Весомая причина вернуться

Город спал. Укрылся пушистым белым одеялом и смотрел сны, пока Джоанна и Кристиан брели к метро в лучах рассвета. Прошлая ночь была… гениальной. Прицепилось к Джоанне это французское словечко, и оно подходило как нельзя лучше. Они с Кристианом проговорили всю ночь. Вспоминали ситуации из жизни, которые хотели бы изменить, делились воспоминаниями. Джоанна рассказала, как в детстве мечтала быть Элли из «Волшебника из Страны Оз»: вжух — и переместиться в волшебный мир. Кристиан смеялся: он был бы там одновременно и Страшилой, и Львом, и Дровосеком, потому что у него нет ни ума, ни смелости, ни сердца, хотя больше бы ему, несомненно, подошла роль Тотошки. Джоанна была так возмущена, услышав это, что не нашла слов. На помощь пришла щекотка. Кристиан до жути ее боялся, и Джоанна остановилась только тогда, когда он пообещал больше не говорить о себе плохо. Это было одним из главных открытий этого вечера: Джоанне важно, чтобы Кристиан не думал о себе плохо. Но было и другое открытие: ей хотелось касаться Кристиана. Подбадривающе хлопать по плечу, утешающе обнимать, дерзко тормошить волосы, тыкать пальцами под ребра, щекотать, брать за руку, чтобы привлечь внимание. Она ничего не могла с собой поделать! Пыталась притормаживать себя, но ее тело будто жило своей жизнью, привыкло к этим незначительным прикосновениям и не хотело понимать, что теперь Кристиан ей не принадлежит. Вернее — принадлежит не ей. А уж как горели губы! За прошедший день она ловила себя на мыслях о поцелуях, наверное, тысячу раз! Джоанна-Джоанна! Нужно с этим что-то делать! Она искоса взглянула на него. Всю дорогу от дома Флоранс Кристиан молчал. Отрешенно смотрел на снежное покрывало, изредка шмыгал носом. Казалось, мыслями он был совсем не здесь. Наверное, соскучился по Бене, расстраивался, что канун Рождества провел вдали от нее. Радость от прошедшей ночи начала потихоньку сдуваться, как воздушный шарик, в котором появилась маленькая дырочка. Ну конечно! Какая она идиотка! Давай, Джоанна, воруй прикосновения, касайся невзначай руки, убирай снежинки с волос! Это все, что тебе светит. Кристиан любит Бене, выбрал Бене, а все, что досталось тебе, — это травма головы, пока ты искала его по городу. Джоанне стало так обидно, что на глаза навернулись слезы. Она всхлипнула. — Что случилось? Кристиан дернул ее за рукав, заставляя остановиться. — Да ничего, не бери в голову… — Джоанна!.. В его глазах была тревога. «Ну зачем ты так делаешь? Зачем даешь мне надежду?» — Просто… там, у Флоранс… — Что?.. — Там было так хорошо. Лицо Кристиана — ледяная маска. Никак не угадать, что он чувствует. Только глаза горят двумя углями. Если бы он сделал к ней хотя бы полшага, если бы показал, что жалеет… — И я… Давай, Джоанна, делай из себя посмешище! Дари сердце тому, кому оно не нужно… опять! Боже, ты же потеряла память, чтобы забыть его, зачем влюбляешься снова? — …Я очень соскучилась по дому. Лицо Кристиана холоднее снега. И внутри Джоанны все обмирает от этого холода. Особенно, когда с его бледных губ слетает: — Я тоже скучаю… *** Интересно, Каю было больно, когда осколок зеркала попал ему в глаз, заморозил сердце? Кристиану вот больно. Ему кажется, что кусок льда движется в его груди, разрывает плоть. Жестокая насмешка судьбы! Каждое событие прошлого дня будто новый виток изощренной пытки. Оставить их с Джоанной вдвоем. Заставить его согревать ее в объятиях. Подарить ему ночь разговоров с ней, ее близости. Когда каждое ее прикосновение — как ожог. Когда звук ее голоса, ее смех, ее шепот — мука. И все ради чего? Чтобы они снова вернулись к друзьям, к Бене, стали чужими? Друзья! Она говорит, что теперь они друзья. Это Джоанна-то ему теперь друг? Как Элен? Как Лали? Кристиану самому хочется удариться головой посильнее, чтобы тоже потерять память. Может, тогда бы они и смогли стать друзьями, но не сейчас. Ведь стоит ему закрыть глаза, и он видит, как наяву, и веснушки на ее плечах, и родинки на пояснице, и… Как он может быть ей другом, когда точно знает, какая бархатная у нее кожа, когда он касается ее губами? Как сладко она пахнет? Проще в петлю! Париж кажется вымершим. Кристиан ловит себя на мысли, что не хочет никого видеть. Хочет остаться с Джоанной последними людьми на Земле. Тогда у него был бы шанс… Или чтобы дорога до метро была бесконечной. Чтобы они шли и шли, чтобы не нужно было ничего говорить, чтобы она всегда была рядом. Мысли прерывает всхлип. Кристиан не выносит ее слез. Невольно вспоминается, как она плакала, признаваясь, что изменила ему с Джоном Вандером. От этого в ушах начинает стучать кровь, и Кристиан едва может дышать, почти ничего не слышит. Но слова Джоанны все-таки прорываются к нему: — …Я очень соскучилась по дому, — говорит она. И Кристиан понимает, что безвозвратно ее потерял.