***
На утро Иларион не обнаружил в своей постели того, с кем засыпал, лишь пустое место. И юноша не то, чтобы ожидал от мужчины чего-то иного, нет. Илари прекрасно знал, что тот является ранней пташкой и первее всех оказывается на рабочем месте, даже если время слишком раннее. Под гнётом новых проблем принц перестал думать о чем-либо ещё. Сейчас для него, казалось бы, вовсе без разницы, получится ли у них разработать лекарство или нет, мысленно он готовился к тому, что после первой в жизни ночи с самцом его отправят с ним же под венец. Правила есть правила — никто с принцем без невинности не согласится вступить в брак, считая того использованным и грязным. В этом, кажется, и была главная цель прихоти Велиара. Может быть, где-то в народе и покрывали блуд, оправдывая животными инстинктами, но для высших слоев населения Тиаридари подобные правила являлись основой успешного бракосочетания и дальнейшей семейной жизни. Его мать также была юна и девственна, когда её предоставили отцу в невесты. Процесс формирования новой ячейки королевской семьи не включал в себя обязательную любовь и симпатию между новоиспеченными правителями — напротив, чем более официальные и холодные отношения между ними, тем лучше. Это понимали и родители Илариона, которым оставалось всего два варианта. Первый — позволить лишить сына невинности и выдать замуж за Велиара. Второй, уж совсем безнадёжный — отказаться и ожидать последствия в виде вспышки бунтов народа. А подавлять их всегда не просто, без применения физической силы практически невозможно. Шанс на адекватный диалог пропал, когда Иларион предпочёл взять всю вину на себя. У Мерингейлов нет оправдания поступкам сына, в том крылась вся западня. Что же им, в конечном итоге, важнее? Сохранить престол, но выдать сына за тирана, или же лишиться титула, но сохранить честь, достоинство и дальнейшее право выбора Илариона? Отец, как истинный правитель, больше склонялся к первому. А мать, понимающая Илариона как никто и любящая больше жизни — ко второму. Об этом и решились побеседовать родители с Иларионом, ведь минувшей ночью им удалось выбить для сына хоть немного времени. Всё тот же кабинет, высокие потолки, мягкая мебель и бьющий прямо в глаза свет из окна. Без особых сил и желания юноша заявился в кабинет по зову одного из стражей, которого просили передать послание от короля. Позабыв все рамки приличного, принц входит без стука, не здоровается и сразу располагается на кожаном диване, прямо вдоль, только ноги едва вниз свесив дабы ничего не испачкать обувью. Мать с отцом выглядели не лучше. В дыхании мужчины всё также слышен тихий рык, брови его нахмурены, а челюсть и кулаки — напряжены. Он всю ночь просидел над сводом правил и законов, пытаясь разыскать хоть какую-то малейшую надежду в написанных ещё предками строках. Смириться с тем, что он будет вынужден подложить единственного сына под того, кто ему совсем не нравится — не выходило. Форд сталкивался с подобным ещё в детстве, по отношению к себе, но к счастью, Амелия, которую за него выбрали родители, оказалась ему очень даже по вкусу. А он, в свою очередь, ей, но исключать фактор принудительного бракосочетания с тем, кого никогда ранее в глаза не видел — трудно. Сейчас то же могло произойти с Иларионом, однако именно сейчас глава семьи на все сто процентов уверен в том, что избранник не достоин их сына. Велиара выбрали не король с королевой, как полагалось по традициям, а неудачное стечение обстоятельств и чужая хитрость. А мать смотрела на сына с надеждой. Вдруг, всё-таки, Илариону и правда понравился Велиар, а тот удар являлся ничем иным, кроме весьма своеобразного флирта, который никто не понял? Может быть, ему будет не так уж трудно исполнить это желание, в последствии выйдя за Велиара замуж? — И когда это произойдет, — безжизненно начал первым разговор Иларион, сложив руки на животе. — Чем раньше — тем лучше, ненавижу это томительное ожидание. Перед смертью не надышаться. — Через неделю, — моментально отвечает Амелия, сделав перед этим глубокий вдох и выдох. — Мы сошлись на том, что сейчас Велиар явно не в том состоянии, чтобы заниматься с тобой подобными вещами. А также к тому, что тебе потребуется моральная подготовка перед таким важным и ответственным моментом в жизни. — Не думал я, что мой первый раз с самцом будет таким, — мрачно