Расходный материал

      Разумеется, Велиар не сообщил никому о том, за что именно он получил эти четыре широких царапины на своем лице. Тем не менее, врать самец тоже не хотел, поэтому и не соврал. Лишь не договорил, ответил на вопрос «кто?», а в отсутствии ответа на вопрос «за что?» предпочел сослаться на трудности к разговорам в положении пострадавшего с порванным лицом.       Мужчине поверили безоговорочно, и единственная причина, по которой «бравый отряд справедливости» не направился к Илариону сразу после инцидента, крылась в немеренной выдержке короля, который был вынужден выслушать все жалобы и предложения в своём личном кабинете. Король до последнего не верил, что их сын способен на нечто подобное, и пытался всяческими способами выгородить светлую честь принца.       У Форда, короля Тиаридари, всё-таки не получилось — аргументов против и улик оказалось слишком много. И сейчас, возвышаясь над побледневшим силуэтом сына, король не испытывал ничего, кроме стыда. Он мог злиться, мог расстраиваться, но нет. Королю стыдно, что их сын, казалось бы, порядочная и весьма миролюбивая личность, мог сотворить нечто необратимое с другим. Не этому они с королевой учили сына всю жизнь, не такие принципы и устои пытались в нём воспитать. В первую очередь, Мерингейлы возлагали вину за себя — кажется, их кропотливая и долгая работа над воспитанием достойного члена общества на деле имела непростительные ошибки. Форд, как и Амелия, помнили, что всю ответственность за поступки сына они несут непосредственно — на свет явился чистый лист, кто ещё виноват в том, что на нём проявилось что-то плохое?       Дальнейшие разбирательства пришлись на утро того же дня, когда щеку мужчины уже зашили, Иларион переоделся в более официальный вид, а Дирк вовсе свалился в кусты роз, чудом не переломав себе конечности. Сондер, как и Амави, в конечном итоге остались в стороне от жарких разбирательств с семьёй Кручевальд. Их вины в произошедшем не было, их участия — тоже, а от того им был отдан логичный приказ. «Не мешайтесь под ногами и не отсвечивайте лишний раз, этой семейке не нравится никто.» — так поняли для себя длинную речь королевы они. На деле слова их звучали более размыто, с большей долей уважения к обеим сторонам конфликта, дабы не показаться не тактичными, но суть оставалась одна — Кручевальды теперь являлись опасностью номер один, и с ней королевской семье предстояло разобраться наиболее гуманным способом.       Разбор полётов проходил также в обеденном зале, где буквально недавно прошел роскошный ужин. Только теперь на столе их сопровождали исключительно тонны бумаг, графин с водой и стаканы для него, по одному для каждого сидящего за столом.       Иларион не был намерен выдавать причин, по которым он травмировал мужчину. С его стороны казалось, будто случившееся — совершенно постыдное, мерзкое и гадкое происшествие, вина за которое полностью лежит на его плечах. Юный принц бы не выдержал, если бы Велиар стал описывать подробности того вечера. Не выдержал бы, вдруг он упомяни о том, как отзывалось тело на непристойные ласки. Не выдержал бы вопросов о том, почему он сразу не убрал от себя руки, почему сразу не дал отказ, почему позволил сперва облапать себя и довести до возбуждения, и только потом дал решительный отпор в непозволительно грубой форме.       Сейчас для него, как для первой и последней жертвы обстоятельств, единственным выходом казалось смиренное принятие своей участи. Изуродовал — понесёт наказание. Причинил боль — принесёт извинения. Обидел — постарается всеми способами искупить свою вину.       И совершенно не важно, что этого бы не случилось, если бы кое-кто держал свои вездесущие руки при себе, соблюдая чужое личное пространство. — Иларион Мерингейл, принц королевства Тиаридари и единственный наследник престола, Вы признаете свою вину за нанесенные увечья Велиару Кручевальд? — деловито вопрошает отец семьи, Ульрих Кручевальд, встав со стула и упираясь руками в поверхность деревянного стола.