Странствия Гренгуара

Действие второе. 1475 и 1483 г. «…И камень молнией разбит». Между концом первого и началом второго действия проходит несколько лет. Картина 1. 1473г. Лавка тканей. Гренгуар выбирает материю на камзол. Гренгуар (держа ткань двумя пальцами): Это сколько? Торговка: Два су. Гренгуар: Дороговато. К тому же серый и коричневый тошнотные. Вообще, у Вас есть адекватные ткани? Торговка: А какие ткани адвокатные? Гренгуар (не замечая её ошибки): Фиолетовый, синий, зелёный, алый – все с узорами серебряной нитью. Понимаете, я иду в гости к Клэр, а ее мать любит хорошо одетых мужчин, вот. Сколько за этот алый? Торговка: Три су. Гренгуар: Три? А меньше, чем за су, есть фиолетовая или зелёная… ладно, синяя со звёздами? Торговка: За такую сумму – только чёрная без никакого шитья. Гренгуар (обреченно): Валяйте. Предлагает ей деньги, в это время в лавку входит Клэр в сопровождении очень высокого лысеющего блондина со слегка брезгливым выражением на лице, Гренгуар оборачивается на шум и роняет деньги. Резко, радостно. Клэр, приветик! Собирая деньги с пола, улыбается ей. Клэр: Здравствуйте, Пьер. Гренгуар: Я так рад видеть тебя… Вас... тебя… Я вычитал, поэту лучше называть Музу на ты, кроме того, мы же ровесники (поднимается, дает деньги торговке), и что церемониться? Правда, при мадам Марианне я продолжу говорить тебе Вы, потому что… Торговка: Возьмите материю. Гренгуар (неуклюже подбирая сверток под мышку): Спасибо. Наконец замечет её кавалера. А это кто? Клэр: Теофиль Арманьяк. Мой ровесник… Гренгуар (перебивая): Почти как я! Клэр: Теофиль принадлежит к одному из благороднейших семейств города. Гренгуар: Чёрт возьми! Пауза. Извините… Клэр, годами я вижу тебя редко, хорошо, если раз в пару месяцев, и то – на улице! А поговорить удается раз в полгода, а в гости вообще никак (Арманьяк хмурится), и это безобразие! Поэт должен видеть Музу как можно чаще, чтобы вдохновение не прерывалось. Клэр (насмешливо): И как твое вдохновение, Пьер? Гренгуар: Отвратно (перекладывает сверток из-под одной руки под другую). Вдохновения навалом, только никому оно не надо. Не переписывают – ладно, это дорого, так и не слушают! Кроме мэтра Флориана и пары школяров из Сорбонны, мои стихи никому не нужны! Мечтательно. Но если они нужны тебе? Клэр: Мне нравятся твои стихи, Пьер. Гренгуар: Правда? В волнении хватает ее за руку, сверток падает у него из-под мышки. Арманьяк: Пойдем, Клэр. Направляется к выходу из лавки, Клэр, освободив руку, за ним. Гренгуар (подбирая сверток): Эй, куда, подождите, я с Вами! Выбегает из лавки. Торговка: Эй, сдачу забыл! Гренгуар возвращается и с кислым выражением лица подбирает мелочь. Картина 2. Приемный зал у Клэр. На заднем плане слуги накрывают на стол, у окна – Гренгуар и мэтр Флориан. Гренгуар: Мэтр, у меня все… Так себе. Перечитал ранние стихи – о, Божья мать, какое убожество! Как я мог читать эти сирые вирши самому С***, самому Ш***, самому К***! Беспомощные, детские сравнения! Мэтр Флориан: А Вы и есть ребёнок, Пьер. И долго им останетесь, если не навсегда. Гренгуар: Все так безнадёжно? Я никогда не смогу писать, как следует? Мэтр Флориан: Вы пишете, как Вам свойственно. Гренгуар: То есть я — бездарность? Мэтр Флориан: Отнюдь. У Вас — свой путь. Гренгуар: Объясните это С***, Ш***, К***! Мэтр Флориан: Пьер, Вы так сойдете с ума. Поймите, признанием и славой жизнь не исчерпывается. Гренгуар: А что ещё есть в ней? Мэтр Флориан: Клэр! Здравствуйте! Гренгуар: Клэр, привет! Мы тут с мэтром Флорианом говорили о смысле жизни. Клэр (с кубком в руке): И в чем смысл жизни, юный философ? Гренгуар: Что наверху, то и внизу. Мы с отцом Клодом занимаемся герметикой, это такая наука. Всё со всем связано, понимаешь? Например, твое имя свидетельствует, что твоя натура исполнена высшего света, горнего сияния. Подобно молнии, женщина с таким именем пронзает мироздание. Свет – атрибут Софии, то есть мудрости, Вечной Женственности. Свет — это Бог, как благовествует Евангелие… Широко разводит руками, задевает Клэр. Ай! Клэр: Ничего. Пьер, ты когда-нибудь молчишь? Гренгуар: Почти всегда: на лекции говорит профессор, на рынке – торговка, а в комнате – моё перо. Клэр: Кстати, Пьер, а где ты теперь живешь? Гренгуар: На улице Складской, против Сенной пристани. Комнату для меня нашел отец Клод. Бьет себя ладонью по лбу. Чёрт! Клэр, у тебя случайно нет котят? Клэр: Надо спросить у Готон, окотилась ли кошка. А зачем они тебе? В комнате на Складской водятся мыши? Гренгуар: Там и я еле вожусь. Котята нужны отцу Клоду. Клэр (весело): В Соборе Богоматери завелись мыши? Гренгуар: В голове у отца Клода. Он хочет анатомировать котят. Мне нужны мёртвые, я забыл об этом сообщить, вот. Клэр (трогает ему лоб рукой): Пьер, что с тобой? Ты болен? Мёртвые котята? Я – София? Готон (подходя): Да он всегда был болен, мадемуазель. Разве здоровые люди балуются виршами? Мэтр Флориан: Позвольте не согласиться с Вами. Большинство людей хоть раз в жизни сочинили хоть несколько строк. Просто у большинства это проходит с юностью. Но вот болезнь ли это? Гренгуар: А если и болезнь, у меня не пройдёт! Может, быть поэтом — оставаться вечно юным, даже немножко внешне, обладая при этом старческой мудростью? Закатывает глаза. «Будьте мудры как змии и чисты, как голуби», как говорит отец Клод. Мэтр Флориан: И Святое Евангелие. Осеняет себя крестом, остальные следуют его примеру. Готон, Вы хотели возразить? Готон: Скоро явятся гости, и мадам Марианна просила сказать ему, чтобы он знал своё место. Гренгуар: Да я уже запомнил – в конце стола! Клэр (с улыбкой): А что еще просила сказать мама? Гренгуар (перебивая): Да как всегда. Пародирует Готон. Через полчаса прибудут гости, Вы бы, мадемуазель, причесались, да как советует Мадам, переменили бы платье, материн совет спасет от бед. Мэтр Флориан (смеясь): Пьер, Вы не пробовали себя в качестве актёра? Гренгуар: Нет, а зачем? Вот если бы кто ставил мою мистерию, то я бы… Клэр (удивленно): Пьер, ты написал мистерию? Гренгуар: Нет, но для тебя, ко дню Святой Клары, или к какому большому празднику – запросто, вот. Готон (назидательно): В праздники следует в храм ходить, а не устраивать бесовские игрища. Гренгуар: А с Вас, Готон, я напишу тогда язычницу! С Вас, мэтр Флориан, мудрого наставника, с твоей матери, Клэр — римскую матрону, а с тебя самой – молодую и красивую христианку. Клэр: А с себя? Гренгуар: Великомученика. Клэр: Почему же? Гренгуар: Меня никто не любит. Не читает никто, кроме тебя. И мэтра Флориана. Ну и парочки соучеников в Сорбонне. Вот. Клэр: Так ты дойдешь до того, что тебя читает весь Париж! И при этом – никто не читает. Гренгуар: И я придумал себе псевдоним – Пьер Гренгуар. Клэр: И чем Гренгуар отличается от Гренгор? Готон (глядя в двери): Гости идут! Картина 3. Та же комната. За столом – гости, Клэр между матерью и Арманьяком. В конце стола Гренгуар ошалело глядит на вилку. Гренгуар: Мэтр Флориан, а это что? Этим можно выколоть