вещает Иларион, взгляд светло-голубых глаз в потолок уперев. — Мне совершенно не нравится Велиар и я считаю, что он не достоин моего тела. — Сын, прости, но таковы законы, — сухо сообщает король, хмурого взора не отрывая от страниц злополучной книги. — Мы можем рискнуть и отказать Кручевальдам в требованиях, однако последствия могут быть самыми непредсказуемыми. После свержения нас, вероятно, отправят в изгнание и там наша жизнь и завершится. Никакого смысла в дальнейшей разработке лекарства больше не будет. — А может быть, нам самим стоит отказаться от престола? — хмыкнул скептически юноша, аккуратно нос кончиками пальцев почесав. — Нет, не слушайте меня. Я сделаю всё как полагается, лишь бы наша семья не потеряла многовековую власть. — У меня сердце кровью обливается от одной только мысли, что тебе придется после этого жить с ним всю жизнь, — печально вздыхает королева и подходит ближе к родному сыну, присаживаясь перед ним в длинном, пышном платье и перехватив его руку в свои. — В ином случае, ты больше никогда не сможешь выйти замуж в Тиаридари. Вероятно, ты потеряешь и свой статус принца. — Может, оно и к лучшему, — пожимает плечами Илари, сплетая с матерью их тонкие пальцы. — Он лишит меня невинности и у меня будет весомая причина не заступать на ваше место, так как в Велиаре будущего короля Тиаридари я не вижу, — хмыкнул он, для убедительности покачав головой. — И тогда, мой будущий младший брат или сестра ни в коем случае не попадут в такую ситуацию. — А если лекарство не сработает, что тогда? — обеспокоенно вопрошает Амелия, закусывая пухлую, бледно-розовую губу. — Тогда наш род Мерингейл попросту вымрет, а на наше место придут совершенно другие правители. И неизвестно, сумеют ли они сдержать оборону границ королевства или вовсе сдадутся другим странам. — Я не хочу замуж за Велиара, — сказал, как отрезал Иларион. — Я лучше сведу счёты с жизнью, чем после такого надругательства стану вынашивать его детей. — То есть, тебе намного важнее лично твоё благополучие, а не дальнейшая судьба всего королевства и нашей семьи? — спрашивает строго отец, наконец поднимая взгляд от книги в пользу сына. — Ты был прав, никудышный из тебя выйдет правитель. И здесь терпению Илариона приходит конец. Он и без подтверждения отца знал всю правду о том, что именно будет, если власть перейдет в его хрупкие руки, но подобные напоминания дарили гадкий привкус собственной никчемности во рту. Призвание принца не здесь, не у королевского руля, не за письменным столом за бесконечными указами, и уж тем более, он не в браке с самцом, что отнёсся к нему как к последнему распутнику. И несмотря на общую безысходность ситуации, Иларион всё-таки надеялся, что сумеет протянуть время и не допустить бракосочетания с Кручевальдом. О том, что ровно через неделю ему придётся отдать мужчине свой первый раз — вовсе не хотелось думать. Это пробудило в юноше ярое желание скорее вернуться к работам в лаборатории, несмотря на все личные переживания. Утопиться с головой в работе теперь для него намного лучше, чем если бы он всю эту неделю пробыл в одиночестве и страданиях. Компания так или иначе скрашивала мрачные настроения Илариона, ведь двое коллег не могли прожить и часа без уморительных, бессмысленных конфликтов. Порой казалось, что этим они его даже веселят, специально цепляясь за друг друга и кривляясь. Им не понять причин беспокойства Илариона, от того действовали они весьма специфично. Только благодаря записям принца у них удалось получить прежнюю версию лекарства, которое в последствии, ночью, Дирк приправил приличной дозой снотворного. Мужчина с трудом рассчитал в голове сколько именно потребуется растолченных таблеток для лёгкой формы передозировки и надеялся, что Амави, опять же, не помрёт в результате эксперимента. Шансы на подобный исход повысились благодаря неизвестному воришке, что стащил драгоценную книгу прямо у Дирка из-под носа — без неё мужчина как без рук. Стоит заметить, что всю неделю, уходя по ночам из спальни принца, Дирк вёл слежку за семьёй Кручевальд. Уже во второй день работы над лекарством ему пришла безумная мысль в голову, что в пропаже может быть виновен сам Велиар. Единственное, что успокаивало — здешние совсем не сведущи в химии, а в фармакологии так тем более. Всю ложь её строк может осознать лишь опытный химик, ведь