- Вы ранили моего сына и этот факт трудно отрицать, его лицо навсегда изуродовано. — Признаю, — коротко отзывается принц, не поднимая взгляда с собственных рук на коленях. — Велиар, ты подтверждаешь факт нанесения травмы Иларионом Мерингейл? — смягчившись в голосе, Ульрих обращается к старшему сыну, метнув в него взгляд зелёных, глубоких глаз с пышными ресницами. — Подтверждаю, — кивком и сухим тоном отвечает Велиар, скрестив руки на груди. Сейчас на щеке самца красовалась повязка, что проходила через всю голову. А под ней, разумеется, швы, процесс наложения которых дался ему не без труда. — Иларион, пожалуйста, скажи почему ты это сделал, — вмешалась явно взволнованная и расстроенная мать, Амелия Мерингейл, умоляющим взглядом прожигая сына. Она, как и сам король, чисто физически не могла поверить в то, что их ребенок может кому-то навредить без веской на то причины. — Не молчи, расскажи нам как всё было! — Я не помню, — нагло врёт юноша, кусая губу нижнюю изнутри. — Вероятно, вино дало в голову.       В зале вновь воцарилась тишина, в которой принц буквально кожей чувствовал осуждающие взгляды Кручевальдов. Едва взглянув на Велиара, который также сидел бесшумно, Иларион вдруг замечает едва видимую ухмылку на его губах, сразу после чего он покачивает головой, будто прогоняя нежелательную эмоцию с лица.       Даже сам Велиар не понимал почему принц не в силах сказать правды. Мужчина действительно опасался, что его совершенно обычное, то есть, омерзительное поведение по отношению к королевской персоне может понести за собой последствия, но юноша оказался тряпкой в таких делах. Это на руку старшему Кручевальду, настолько на руку, что ему стало искренне жаль принца, что оказался в такой ситуации. Велиар не считал себя монстром, садистом или злодеем — напротив, он совершил попытку предложить выгодную сделку, свои услуги без лишних обязательств, оставив для себя лишь крошечную выгоду. Старший из детей Кручевальдов полагал, что не сделал ничего предосудительного. Кто виноват в том, что Иларион не мог вовремя остановить руки? Велиар не обладал телепатией, распознать несогласие, учитывая положительные сигналы тела, было практически невозможно. — Я могу рассказать подробнее, — осмеливается вдруг Велиар, едва сдерживая победную ухмылку. — Рассказать, как принц совершил на меня нападение прошлым вечером.       Король с королевой заметно напряглись. Теперь и они сами прониклись неприязнью к предложенному ими же жениху, в основном благодаря своей безмерной вере в чистоту помыслов сына. Они будто знали, что он сейчас соврет, знали, что Иларион мог так сделать только из чистой самообороны, они полностью в нём уверены.       Напряжение за длинным столом стремительно нарастает, ещё немного и присутствующие опустятся до первобытных инстинктов — перегрузут друг другу глотки и вопрос решён. — Прошу тебя, поведай как всё было на самом деле, — язвительно отзывается королева, изгибая белую бровь и пальцы в замок скрещая. Амелия разместила согнутые локти на столе вопреки всем правилам приличия — это являлось её личной демонстрацией негативного отношения к семье Кручевальд. И её намёк сразу поняли. — Вы на меня так смотрите, ваше высочество, что складывается впечатление, будто я поколечил вашего сына, — фырчит в ответ Велиар, горделиво нос задирая. Королева ответила ему только отрицательным махом головы, замолкнув, она принялась слушать. — Как будто я сам взял руку Илариона Мерингейл и разодрал своё лицо.       Слушали буквально все, в том числе Иларион. Ему было жутко интересно в чем именно и как соврет Велиар, лишь бы не выставлять себя насильником, коим в той или иной мере он и являлся. По крайней мере, по мнению принца, что не умел вовремя сказать «нет». — Мы беседовали с Иларионом на террасе, — начал мужчина и в первых словах не соврал, приятно удивив принца. — Я задал принцу вопрос личного, интимного характера, заранее спросив на то разрешения, — продолжает он и врёт только наполовину. Интимные вопросы он и правда задавал, но разрешения не спрашивал. — И вместо ответа получил удар по лицу когтями, после чего принц соизволил сразу удалиться в свои покои.       Вся, буквально вся королевская семья тяжело вздохнула. Его ложь едва ли вязалась с правдой об истинном облике Илариона. Она бы пришлась как нельзя кстати в Северном государстве, где подобные случаи с детьми элиты — обыденность. Сломать палец за косой взгляд? Без проблем. Высечь плетью за вход без стука? Обычное дело. Дирка воспитывали по строгим, армейским правилам, взращивая покорность, но здесь, в Тиаридари, всё обстояло совершенно иначе. От лжи Велиара веяло духом людских устоев. — Это было так, Иларион? — спрашивает мать. — Ты действительно ударил Велиара за интимный вопрос? — тут же последовал вопрос отца. — Да вы посмотрите на него! — восклицает своим писклявым голосом младшая сестра Кручевальд. — В тихом омуте — черти водятся! А принц Иларион — прямая демонстрация этой поговорки! — Дорогой, прошу тебя, не молчи, — уже со слезами на глазах просит Амелия Мерингейл, протягивая руку в кольцах к пальцам Илариона. — Скажи ты уже хоть что-нибудь, — добавляет огня Велиар, вновь привычно скрещая руки на груди в закрытой позе.       