глаз, пробить сонную артерию…вот. Мэтр Флориан: У Вас литературоцентризм. Это – вилка. Гренгуар: А для чего она? Мэтр Флориан: Чтобы есть. Гренгуар, зажмурившись, храбро лижет вилку, соседи пересмеиваются. Гренгуар: Мэтр Флориан, у Вас дурацкие шутки! В раздражении тыкает вилкой в кусок мяса на тарелке, дергает вверх, удивленно подносит мясо ко рту и ест с вилки. Эврика! Один из гостей: Не эврика, а соус. Гренгуар: «Эврика» по-гречески значит «нашел». Мадам Марианна (иронично): И что же Вы нашли? Гренгуар: Что я должен знать свое место. Улыбается. Нет, мадам Марианна, то, что я – достойный человек. Посудите, я знаю греческий, как орудовать этой штукой вилкой, короткий путь к Сорбонне, отца Клода, герметику, правила сложения трагедий, комедий, од… почти, вот. И все это знаю я один! Человек так разнообразен! Так велик! Мадам Марианна: Человек, на Ваше платье капает соус. Гренгуар (в ужасе): А-а-а! Камзол! Почти су за ткань, больше, чем два – портному! Поспешно стирает пятно. Арманьяк: Какая ничтожная сумма беспокоит Вас! Гренгуар: Если для Вас эта сумма ничтожна, почему бы не одолжить ее на развитие французской словесности? Мадам Марианна: Вам не стыдно попрошайничать в благородном доме? Гренгуар: Я не попрошайничаю, я пытаюсь взять в долг. Как только мою мистерию поставят, я всё верну. Тем более что Вашей дочери не жалко для меня (замечает взгляд мэтра Флориана) одобрения. Арманьяк: Клэр, ты одобряешь сумасшедших? И почему говоришь ему «ты», как брату или другу детства? Гренгуар: Потому что она моя Муза, мессир Маньяк. Арманьяк: Арманьяк! Ар-ма-ньяк, мессир… э…э… Переводит взгляд с мадам Марианны на Клэр, капает соусом на одежду, Готон приближается и вытирает. Гренгуар: Пьер Гренгуар. Мне все равно, мэтр или мессир, или никто. Зато как мы отличаемся – когда Вы пачкаетесь, Вам вытирают, мессир Маньяк. Арманьяк (еле сдерживая раздражение): Ар – ма – ньяк! Гренгуар: А какая разница – Арманьяк, Коньяк или Мышьяк – что напишут на склепе? Умрёте, и кто, кроме родни и друзей прочтёт это? Вот были бы Вы государственным деятелем… Мадам Марианна: Мессир Теофиль Арманьяк, в отличие от Вас, служит в отряде королевских стрелков – и через несколько лет получит звание капитана. Гренгуар: А я служу Музам! Поэтому, спустя сотни лет… Арманьяк (перебивая, с презрительной улыбкой): И хорошее жалование платят Вам Музы? Гренгуар (принимая вызов): Жаль, что эта монета не в ходу у власть имущих! А то я был бы побогаче Вас, мессир Мертвяк! Арманьяк: Арманьяк! Как это Вы учитесь в Сорбонне, если Вы не в состоянии выучить простейшую фамилию? Гренгуар: Я бы запомнил ее, если бы Вы запомнили мою. Но стоит ли мне утруждаться? Слава – это когда Вас знают те, кого Вы не знаете. Клэр: Хорошо сказано, Пьер. Теперь я верю, что Вы в состоянии написать пьесу. Гренгуар: Я могу и посвятить ее те… Вам. Восторженно поднимает глаза. Клэр: имя как суть. И чтобы напечатали. С миниатюрами, вот. Такими, которые я видел в одной книге в одной лавке, вот. Готон (проходя с подносом мимо Гренгуара, тихо ему): В одном месте все видели Ваши вирши... Гренгуар (опомнившись): Эй, эй, а мне? Готон! Все оборачиваются на него. Мэтр Флориан толкает локтем в бок, чтобы умолк. Вы как сорока-воровка из считалочки – этому дала, этому дала, а этому не дала. Арманьяку добавить и вина и каплуна, а мне только то, что уже было! Готон: Скажите спасибо, что Вас вообще пустили и кормят хоть чем-то! Ввалились с улицы, мололи ерунду, одеты