книга мастерски зашифрована под нечто действительно рабочее, она выглядела так и внушала доверие всем увидевшим её. Казалось бы, чего такого может быть в банальном пособии? За первую ночь наблюдения Дирк узнал подробное расположение комнат в особняке Кручевальдов. Что показалось ему удивительным, так это то, что муж и условная жена в их семье имели раздельные комнаты, более того, они спали в них, пренебрегая ночными объятиями. У каждого из детей имелись свои личные покои, своеобразный душ и ванны, гардероб и комната для отдыха. Практически не пересекаясь друг с другом, Кручевальды вели себя весьма отстраненно, холодно и строго по отношению к друг другу, будто и вовсе не являясь семьёй. Не то, чтобы Дирку была незнакома ситуация внутренних отношений в семье Кручевальдов, напротив он привык к такой системе дома. Но, вдоволь налюбовавшись отношениями в семье Мерингейл, Сондеру показалось странно знакомым устройство семьи Кручевальд. Дольше всех в библиотеке задерживалась младшая сестра, что-то кропотливо выводя на бумаге. Как выяснил потом Дирк, что тайком прокрался в подземную библиотеку через крохотное, приоткрытое окно — девчонка рисовала чертежи нового здания. Сондера насторожило то, что чертёж в конечном итоге выглядел не хуже, чем любой частный дом на родине. То же крыльцо с предполагаемыми там навесными качелями, тот же бассейн с выложенной вокруг него плиткой, то же расположение комнат и просторный балкон, нависающий над крыльцом и даже выход на крышу с мансардного этажа здания. Порой он и вовсе замечал какие-то знакомые только ему предметы вроде холодильника, плиты и телевизора во внутренней планировке дома, но так как они не были подписаны таковыми, мужчина списывает всё на недосып и паранойю. Сложнее всего в осуществляемой ночной слежке было обходить стороной пса, что также имел своё укрытие — будку да цепь, что имела такую протяженность, с которой легко могла куснуть за задницу кого угодно по всему периметру особняка. Он пытался с ней как-то подружиться, но в конечном итоге здоровенный пёс заставил мужчину перемахнуть деревянный забор в считанные секунды, дабы не получить очередную травму. Травмированная Амави ладонь почти зажила, но в такие моменты напоминала о затягивающихся ранах покалывающей болью. И хоть днём Дирк не мог вести наблюдение за семьёй — всё дневное время сжирала работа в лаборатории, — но поздней ночью и ранним утром он легко заставал семью дома в полном составе. В один прекрасный день Сондер честно попытался подслушать разговор сестры и брата, рискуя быть обнаруженным в своём весьма сомнительном укрытии на балконе, но ценной информации он так и не получил. Сестра пытала старшего брата вопросами, но он, пренебрегая прямыми и понятными ответами, вечно нёс какую-то околесицу, требуя закончить разговор. Книгу, кстати, нигде из свободных от спящих жильцов комнат особняка он не нашёл. Заходить в спальни пока в них находится кто-то ещё — крайне опасно, мужчина не мог знать точно каким именно сном спят Кручевальды. Может, они вовсе вскакивают с постели от любого шороха? Тогда Дирку придется несладко, одного пистолета на, как минимум, четыре головы не хватит. А если учесть, что волчьи намного быстрее, сильнее и ловчее, чем он, обычный человек, шансы на выживание становятся совсем уж малы. Да и алиби порядочного, иностранного химика затрещало бы по швам — что человек мог забыть здесь, в стенах чужого дома, когда перед ним стоит столь ответственная задача? Всё, что он успел выяснить за шесть бессонных ночей оказалось бесполезной информацией. Он узнал, что «мать» семейства, Синт Кручевальд, — храпит так, что стены содрагаются, что отец, Ульрих Кручевальд, спит с открытыми глазами, узнал, что младшая сестра куда-то убегает на несколько часов и возвращается растрепанной, а про Велиара и вовсе ничего, даже малейшей крупицы данных Дирк не смог собрать. Мужчина будто бы всегда действовал совершенно непредсказуемо. Вставал каждый день в разное время, засыпал в разное время, перед сном занимался от банальной пробежки и отжиманий до чтения и обычного самоудовлетворения. Последнее Сондер понял по частым, нетипичным звукам в комнате самца, сопровождаемым томным дыханием и чьим-то именем. Организм начал давать сбои в работе где-то день на пятый, когда тотальная нехватка сна стала валить мужчину с ног. Таким