***
С тяжелым сердцем я последовала за служанкой Нобу вверх по лестнице и вниз по длинному коридору в богато украшенную спальню с гобеленами, украшающими стены, и живописным видом на сад внизу. Там ждал костюмер, чтобы развязать мой пояс и приготовить меня до конца ночи. Однако я не могла видеть ничего, кроме футона в центре комнаты, который был застелен белоснежными простынями для подготовки к этой ночи. Я сглотнула при виде него, и мой желудок наполнился ужасом, но я не сопротивлялась, когда костюмер потянулся сзади меня и развязал мои оби, сняв кимоно и переодев меня в простое малиновое, со слабо завязанным узлом оби, которое можно было бы почти без усилий расстегнуть. С этими словами костюмер и служанка ушли, но не раньше, чем сообщили мне, что Нобу вскоре присоединится ко мне. Как только они ушли, я еще раз оглядела комнату, когда мои ладони начали потеть, и нашла зеркало в полный рост в одном из углов. Я подошла к нему и уставилась на свое отражение, поправляя рукава кимоно и пытаясь успокоиться. Я не могла отказать Нобу в этом, я знала. Как мой данна, он был очень щедрым, и взамен он был обязан щедростью. Я вытерпела эти моменты с Доктором и Генералом, но пребывание в их постелях было не более чем кратким, неприятным опытом. С Нобу все было бы иначе. Я знала его много лет, когда была ученицей, и уже чувствовала, что переход от его друга к любовнице будет трудным. Пребывание в его постели было бы не просто неприятным опытом. Пребывание в его постели было бы смертью надежды, которую я держала в своем сердце годами. Я услышала, как открылась дверь, и когда я повернулась, то увидела Нобу, стоящего там, все еще одетого в костюм с вечеринки. С задумчивым выражением лица он закрыл за собой дверь и вошел в комнату, остановившись, как только достиг центра. Даже в тусклом свете комнаты я могла видеть голод в его глазах. Это был голод человека всего в нескольких секундах от того, чтобы забрать свою добычу, удовлетворение хищника, который преследовал свою добычу на многие мили и собирался полакомиться. — Саюри, — произнес он мое имя глубоким голосом. Мне стало казаться, что стены смыкаются надо мной. Не зная, что еще делать, я повернулась к зеркалу, сглотнув, когда услышала, как он подошел и встал позади меня. Мой лоб выступил в холодном поту, но я не пыталась сопротивляться, когда почувствовала, как он положил руку мне на талию и прижался губами к голому затылку. — Я так долго этого ждал, — прошептал он мне на кожу. — Но это стоило каждой секунды. Мои глаза наполнились слезами, но в тусклом свете он ничего не видел. Медленно он протянул руку, чтобы развязать мой халат, и молча наблюдал, как ткань смялась на моих плечах и упала на землю. Я остался только в своей тонкой майке-кимоно и кошимаки, и через несколько секунд он избавил меня и от них, оставив меня голой, а его все еще полностью одетого позади меня. Это так напомнило мне о том времени, когда барон раздевал меня перед своим зеркалом, что мне пришлось сглотнуть желчь, грозившую подступить к горлу. Он снова начал целовать меня в затылок, но со временем его губы добрались до обнаженной кожи цвета слоновой кости на моем плече и ключице, и я вздрогнула. Ни один другой мужчина, с которым я была, не ждал меня так долго; они уложили меня так быстро, как только смогли. На всю жизнь я не могла понять, почему Нобу хотел продлить это, и я молча молилась, чтобы он поторопился и покончил с этим. Нежно, он протянул руку вокруг меня и обхватил одну из моих грудей, крепко держа меня, как будто он никогда не собирался отпускать. С каждым прикосновением, которое он украл, я чувствовала, что уплываю все дальше и дальше от Председателя, и когда в мою голову пришли эти знакомые мысли тоски, боль в моей груди была такой сильной, что я почти не мог дышать. Каждый его поцелуй казался каплей воды, гасящей во мне огонь надежды, пока в моем сердце не осталось ничего, кроме ложа из холодного, мокрого пепла. — Ты – самое прекрасное создание на земле, — пробормотал он. Я знала, как много он имел в виду, но не могла найти в себе силы быть тронутой его словами. Каждая мышца моего тела кричала, чтобы я