Время для юного принца будто бы застыло. Давление со всех сторон вызывало исключительно уверенное желание встать из-за стола и унести свой пушистый хвост куда-то подальше от ставшего ужасным места. Юноша закрыл голову руками, опираясь локтями о стол, таким образом совершив неловкую попытку спрятаться от всеобщего давления, но так как оно не прекращалось — принц принял решение. Решение, что повергло в шок всех присутствующих, в том числе и его самого. — Да, так все и было, — с громким ударом кулаков по столу говорит принц, вызывая такую желанную тишину. Все в немом шоке смотрели на принца, даже Велиар, что хоть и пытался выглядеть правым и уверенным, но все равно выдавал себя. И его шок бы обнаружили, не будь все внимание приковано к Илари. — Мне не понравился его вопрос и он сам, потому я решил его ударить. Вы довольны? Я могу идти? — Не торопитесь, юный принц, — деловито перебивает его отец семейства Кручевальд, Ульрих. — Каждый проступок должен понести за собой наказание, даже для королевских особ, — неторопливо вещает он, открывая толстую книгу, что являлась весьма своеобразным сводом правил и законов Тиаридари.       Книга существовала только в двух экземплярах, одна — в пользовании, вторая — в надёжном месте, глубоко в стенах поместья. — Вы серьёзно решили действовать по методам судебных разбирательств в отношении нашего сына? — выгибая возмущённо бровь, спрашивает король, весь выпрямившись и нахмурившись. Сильный, суровый, уверенный — словом, правитель, — но такой беспомощный на деле против своего же свода законов. — Любой из этих пунктов мы можем переписать, вы же в курсе? — Разумеется, в курсе! — как-то весело отвечает отец-гибрид, Синт Кручевальд, непринужденно отпивая пару глотков воды из стакана. — Но тогда мы будем вынуждены рассказать о случившемся остальному королевству. Как думаете, каков шанс свержения власти потом будет? — Вы смеете угрожать королевской семье? — вспылил вдруг король. Мужчина, чьи бело-серые уши навострились, а хвост значительно распушился, ударил по столу ладонями, когда встал со своего стула. На пальцах его, столь же длинных, как у Илариона, но более толстых, проступили широкие, заострённые когти, что невольно оставили следы на деревянной поверхности стола. — Вы не просто угрожаете нам, вы прибегаете к откровенному шантажу!       Королева же, в свою очередь, была готова вот-вот расплакаться. Они оба прекрасно понимали, какое именно наказание понесёт их сын, и пусть это не было чем-то вроде казни или высечения, но извращенному уму Кручевальдов они совершенно не доверяли.       Сам же принц, пребывая в некотором неведении перед происходящим, старался как можно меньше бросаться в глаза и вызывать к себе внимание. Внимания ему хватило вдоволь, с лихвой, на ближайшие несколько лет так точно. Иларион считал себя слишком юным для решения настолько официальных вопросов — как скажут, так и сделает, лишь бы не пришлось ведать остальным неприятную правду. — Ни в коем случае, ваше высочество, — отрицательно матает головой женоподобный отец, откидываясь на спинку стула, дабы лучше разглядеть то, на что смотрел муж в книге. — Мы лишь желаем восстановить справедливость. Если ваш сын совершил преступление — он должен быть наказан, как и любой другой гражданин Тиаридари. Несмотря на то, что для королевской семьи действует особая система искупления. Король предпочел тактично промолчать. — И так, в соответствии с королевским указом номер четыреста восемьдесят три, пунктом два, абзацем семь, — беспристрастно вещал Ульрих Кручевальд, сжимая в своих руках толстую книгу. — Иларион будет обязан выполнить для пострадавшего любое из его желаний, исключая пожелания, ведущие к физическому вреду или смерти, а также отказа от престола. — Я слушаю, — отзывается наконец Иларион, поднимая обречённый взгляд на Кручевальдов. Он был готов практически к чему угодно, даже к пожизненным работам на их семью и передачу всего имущества. Такое предусматривалось в королевском своде законов — они были обязаны призвать к дисциплине не только обычный народ, но и правящую семью, дабы не возникало лишнего злоупотребления властью. — Велиар, озвучь своё пожелание, — просит его младшая сестра, растягивая по губам хитрую ухмылку. — Я хочу лично забрать у принца невинность. — выдаёт Велиар Кручевальд.