образом, пятый день слежки был совершенно провален, ведь Дирк умудрился уснуть прямо в кустах, недалеко от особняка Кручевальдов. Случилось это внезапно. Он, как и обычно, высматривал издалека, с небольшой горы, пустоту двора и возможные пути проникновения в дом сегодня. Обязательная операция, при которой Дирк был вынужден выудить из своего портфеля тяжёлый бинокль, повесив кожаные ремни себе на шею, неизбежно натирая ими кожу позади — закончилась провалом. Пальцы больше не выдерживали тяжести бинокля, и как только они его отпустили — вслед за ним упал и Дирк, сокрушенный тяжестью профессионального оборудования. Сокрушен Сондер, на деле, был исключительно общей усталостью, да настолько, что как только голова соприкоснулась с мягкой, пушистой травой — сон накрыл моментально. Сладкое мгновение покоя, которое мужчина разделил в компании разнообразных насекомых, что без труда толпами вышагивали по неподвижному телу. Закрытое, темное одеяние помогло ему не оказаться с ног до головы в укусах, а также не замёрзнуть в край. Как никак, а ночью температура календарной зимы уже не была комфортной для подобных мероприятий, и мокрый кашель настиг Дирка ровно на следующее утро. Лекарство было завершено на шестой день недели, успешно протестировано, результаты записаны в книгу принца. И сквозь общее недомогание, ужасный вид и запах, Дирк не смог не заметить изменения в поведении принца. Если ранее он вёл себя хоть и мрачно, но отзывчиво, то теперь, моментами, он едва ли сдерживал слезы. Видимых причин для этого не было, Амави просто пожаловался на сильную головную боль, после чего Дирк предложил ему мокрую, холодную тряпку. Получив её, юноша отключился прямо на злополучном диванчике, за это время повидавшем многое. Действие снотворного, которым Сондер щедро сдобрил плацебо, пришло в действие. Честерс не проснется как минимум ближайшие десять часов, и именно сейчас Дирк безумно завидовал мирному сну подопытного. Хотел бы он также развалиться на диване и проспать несколько суток кряду. Застыв на месте, Иларион пытается скрыть накатившую истерику белоснежными волосами, что упали на лицо, стоило только наклонить голову. Дирк знал, что крепким сном юноша проспит ещё долгие часы, поэтому присутствие Амави в комнате можно автоматически исключить. Сам факт того, что Честерс дышит успокаивал горе-химика, но тут на горизонте нарисовалась новая проблема. Мужчина видел, что теперь-то принц готов обо всём рассказать, что он снял свою маску «героического героя» под гнётом предстоящих ему испытаний. Словом, это был наилучший момент чтобы разобраться в ситуации и сделать какие-то выводы. — Принц, вы готовы поделиться со мной тем, что вас так тревожит? — аккуратно спрашивает Сондер, делая пару шагов навстречу Илариону. Вот теперь-то он узнавал своего принца, своего нежного, ранимого и слабого юношу, нуждающегося в защите. — Я не хочу, чтобы ты это узнал, — шепчет Илари, стараясь скрыть позорную дрожь в голосе. Образ сыпался с каждой секундой, с каждым всхлипом курносого носа, с текущими по покрасневшим щекам слезами. — Я что, зря сохранял всё это в секрете почти целую неделю, да? — Иларион, прекрати воображать из себя героя, эта роль тебе не к лицу, — устало выдыхает Дирк, без разрешения взяв руку принца в свою. Он аккуратно и ненавязчиво утягивает Илариона ближе к окну, к широкому подоконнику, подальше от спящего подопытного. — Ты плачешь сейчас, и как мне показала практика — это знак, что случилось что-то ужасное. — Случится, — в голос отзывается принц, шаркающей походкой проследовав до подоконника. — Кое-что уже случилось, но самое страшное ждёт меня буквально завтра. — Как я могу тебе помочь, Иларион? — заботливо интересуется Сондер, делая тон мягким и теплым, будто пуховое одеяло в холодный, зимний вечер. Самочувствие самого Дирка оставляло желать лучшего, ведь несмотря на короткий, четырехчасовой сон в кустах, общая слабость и недомогание всё ещё преследовали мужчину на пару с раздирающим горло кашлем. Сондер старался сдерживать его в присутствии принца, дабы не создавать новых проблем вдобавок к имеющимся. — Да ты уже ничем не поможешь, понятно?! — вдруг во весь голос кричит Иларион, уверенно и крайне обиженно поднимая голову. Следом за криками следует один сильный толчок в грудь, что впечатывает мужчину поясницей в край подоконника, заставляя