Не закрывай глаза

Сегодняшнее заседание переговоров ничем не отличалось от предыдущего, может, было даже хуже, с досадой думал Люцерис, несясь в сторону своих покоев по извилистым мрачным коридорам. — Люк, постой! — воскликнул где-то сзади Джекейрис, догоняя, — Что на тебя нашло? Брат быстро поравнялся с ним и попытался тронуть за плечо. — Нет, Джейс! — младший принц оттолкнул его руку, — Проклятье! Неужели эти глупцы не понимают, чем обернётся для Семи Королевств их бессмысленное упрямство? — Да остынь ты! — растерянно взъерошив пятерней такие же тёмные, как у брата, кудри, Джекейрис попытался подстроиться под быстрый шаг, — Всё не так плохо, как кажется. В случае войны у нас будет явное стратегическое преимущество, которое позволит заключить врага в кольцо блокады, ты же знаешь. Мы сможем взять их измором, избежав кровопролития. Люцерис прекрасно понимал, но категорически отказывался принимать подобный исход. Не затем его покойный дед столько раз напоминал им о значимости семьи, поддерживая хрупкий мир в государстве, чтобы потомки с его смертью всё развалили. — Я знаю, Джейс, но мы всё ещё являемся семьей, и… — Люк запнулся, замедлившись. Его взгляд упал на знакомую нишу в стене, куда несколько дней назад его затащил Эймонд. Воспоминания о том волнительном порочном удовольствии, что дарил ему дядя, нахлынули резко, заставив щеки полыхнуть румянцем. Юный принц поспешил отвернуться от заставшей его врасплох каменной кладки. — Что? — спросил брат, к счастью Люцериса не замечая его смущения. — Нет, ничего — младший принц кашлянул, прочищая горло, — Мне просто больно видеть нашу леди-мать, которая в одиночку пытается следовать воле деда, стремясь сохранить мир. Извини, что сорвался. — Всё в порядке, — произнес Джекейрис доброжелательно, улыбаясь, — Я вообще-то согласен с тобой по поводу семьи. Остаток пути братья провели в молчании. Наконец лабиринт сумеречных коридоров привёл их к покоям, которые располагались ровно друг напротив друга. Когда Люцерис был уже у самой двери, его окликнули: — Подожди, — тяжёлая рука Джекейриса легла на плечо, — Хочешь, полетаем вместе? Или можем отправиться на поиски призраков Харренхолла, — его брат забавно скривил губы и сдвинул брови, явно изображая кого-то из жутких обитателей этого замка, чем вызвал у Люка лёгкий смешок. — Прости, Джейс, мне нужно побыть одному, — юный принц улыбнулся краешком губ, прежде чем тронул дверь покоев, — Спасибо. Войдя в прохладную и унылую, подобно самому замку, комнату, Люцерис остановился в задумчивости — он не мог перестать поражаться, какими злобными глупцами в его глазах предстали все эти достопочтенные влиятельные лорды. Как могут они быть так слепы? В бессильном гневе принц мерил покои шагами. Несмотря на попытки брата убедить, что преимущество сейчас на стороне «чёрных», и это наверняка позволит вести экономическую войну, избегая значительных человеческих жертв, Люк не мог успокоиться. Он не желал видеть в своей родне, сидевшей по другую сторону стола переговоров, врагов – все они были семьёй! «А если мир действительно невозможен?» — билось навязчиво в голове. Эта мысль порождала в сердце гнетущую тревогу и страх. Остановившись у окна, принц бросил задумчивый взгляд на зловеще-багряный закат. Что будет с его братьями, матерью и отчимом, отважным дедом и юной невестой, какая судьба ждёт всех близких, окончись переговоры неудачей? Как скоро война заберёт их всех одного за другим? А сможет ли он снова встретить своего пугающе-прекрасного дядю, порождающего в нём все эти волнующие чувства, где-нибудь кроме поля боя? Люцерис не знал, но был твёрдо уверен в одном: этой ночью он не хотел быть один.