***

      За время ожидания Илариона для продолжения дальнейших экспериментов Дирк и Амави успели поиграть во дворе в подобие футбола. Сперва мужчине было крайне трудно не только объяснить волчьему коллеге основные правила, но и соорудить этот самый мячик, имея из подручных средств исключительно горы бумаги и пару метров веревки.       Соорудив на самом свободном участке сада подобие ворот из опавших с дерева веток, чисто условно обозначая ими ворота каждого, двое безуспешно пытались забить друг другу гол. И несмотря на свой опыт, навыки и осведомленность в тонкостях футбольных дел, Дирк всё равно не мог забить гол в ворота ушастого юноши, что постоянно в последний момент отбивал бумажный, плотный мячик. С координацией движений у волчьих явно всё обстояло лучше, чему Дирк успел позавидовать. — Да как ты это делаешь?! — недовольно фырчит Дирк, уже изрядно утомившийся игрой под палящим солнцем. И пусть температура не была высокой и ветер дул весьма прохладный, мужчина вымок насквозь в своей заправленной за пояс белой рубашке, в конечном итоге приняв решение её расстегнуть и выправить наружу. — Ты должен был мне проигрывать! — А вот и нет, — ехидно хихикает Амави, что не имел и капли пота на лбу после всей игры. — Ты забываешь, что имеешь дело с более совершенным, по крайней мере физически, видом. — Видал я ваш более совершенный вид, — в попытках отдышаться, мужчина отвечает сбивчиво и упирается ладонями о свои колени. — В определенный момент месяца становится слишком далёким от разумного облика.       Амави, чьи пальцы сейчас сжимали поднятый мяч, вдруг удивленно вскидывает брови. В шок его повергла непомерная наглость со стороны Сондера, а также, очередное напоминание о том, что между ними когда-то произошло.       Месть за гадкие слова не заставила себя долго ждать. Крепкая хватка левой руки сжимает плотнее бумажный, перевязанный веревками, мячик и за долю секунды замахивается. Удар мячом пришелся в живот, стоило Дирку выпрямиться и прикрыться руками, и он оказывается сокрушительным для него. Мужчина с характерным, болезненным вскриком падает на зелёный, холодный газон позади себя и предпочитает больше не вставать. — На себя бы посмотрели, тупые людишки! Ни черта не можете, только гордиться собой и умеете, а потом падаете с одного удара! — восклицает возмущенный Амави, подходя к своей жертве и присаживаясь рядом на корточки. Выводы он, естественно, делал исключительно по одному-единственному человеку, которого он видел за всю жизнь. — Ты меня лучше не зли, понял?! — Да понял-понял, сдаюсь, — бурчит недовольно Дирк, от греха подальше откинув от себя злополучный мячик в кусты роз, коими был исколот с раннего утра.       Рука Сондера легла на рельефный, заметный пресс живота, что изрядно покраснел после удара. Не успел желудок оправиться от ночного «ужина» от Илариона, как теперь ему вновь достается. Порой мужчина начинает жалеть, что взялся за это задание, а не мирно повесился в ванной, как некоторые. — Ты как, живой? — вдруг обеспокоился Амави, видимо почувствовав себя виноватым при виде обездвиженного мужчины. — Не смей подыхать, мы ещё лекарство не доделали.       На этой весьма занимательной ноте к ним является принц, тихо вышагивая выложенной камнями дорожке сада. На нём не то, что лица не было, более того, казалось, будто через два шага юноша и вовсе упадет в обморок. Именно настолько плачевным казалось состояние со стороны, и этот факт подметили оба «горе-футболиста».       Как только он подошёл к парням, принц тихим, безэмоциональным голосом заявил: — Нужно приступать ко второй стадии разработки, время не ждёт.       Амави, хоть и желал на эти пару дней, что Дирк и Иларион будут заняты лекарством, уйти домой, но увидев состояние принца — легко передумал. Юноша доверял своим детям и соседям, он был уверен, что его мужу сумеют оказать необходимую помощь, от того ставил Илариона на первый план. Кому-кому, а Дирку он по-прежнему не доверял, несмотря на стремительное, вынужденное сближение между ними. Порой Честерс мог ощущать себя бравым рыцарем, что доблестно защищает покой и безопасность принца. Мерингейлов любил весь народ, они, в отличии от предыдущей правящей семьи, отличались особой отзывчивостью и внимательностью к потребностям и жалобам населения.       