Кинктябрь (завершён досрочно)

Тигнари любит, когда Сайно берет так. Опрокидывает на спину, быстро, будто наспех, но тщательно разрабатывает фенека, который уже скулит в нетерпении от перевозбуждения, хватается пальцами за его плечи, закатывая глаза от его пальцев внутри. Хочется выть от жара, от его дыхания, плакать и молить наконец удовлетворить это животное желание, пока он так бессовестно мучает, оставляя на теле ощущение своих губ и невозможно острых зубов, которые ничем не уступают зубам дозорного. Ещё Тигнари любит, когда Сайно берет сзади. Переворачивает на живот, приказывает встать в коленно-локтевую, выгнуть так по сучьи спину и поднять мешающий пышный хвост. Тигнари остаётся только скульнуть и подчиниться такому грубому в эти моменты голосу пустынного шакала, чьи сильные, крепкие руки обхватывают его тельце, ставя удобнее для себя, держит такое чувствительное основание хвоста и за плечо, чтобы фенек не двигался с места, пока сзади ощущается чужой, такой твердый и горячий член, что в первый раз дозорный кончает от одного проникновения, обессиленно падая лицом в подушки, однако это совсем не означает конец. Зелёные глаза закатываются, из горла исходит жалобный стон, который снова опускается до скулежа, который больше не прерывается, нарастая с каждым сильным толчком внутрь податливого тела, которое на все грубые ласки только подавалось ближе, чтобы взяли. Тигнари хватается руками за простынь, тянет её в стороны и едва не рвет от удовольствия, которое перерастает в напряжение. Его лицо скрыто в подушках, стоны стали куда тише, но Сайно это не устраивает. Убирая руку от плеча он хватается за темные волосы и рывком поднимает голову на себя, угрожающе рыча. — Не смей скрывать свой голос. Теперь дозорный удерживается за волосы, стоны, скулеж, молящие о бо‌льшем крики свободно вырываются из лёгких. Тигнари без ума обожает, когда Сайно налегает на него спиной, готовясь сменить темп на более быстрый, рваный, не позволяющий подстроиться и вдохнуть. Голова кружится, он не слышит и не видит, только чувствует этот бешеный темп. В какой-то момент его глаза распахиваются, лёгкие больше не вдыхают судорожно воздух, с распахнутых уст сходит совсем тихий жалобный писк, когда клыки Сайно впиваются в холку, удерживая фенека на месте. Его уши дрожат и прижимаются к волосам, по спине вниз течет крохотная струйка крови, дозорный сходит с ума окончательно, уже почти не ощущая реального мира. Изливаясь на постель снова, он чувствует наполненность чужим горячим семенем.Через несколько часов Тигнари будет стоять перед зеркалом, заручившись поддержкой измотанного соитием Сайно, осматривая свое тело. Смотря на синяки от его хватки, на глубокие царапины от его ногтей, покрасневшие бедра и совсем измотанный член. И на — Тигнари судорожно вздыхает, когда Сайно проводит своим горячим языком по укусу на загривке — на десятки следов от зубов по всему своему телу. В состоянии экстаза и желания фенек даже не ощутил некоторые из них. Напущенно обиженно он кинул Сайно о том, что тот сам будет ухаживать за этими ранами, на что возлюбленный согласно кивает, обещая все вылечить. Сам же Тигнари хотел бы всегда иметь на себе хотя бы один укус, созданный его золотым шакалом.