вырвалась, оторвала его руку от своей груди и бежала из комнаты так быстро, как только могла, но я оставалась неподвижной, как фарфоровая кукла. У меня не было другого выбора. Он оторвал рот от моей кожи и долго рассматривал мое обнаженное тело в зеркале. На мгновение я забеспокоилась, что он увидел ужас в моих глазах, но когда он приблизил свой рот к моему уху и сказал мне лечь, я поняла, что это не так. Я испытала одновременно и облегчение, и тревогу, но ничего не могла сделать, кроме как согласиться, что я и сделала, подойдя к футону и послушно легла на него. Я ничего не слышала, кроме биения своего сердца внутри себя, когда смотрела, как Нобу снимает куртку и отбрасывает ее в сторону. Он сделал шаг к постели, и я никогда не чувствовала себя более незащищенной, чем в тот момент, когда я была голой на футоне Нобу, без каких-либо барьеров из одежды, которые могли бы защитить меня от него, и его глаз, осматривающими каждый дюйм моей кожи. Однако когда он опустился на меня сверху, он только снова начал целовать мою шею, и поэтому, когда Нобу был занят, я, наконец, смогла закрыть глаза и попытаться убежать в свои мысли. Я молилась, чтобы все это было кошмаром, чтобы вместо этого меня поцеловал Председатель, но реальность нависла надо мной, как дождевая туча, которая отказывалась рассеяться, и я не могла избежать ее. Когда эти мысли пришли мне в голову, я не мог сдержать слез и чувствовал, как они беззвучно текут по моим щекам. Плакать было худшим из того, что я могла сделать, и я прекрасно это знала. Ни один мужчина не хочет, чтобы его любовница плакала в его постели, и если бы Матушка могла видеть меня сейчас, она бы избила меня до потери сознания за то, что я такая дура. Пока тянулись минуты, я хотела крикнуть Нобу, чтобы он взял меня и покончил с этим, но он не хотел. Он целовал меня так, как будто я была сладка, как мед, и он никогда не мог бы насытиться, как будто он скитался по пустыне неделями, и я была его первым вкусом воды. Его губы обожали меня, и все же я не чувствовала ничего, кроме страдания. Я не мог сдержать слез, хотя отчаянно пыталась. Казалось, что внутри меня прорвалась плотина, за которой держалась вся моя печаль, и теперь ничто не мешало ей вылиться наружу. Внезапно, словно почувствовав неладное, Нобу посмотрел на меня и, заметив гримасу на моем лице, то, как были зажмурены мои глаза, как блестели от слез щеки, остановился и отстранился. — Ты этого не хочешь — заметил он, тяжело дыша. В шоке я открыла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как он нахмурился и свесил ноги с футона, отворачиваясь от меня. Я в оцепенении села, мои щеки были мокрыми от слез, а плечи дрожали. Я не осмеливалась дотянуться до него или заговорить, и после долгого молчания, когда ничего не было слышно, кроме звука нашего дыхания, он зарычал. — Очень хорошо. Я не буду тебя заставлять. Я дышала так тяжело, что чувствовала, что вот-вот упаду в обморок, но даже когда облегчение разлилось по моим венам, оно смешивалось с еще более сильным чувством вины. Я чувствовала, как подавлен Нобу, и я сделала знак себе сказать что-нибудь, чтобы успокоить его. Однако я не могла найти слов, и в конце концов вместо него заговорил Нобу, его слова были резкими и едкими. — Это из-за этих шрамов, не так ли? Мой отвратительный обрубок руки? — проговорил он сквозь стиснутые зубы, хотя я слышала печаль в его голосе. — Это вызывает у тебя отвращение. Когда я слушала, как он говорит, я почувствовала, как на глаза навернулись новые слезы. Мой голос дрожал, когда я пыталась говорить. — Нобу-сан. — Ты не хочешь, чтобы в твоей постели было половино мужчины. Это все, что ты можешь видеть, это отталкивающее лицо. Это все, что видит мир, — усмехнулся он. — Даже ты, Саюри, мастер обмана! Даже ты не можешь скрыть своего ужаса. Я хотела сказать ему, что его появление вовсе не было истинной причиной моих страданий, но слова застряли у меня в горле, и даже если бы я сказал их, я сомневалась, что он мне поверит. Я ничего не могла сделать, кроме как прижать руки к телу и слушать, как он швыряет в меня свои слова, грубым голосом и полоным гнева. — Я не заставлю тебя