Дирку было непривычно наблюдать принца в подавленных настроениях, но без слёз. Обычно, когда случалось нечто ужасное по его меркам, Илари весь утопал в слезах, взывая к Дирку на помощь. Сейчас принц отказался озвучить результаты совещания. Отгородился простым «мы всё решили» и ушел с головой в работу.       Мужчина до сих пор не знал и не имел ни малейшего представления о том, что случилось между ними. А теперь, наблюдая обречённый вид принца, он сделал однозначный, пусть и надуманный вывод: случилось нечто ужасное и всему виной Велиар. Сондеру и раньше не нужно было особых причин для того, чтобы всадить пулю промеж зелёных глаз Велиара, а теперь он даже имел на это полное право. Старший брат бы не одобрил такое наглое вмешательство в дела королевства, но, к счастью, Дориана рядом нет, чтобы запретить. Связи с начальством у Дирка априори нет, а это значит, что он в праве сам распоряжаться своими действиями. Захочет — убьёт Велиара и утопит труп в ближайшем болоте, какие могут быть проблемы?       Занимательным фактом являлось также то, что при возвращении в лабораторию Дирк не обнаружил на привычном месте своей рукописной книги с инструкциями. Он мог забыть её где-то в поместье, есть такой шанс, но каждое из осмотренных им мест, где она, предположительно, могла быть оставлена, оказалось пустым. И дабы не показаться наглым лгуном, что без своей книги ничего не сумеет смешать, он решил временно действовать так, как подскажет весьма скверная память.       Вероятность взрыва лаборатории или смерти Амави после принятия лекарства увеличилась втрое. Дирк запомнил наизусть что входит в состав витаминного пойла, которое он в дальнейшем смешивал с настоящими препаратами, но напрочь позабыл при какой температуре оно нагреваться. И чисто по этой причине было испорчено два образца, сразу после чего принц передал коллеге свою личную книгу с записями, которою писал в соответствии с наставлениями Дирка. Там-то и были все формулы и рецепты так называемого плацебо, кропотливые записи Илариона буквально спасли жизнь Амави. В противном случае, Сондер мог что-то напутать и отправить испытуемого на тот свет.       Вопросом о том, почему принц не сделал этого сразу после обнаружения пропажи основных записей крылся в его крайней растерянности. Беловолосый будто перестал существовать в реальном мире, взгляд стал пустым и безжизненным, а руки дрожащими. Что такого могло произойти на дневном совещании — страшно представить, но чисто теоретически, как считал Дирк, никаких жестоких наказаний королевская особа не могла понести, от того вопросов становилось больше. Тиаридари — гуманное королевство, здесь нет смертной казни, нет тюрем и нет принудительных работ. Может быть, в наказание, Илариону назначили без прогулок? Какое наказание для здешних обитателей можно назвать поистине Страшным?       Так или иначе, но их рабочее время на сегодня подошло к концу. Амави, что практически никак не принимал участие в изготовлении первого ингредиента, благополучно вырубился прямо на тесном диванчике лаборатории. А Иларион, разбивший уже несколько колб и рассыпавший парочку безвредных химических порошков, устроился молчаливо на окне, созерцая непроглядную тьму ночи за закрытым окном.       Далее, лично принц на руках решил отнести спящего Амави до покоев. Он не доверил это Дирку только потому, что побоялся за его спину — не смотря на весьма хрупкий вид, юноша весил порядка восьмидесяти килограммов, что едва ли меньше, чем имел сам Дирк.       Разбудили они испытуемого только тогда, когда юноша оказался в постели. Попросили переодеться в спальные вещи, расправить себе постель и пожелали доброй ночи, как порядочные, заботливые коллеги.       