кое-как, а еще хотите, чтобы с Вами обращались как с благородными! Гренгуар: Благородство не в предках, а в духе. Так нас учат в Сорбонне, так пишут поэты. Жанна д'Арк появилась на свет в крестьянской семье, а Изабелла Баварская – в дворянской, но всем ясно, кто благороднее! И мы должны руководствоваться в своих поступках совестью, а не лицемерием! Мэтр Флориан (тихо): Пьер, не горячитесь. Гренгуар: Да я уже испарился! Меня пригласили в гости не для того, чтобы тыкать носом в то, что я не такой, как они! Вы, Мэтр Флориан, молчите или учите, как себя вести, а потом шпыняете меня. Вы, мадам Марианна, считаете меня неподходящей компанией для дочери и лишь из ложной вежливости едва скрываете это. Вы, Арманьяк, презираете меня, завидуете, что я, в отличие от Вас – поэт и более близок Клэр ... Арманьяк: Ни слова о моей невесте! Покиньте этот дом. Немедленно. Гренгуар роняет вилку, ошеломленно оглядывается. Все молчат, никто не вступается за него. Мэтр Флориан встает. Гренгуар: Мэтр Флориан! Вы уходите со мной? Мэтр Флориан (у дверей): Скорее, Пьер! Гренгуар (медленно вставая): Клэр... Я смогу видеться с тобой? Клэр едва кивает головой. Гренгуар (улыбаясь): Ну, тогда все великолепно! Уходит, натыкаясь на слуг и производя шум. Картина 4. 1483 г. Рыночная площадь. Разгар дня, многолюдно. Через сцену тащится Гренгуар с козой на веревке. На нём видавший виды плащ, некогда бывший темно-синим, поэт бледен и растрепан. Гренгуар (проталкиваясь через толпу): Ой! Ай! Что Вы, я с животным, это моя кормилица! Джали, запомни, как они издеваются надо мною, может, передразнишь потом, утешишь бедного непризнанного поэта! Останавливается у прилавка с выпечкой, жадно вдыхает, затем вздыхает. Антигона моя! Как Эдип, брожу я по улицам этого проклятого города, и хоть бы кто помог мне! Снова нюхает булочки. И все тени жизни, тени славы! Закончил Сорбонну в числе первых учеников, был прилюдно расхвален, прочёл половину того, что покойный отец Клод – и ничего… А потом черт дернул меня потратить лучшие годы жизни на науку… Я не вылезал из библиотек, решил стать вместо поэта астрономом – и испортил зрение, потом изобретателем – но мои изобретения приносили только разрушение… Двадцать семь лет! Старость для поэта: многие из них умирают в эти годы, свершив все возможное! Смотрит на небо, вздыхает. Отец Клод, Вы – там? Или внизу? Такой конец!.. Подлянка эта любовь, вот. Надо бы написать про всё это, может, прославлюсь. В конце концов, я так часто сочинял себе биографию… Начать со дня провала мистерии, неплохо… Пока Гренгуар размышляет, коза пытается стянуть пирожок с лотка. Торговка: А ну перестань, тварь! Чему Вы учите козу? Гренгуар (спокойно): Этому ее научил не я, а голод. Козе. Ну разве ты можешь понять, что здесь всё за деньги, ты всего лишь козочка, ты – моя кормилица. Торговке. Кроме её молока, у меня уже давно нет регулярного питания, вот. Ей нужна хорошая трава, приличное сено, а где я возьму это зимой? Мэтр Флориан пропадал на несколько лет, и меня везде посылали, но теперь он вернулся и добился постановки моей мистерии в Шатле. Надеюсь, это будет лучше того безобразия во Дворце Правосудия, которое испортило мне жизнь год назад. Впрочем, единственная помощь, оказанная мне преподавателями Сорбонны, заключается как раз в этом безобразии. Видит, что торговка скучает. Вы слушаете меня? Я поэт и философ Пьер Гренгуар, о котором скоро заговорит Париж, а потом и Франция, а Вы будете рвать на себе волосы