несколько пошатнуться. — Никто мне, чёрт возьми, не поможет! Каждый из предоставленных мне вариантов звучит как абсолютный крах и конец всем моим желаниям и стремлениям, из-за одного моего взмаха руки может пасть всё королевство, вот ведь чудесно! И всё только потому, что какой-то упертый баран не умеет распознавать отказы, ему было недостаточно моего «НЕТ»! Выслушав всю душераздирающую истерику от взбушевавшегося принца, Дирк всё это время искренне старался сдерживать бушующий в горле кашель, дабы не прерывать пламенной речи, которую он ждал так долго. Но в конце, когда сразу после последнего слова на него обрушивается пара эмоциональных ударов кулаками в грудь, Дирк всё-таки закашливается. Отворачиваясь от принца, закрывая рот ладонью, Сондер жмурится и свободной рукой показывает указательный палец, без слов умоляя подождать, но Иларион окончательно замолкает, а слёзы пересыхают на глазах. — Дирк, боже, прости меня, прости, — вновь извиняется принц, чем-то напомнив мужчине их первый недавний опыт минета. Сондер снова кашляет, Илари вновь извиняется. Мужчина надеялся, что между ними это не войдёт в традицию. — Прости, я не хотел, я не знаю, что со мной произошло! — Пустяки, — отвечает он, как только оправляется от кашля. Свои недуги и факт истеричных ударов от принца Дирка интересовали меньше всего, сейчас в мыслях повторялись последние сказанные слова принца. В голову тут же лезли самые ужасные предположения и он не побоялся их озвучить. — Иларион, ты хочешь сказать, что Велиар тебя из… — Не говори это ужасное слово, — нахмурившись и с обидой надув губы, перебивает принц, разом отстранившись от Дирка. — Я не дал ему этого сделать, как ты мог заметить по ранам на лице. — Это похвально, ты сумел постоять за себя, — не без подозрения хвалит Сондер, но всё равно вопросительно выгибает бровь. Он уже чувствовал, как внутри закипает ревностная ярость, как сжимаются кулаки, что в данную секунду так желают стиснуть в крепкой хватке широкую шею обнаглевшего самца. — Какой вердикт был вынесен на совещании? — Либо мы выполняем желание пострадавшего, то есть Велиара, либо Кручевальды поднимут восстание за своего «несправедливо» раненного сына, — вновь уходит от прямого ответа принц, чем направляет частицу ярости мужчины на себя. Дирк ненавидел, когда другие уходили от ответа, а сейчас, в крайне перевозбужденном состоянии, он и вовсе был готов взорваться на ровном месте. — И каким было его желание? — с нажимом вопрошает Дирк, прожигая Илариона недобрым взглядом двух карих глаз. — Хватит ходить вокруг да около, я тебя умоляю, моё терпение заканчивается. — Я должен отдать ему свой первый раз и после выйти за него замуж, — наконец выдает принц, но только тогда, когда повернулся к своему собеседнику спиной. Слезы вновь бегут по бледным щекам, ноги дрожат, а кулаки сжимаются до следов полумесяцев на ладонях. — Таковым стало его желание, которое я обязан выполнить, дабы заслужить прощение. Дирк на мгновение потерял дар речи. Сглотнув тугой ком в горле, он ещё какое-то время пытался хоть как-то переварить слова, которые только что услышал. Несносный мерзавец замахнулся на самое дорогое, что на данный момент было у мужчины. Самое нежное, невинное и доброе, что когда-либо было в жизни Дирка, и сейчас почти официально принадлежало ему, в особенности после того, что между ними было той ночью. Сондер не собирался так просто отдавать то, что внезапно приобрёл, он был готов бороться, лишь бы заслужить внимание и абсолютную любовь принца. Он уже сделал Илариона своей собственностью, пусть принц об этом и не догадывался, ошибочно считая себя свободным. Пазлы понемногу стали складываться в голове, но возникал один-единственный вопрос. Почему, если Велиар сам напал на принца и получил отпор, отвечать должен принц, что безусловно считается жертвой? В Северном государстве за такое не то, чтобы казнили — за такое виновный был бы вынужден доживать свои последние дни в мучительной агонии от изощрённых пыток, а не получать в свои владения привилегированную жертву навсегда. Тиаридари не переставал удивлять мужчину с каждым днём всё сильнее. Но вдруг на мужчину снисходит озарение. — Ты не сказал им, что он хотел овладеть тобой силой, да? — хмуро и как-то даже обречённо интересуется Дирк, уложив обе руки на худощавые плечи. — Нет, я не