Теперь они вновь остались наедине, следующие по едва освещённым, пустым коридорам поместья. — Ты так и не объяснишь, что у вас там произошло? — на выдохе спрашивает наконец Дирк, сунув руки в тесные карманы брюк. — Ты весь день выглядишь так, будто готовишься к казни. И то, у тех, кого я успел узреть в этом положении — лицо было по-веселее. — Дирк, я прошу тебя, не лезь не в своё дело, — категорично отвечает Иларион, ни разу за вечер не посмотрев в глаза своего коллеги. — Единственное, чем ты можешь мне помочь, так это просто быть со мной рядом. Без лишних вопросов. — Ты ведь знаешь, что я могу помочь тебе решить почти любую твою проблему? — беспокойно спрашивает мужчина, убрав правую руку из кармана и пытаясь ухватить пальцы Илариона. К сожалению, безуспешно. — Я помог тебе договориться с Амави и большей беды не случилось. Полагаешь, я не смогу договориться с Велиаром, если вдруг у вас возникли разногласия? «Не смогу, всё верно. Просто пристрелю эту псину и закопаю на заднем дворе.» — подумал вдруг Дирк, на мгновение оскалившись от одного только воспоминания наглой морды Велиара. Амави был действительно раздражающим, но не настолько, как самец. В нём Сондер видел настоящую угрозу, ведь если Иларион не согласится быть с ним добровольно — Кручевальд мог перейти к принуждению. Дирк полагал, что это было бы вполне ожидаемым ходом со стороны личности вроде Велиара. Чем-то, порой, самец начинал походить на его старшего брата. — Тут бессильны даже мои родители, что уж там до тебя, обыкновенного человека, — раздражённо отзывается Иларион, потирая пальцами переносицу. — Давай просто закроем тему и ляжем спать. Вместе.       Поведение принца всё сильнее начинало злить Сондера, но тот старался держать себя в руках. Хотелось взять Илариона за воротничок длинного, узорчатого пиджака и как следует встряхнуть, приложив, возможно, об стену, выбив всю правду о случившемся. Пребывать в неведении — хуже всего, быть где-то в стороне, лишним, ненужным, неважным, не при делах.       И страшнее всего для мужчины оказаться совершенно беспомощным перед лицом опасности.       Первая полноценная ночь в постели с принцем, о таком Дирк ранее и мечтать не мог.       Разумеется, не возникло даже намёка на какое-либо интересное продолжение ночи. Иларион, переодевшись в свою шёлковую пижаму с вышитыми, цветочными узорами, прижался к мужчине спереди будто беспомощный котёнок. Обняв Сондера руками и ногами, Иларион уткнулся носом в обнаженную грудь, накрыл обоих одеялом и вскоре уснул таким же крепким сном, каким спал Амави в лаборатории. Про таких обычно говорят: «хоть танки по ним разворачивай, но их сон не будет нарушен». Даже когда Дирк ворочался, кашлял и чесал разные места — Иларион оставался в состоянии глубокого сна.       Дирка одолевает бессонница. Как бы он ни пытался выкинуть из головы тревожные мысли и насладиться моментом единения с принцем — ничего не получалось. И приблизительно спустя два часа он решает покинуть теплую, уютную и желанную постель Илариона в пользу своего любопытства и тревоги.       За полгода жизни в королевском поместье мужчина успел выучить расположение и назначение каждой комнаты. Он знал, где принимают пищу король с королевой, где они занимаются делами, где готовят их слуги, где они отдыхают и где моются. И поэтому найти так необходимый ему кабинет короля посреди ночи не составляет труда, к тому же, особая дверь единственная ярко подсвечивалась в конце длинного коридора третьего этажа.       Как и ожидалось, несмотря на надежную звукоизоляцию стен, из кабинета доносились звуки жарких споров. И пусть отличить одного говорящего от другого у него получалось, но разобрать предмет спора никак не выходило. Это начало жутко выбешивать ночного шпиона, что вновь сидел у двери, пытаясь услышать хоть что-нибудь.       Изредка звучали особенно громкие фразы, смысл которых Дирк додумывал самостоятельно. Как он успел понять, король да королева без устали спорили с семьёй Кручевальд, пытаясь оспорить вынесенное наказание, а те приводили всё новые аргументы в свою пользу. Что за наказание — загадка, о нём никто из присутствующих за дверью не говорил на повышенных тонах, подбирая для его названия разные, мутные синонимы. «Твою мать, чем я тут занимаюсь…» — пронеслось в уже сонной голове мужчины, что сладко потягивался на ковре, поняв, что их спор будет продолжаться вплоть до утра. Не к этому его готовило начальство, не эту работу он должен выполнять, и всё же… Оставить ситуацию без внимания Дирк считал непозволительным поступком.       