в отчаянии от того, что не захотели выслушать меня, когда я исповедовался перед Вами. Торговка смотрит на него как на помешанного. Вот Эсмеральда всегда слушала меня. Знаете, она оставила мне в наследство, кроме козочки, свою каморку. После гибели Клопена они даже хотели выбрать меня вожаком, но я отказался, потому что не мастер потрошить животы или кошельки. Но я им полезен, я знаю все улицы Парижа. Кроме того, я набрал молодёжь в актеры. Они играют куда лучше профессионалов!.. только если им растолковать, самому попрыгать по подмосткам. И вечно требуют денег, хотя могут играть и за еду. Джали вторично пытается украсть пирожок. Торговка: Тварь, ты опять?! Раз Ваша коза такая учёная, пусть она вдолбит себе в башку, что воровать нельзя! Коза пародирует торговку. А – а! Коза заколдована! В ней сидит дьявол! Гренгуар (оттаскивая козу за поводок): Не более, чем в Вас или во мне. Все мы состоим из… Джали, Христом-Богом молю, отойди… Из добра и зла… Джали, ты травоядная, а не пирожковоядная, это еда для людей… Тем, что Вы не хотите угостить меня, Вы творите зло, а тем, что слушаете меня – добро. Кстати, ещё я пишу трактат о поэзии, разумеется, в стихах, но печатать никто пока не берёт, вот. Может, мэтр Флориан поможет. Еще бы я хотел увидеть Клэр, жду-жду, а её все нет. Джали, элегически вышло, а? Коза блеет. Мэтр Флориан, верно, уже был в гостях у Клэр, а мне все никак, уехала бы мадам Марианна. Торговка: Хм. Вы принимаете меня за исповедника, что все треплетесь? Гренгуар: Увы! Никто из них меня не дослушал… И Вы, женщина из народа! Вглядывается в другой конец площади, там идет Клэр. Клэр! Клэр! Бежит к ней, тянет за собой козу. Клэр замирает, потом приближается к нему. С ней Готон, которая хмурится при виде козочки. Гренгуар: Клэр, дорогая! Я так рад тебя видеть! Так давно! Я мог только следить за тобой издали, узнавать от мэтра Флориана, от слуг (косится на Готон), только изредка здороваться с тобой! Восемь лет… но я не старею, ты – тоже… Я пытался быть ученым, мне было некогда, но я мог изобретать, только когда думал о тебе… Я молодость на науку угробил, когда понял – поэзия не нужна… А тут, год назад – надежда… И все равно невезение… Клэр, твоя мать уедет когда-нибудь ко двору? Клэр: Она уже уехала туда. Пьер… Я, конечно, рада тебя видеть, но… Джали тычется носом ей в юбку. Клэр, вздрогнув, отшатывается. Пьер, откуда у тебя коза? Гренгуар: Это мое наследство. Дальше скороговоркой. Да брака, в сущности, не было, по церкви не считается, я спрашивал у мэтра Флориана, да и у нас не было этих отношений мужа с женой, вот. Я не настаивал, она не хотела. Собственно, я женился только для того, чтобы меня не повесили во Дворе Чудес, я теперь там живу, вот. Но от судьбы не уйдёшь: кто отнял твою злую долю, обретёт ее сам. Бедняжку Эсмеральду вздёрнули, и виновен в этом знаешь кто – отец Клод! Ты не слышала? Ужасная смерть! Я напишу об этом роман, или пьесу, или поэму, или трактат, вот! Клэр (прервав его с горькой усмешкой): Пьер, ты и дальше будешь использовать всё происходящее для литературы? Чужие страдания, свои ошибки и меня? Жизнь ценна сама по себе! И не возражай мне: я спешу к портному снять мерку на свадебное платье. Я выхожу замуж, Пьер. Гренгуар (категорично): Музы не выходят замуж! Клэр: Почему же? Гренгуар (так же категорично): Музы должны вдохновлять поэтов. Резко отдергивает на поводке козу от юбки Клэр. И чего тебе так приспичило замуж? Клэр (обиженно и оттого многословно