сказал, — тихо отзывается принц, стирая тыльной стороной руки горькие слёзы с глаз. — Замечательно, — саркастично выдает мужчина, убирая руки и усаживаясь на подоконник только чтобы опереться головой о стекло позади. — И ты не планируешь раскрывать им правды, верно? — Я не хочу, чтобы все узнали о том, как я вёл себя при этом, — шмыгнув носом, отвечает, и всё-таки поворачивается к собеседнику лицом, садясь рядом на подоконник. — Я не выглядел так, будто хочу, чтобы это прекратилось. Морально, мне было гадко от всего того, что он делал со мной, но тело охотно отзывалось на его действия. Я действительно возбудился, вероятно, виной всему недавняя течка, я вышел с выходных раньше, чем полагалось. Я торопился закончить нашу работу, поэтому… — Ты только поэтому попросил меня об «услуге»? — с невеселым смешком спрашивает Дирк, легко качнув головой в сторону принца. Он нагло перебил Илариона, за что мог с лёгкостью понести наказание на родине, но здесь правила совершенно иные. Сондер осознал, что первый интимный контакт с принцем был мотивирован чужими необдуманными действиями. — Он возбудил тебя и ты решил выместить всё это на мне, да? — Я попросил этого потому, что думал о тебе всю течку и представлял наш первый секс, хоть он и невозможен, — уже спокойнее отвечает Илари и тухнет глазами с каждой секундой, пока заход солнца сгущает тьму в просторной лаборатории с мирно спящим Амави. Принцу было откровенно неудобно говорить о чем-то подобном, учитывая их странные взаимоотношения. Не пара, но и не друзья — кем могут быть друг другу человек и волчий, которым быть вместе априори запрещено природой. — Но теперь, из-за моей трусости перед осуждением, мне придется впервые спать именно с тем, кто мне противен. — Тебе нужно рассказать им правду, — категорично выдает Дирк, перехватывая бездвижно лежащую на подоконнике руку Илариона. — Расскажи во всех подробностях о том, что на самом деле случилось сперва родителям. Завтра, когда до них дойдет весть о совершенном преступлении против королевской семьи, Велиар точно предпочтёт уехать как можно дальше, лишь бы не понести наказания. Я гарантирую. «Уедет он, правда, недалеко — под первое попавшееся дерево в лесу, кормить червей своей изначально гнилой тушкой» — ехидно помышлял Дирк, облизывая губы от нетерпения скорее перейти от мыслей к действиям. — Я не смогу, я не выдержу этого, — вновь понемногу погружается в истерику принц. — Быть неадекватом, что распускает руки без повода — лучше, чем быть податливым распутником, что позволяет себя лапать мужчине, которого знает меньше суток. — Велиар изначально должен был просить твоего разрешения на то, чтобы к тебе прикоснуться, — настаивает Сондер, невольно сжимая тонкие пальцы в своей мозолистой хватке. — Я поеду к нему и остановлю его прежде, чем он успеет сбежать от справедливого наказания за своё преступление над тобой. «А он, чудесным образом, всё равно сбежит! Прости, дорогой принц, но правосудие над ним совершу именно я» — размышляет Сондер, чувствуя, как фантазий об этом становится тяжелее дышать. — Он в любом случае будет всё отрицать, — безрадостно отвечает Илари, ещё не загоревшись Наполеоновскими планами коллеги. — У меня нет ни единого доказательства того, что он со мной сделал, ни одного. Почему мне должны поверить, не списав всё на попытку избежать нежеланного соития? — Мы применим к нему так называемый «элексир правды», — на ходу придумал он, лишь бы успокоить юношу и придать ему уверенности. Эликсир правды не понадобится, но в теории им мог стать очередной витаминный отвар, который с помощью того же плацебо помог бы выудить из жертвы хоть крупицу от правды. — Он не так прост в изготовлении, но развяжет язык любому, даже самому стойкому лжецу, будь уверен. — Это правда сработает? — уже с долей надежды интересуется юноша, плотнее сжимая в своих пальцах руку Сондера. — Это обязательно сработает, — уверяет его Дирк, оставляя невесомый поцелуй на тыльной стороне кисти Илариона.***