отдаться мне, мистеру Ящерице. Я не допущу, чтобы тебя тошнило от моих прикосновений. Отчаявшись утешить его, я потянулась, чтобы положить руку на плечо Нобу, но он яростно стряхнул его и поднялся на ноги, прошел через комнату и потянулся вниз, чтобы надеть сброшенную куртку. Как только он это сделал, он просто стоял там, повернувшись ко мне спиной, тяжело дыша. На дрожащих ногах я поднялась, чтобы встать, и поспешно надела халат, чтобы прикрыть наготу. Как только я это сделала, я подошла к нему и остановилась в нескольких футах от него, не зная, что сказать. Может быть, я вообще ничего не могла сказать; Нобу выглядел таким разъяренным, что был похож на вулкан, готовый взорваться даже при малейшем возмущении. Я никогда не видела его таким разъяренным, но в то же время я поняла, что никогда не видел его и таким стыдящимся своего покрытого шрамами тела. Каким-то образом он казался меньше, почти как если бы он сжимался в себе. Наконец, глубоко внутри себя я нашла в себе смелость заговорить. — Вы не вызываете у меня отвращения, Нобу-сан. — Не лги мне. — Я не лгу! — воскликнула я, забыв на мгновение, кто он, и кто я, и что большинство гейш никогда не осмелились бы так смело говорить со своим данна. Я снова положила руку ему на плечо, и снова он стряхнул меня. Однако, на этот раз, я не был доволен тем, что позволила ему оттолкнуть себя, и с силой, о которой я не знала, схватила его за плечо и заставила повернуться ко мне. Наполовину ошеломленный и все еще в ярости, Нобу ничего не сделал, кроме как посмотрел на меня, и я повторила: — Я не лгу. Его ноздри раздулись от гнева, глаза горели яростью. Он был похож на быка, готового броситься в атаку, но не отодвинулся. — Тебе всегда было противно смотреть на меня? — выплюнул Нобу. — Ты всегда считал меня чудовищем? — Нет!— Я покачала головой. — Я никогда не... — Ты гейша! — Он выплюнул слово «гейша», как будто оно показалось ему отвратительным. — Ты лжешь так же легко, как дышишь. — Я не лгу вам, Нобу-сан. Пожалуйста, поверьте мне. Он выглядел совершенно неубежденным, и выражение его лица как будто манило меня доказать это ему, ибо, может быть, мои слова могли легко лгать, но мои действия не могли. Внезапно я понял, что должен делать. Когда я приблизилась к Нобу, мои глаза были широко раскрыты, я почувствовала, что не контролирую свое тело; я была марионеткой, за ниточки которой дёргала, быть может, рука судьбы. Мое сердце колотилось, и я слышала, как кровь стучит в ушах. Я не знала, что я делаю и почему я это делаю. Почему-то я знала только то, что должна. И тогда я сделала это - я положила обе руки на его щёки, подняла свое лицо к нему и осмелилась нежно поцеловать Нобу в щеку, покрытую шрамами. Я никогда не была так близка к другому человеку, и я никогда не испытывала такого интимного поцелуя. Его шрамы были грубы под мягкостью моих губ; я никогда раньше не видела их вблизи, но почему-то я как будто даже не заметила ран. Когда я отстранилась и встретилась с ним взглядом, у меня перехватило дыхание, и я на мгновение испугалась, что он зарычит и оттолкнет меня в сторону. Однако Нобу не двигался, и на его лице было выражение изумления, которое сразу же сказало мне, что никто никогда не осмеливался подойти к нему так близко раньше. Я почувствовала перемену в воздухе между нами, и весь гнев, казалось, вырвался из него. Глядя на Нобу, я поняла, что мой поцелуй полностью разрушил его. Я поставила под сомнение все, во что он когда-либо верил о своей внешности, и в тот момент он был похож на человека, пытающегося встать на ноги после того, как его повалили на землю. — Я не вижу чудовище, когда смотрю на вас, Нобу-сан, — выдохнула я, слова слетели с моего рта в один долгий выдох. — Я вижу только человека. Мы молча смотрели друг на друга еще мгновение, оба были слишком удивлены, чтобы пошевелиться, а затем Нобу, выглядевший более растрепанным, чем я когда-либо видела его, вырвался и сделал шаг назад к двери. Он колебался, казалось, что не знает, что сказать, но, наконец, повернулся ко мне и кивнул. — Спокойной ночи, Саюри. Я поклонилась ему в ответ, хотя меня так сильно трясло, что это было не что иное, как легкий кивок моей головы. — Спите спокойно, Нобу-сан. Мы оба знали, что после того, что случилось, он не будет спать спокойно сегодня ночью, и я тоже. Возможно, я не осознавала этого тогда, но та ночь ознаменовала первый настоящий сдвиг в отношениях между Нобу и мной, когда для столь многих лет она оставалась неизменной. Я не могла сказать, откуда я это знала, но сам мир как-то накренился, и связь, связывающая нас двоих, вдруг стала сильнее, чем когда-либо прежде.***
