***
Первый день переговоров окончился неудачей для обеих сторон грозящего разорвать страну конфликта. Впрочем, для Люцериса Велариона это не было удивительным, ведь уже два месяца почти все усилия его леди-матери сходили на нет стараниями совета во главе с Деймоном. Судя по всему, в лагере «зелёных» ситуация обстояла подобным образом, и хрупкий мир сейчас держался на плечах двух женщин, сохранивших трезвость ума в окружении жаждущих крови мужчин. Люцерис не хотел войны, полностью поддерживая свою Королеву и мать, и готов был сделать всё для мирного исхода, если бы только мог. Погружённый в унылые мысли, он неуверенно шёл по мрачным коридорам Харренхолла по направлению к своим покоям. Многие говорили, что в этом замке водятся призраки. Он, конечно, не верил страшным сказкам всерьёз, но череда смертей, связанная с этим пугающим местом, вынуждала помнить, что в основе каждой сказки лежит реальность. Принц зябко поежился от внезапного порыва ветра — гуляющие по коридорам сквозняки напоминали полный печали вой призраков, вызывая неприятные мурашки между лопаток. Ему хотелось бы скорее покинуть этот огромный зловещий замок. Люк позорно взвизгнул, когда кто-то схватил его за руку и одним рывком затащил в тёмную нишу. — Какого дьявола ты вытворяешь? — прошипел Эймонд ему в лицо, прожигая единственным глазом. — Что? Пусти! — рванулся принц, но был удержан на месте, — Это ты что творишь? Отпусти меня! Таргариен дёрнул на себя не оставляющего попыток освободиться племянника, заставив того уткнуться носом в складки своего камзола. — Не строй из себя слабоумного! — пальцы свободной руки вцепились в мягко очерченный подбородок, запрокидывая кудрявую голову, — Ты, мелкий ублюдок, весь совет не сводил с меня своих треклятых глаз! Люк пристыженно опустил глаза — он и правда на протяжении всего заседания то и дело украдкой бросал взгляды на своего угрожающе-прекрасного дядю, но даже не догадывался, что тот замечает. Воспоминания о событиях в Штормовом Пределе, которые он пытался закопать как можно глубже, о которых всеми силами старался забыть, полыхнули огнем и переполнили сознание, разом выбив из головы все прочие мысли, когда он заметил Эймонда в зале, полном ненавидящих друг друга людей. Люк понимал, что произошедшее с ними в те ненастные дни было чем-то неправильным, очень порочным — да, он всегда испытывал в отношении своего дяди трепетное восхищение, разбавленное страхом, и снедающее чувство вины, но никогда не думал, что может хотеть чего-то большего, чем прощение. Как вообще можно хотеть подобного с мужчиной? Но после всего случившегося Люцерис хотел, нет, страстно желал видеть старшего принца каждый день, летать с ним высоко в небесах, хотя бы иметь возможность заговорить, не будучи отвергнутым. Это пугало, но сколько бы он ни гнал от себя нездоровые мечты, все усилия рассыпались прахом при виде Эймонда, сосредоточенно изучающего карту Вестероса за столом переговоров. Юному принцу тогда хотелось, наплевав на мнение знатных лордов и судьбу всех семи королевств, не то устремиться к холодному Таргариену с криком о том, как он скучал, не то броситься прочь из залы, чтобы не встречаться с взглядом полного презрения глаза. Его подбородок снова вздёрнули, заставив поднять растерянный взгляд. — Нечего сказать, бастард? — обтянутые темной кожей пальцы больно сжались. — Прости, я не думал, что кто-то заметит, — Люк аккуратно обхватил запястье дяди, не пытаясь, однако, освободиться из захвата. — Ты никогда не думаешь! — зло шипел Таргариен в лицо племяннику. Жесткие пальцы всё так же держали его челюсть, не позволяя отвести глаз. — Мне вовсе не хотелось расстраивать тебя, Эймонд, прости, — принц легко погладил кисть дяди в неосознанной попытке успокоить. — Расстраивать? Мне плевать на тебя и твои поганые взгляды, — медленно проговорил Таргариен и резко откинул подбородок племянника, отчего тот приложился головой о стену, — Но глянь так ещё раз, и я не посмотрю на твою суку-мать, возомнившую себя королевой. Я вырежу эти клятые глаза прилюдно, и мне будут