***

Осторожно приоткрыв тяжёлую дверь, Люцерис вышел из покоев и двинулся в густую мглу. В ночи мрачные коридоры Харренхолла казались ещё более пугающими: зловещие тени плясали по стенам, отбрасываемые редкими факелам, и складывались в гротескные фигуры под завывания холодного ветра. Где-то за решёткой окна ухнула сова, заставив принца вздрогнуть от неожиданности. Гнетущая атмосфера замка нагоняла тоску, лишая его остатков уверенности. Блуждая в полутьме коридоров, Люцерис раз десять хотел развернуться, но, смиряя тревогу, шёл дальше в поисках покоев своего дяди. Он не знал, чем объяснит причину своего визита страже, что скажет самому Эймонду и как будет потом оправдываться перед семьёй, когда все узнают. Сейчас это не имело значения. Дойдя, наконец, до той самой ниши, вновь заставившей его щеки заалеть, Люк остановился в замешательстве. Охраны не было. У самой двери он замер, не зная, как поступить – стоит ли ему пытаться стучаться в покои дяди или лучше уйти сразу, не нарываясь на унизительные оскорбления или что-то ещё более неприятное. В нерешительности принц тронул кованую ручку и тут же обречённо выдохнул, когда дверь со скрипом приоткрылась. «Пекло, почему она не была заперта?» – пронеслось в голове прежде, чем он шагнул внутрь, отрезая себе пути к отступлению. В покоях Таргариена было на удивление тепло и уютно, пламя ровно потрескивало в камине, отбрасывая янтарные блики на стены. В широком кресле у огня вполоборота к двери, читая, восседал Эймонд. Серебристые пряди, свободно лежащие на плечах, не были собраны и скрывали повреждённую часть его лица. На столике рядом Люцерис заметил полупустой кубок. — Пришёл, чтобы вручить мне свой глаз, племянник? — лениво протянул Эймонд, не отрываясь от книги, — Наконец, я уже заждался. — Нет, — произнёс Люк негромко, переминаясь на пороге. — Нет? — Таргариен захлопнул фолиант и повернулся в его сторону. — Тогда какое неотложное дело заставило тебя ворваться в мои покои в столь поздний час? — Я хотел увидеть тебя, — проговорил юноша еле слышно. Неопределенно хмыкнув, Эймонд поднялся и ступил в сторону племянника. — И чего ты ждёшь? Проходи, — прошелестел он, — Я ожидал твоего визита. Люцерис осторожно двинулся вглубь полумрака просторных покоев, но тут же замер, наблюдая, как длинные пальцы Таргариена откидывают прикрывающие лицо пряди. На нём не оказалось скрывающей старую рану повязки. Юный принц думал, что успел забыть, как по-опасному прекрасно лицо его дяди без дурацкого куска кожи, но сейчас, смотря в холодные глаза, он вспомнил всё так отчётливо, словно это было вчера. — Зачем ты хотел видеть меня? — уголок губ Эймонда приподнялся в полуулыбке. Вырванный из оцепенения, Люцерис тяжело выдохнул и мысленно принудил себя собраться, чтобы сказать, наконец, то, о чем молчал так долго. — Я хочу верить, что эти переговоры не будут бессмысленны и приведут к миру, но едва ли собрание лордов желает того же, — начал он неуверенно, — Мне страшно за нашу разобщенную семью, страшно видеть во всех вас врагов. Знаешь, меньше всего мне хотелось бы встретиться с тобой на поле боя, и не потому, что ты наверняка убьёшь меня — уверен, это будет быстро. Я даже буду рад, если меня настигнет смерть от твоих рук — другие варианты пугают гораздо сильнее. Меня в дрожь бросает сама мысль о том, что когда-нибудь нам придётся вступить в борьбу за проклятый железный трон, — Люк прервался, вглядываясь в лиловый глаз в стремлении найти понимание, — После этих переговоров я осознал, что нам остаётся только жить настоящим днём, потому что «завтра» может уже не быть. И сегодня сильнее всего в этом враждебном мире я хочу видеть тебя, слышать твой голос, быть рядом. Смех Таргариена оглушил. — Неплохо, милый