Рано утром следующего дня приехала машина, чтобы отвезти меня обратно в Гион. Я не думала, что увижу Нобу перед отъездом, но как только водитель загружал мои вещи, он появился из дома и подошел одетый, как будто сам собирался куда-то ехать. Я приветствовал его поклоном. — Нобу-сан выглядит хорошо отдохнувшим этим утром. Я не могла притворяться, что вчерашняя ночь не была в моих мыслях, и хотя она, казалось, была и в его мыслях, он не упомянул о ней. — Я пришел проводить вас, — сказал он. — Я уезжаю в Осаку через несколько часов. Меня не будет еще неделю, может, дольше. — Тогда я пожелаю Нобу-сану удачи и буду ждать его возвращения. Он долго смотрел на меня с созерцанием, а затем, без предупреждения, двинулся ко мне, пока не оказался так близко, что я могла почувствовать тепло его тела на моем. Сбитая с толку, я посмотрела на него, но прежде чем я успела спросить, что он делает, он схватил меня за руку, притянул к себе и нежно поцеловал в губы. Поразительно, но моей первой реакцией не было ни отвращения, ни печали, хотя до вчерашнего вечера, возможно, так оно и было. Я была удивлен больше всего на свете, пока не поняла, что меня никогда так страстно не целовал ни один мужчина. Всех мужчин, которых я знала, беспокоило лишь случайное неловкое прикосновение их губ к моим, и даже тогда это было скучно, нерешительно. Это ощущалось по-другому, почти как если бы Нобу изливал в меня самые глубокие, самые тайные части себя, даже если мои губы почти не шевелились под его губами. К тому времени, когда мы расстались, я был переполнена множеством чувств - шоком, очарованием, печалью, страданием и был слишком сбит с толку, чтобы знать, что я должна чувствовать. — Я буду думать о тебе, пока буду в Осаке, — сказал он через мгновение. — А я... — я сделал паузу. — И я буду думать о данна-сама. Это был первый раз, когда я назвала его так, и Нобу выглядел удивлённым, так как он был так же непривычен к тому, чтобы к нему обращались как к данна-сама, как я обратилась к нему так. Я никогда не знала его как кого-то другого, кроме Нобу-сана, и хотя я еще не знала, что делать с этой переменой между нами, он казался очень довольным, услышав, как я обращаюсь к нему таким образом. Попрощавшись с ним, я села в машину, и, когда водитель начал уезжать, я выглянула в заднее окно и увидела, что Нобу все еще стоит на обочине и смотрит на меня. Наши взгляды встретились, и хотя я не знала почему, я не отводила от него взгляда, пока водитель не свернул за угол, и он не скрылся из виду. Я провела остаток пути обратно в Гион, думая о Нобу со странным чувством в глубине живота. Я никогда не видела его более расстроенным, чем прошлой ночью, и в некотором смысле это очень сильно изменило мое восприятие его. Я чувствовала к нему большую привязанность, чем прежде, хотя моя тоска по Председателю оставалась похороненной глубоко в моих костях. Я поняла, что тоска по Председателю вошла у меня почти в привычку, и вдруг я подумала, что было бы, если бы это перестало быть привычкой, потому что, возможно, я был недовольна Нобу как моим данна только потому, что я сделала на мой взгляд, чтобы быть так. Возможно, я не дала Нобу должного шанса и просто закрыла себя от всех возможностей счастья с ним. Но как же я могла этого не сделать, если столько лет крепко держалась за свою любовь к Председателю? Я не могла заставить себя полюбить Нобу, как бы я ни старалась, как бы я ни хотела. Я действительно хотела, если честно. Если бы я могла забыть Председателя и начать заботиться о Нобу, я воображала, что была бы намного счастливее. Я бы не лежала без сна по ночам, не могла уснуть, думая о мужчине, которого у меня никогда не