безразличны твои вопли, ты понял? — Да, я понял, — в испуганных ланьих глазах стояли слезы, — Теперь ты отпустишь меня? Юный принц затравленно смотрел на всё ещё сжимающие его запястье пальцы и хотел провалиться в самое пекло. Как он мог только надеяться, что их мимолетная связь в Штормовом Пределе что-то изменит, позволяя своим нездоровым чувствам крепнуть? Эймонд, его недостижимая мечта и погибель, никогда не перестанет ненавидеть ранившего его гордость бастарда, не оставит жажды мести. «Какой же ты наивный глупец» — крутилось в голове Люцериса, покорно стоящего в ожидании очередного оскорбления или удара. — Седьмое пекло, это невыносимо, — шёпот на грани слышимости вырвал Люка из пучины самотерзания, вынуждая поднять взгляд, — Знай, когда-нибудь я убью тебя. Выпустив из захвата тонкое запястье, Эймонд стянул перчатку и коснулся щеки племянника сухой ладонью. Он потирал высокую скулу большим пальцем и не мог оторвать взгляда от распахнутых карих глаз, в которых сейчас проносилась гамма разрывающих противоречий. — Я был так рад увидеть тебя, — произнёс принц отчаянно, уверенный, что его тут же оттолкнут после этих слов, но преисполненный твердой решимости в их нужности. Таргариен оторвал ладонь от тёплой щеки, вырвав из юноши обречённый выдох, но тут же опустил пальцы на основание шеи у линии роста волос и ловко притянул его к себе. — Поверь, я заметил, — протянул Эймонд, поглаживая затылок. Неуверенно устроив руки на широких плечах, Люк потянулся к лицу дяди и прикоснулся губами к удлинённому подбородку. Осмелев, он потянулся к уголку рта, приподнимаясь на носках. Эймонд слегка повернул голову и накрыл его губы своими, вырывая тихий всхлип. Поцелуй был неожиданно мягким, неспешным. Люк с готовностью ответил, приоткрывая рот навстречу горячему языку Таргариена. Это было хорошо, даже слишком — он уже забыл, что дядя может быть нежным, и это полоснуло желанием, заставляя застонать бесстыдно, подаваясь вперёд всем телом. — Я очень скучал, — в перерывах между поцелуями выдохнул Люк порывисто, прижимаясь ближе. Опустив руку с поясницы на сжавшиеся ягодицы племянника, Таргариен вдавил его бедра в свои, заставив принца застонать задушено. — Хмм, да, я чувствую это «скучал», — губы Эймонда тронула лёгкая полуулыбка, когда он оторвался от приоткрытого влажного рта. Люк дёрнулся в жарких объятиях и залился предательским румянцем, когда недавно ласкавшая его шею ладонь накрыла выпуклость на штанах. — Семеро, ты как девственник, — закатил единственный глаз Таргариен, стягивая вторую перчатку и принимаясь за болезненно давящую на возбужденную плоть племянника шнуровку. — Эймонд! — он отчаянно всхлипнул, ещё раз дернувшись в плену рук, — Нас могут заметить. — Да что ты, — усмехнулся Таргариен в манящие губы, — Вздумаешь шуметь как тогда, и, клянусь, я в твой поганый рот кляп затолкаю, — прошептал он почти ласково, после чего приспустил расшнурованные бриджи юноши и обхватил его затвердевший член. Уткнувшись пылающим жгучим желанием и стыдом лицом в камзол дяди, он тихонько захныкал от мучительного удовольствия. Мозолистые пальцы двигались до упоения правильно, поддерживая быстрый жёсткий ритм. Свободной рукой Эймонд упёрся в стену у головы племянника и склонился над кудрявой макушкой, вдыхая аромат тёмных прядей. Он резко втянул воздух сквозь зубы, когда узкая ладонь осторожно коснулась его собственного возбуждения, выпирающего через ткань штанов. — Нет, — прошептал Таргариен хрипло, — Убери руку. — Что-то не так? — Люк поднял затуманенный взгляд. — Всё хорошо, — не прекращая ласкать плоть племянника одной рукой, другой он пригладил непослушные кудри, — Хочу сохранить трезвость ума. Не опускай глаза. Знал бы племянник с какой неистовой одержимостью он желал видеть эти тёплые стронговские глаза, подернутые томной поволокой, отражающуюся в них убийственную смесь страха, влечения и привязанности, — два долгих месяца он ничего не жаждал так сильно. Таргариен оторвал ладонь от паха племянника, вынуждая того разочарованно всхлипнуть и податься