Дирк обещал, что решит все проблемы принца и найдёт выход из любой ситуации — он так и сделает. Сейчас мужчина чувствовал себя настоящим героем, рыцарем на белом коне, когда вооруженный до зубов скакал вновь в сторону особняка Кручевальдов. Ветер развивал его каштановое, уже изрядно отросшее каре, крепкой хваткой он сжимал поводья, подгоняя личного, верного коня навстречу возмездию. Он проносился на всех парах по протоптанным тропам густых лесов и чистых полей, уже предвкушая вкус чужой крови на губах. Путь занял у него намного меньше времени, чем обычно. Усталость, с которой он мирился всю неделю, вдруг куда-то пропала, не оставив от себя и следа. И даже будто бы кашель излечился, горло больше не саднило болью, голова стала легче, а тело будто бы сильнее. Ему не терпелось явиться на порог родного дома Велиара и всадить пулю промеж его глаз, после готовый повозиться с затиранием улик. Особенно сладким факто было то, что вся семья благополучно покинула особняк этой прекрасной ночью, уехав то ли в отпуск, то ли по делам, Дирк так до конца и не понял. Он лишь услышал и увидел, как спешно собирали вещи с утра пятого дня все, кроме Велиара, и мужчина чётко запомнил сказанную им громко, выразительно фразу: «Вас можно не ждать ближайшие три дня, верно?». И к великому сожалению, Дирку не показался данный факт странным на фоне вспыхнувшей в глазах надежды на тихое, незаметное убийство. Шанс убить мужчину без свидетелей так взбудоражил Сондера, что тот забыл буквально обо всём, чему его только учили. Образ старшего брата по-прежнему стоял невидимо где-то за спиной младшего, осуждающе покачивая головой и тяжело выдыхая. Так как особняк находился в отдалении от остального поселения, как истинный дворец элиты, пробраться на его территорию без лишних свидетелей, как всегда, не составило особого труда. Но кое-что здесь явно переменилось, какое-то шестое чувство внутри пыталось ослабить всеобъемлющую уверенность мужчины в своей лёгкой победе над врагом. Первым сигналом, подтверждающим внутренние опасения, стал пёс, чья цепь больше не была закреплена за железный крюк будки. За столько ночей слежки мужчина выяснил приблизительную траекторию движения пса, ведь тот дальше своих мисок и игрушек не уходил, но теперь он, с видимым концом не закреплённой цепи сидел именно там, где обычно забирался Дирк. Пёс, естественно, начал лаять, более того — кинулся на незнакомца, разинув зубастую пасть. Пса пришлось убить. Как бы ему ни было жаль убивать домашних животных, но когда встал непростой выбор — он выбрал себя и целостность своих конечностей, которым слюнявая пасть угрожала непосредственным образом. Труп он выкинул за забор, откуда недавно и пришел, стараясь не забыть устранить его тело как одну из улик после. В дом он также зашёл без каких-либо препятствий, через приоткрытое будто бы гостеприимно окно. Дирк малодушно списал этот занимательный факт на безответственность Велиара, который, как он полагал, сейчас проводит прекрасный, субботний вечер в подземной библиотеке. Особняк хоть и не мог сравниться по размерам с величественным поместьем королевской семьи, однако удивить умел. Удивлял он, в первую очередь, наличием многих весьма прогрессивных штучек вроде нетипичной мебели из светлых видов деревьев, коих в Тиаридари не растет, коврами, явно сделанными не из шкур животных, а на специальном оборудовании из бараньей шерсти, также его изумлял кухонный гарнитур, почти точь в точь, как в Северном государстве лет эдак пять назад, просто без сопутствующей ему обычно техники. Никаких холодильников, стиральных машин и прочего, но в какой-то момент Дирку начало казаться, будто он слышит рёв генератора откуда-то из подвала. По дому ходило много разных, странных звуков и мужчина почти к ним привык, поэтому также решил не предавать значения. Его главная цель сейчас находилась в подвальной библиотеке. Пройдя на носочках до лестницы, ведущей в библиотеку, он с удовлетворением и ликованием обнаружил, что дверь приоткрыта, а из дверного проема льется теплый свет свечей. И перед тем, как спуститься вниз, Сондер достает своё единственное огнестрельное оружие из кобуры. Проверяет патроны, перезаряжает, снимает с предохранителя и выставляет перед собой с согнутыми локтями. Идёт осторожно, крепко стоя на ногах, прислушиваясь к малейшему шороху. Заметив среди книжных стеллажей смутный, широкоплечий силуэт, он не сдерживается от победного, громкого заявления при выходе из укрытия. — Поднимай с табуретки свою драную задницу, Велиар, я пришел по твою душу, — гордо заявляет человек, целясь силуэту, сидящему к нему спиной, прямо в голову. Ответа не следует. — Я знаю, что ты сделал с Иларионом, и я знаю, что ты