И когда до рассвета оставался всего-то час, товарищи за дверью наконец-то сумели придти к хоть какому-то решению. Это сонный Дирк понял лишь по затихнувшим крикам. Воцарившаяся тишина за дверью наоборот заставила его проснуться и выбрать новое место для укрытия. И так как других мест в пустом коридоре попросту не было, мужчина спешно следует за угол, прижимаясь к нему спиной. Дверь открывается и первым делом кабинет покидают Кручевальды. — Скажи страже чтобы подали нашу карету, — сухо приказывает кому-то Ульрих Кручевальд. — И быстрее. Сил моих больше нет здесь находиться. — Почему это я должна бежать к страже, а?! — возмущённо вскрикивает тонкий, девичий голос, по-видимому, принадлежавший младшей сестре Велиара. — Пусть Велиар зовёт, я не пойду! — Делай что сказано и не пререкайся, Алиса, — звучит более нежный голос второго отца, Синта. — Это не честно…       Их семейные разборки не замолкали вплоть до лестницы, где их банально стало не слышно.       Дирк знал как выглядит карета Кручевальдов и знал где именно в поместье она «припаркована». Для этого у королевской семьи имелся весьма своеобразный «гараж», и кареты, разумеется, там находились отдельно от лошадей. Сами лошади занимали отдельное, крытое стойло, в котором за ними ухаживала прислуга.       Мужчина подметил эту часть быта поместья во время обыкновенной прогулки по заднему двору, пока Иларион находился на «выходных».       В этот раз он не решается устраивать погоню на коне вслед за целью. Сондер банально не знал где именно Кручевальды могут жить, а спрашивать об этом слишком подозрительно, если учесть его намерения. Хвост преследования семейство могло заметить.       Войдя в тёмное, подземное помещение поместья через улицу, он сперва постарался привыкнуть к тьме глазами, дабы увидеть среди многообразия различных карет ту самую. Окон помещение не имело, и единственный лучик света пробивался через щели деревянных, огромных ставней, являясь для него минимальным ориентиром здесь.       На улице уже светало, утренняя прохлада выбивала из мужчины мелкую дрожь. Двигаясь по темноте на ощупь, Сондер, наконец, достиг цели, но теперь и представить себе не мог где можно спрятаться в небольшой карете. В ней был отсек для вещей, который Кручевальды ещё заполнят своим барахлом, там прятаться вариантов не оказалось. И помимо него шла непосредственно кабина с сиденьями, что в скором будет плотно забита ушастыми владельцами этого устаревшего по людским меркам транспортного средства.       Почесав затылок, Дирк беззвучно выругался себе под нос. Последние варианты — крыша и низ. И если крыша отмелась сразу, стоило только вспомнить нечеловеческий рост двух самцов семейки, то низ, что имел множество креплений и запасной отсек для вещей — последний, но не слишком надёжный вариант. Единственное, что подсказало ему спрятаться именно там — пыль. В этом отсеке очень и очень давно не перевозили вещи, пыль не даст соврать.       Согнувшись в три погибели в крайне тесном и неудобном пространстве запасного багажника, мужчина принялся выжидать. Самое главное, чтобы никто из них не учуял его запаха, хоть и он, по мнению многих, практически не ощущался.       Дирк на деле не имел чёткого плана действий, он не знал что именно попытается сделать, разузнав о месте жительства злополучного семейства. Вспоминая настойчивые советы старшего брата, он старался отмести непроизвольные, внутренние лекции голосом Дориана о рискованности неуместного вмешательства в дела королевства. Вместо этого, Дирк попытался поставить на своё место брата и попытаться понять как именно он бы действовал в сложившейся ситуации. Вероятно, явился бы к Кручевальдам посреди ночи и всех бы перебил в тёплых постелях. Сондер младший не мог действовать столь самоотверженно, он - не брат, в нём банально не хватит боевого опыта.       Значит придётся действовать хитрее. Записная книга рецептов пропала и не найдена до сих пор. Вероятно, ушла она не без помощи Велиара Кручевальд, хоть в его причастность и сообразительность Дирк верил с трудом.