для себя): Пьер, мне следовало бы сделать это лет десять назад! Надо мной смеются, считают порченной старой девой! А всё из-за того, что жених стремился вначале заработать состояние и уважение у короля… и должен был умереть его отец, он был очень против меня… А моя мать… Она все надеялась, что король передумает женить дофина на фландрской принцессе, ждала, пока он подрастёт … Они ведь друзья с семейством де Божё, особенно с сестрой дофина, и та ей обещала, если что. Мать хотела видеть меня королевой, хотя позволяла моему теперешнему жениху и тогда представлять себя так в обществе, ведь план с дофином был её тайной … но теперь все препятствия устранены, наконец-то… Гренгуар (перебивает со злостью): А кто это такой надёжный, твой жених? Клэр (очень спокойно): Разве ты не помнишь? Теофиль Арманьяк. Гренгуар (выпуская поводок козы): Этот зазнайка! Щёголь! Напомаженный блондин! Почему женщины предпочитают тех, кто кривляется перед королём, а не на подмостках? Кто такой этот Сопляк? И ты возьмешь его убогую фамилию! Клэр (качая головой): А ты любишь меня, Пьер. Я так и знала. Гренгуар: Ерунду говоришь! Я не… я люблю тебя как Музу, как сестру, но не как женщину, иначе я бы сам сделал тебе предложение, вот! Клэр: Не сделал бы. Ты слаб, Пьер. Ты – тряпка, а не камень. Джали блеет. Гренгуар: А ты – молния… Которая разбивает камень… Я… Ты… Арманьяк… Неужели желать видеть, говорить по душам – любовь? Поэт любит Музу – но это чисто для вдохновения, это условность? Разве я люблю тебя, как мужчина – женщину? Клэр: Любишь. Иначе вспомнил бы другую условность – Прекрасная Дама трубадуров почти всегда была замужем за другим. Муза может выйти замуж и не за поэта. Гренгуар: Но… Клэр… За Арманьяка… Камень… Молния… А Теофиль? Воистину любимый Богом… Клэр, можно я приду к тебе на свадьбу? Торговка ржёт. Клэр: Чтобы расстроить её? Нет, Пьер. В шестнадцать лет я еще любила книги, теперь я живу. Если бы ты смог вести себя как следует, я, может быть, и разрешила тебе присутствовать на венчании. Поспешим, Готон. Прощай! Уходят, коза тянется за ними. Гренгуар: Как подло! Судьба! Джали!.. На краю появляется ватага цыган-попрошаек, одна цыганка приближается к Гренгуару, он пугается. С того света! Ты ведь не Эсмеральда? Цыганка: Нет. Хочешь, погадаю. Гренгуар (со вздохом): Как пожелаешь, сестра. Всё равно мне ничего не светит. Да мне и заплатить нечем. Ты знала Эсмеральду? Цыганка: Нет. Разглядывая его ладонь. Ты – поэт. Гренгуар: Так и есть. Если бы ты напророчила мне стихами! Цыганка: Попробую. Та, которой поцелуй Дашь – та лишь на смертном ложе Сможет стать тебе женой, В час, когда утратишь то, Что тебе всего дороже. Гренгуар: И это всё? Цыганка: За бесплатно – всё. Толкуй-ка сам, поэт! Гренгуар: Одни деньги повсюду, только не у меня! А стихи дурацкие, не то, что мои! Уходит, бормоча себе под нос и волоча козу за поводок. Картина 5. Несколько месяцев спустя. Окраина той же площади, Гренгуар держит за рукав мэтра Флориана и на поводке – козу. Гренгуар: … И вот, мэтр Флориан, я совсем не знаю, что мне делать, посоветуйте что-нибудь, прошу Вас! Ведь я поставил мистерию – и из ста ливров получил за нее едва десять, так как рассчитался с плотником Жеаном Маршаном, и с актёрами! Я бы сшил себе приличные плащ и камзол, но что толку! Клэр и её мать не хотят, очевидно, встречаться со мной – так к чему мне хорошо выглядеть! Вот… Я так много ждал от этой мистерии, а Клэр не пришла, хотя я передавал ей