племянник, я тронут, — Эймонд скрестил руки на груди, криво улыбаясь. Оба его глаза, однако, смотрели одинаково отстранённо и бесчувственно, — Какую пламенную речь ты подготовил, как красноречив был, а всё для того, чтобы вновь почувствовать мои пальцы в своей узкой дырке. Или ты предпочтешь мой член? Люцерис вздрогнул. Он готов был снести любое оскорбление, выдержать самый болезненный удар, но только не это! Близость, произошедшую между ними в Штормовом Пределе, юный принц всегда считал чем-то сокровенным и даже возвышенным — Эймонд был столь нежен и заботлив тогда, казался таким искренним в желании доставить ему удовольствие, что сейчас Люк отчаянно не хотел верить жестоким словам. — Да, ты прав, — принц запнулся, подбирая слова, — Я действительно долго собирался с силами, прежде чем отважился прийти к тебе. Но, скажу честно, забыл каждое слово, когда увидел тебя, — голос задрожал, — Извини, что побеспокоил, я пойду. Опустив голову, он повернулся в сторону двери. Грубый оклик остановил его. — Никуда Вы не пойдёте, мой Лорд Стронг, — Эймонд рывком сократил расстояние между ними и развернул, хватая за руку. Пальцы другой уже привычно больно сжали его подбородок, — Незачем переживать, я вовсе не против. Предпочту, правда, выебать твой рот — это перспектива менее проблематична. С каждым словом Люцерис вздрагивал снова и снова, съеживаясь, как от удара. Слова Таргариена сочились ядом, разъедали всё внутри, заставляя бессильные слезы наворачиваться на глазах. Принц попытался отвести взгляд, пряча свою слабость. — Смотри на меня, бастард! — угрожающее шипение заставило его поднять затуманенные пеленой слез глаза, — Давай, плачь, если это всё, чему тебя научили отчим и брат, — Эймонд сжал пальцы сильнее, — Или тебя учила шлюха-мать? Хмм, тогда становится очевидным, отчего ты даже меч держать не умеешь. «Завтра наверняка появятся синяки» – пронеслось в голове Люка, прежде чем из горла вырвался тихий всхлип боли и жгучей обиды, а на щеках появилась предательская влага. — Впрочем, чему я удивляюсь? Чего ещё ожидать от слабака, которому нравится, когда его берут, как девку, — лицо Эймонда было искажено в ожесточенной гримасе, потемневший глаз опалял сильнее драконьего пламени. Люцерис сотрясался в беззвучном плаче, лишённый возможности вырваться, сбежать подальше от обжигающих холодных глаз. Неожиданно его подбородок отпустили. Юный принц не заметил, как что-то изменилось во взгляде Эймонда. Недавно причинявшая боль рука опустилась на его плечо, обхватывая аккуратно. — Это было лишним, прости, — сказал Таргариен хрипло, — Я совру, сказав, что мне плевать на железный трон. Но войны не желаю также, как и ты. Пальцы Таргариена поглаживали его мягко в попытке успокоить. Однако резкая перемена в поведении дяди, наоборот, усилила начавшуюся истерику, заставляя слезы градом литься по щекам. Зажмурившись, Люк старался сдержать рвущиеся из груди рыдания, всхлипывая и дрожа всем телом. — Пожалуйста, отпусти меня, — прошептал принц в перерывах между судорожными вздохами. — Я тебя не держу. Распахнув покрасневшие влажные глаза, он уставился в лицо напротив. Эймонд действительно не держал его, лишь проходился ладонями по плечам, лаская. — Останься, — мозолистые пальцы легли на мокрую щеку Люцериса и вытерли очередную дорожку слез, — Ты хотел видеть меня, быть рядом — я сейчас здесь, с тобой. Что дальше? Чем предпочтешь скоротать вечер? Принц не мог поверить услышанному. Пару минут назад этот человек морально уничтожил его, растоптав все нежные чувства, а теперь невозмутимо предлагает провести вместе вечер. Будь это кто угодно другой, Люцерис давно бы отбросил чужие руки и бросился прочь. Но это был Эймонд. — Не знаю, — его голос всё ещё