вперёд. — Оближи, — велел Эймонд, мягко проводя кончиками пальцев по нижней губе. Принц послушно приоткрыл рот и обхватил пальцы губами, впуская их внутрь. Смочив слюной длинные фаланги, он несмело прошёлся языком по солоноватой коже ладони, пытаясь отследить реакцию дяди. Таргариен хмыкнул неоднозначно, не отводя взгляда от глубоких карих глаз, и снова опустил руку на стоящий колом аккуратный член. Люцерис искренне старался заглушать стоны и держать веки открытыми, не отрывая взгляда от горящего необъяснимым желанием глаза дяди, лишь изредка моргая. Но когда влажная ладонь накрыла истекающую смазкой головку его члена и начала непрерывно ласкать чувствительную кожу, придерживаясь размеренного темпа, он не сдержался и застонал в голос, прикрывая веки. — Смотри на меня! — надсадно прохрипел Таргариен, не прекращая ласк, заставляя его распахнуть ресницы и зайтись очередным стоном, — Не смей закрывать свои чертовы глаза! В этот момент Эймонд готов был себе врезать от той раздирающей гаммы чувств, что проклятый мальчишка в нем пробуждал: он сам не знал, чего хотел больше — вырезать его прекрасные блядские глаза прямо сейчас или смотреть в них вечно. Они были наркотиком, губительным дурманом, в котором Таргариен тонул, не имея шанса на спасение. Не в силах оторваться, он жадно ловил взглядом каждую грань наслаждения в расширившихся от острого удовольствия зрачках. Через пару ритмичных движений племянник затрясся в его руках и плотно сомкнул веки, не выдерживая, вырывая Таргариена из дикого транса. В исступлении Люцерис хватался за плечи дяди, пытаясь удержаться, пока волны оргазма захлестывали его неумолимо. Ватные ноги дрожали — ещё немного, и юный принц, обессиленный, позорно осел бы на пол, сползая по стене, но Эймонд удержал его, прижав к себе. Пара минут, что Люк обнимал своего дядю, забыв обо всём, пролетела как доля секунды — Эймонд отстранился резко, возвращая его в реальность. Где-то на периферии взгляда мелькнул кусок светлой ткани. Секундой позже Люк, затаив дыхание и сфокусировав взгляд, наблюдал, как Таргариен методично оттирает платком белёсые капли с его одежды и кожи, принимаясь затем за собственные ладони. Дождавшись, когда тот закончит, принц натянул штаны и взялся за шнуровку — пальцы путались в завязках, подрагивая. Эймонд бросил косой взгляд на лицо племянника и, приподняв бровь, откинул дрожащие руки. Ловко зашнуровав штаны юноши, ещё находящегося в прострации после недавно пережитого оргазма, Таргариен быстро отвернулся и ступил прочь из тёмной ниши. Люцерис неосознанно потянулся вслед за дядей. — Здесь мои покои, племянник, — усмехнулся Эймонд беззлобно, повернув голову, — Тебе налево. Вспыхнув, принц моментально пришел в себя и помчался по мрачному коридору, не оглядываясь.***
Всю ночь после позорного побега от Эймонда юному Велариону не давали сомкнуть глаз душевные терзания. Пару раз ему удавалось забыться беспокойным сном, но почти сразу он просыпался, преследуемый порочными кошмарами, пугающими и желанными одновременно. Разбитый, Люцерис решил не валяться в постели в бессмысленных попытках поймать остатки ускользающего сна и с первыми лучами солнца взбодриться тренировкой с братом. Внутренние дворы Харренхолла поражали своими размерами. Юный принц с полчаса плутал в поисках Джекейриса, прежде чем вышел на тренировочную площадку — в Драконьем Камне брат всегда оттачивал навык владения мечом ранним утром, так что Люцерис был уверен, что обнаружит его здесь. — Пришли поупражняться в фехтовании, мой Лорд Стронг? — язвительно бросили откуда-то сбоку, — Я окажу вам эту услугу. Уже ставшие привычными оскорбления и умение Эймонда застать его врасплох в этот раз не заставили принца подпрыгнуть на месте. Он даже стал испытывать некое извращённое удовольствие, когда Таргариен добавлял «мой» к своей любимой издевке. — Я не собираюсь с тобой сражаться, — Люцерис повернул голову в сторону дяди и замер. В лучах рассветного солнца Эймонд был особенно прекрасен. Затаив дыхание, принц неотрывно смотрел, как густые длинные волосы