записку! Мэтр Флориан: Она была. Вы слишком суетились, и поэтому… Гренгуар: А я-то! Просмотрел все глаза! Я думал, я сразу стану известен, а меня и после мистерии в Шатле не узнают на улице! То есть как: «А, опять сумасшедший попрошайка на нужды французской литературы!» Каюсь, было дело – на камзол для выступления: ведь я сам играл, вот! Знаете, мэтр Флориан, если бы я всё-таки прославился, Клэр полюбила бы меня, поняла бы, кого… Я бы обессмертил её. Мэтр Флориан: А Вы думали, Пьер, что Клэр не нужны ни твоя известность, ни бессмертие её имени? Гренгуар: Ей-богу, не думаю: как это – не хотеть бессмертия, не хотеть славы? Мэтр Флориан: Есть еще и просто жизнь, Пьер. Гренгуар: Просто жизнь – проклятая жизнь! Она ломает мою судьбу, мэтр Флориан, она приказывает мне: «Не мечтай, не сочиняй, ты – такое же ничтожество, как все, передо мною!» Она напоминает о себе голодом, холодом, необходимостью спать, когда ночью хочется только писать и писать! Но любовь тоже из жизни, и, если приносит стихи, – не зло. Мэтр Флориан (коза пробует жевать его одежду): Любовь – не зло. Зло несовпадение двух любвей. Гренгуар: Так Вы думаете, Клэр любит этого Маньяка? Торговка с крайнего лотка: Любит – не-любит – это дело маргариток. Который день шляешься тут с козой, точно надеешься на второе пришествие! Купил бы что-нибудь! Гренгуар: Я надеюсь на чудо. Мэтр Флориан, она его любит? Мэтр Флориан: Он ей нравится, она его уважает. Гренгуар: За что? Он просто, в отличие от меня, влезает в доспехи… этикета, вот. Но он не поэт! Не то, что я! Мэтр Флориан: Он – надёжный мужчина с достатком и обладает ярко выраженной мужественностью. Гренгуар: А я – ненадёжный? Женственный?! Я сейчас не имею ни положения, ни денег, но создам ей славу в веках! А что даст ей он, кроме детей? У нее есть всё, что ценят дворяне, зачем ещё этот Червяк? Мэтр Флориан: Чтобы быть как все женщины её круга и возраста – а они уже давно замужем. За благородными и богатыми мужчинами. Пьер, Клэр хочет жить, а не мечтать о жизни. Гренгуар: А что, жить – значит продать душу условностям мира? Я люблю литературу потому, что она – лучшее в жизни… вместе с Клэр… Для меня Клэр и стихи – одно и тоже, она ведь Муза. Если бы я не писал, то сразу же осознал, что люблю, я не вынес бы безответности… не вынес бы… Смотрит на каменное изваяние на карнизе одного из домов. Мэтр Флориан, я даже по имени – материал для статуи. Я – только искусство. Я создаю искусство – и им создан. Я – изваяние, а Клэр… да, это в духе покойного отца Клода… Мэтр Флориан (хватает того за рукав), послушайте! Я – изваянье: в вышине Царю на башне над толпой, И суетливый род людской Как мошки, безразличен мне. Мне до их бед и дела нет, Я презираю их любовь, Не верю в радость их, в их боль, Для мелких чувств их я в броне. Ничто пред мной и небеса С их майским пляшущим огнём: Страшна ли статуе гроза? Что камню дождь, что камню гром! Но ясный свет глаза слепит – И камень… молнией разбит! Останавливается, как бы задыхаясь. Мэтр Флориан, это – вдохновение! Это – я! Садится на камень у крайнего лотка, Джали тыкается ему в колени, которые он охватил руками. Всего пара мгновений – и вот… вот... как там было? Я – изваянье… в вышине… Помню, помню! И камень молнией разбит! Да, была бы только жизнь, я давно бы окочурился… давно бы… А так… Вдруг заходится в кашле с такой силой, что голова ударяется о колени, Джали в испуге отбегает. Мэтр Флориан: Последнее время, Пьер, вы кашляете все чаще и