дрожал, — Мы можем просто поговорить? Таргариен отстранился и молча указал рукой в сторону кресел у камина, приглашая. Юный принц настороженно подошёл к потрескивающему в очаге пламени и устроился рядом с местом, где недавно читал Таргариен. Неловкое молчание затягивалось. — Семеро, ты безнадёжен, — Эймонд подорвался с места, направляясь вглубь покоев, — У меня есть единственно верное предложение. Вскоре он вернулся с графином вина. Терпкий густой вкус растекся по языку мягкой сладостью. Люцерис с удовольствием сделал второй глоток. Он плохо разбирался в вине и практически никогда не пил, но уже успел об этом пожалеть — было на удивление приятно. Никакой горечи и кислого привкуса, с которыми он сталкивался, пробуя алкоголь с Джейсом. — Это вкусно, — произнёс Люк озадаченно. — И крепко, не увлекайся, — Эймонд бросил взгляд на судорожно сжимающие кубок пальцы племянника, пока не отошедшего от истерики, — Знаешь, забудь. Пей всласть, раз понравилось, сейчас это то, что нужно. Принц вновь прикоснулся губами к холодному резному металлу. Вскоре кубок опустел. Где-то сбоку раздалось очередное «хмм», и минутой позже его кубок снова наполнили до краёв. Люцерис поднял глаза, встречаясь с потеплевшим изучающим взглядом. Эймонд прервал повисшую тишину неожиданно: — Давай, спрашивай, — Таргариен легко усмехнулся, откидываясь на спинку кресла, — У тебя на лице всё написано. Слегка покраснев, принц сделал большой глоток и начал неуверенно: — Да, мне и правда интересно, зачем ты учил меня утром? — осушив кубок, он легко закашлялся, но тут же продолжил, — Судя по всему, в недалёком будущем нам предстоит сразиться в настоящем бою. Зачем давать врагу преимущество? — Мало удовольствия от победы над заведомо более слабым противником, — произнёс Эймонд негромко, поднимаясь из кресла. На этот раз Таргариен вернулся с двумя бутылками. — Арборское золотое, - сообщил он, приподнимая в руках изящную бутыль с насыщенной янтарной жидкостью, — лёгкое и сладкое, по праву считается лучшим в Вестеросе. А это, — Эймонд продемонстрировал второй напиток, насыщенно-алый, — Крепленое вино из Дорна, пряное и терпкое, но, разумеется, сладкое — для тебя это главный критерий, полагаю. С чего начнём? — Со второго, — ткнул наугад Люцерис, протягивая кубок. Разлив вино, Эймонд придвинул своё кресло ближе к племяннику и опустился, ловя слегка расфокусированный взгляд. Вино справлялось со своей задачей — на дне стронговских глаз больше не плескалась гремучая смесь боли и страха, лишь приятная заинтересованность происходящим. — Деймон учит тебя фехтованию, верно? — вновь прервал тишину Таргариен. — В основном брат, но его — Деймон, да, — кивнув, Люцерис сделал большой глоток и закашлялся — вино и правда было крепленым. — Твой брат — посредственность, — отмахнулся Таргариен, — Деймон же стал легендой не просто так. Когда-нибудь ты сможешь стать неплохим воином под его руководством, пускай и не имеешь таланта, — помедлив, Эймонд добавил задумчиво, — Если судьба отведёт тебе достаточно времени. Хмельное вино начало действовать, развязав плохо знакомому с алкоголем Люцерису язык и добавив храбрости. — Я давно хотел спросить ещё кое-что, — запнулся принц, но почти сразу откинул сомнения и выпалил, — Как тебе удается летать на драконе с одним глазом? Эймонд поперхнулся и медленно повернулся в сторону племянника всем корпусом, угрожающе сверкая глазом. — Катись ты в пекло! — прошипел Таргариен, собираясь разразиться гневной тирадой, но юный принц опередил его. — Прости! Я не хотел тебя оскорбить, наоборот, — Люк замахал руками примирительно, — Твои умения восхищают! И я ещё могу понять, как ты достиг такого мастерства в искусстве владения мечом, хотя боюсь представить, скольких