было бы. Я бы не стала проводить каждую секунду с Нобу, желая, чтобы он был кем-то другим, когда Нобу действительно был великим человеком сам по себе. Ни с того, ни с сего я вспомнила то, что Мамеха сказала мне перед войной, когда Нобу впервые предложил себя в качестве моего данна. — Нобу, безусловно, станет для тебя вызовом. Он слишком хорошо знает свой собственный разум. Я не удивлюсь, если он ожидает от тебя большего, чем Барон ожидал от меня. Я уже знала, что Нобу был требовательным человеком, а также тем, кто не терпит разочарований и неудач. Однажды я сказала ему, что боюсь, что никогда не смогу жить по его стандартам, осуждающим меня, и даже сейчас эти слова были для меня правдой. Я также знала, что ему потребуется больше внимания, чем большинству покровителей, потому что он не женат. Было ли это из-за его внешности или общего презрения к женщинам, я не знала, но у меня не было сомнений, что в эмоциональном отношении он будет ожидать от меня большего, чем барон ожидал от Мамехи. "Но, — подумала я со знакомым чувством пустоты, наполняющей меня, — если он ожидал, что я действительно буду любить его как мужчину, то я полагаю, что ему придется терпеть разочарование." Я была совершенно ошеломлена всем этим и провела остаток поездки в каком-то туманном, запутанном состоянии, разрываясь между моей привязанностью к Председателю и путаницей эмоций к Нобу, в которой, как я боялась, я никогда не смогу разобраться.***
Пока Нобу не было, я продолжала развлекать, посещать маленькую школу и танцевать, как обычно, стараясь полностью выбросить Председателя из своих мыслей. Какое-то время мне удавалось убеждать себя, что мой план срабатывает, но однажды вечером возле чайного домика Мизуки, идя от одного мероприятия к другому, я обнаружила, что жестоко ошибалась. Я шла по улице одна, наслаждаясь ароматом прохладного свежего воздуха, когда вдалеке заметила мужчину, выходящего из машины на улицу. Сначала я мало думал об этом, пока не подошла поближе и не разглядела его получше. В тот момент, когда я увидела, что это был Председатель, меня словно пронзил разряд электричества. Он остановился, как только заметил меня, и, чуть не закружившись от восторга, я подошла к нему и поклонилась . — Председатель, — мне удалось изобразить относительное самообладание, хотя мое сердце колотилось так сильно, что казалось, оно вот-вот выпрыгнет из груди. — Я рада видеть, что вы так хорошо выглядите. — Ах, Саюри. — Он одарил меня легкой улыбкой, которая меня загипнотизировала. — Ты выглядишь красивее каждый раз, когда я вижу тебя. — Председатель слишком добр, — улыбнулась я. Прошла минута молчания, а затем я спросила его кое-что, что было довольно неожиданно для меня. — Может быть, Председатель прогуляется со мной? Я давно его не видела, а сегодня прекрасная ночь. Раньше я никогда бы не осмелилась попросить его о чем-то подобном, но теперь я так отчаянно хотела его увидеть, что готова была сделать почти всё ради нескольких драгоценных минут в его присутствии. Удивление отразилось на его лице на мгновение, но он, тем не менее, кивнул. — Нет ничего лучше, чем компания старого друга, чтобы начать вечер на правильной ноте, я полагаю. Когда я слушала его речь, я была переполнена такой великой радостью и печалью, что мне хотелось плакать и громко смеяться одновременно. Мы начали неторопливую прогулку по улице, мокрой от недавнего дождя. Желтые огни ближайших фонарей отражались от луж, делая их почти такими, как если бы они были сделаны из расплавленного золота. — Я видел Нобу-сана несколько дней назад в Осаке, — через мгновение сказал Председатель. В тот момент, когда он упомянул Нобу, мое счастье от того, что он был со мной, увяло, и реальность того, что статус Нобу как моего данна навсегда закрыла меня от него, ударила меня, как если бы я получила от этого пощечину. — Должен сказать, я никогда не видел его таким счастливым. Пока я был с ним, он ни на кого не срывался, и даже его секретарша, казалось, была в гораздо лучшем расположении духа. Нобу-сан обычно доводит бедную женщину до слёз, по крайней мере раз в неделю, но я полагаю, что она должна благодарить вас за