сильнее. Гренгуар: Ах, пустяки! Продолжает кашлять, Джали тревожно блеет. Главное – стихи, пьесы… даже если у меня чахотка, кто, кроме Вас, да матери с сестрой, заплакал бы обо мне? А так по крайней мере… Клэр! Клэр! Резко вскакивает, оттолкнув козу, бежит к девушке. Там этот Маньяк, чёрт! Не везёт, так не везёт! Клэр и Арманьяк приближаются. Нет, я всё-таки подойду! Мэтр Флориан, подержите козу! Кидает ему поводок, проводит рукой по волосам, медленно подходит к ним. Утро… доброе… хотя я не уверен… Клэр: Доброе утро… Пьер? Гренгуар: Я не думаю, что за неделю можно измениться до неузнаваемости. Арманьяк (припоминая): А, это тот нахал, которого я один раз видел у тебя дома лет восемь назад? Гренгуар (стараясь говорить учтиво): Поэт. И Вам доброе утро, мессир Мань… Мыш… Конь… Арманьяк? Ладно, Теофиль. Кстати, Вы видели меня ещё и в лавке, когда я покупал ткань на камзол. Я хотел сказать… То есть написать… Клэр, у тебя не найдется, на чём? Просто стихи о тебе… подарок на свадьбу. Клэр: Конечно. Дает ему листок. Гренгуар: А чернильница при тебе? Арманьяк: Что за человек, у которого ничего нет! Гренгуар: Кроме таланта и любви. Говорит и одновременно пишет, положив листок на край одного из лотков к неудовольствию торговки. Клэр… Я хотел бы… Теофиль, молчите, я сделаю ошибку. Клэр… Ты простишь мне любовь к тебе? Клэр: За любовь не просят прощения. Гренгуар: Но… просто, быть может, веду себя не очень правильно… оскорбляю тебя своими чувствами… но я желаю счастья вам обоим… да, даже Вам, Маньяк, я напишу Вам эпитафию… то есть эпиталаму. Клэр улыбается, на краю сцены мэтр Флориан прикрывает рот рукой от смеха. Я хотел бы попрощаться с тобой… раз не бывать на твоей свадьбе… Смотрит на листок. Читай! Протягивает ей стихотворение, по мере чтения выражение лица Клэр меняется. Клэр: «Но ясный свет глаза слепит – и камень… молнией разбит!» Это о тебе и обо мне? Гренгуар (яростно): Да! Резко обнимает её, но сразу же нервно отшатывается, ударяясь о стену. Мэтр Флориан чуть не выпускает поводок козы, Арманьяк сжимает кулаки. А теперь я – не тряпка? Клэр (растерянно): Нет, нет… Арманьяк: Ты – нахал! Будь ты дворянином, я бы вызывал тебя на дуэль! Гренгуар: Я считаю, что мы равны – выбирайте оружие! Словом я легко одержу победу над Вами! Клэр, я люблю тебя и буду любить, но именно поэтому не стану тебе мешать… Мэтр Флориан говорил мне, что я должен поступить так, и я постараюсь, вот. Да, он сказал, что за литературой я не замечал жизни, и вот она так со мной обошлась! Клэр, прости… я никогда… всегда… любовь… Под взглядом Арманьяка его голос постепенно сходит на нет. Клэр… Я уезжаю… вот. Клэр: Куда? Гренгуар: Подальше от этого проклятого города! Я мечтал найти здесь славу и счастье – думал, они валяются на улицах, и стоит только нагнуться, – они твои, а тут только грязь! Пока они говорят, Арманьяк успевает отойти в сторону и позвать стражу. Джали тревожно блеет, но поэт ничего не слышит, поглощенный разговором. Я уезжаю, Клэр, но вернусь, и тогда ты посмотришь, кто более достоин тебя – я или этот Конь… Мышь, короче, всего лишь учтивый и любезный стрелок! НедоАмур! Арманьяк: Я, вне сомнений! Стража, взять этого нищеброда за оскорбление дворянина! Клэр, молчи, его не убьют. Обнимает ее за талию, она не противится, но смотрит туда, куда стража уводит Гренгуара. Гренгуар (чей голос постепенно все слабее за сценой): А словесную дуэль ты в таком случае проиграл! Клэр, увидимся! Мэтр Флориан, берегите козу!