усилий это стоило. Но как тебе удаётся грамотно определять расстояния в полёте? Наш мозг может четко измерить расстояние до объекта только относительно двух глаз — это давно доказано великим мейстером Гавеном. Даже конным наездникам с подобной травмой тяжело управиться с лошадью, как ты справляешься с драконом? — Полагаюсь на Вхагар, — пожал плечами Таргариен, успокоившись и в тайне даже наслаждаясь реакцией племянника. — Это невероятно, — осушив кубок, Люк оперся на правый подлокотник, наклоняясь ближе к дяде, — То, как вы с Вхагар чувствуете друг друга. И твоё упорство, конечно. Не дождавшись ответа, принц сам потянулся к полупустой бутылке, чтобы наполнить их кубки. Вскоре крепленое вино из Дорна закончилось, ровно как и Арборское золотое. Юный принц крепко захмелел, и даже не заметил, вглядываясь в языки пламени, когда Эймонд успел сходить за очередными бутылками. Вернувшись, тот шепнул короткое «иди сюда» и обхватил руку племянника, притягивая к себе. Люк удивлённо выдохнул, опускаясь на колени Таргариена. Устроив ладони на широких плечах, он придвинулся ближе и уткнулся в серебряные пряди, вдыхая пленительный аромат чужих волос. Его подбородка коснулись длинные пальцы, приподнимая голову. — Не отводи взгляд, — шепнул Эймонд, поглаживая тёплую кожу, — Я хочу видеть твои глаза. Люцерис покорно держал веки открытыми и смотрел, неотрывно и преданно, теряясь в глубине потемневшего лилового глаза, краем взгляда ловя черты расслабленного лица напротив: сейчас изгиб губ не казался жёстким, а платиновые брови - резко очерченными. Умиротворенный, его дядя был прекрасен в этот момент. — Ты мог бы стать достойным королём, Эймонд, — тихий голос прорезал тишину. Ни один мускул не дрогнул на лице Таргариена — если слова Люцериса и пробудили что-то в истерзанном сердце, юный принц этого не уловил. Время текло неспешно. То Эймонд, то Люцерис время от времени наполняли пустеющие кубки. Они в основном молчали, изредка перебрасываясь парой отрывистых фраз, но это не портило волшебства ночи — юный принц чувствовал себя как никогда спокойно и правильно сейчас рядом с Таргариеном. Устроив голову на крепком плече, Люцерис блуждал пьяным взглядом по стенам, книжному шкафу и широкой кровати, воспроизводя в сознании все возможные аспекты повседневной жизни дяди, пока не остановился на потухшем камине. — Проклятье! Который час? — воскликнул он, выпрямляясь на коленях Эймонда. Принц попытался встать, но, пошатнувшись, позорно упал обратно. — Седьмое пекло! — Люк прикрыл ладонями пылающее опьянением и смущением лицо, откидываясь обратно на плечо дяди, — И как я теперь доберусь до спальни? — Никак, — усмехнулся Таргариен, скашивая глаз на кудрявую макушку, — К тому же стража уже вернулась. «И как я мог забыть о страже?» - мелькнуло в опьяненном сознании, прежде чем изящные пальцы Эймонда зарылись в его волнистые пряди, массируя затылок и выбивая все мысли разом. Люк задышал чаще. Несмотря на то, что окружающий мир уже давно провалился в плотную вату, ласковые прикосновения он почувствовал на удивление отчётливо. — Эймонд, когда ты делаешь что-то так... — принц запнулся, — мягко, мне кажется, что я лечу. — Тебе так кажется из-за вина, — раздалось откуда-то сбоку язвительно, — И хватит нести чушь. Пальцы сжались на его волосах чуть сильнее, но не причинили боли. Люцерис хотел съязвить в ответ, но не придумал, что остроумного можно выдать в данный момент, потому решил тактично промолчать. В конце концов, когда ещё дядя позволил бы ему сказать нечто подобное без неприятных последствий. — Оставайся, — сказал вдруг Эймонд легко. Юный принц не сразу понял смысл сказанного. Осознав, он снова выпрямился и развернулся резко, практически сталкиваясь