его хорошее настроение. Я сглотнула и попыталась скрыть свое разочарование, потому что лучше поговорю с Председателем о чём угодно на свете, чем об этом. Я только и делала, что нерешительно ухмылялся. — Я рад слышать, что у Нобу-сана все хорошо. — Его жизнь была нелегкой, Саюри. Он был презираем любовью давно. Я не верил, что он когда-нибудь снова сможет заботиться о ком-то так, как заботится о тебе, — сказал мне Председатель. Я посмотрел на него с замешательством. — Презираемый любовью? Председатель остановился, чтобы подумать, и на мгновение я подумала, что он не скажет мне, что он имел в виду. Наконец, он объяснил: — Много лет назад, перед тем, как отправиться воевать, Нобу был помолвлен. Он никогда не называл мне ее имени, но любил ее больше всего на свете и верил, что она любит его в ответ. был ранен... — Он замолчал и нахмурился. — Примерно через месяц после того, как он был ранен, она пришла навестить его в больнице. Я не думаю, что кто-то сказал ей, насколько серьезными были его травмы, потому что она была так напугана ими, что прямо тогда отменила их помолвку и там, когда он все еще лежал на больничной койке. Я был удручена, и мое сердце болело за Нобу. Он мрачно продолжал: — Она сказала ему, что никогда не выйдет замуж за мужчину с половиной руки и половиной лица. Это были очень жестокие слова, и я уверен, что он никогда этого не забудет. По сей день он никогда не был женат, не веря, что какая-либо женщина когда-либо сможет видеть дальше его внешности. — Председатель снова сделал паузу. — Я счастлив, что он снова нашел кого-то. Счастливее, чем я могу сказать. Он хороший человек, Саюри, лучший из всех, кого я знаю. И я уверен... Некоторое время Председатель ничего не говорил. Наконец, он посмотрел на меня и улыбнулся, опять с оттенком необъяснимой меланхолии в глазах. — Я уверен, что он будет к вам добр. Он долго смотрел на меня, как будто был чем-то глубоко опечален, но я не верила своему голосу, чтобы быть достаточно твердой, чтобы спросить, что его так беспокоит. Мне потребовалось некоторое время, чтобы снова обрести голос, и когда я это сделала, я вдруг поняла, как долго я удерживала Председателя, а также как ужасно я опоздала на свою следующую помолвку. — Председатель должен меня простить, — мягко сказал я. Атмосфера между нами была сгущенной, и мне было больно осознавать, что во время прогулки мы говорили только о Нобу. — Я потеряла счёт времени. Я должна быть на пути к моей следующей помолвке. — Спокойной ночи, председатель. Он кивнул и с той же лёгкой грустью сказал: — Тогда прощайте, Саюри. С этими словами он ушёл, исчезнув в соседней чайной и захлопнув за собой дверь. Я смотрела, как он молча уходит с улицы, чувствуя себя так, как будто я оказался одна на острове посреди моря, и моя последняя надежда на спасение только что уплыла.***
Нобу задержали в Осаке дольше, чем ожидалось, и я не видела его более двух недель. Я начала думать, что, возможно, мои опасения по поводу того, что он слишком часто требует моего общества, были необоснованными, ибо, хотя он и не был женат, он был почти женат на своей компании. Тем не менее, я была благодарнв за его отсутствие, потому что это дало мне время подумать. Однако всякий раз, когда я подумывала о том, чтобы попытаться забыть Председателя, мое упрямое сердце отказывалось думать об этом, и моя грудь так сильно сжималась от тоски, что в один ужасный момент я подумала, что, возможно, я погибну от горя прямо здесь и сейчас. На следующий день после возвращения Нобу он запросил мою компанию в чайном домике Комория для неофициальной вечеринки, организованной каким-то подрядчиком для Iwamura Electric. Меня обрадовало это приглашение, так как я действительно наслаждался обществом Нобу; и после ночи в его поместье и после рассказа Председателя мне показалось, что я поняла его гораздо лучше. Я выбрала бледно-зеленое кимоно с узором из калл и жёлтое поясное платье, расшитое простым геометрическим узором из бриллиантов. В последнюю минуту я нашла гребень, которую Нобу дал мне очень давно, и в импульсивном порыве вложила ее в свой навощенный, похожий на подушечку для иголок пучок, забравшись