хотел заставить его с тобой переспать. За это я твою башку и… Самоуверенную тираду вдруг прерывает хлопок железной двери библиотеки. Выпучив глаза, Дирк в панике бросается на ушастый силуэт, сдирая плащ, и обнаруживает, что его нагло обдурили целой кучей тканевых пакетов с картошкой. Какое-то время Дирк так и остался стоять на одном месте, сжимая черный плащ в кулаке. Обнаруженный обман заставляет мужчину сорваться с места, откинув злополучную находку в сторону, и с пистолетом выйти прямо к двери, вернее, чуть поодаль от нее, чтобы застать там полный гордости образ Велиара. В руках он сжимал до боли знакомую книжку и первая мысль Дирка не обманула. Книгой в руках Велиара являлись украденные записи, которые лже-химик привез с собой в Тиаридари и в соответствии с которыми создавал «лекарство». Ценный документ, который специально переписывали вручную для Дирка, лишь бы отвести подозрения касательно достоверности. Второй такой экземпляр хранится где-то глубоко на жёстких дисках начальства, добраться до них уже не представится возможным. — Твоё, да? — сразу после весьма ожидаемого вопроса в мужчину летит тяжёлый переплет книги, заставляющий отпрыгнуть в сторону, дабы она не столкнулась с головой. И естественно, на эти короткие мгновения Велиар был снят с мушки. — Специалист из Северного королевства, ага, как же. Это они приказали тебе отравить королеву, верно? Второй вопрос Кручевальд задаёт уже сжимая ткань пальто противника, прижимая теперь совершенно безоружного Дирка к книжному стеллажу. Последняя надежда Сондера на убийство столь внушительного противника улетучивается, ведь Велиар оказался не только сильным, но и сообразительным. Мысленно человек уже подписывает себе смертный приговор, видя на какое расстояние отлетел в борьбе пистолет. Явное превосходство в силе волчьих над людьми наблюдалось ещё в случае Амави, гибрида, что без труда мог свернуть шею одной своей хрупкой ручкой. А здесь, выйдя на неравный бой с взрослым, крепким самцом в полном расцвете сил Дирк рисковал никогда более не вернуться не то, что на родину, но и к любимому принцу в поместье. — А ты чё, химик что ли? — огрызается Дирк в тщетных попытках выбраться, и сопротивляется он действительно из последних сил, следуя железному правилу правилу старшего брата — не сдаваться до последнего вздоха. — Для обычного хвостатого ты больно умный. Кто ты такой? — Давай я тебе сперва покажу, что именно я сделаю завтра вечером с Иларионом, а потом мы с тобой обо всём побеседуем, — противно скалится и ухмыляется Велиар, облизывая тонким кончиком языка выходящие из десен волчьи клыки. — Если ты, конечно, останешься жив в итоге. На этом моменте мир Дирка и вовсе рассыпается в щепки прямо перед его глазами. Вспоминая занимательный факт, который он выяснил ещё с Иларионом, мужчина сейчас же предпочел бы получить всю обойму в собственную голову, лишь бы никаких пенетраций со стороны Велиара к нему не произошло. Если он действительно имел от тридцати пяти до сорока сантиметров — смерть будет намного более великодушным делом. Здесь же, если мужчина удумает совершить обещанное, а после потащить то, что от него останется на суд общественности — придётся как-то самостоятельно находить способы свести счёты с жизнью ещё в первом акте данного спектакля. «Интересно, смерть от удушения чужим членом в глотке — будет считаться героической гибелью там, на родине? Как долго Дорик будет угарать на моей могиле?» — А может не надо? — с вымученной улыбкой спрашивает Дирк, застывая руками на руках самца, сжимающих ворот черного плаща. Он прекрасно знает, что умолять мужчину о помиловании бесполезно, да и сам опускаться до жалких, слезливых визгов не желает. Пока истерика понемногу захлёстывала сознание жертвы, маленькая копия старшего брата в голове Дирка стала продумывать план отступления. — Ах, да, забыл, что у тебя нет нормального для этого отверстия, — вскидывает брови якобы удивлённо Велиар, допустив себе посмеяться якобы над своей забывчивостью. — Ты так похож на самку, что я и запамятовал, — дополняет сказанное он, чем вызывает истеричное хихиканье у Сондера. — Значит, зайдём сзади! — торжественно заявляет он, заглядывая мужчине прямо в глаза. — Да ты, твою мать, угараешь, да?.. — продолжает в накатившей со страху истерии смеяться Дирк, да так, что скулы отозвались ноющей болью.