лбом с Таргариеном. — Что? — только и смог выпалить он. — Семеро, ты как будто не пил раньше, — Таргариен грациозно приподнялся в кресле и подцепил пальцами подбородок племянника, ловя расфокусированный взгляд, — Я предлагаю тебе остаться здесь. — Но… — С рассветом я разбужу тебя и выведу в коридор, — не обнаружив понимания во взгляде, Эймонд устало продолжил, — В эти покои ведёт не только та дверь, через которую ты пришел. Наконец в пьяных глазах мелькнуло осознание. — Я буду благодарен, — проговорил принц, неуверенно ерзая на обтянутых тёмной кожей коленях. Руки Эймонда обвились ненавязчиво вокруг его талии, притягивая ближе. — Тогда идём в постель. Тихие слова заставили Люка резко отстраниться, упираясь в чужие плечи. — Я не… — Проклятье, Люцерис, за кого ты меня принимаешь? — гневно зашипел Таргариен, — Я не собираюсь насиловать твоё бессознательное пьяное тело. — Да не в этом дело! — звонкий голос дрожал. — В чем тогда? — Спать вместе — это… - принц запнулся, подбирая слова, — Смущает. Затянувшаяся на минуту пауза длилась для юного принца около получаса. Наконец, Таргариен расхохотался искренне и открыто. Люцерис не понял причины веселья, но, заразившись смехом, не сдержал улыбки, а после и сам легко засмеялся. — Я правильно понимаю, что трахаться со мной ты не стеснялся, но спать в одной постели — это смущает? — в перерывах между смехом выдавил, наконец, Эймонд. Люцерис тут же смолк, густо покраснев. Не находя достойных по его помутненному опьянением мнению слов, он то и дело хватал ртом воздух, пытаясь начать не то осуждающую тираду, не то сбивчивые оправдания. Таргариен, не сдержавшись, хохотнул ещё раз, наблюдая за чётко отражающимся на лице принца мыслительным процессом. — Не хотел смущать тебя ещё больше, милый племянник, — его руки вновь привлекли Люка к себе, — Впрочем, не буду лукавить — приятно смотреть, как ты краснеешь. — Проклятье, заткнись, — сокрушенно застонал Люцерис, прикрывая пылающее лицо ладонями, не пытаясь, однако, больше отстраниться от дяди. — Радуйся, что во мне почти три бутылки вина, иначе твоё «заткнись» кончилось бы плачевно, — уютно обнимавшие юного принца руки расцепились неожиданно, выпуская захмелевшее тело из теплых объятий, — Пойдем, до рассвета всего ничего. Эймонд помог племяннику стать на ноги, приподняв за талию, и встал сам. Взгляд принца наткнулся на протянутую ладонь. Люк послушно потянулся за путеводной рукой, но, не успев толком сделать шаг, осел обратно в кресло. Его замутило. — Всё кружится, — пожаловался принц с виноватыми нотками. — Худой из тебя вышел собутыльник, — устало выдохнул Эймонд. — Ну… - протянул принц многозначительно, собираясь с мыслями, — Знаешь, это с какой стороны посмотреть. — Прекращай паясничать, не то пойдёшь ночевать в коридор! — прикрикнул Таргариен, смягчаясь, впрочем, почти сразу, — Держись крепче. Люк послушно обхватил широкие плечи ладонями, обнимая, и тут же удивлённо вздохнул, почувствовав, как руки Эймонда легко поднимают его в воздух. Через пару замутненных мгновений его опустили на кровать. Люцерис посмотрел впереди себя, надеясь увидеть холодные глаза и платиновые локоны, но наткнулся взглядом лишь на резной потолок. Всё снова закружилось. Несмотря на крайнюю степень опьяненного забытья, сон всё не шёл – ему так хотелось повернуться к своему прекрасному дяде, приникнуть к его тёплым рукам, а потом зарыться пальцами в густые шелковистые пряди и… Из сладких туманных грёз Люка вырвало неприятное ощущение. Он как будто вновь оказался на корабле в открытом море, и его качало на неспокойных волнах. — Эймонд... — позвал принц просительно. — Чего тебе? — раздражённо выдохнули с другого конца кровати. — Кажется, мне нехорошо. — О, Пекло!