в ожидавшую рикшу вскоре после этого. Как только я прибыла, одна из служанок провела меня на вечеринку, и я нашла Нобу, сидящего с другим мужчиной, выглядевшим так, как будто он изо всех сил пытался обменяться с ним любезностями, в чём он никогда не был хорош. Когда он заметил, что я вошла, он посмотрел на меня с благодарностью, как будто я спасла его, и повернулся ко мне лицом, когда я поклонилась. — Нобу-сан, — поздоровался я, опускаясь на колени рядом с ним. — Вы выглядите сегодня довольно напряжённым! Могу я налить вам саке? Он покачал головой. — У дурака рядом со мной было так много, что я думаю, что я напился только от перегара. — Возможно, вам всё равно стоит выпить. Нобу-сан так хмурится, что можно подумать, что он на похоронах, а не на вечеринке. — Бизнес в Осаке занял гораздо больше времени, чем следовало бы, и ни к чему не привел. — Он взглянул на меня, и его глаза смягчились так, как они бывало только рядом со мной. Его хмурый взгляд начал исчезать. — Но ты права. Я не должен быть несчастным, не тогда, когда ты рядом со мной. Я собиралась открыть рот, чтобы ответить, когда мужчина с другой стороны от меня взглянул в мою сторону, нахмурил брови, как будто он не мог до конца поверить в то, что увидел, и наклонился ко мне поближе. — Я что, слишком много выпил? — пробормотал мужчина лет тридцати. — Или богиня спустилась с небес, чтобы преклонить колени рядом со мной? Я улыбнулась, на мгновение отвлекшись от Нобу. — Должно быть, первое! Но вы очень любезны, что так говорите. Большинство мужчин, которые напивались в чайных домах, обычно имели хорошее представление о том, что приемлемо, а что нет, но этот явно не знал. Я не знала, было ли это потому, что он был новичком в Гионе, или потому, что он был опьянён сверх разума, но не прошло и секунды, как он протянул руку и дёрнул мой подбородок вверх, чтобы посмотреть мне в глаза. — Я никогда не видел таких глаз, как у тебя, — икнул он. — Это как смотреть на море, не так ли? Или на небо. Я мог бы смотреть на них часами! Рядом со мной я чувствовала растущее раздражение Нобу и отстранилась от прикосновения мужчины со всей вежливостью на которую была способна. — Теперь, может быть, вместо этого я могла бы налить вам еще немного саке? Смотреть в мои глаза, в конце концов, вам надоест, но пить саке никогда не бывает скучно. Он покачал головой и с громким смехом обнял меня за плечи, резко дёрнув меня в сторону. Мне пришлось сдержать себя, чтобы не закричать от удивления, так как я никогда не видела, чтобы мужчина обращался со мной так грубо, но я не издала ни звука и изо всех сил старалась сохранить приятное выражение лица ради Нобу. — Я могу достать саке где угодно в Японии! А такую красавицу, как ты? Я не найду такой больше нигде в мире! — он снова засмеялся, как будто пошутил ужасно остроумно. Когда мне удалось повернуть голову достаточно, чтобы посмотреть на Нобу рядом со мной, я почти увидела исходящие от него волны ярости. Он и так сегодня вечером был в скверном настроении, и поведение пьяного мужчины по отношению ко мне только ухудшило его. Глаза его были сужены, челюсть крепко сжата, и мне показалось, что я вижу неестественно пульсирующую жилку на его лбу. Неожиданно, я услышала слова Нобу, которые заставили меня замереть. — Убери от нее свои руки. Мужчина тут же отпустил меня, и я посмотрел на Нобу с трепетом, поскольку я могла чувствовать опасную перемену атмосферы. Пьяный мужчина сумел, спотыкаясь, подняться на ноги и пошатнулся к Нобу, который тоже вскочил на ноги со сжатым кулаком. — Кто ты такой? — пробормотал он. — Президент Iwamura Electric. И гораздо более великий человек, чем ты когда-либо будешь, — невозмутимо сказал Нобу. Окружающие нас люди начали обращать на это внимание перестав разговаривать. Сглотнув, я поднялась на ноги и повернулась к Нобу, выдавив ему улыбку. — Нобу-сан, это ничего. Успокойтесь, пожалуйста. — Что ты собираешься делать, ударить меня? — мужчина захихикал сзади меня. — Я, может быть, и пьян, но зато у меня есть обе руки! Конечно, нет ничего, что Нобу ненавидел бы больше, чем насмешки из-за его отсутствующей руки, и мои глаза тревожно