переливаются серебром, а тугие мышцы его жилистых рук перекатываются под рубашкой, когда он вращает мечом играючи, и не мог оторвать глаз. — Какой же ты жалкий трус, племянник, раз боишься встретиться со мной даже в тренировочном бою, — засмеялся Таргариен гортанно, и щеки Люка покрыл предательский румянец. — Тренировочный бой, как же! — неожиданно для себя вспылил Люцерис, — Да ты только и ждёшь удобного случая, чтобы меня покалечить. Или вовсе убить. Эймонд посмотрел как-то иначе и подошёл вплотную, преодолев расстояние между ними в два шага. Взгляд юного принца зацепился за белую прядь, упавшую на плечо дяди, когда тот склонил голову. — Учиться стоит у более опытного противника, — сказал Таргариен на удивление спокойно, — Мы можем пойти в богорощу. Вряд ли кто-то молится в этом часу. Он попал в точку — Люцерис и правда скорее боялся разгромного поражения на глазах у всех, чем поражения как такового. А в тот факт, что дядя мог запросто лишить его обоих глаз или чего похуже в тренировочном бою без свидетелей, Люк почему-то не верил. — Хорошо, пойдём, — неожиданно легко для себя самого согласился принц. В конце концов, брата здесь не было, так что тренировка с ним могла подождать. Подхватив два тренировочных меча, Эймонд двинулся вперед быстрым шагом. Они вышли на освещённую поляну богорощи довольно быстро. Будь он один, подумал Люк, бродил бы в поисках до самого заката. Солнечное утро было на удивление тихим. Юный принц не слышал пения птиц или шелеста травы — казалось, это место застыло во времени. Внезапно в него полетел тренировочный меч. — Смерти моей хочешь? — воскликнул Люк, отскакивая в сторону. — Хотел бы — давно убил, — пожал плечами Таргариен, наблюдая как племянник с настороженностью во взгляде поднимает оружие, — В следующий раз поймаешь. «В следующий раз?» — пронеслось в голове Люцериса, прежде чем он был атакован. Юный принц упал на сырую землю почти сразу, больно ударившись копчиком. В нос ударил горький запах осиновой коры и прелой листвы. Его меч отлетел на пару метров дальше, выбитый жёстким ударом Эймонда. — Вставай. Тяжело вздохнув, он поднял глаза и с удивлением наткнулся на протянутую руку. Люцерис неуверенно взялся за ладонь дяди. — Твой меч — продолжение руки, — произнёс Эймонд беззлобно, помогая подняться, — Не давай обезоружить себя так просто. Ещё раз. Люк побоялся спросить, с чего в голову Таргариена взбрело вдруг учить своего опального племянника, хотя и было интересно. Он послушно поднялся, подобрал меч и принял стойку. — Пекло, какая же ты бестолочь, — устало выдохнул Эймонд, — Ноги шире, правую согни сильнее. И встань боком! Это ведь азы. Спорить принц не стал: он и сам считал себя полной бездарностью практически во всём, что касалось военного дела — умел разве что неплохо стрелять из лука, и то по настроению. Зато ему прекрасно давалась математика, основы стратегии и прочие точные науки, что, однако, не уменьшало его посредственности во владении оружием. Несмотря на неудачи, сейчас Люцерис хотел учиться, и не стыдился грядущих поражений. Встав, как велел Эймонд, он поднял меч и приготовился защищаться. Люк падал и падал под градом беспощадных ударов, но после каждого поражения поднимался и слушал внимательно замечания дяди. Вскоре он стал падать реже, но всё так же проигрывал, пропуская то ловкий выпад мечом, то хлесткий удар. — Уже устал, племянник? — усмехнулся Эймонд, схватив юношу за камзол и приставив к горлу тупое лезвие, одерживая очередную победу. — Я не устал! — воскликнул Люк протестующе, отскакивая, и занёс тренировочный меч. Таргариен разоружил его одним сильным ударом и, рванувшись, повалил наземь подсечкой. Морщась от боли и потирая ушибленную поясницу, Люк приподнялся на локтях и выдохнул от неожиданности, когда наткнулся на непривычно довольное лицо дяди перед носом. Сухие губы легко коснулись его виска. — До встречи на совете, мой Лорд Стронг, — шепнул Эймонд с полуулыбкой, и быстро поднялся. Люцерис упал обратно на землю и сокрушенно застонал, прикрывая стремительно алеющее лицо руками.