можешь остаться до рассвета, но потом, будь так добр, вернуться в свою комнату, — указывает она, окидывая двоих взглядом голубых, покрасневших глаз. — Дело ваше, как именно распоряжаться своими судьбами, но не попадайтесь на глаза Форду. Он не будет к вам столь лоялен, как я. — Спасибо, мам, — благодарит Иларион, скрестив руки за спиной и совершив низкий поклон. — Спасибо за то, что ты есть. — Не за что, сынок, не за что, — на тяжёлом выдохе покидала комнату королева.