расширились. Это оказалось последней каплей для Нобу, и с низким рычанием он протиснулся мимо меня и бросился на мужчину. Я вскрикнула от отчаяния, наблюдая, как вспыхивает драка, когда Нобу нанес первый удар, но ужасно промахнулся и споткнулся вбок. Другому мужчине, однако, не намного лучше, но он нанес удар и немного отбросил Нобу назад. Я ничего не могла сделать, кроме как в ужасе смотреть, зажав рот руками. Вскоре стало очевидно, что дела у Нобу совсем плохи, но, каким бы упрямым он ни был, он не собирался отступать. Драка закончилась только тогда, когда хозяйка чайного дома вбежала в комнату и втиснулась между двумя мужчинами. Я заметила, что Нобу, казалось, был готов снова наброситься на человека, поэтому я встала перед ним, прижав руки к его груди, чтобы он не двигался. — Хватит, Нобу-сан. Дело сделано, — сказала я ему. Когда я заметила, что он истекает кровью из неглубокого пореза на лбу, я нахмурились. — Вы ранены. Вот, пойдемте со мной. Мы приведём вас в порядок. Тяжело дыша, он неохотно последовал за мной в одну из пустых комнат с татами и подождал, пока я попрошу служанку принести мне полотенце и спирт, чтобы протереть порез на его голове. Я усадила его и встала на колени рядом с ним, и, пока мы ждали служанку с припасами, мы стояли там в напряжённой тишине, а Нобу сердито смотрел на меня и скрипел зубами. Как только она их принесла, я намочила тряпочку спиртом и приложила к окровавленному порезу на его лбу. Нобу зашипел от боли, но я не отстранилась, и через мгновение его гнев, казалось, рассеялся. — Должна сказать, я удивлена, — тихо заметила я, промокая порез. — Я никогда не знала, что Нобу-сан может решить свои проблемы с помощью насилия. Он коротко и раздраженно вздохнул. — Нет. Но я не мог сидеть сложа руки и смотреть, как он хватает тебя, как животное. Я буду бороться за твою честь, Саюри. Я усмехнулась. — Нобу-сан определенно доказал мне это сегодня вечером. — Я должен был предвидеть это, — Нобу стиснул зубы и расслабил напряжённые плечи. — Этот дурак еле стоял, а я в бою одной рукой бесполезен. Я не думаю, что мне удалось его хоть раз ударить. Что это было за зрелище: пьяный и однорукий дерутся посреди чайного дома! — вздохнул он, вдруг помрачнев. — Я выставил себя дураком, не так ли? Я не знала, что на это ответить, и поэтому ничего не сказала, не сводя глаз с его пореза. Он воспринял это как подтверждение и усмехнулся. — Посмотрите на меня, бушующего как идиот. Я не знаю, что на меня нашло. — Внезапно он заметил гребень в моих волосах. — Ты носишь гребень, которую я тебе дал. — Я ждала, что Нобу-сан заметит, — улыбнулась я. — Но я боюсь, что он был слишком занят нанесением ударов, чтобы смотреть на меня. Закончив промывать его рану, я убрала тряпку и отложил ее в сторону, а Нобу все это время внимательно наблюдал за мной. Я думала, что он собирается что-то сказать, но все, что он сделал, это взглянул на часы и поднялся на ноги. — Уже поздно, — сказал он. — И все эти ссоры меня утомили. Боюсь, сегодня вечером я был не очень хорошей компанией, Саюри. — Это не ваша работа — быть хорошей компанией, Нобу-сан. Это моя. — Должно быть, какая ужасная работа! — он покачал головой, когда я начала провожать его к двери. — Я не знаю, как ты с этим справляешься. Как только мы подошли к двери, я остановилась и сказал ему: — Честно говоря, иногда я тоже не знаю, как справляюсь, Нобу-сан. Мои слова были наполнены смыслом, и он, казалось, заметил это, поскольку выражение его лица на мгновение стало мрачным. Но мрачный взгляд исчез почти так же быстро, как и появился, и он распахнул дверь, сделав шаг в темноту. Я стала кланяться на прощанье, но он остановился едва ли не через секунду и оглянулся на меня. — Этот гребешок тебе очень идёт, — заметил он наконец. — И ты по-прежнему такая же потрясающая, как и в тот день, когда я подарил его тебе. Нобу часто делал мне комплименты из ниоткуда в своей короткой, грубой манере, но по какой-то причине сегодня вечером я была застигнута врасплох, и мне потребовалось время, чтобы не забыть поклониться в знак благодарности. Нобу кивнул в ответ и, не сказав больше ни слова, повернулся и ушёл.