ОмНаноны. Сборник зарисовок

Нанон оглядывается по сторонам и убеждается, что в коридоре они одни. Подходит к Павату, вторгаясь в личное пространство. На слегка удивлённый взгляд последнего говорит совершенно обыденным тоном: - На тебе сегодня такая красивая рубашка, могу я потрогать текстуру? – и, не дожидаясь разрешения, кладёт ладонь на грудь, чуть поглаживая ткань, рассматривая узоры. Ом наблюдает за его рукой, не шевелясь, и Нанон позволяет себе обнаглеть чуть больше: - У неё есть второй слой? Кажется, есть... – проскальзывает пальцами между пуговиц, проводя ими по коже, "ощупывая" ткань изнутри. Короткий тёплый выдох Павата заставляет Нанона поднять взгляд и о, это то, чего он добивался. Ом смотрит чуть расфокусированным взглядом и тихо произносит: - Что ты делаешь? - Трогаю ткань? – отвечает вопросом на вопрос Нанон, продолжая поглаживать тыльной стороной пальцев горячую кожу. – Оказывается, в ней нет второго слоя, а отверстия сквозные, – продолжает он игру и, не отрывая взгляда от внимательных тёмных глаз, оттягивает на себя ткань, вдавливая подушечки пальцев в дырочки между причудливыми завитками ткани. Заставляя одну из верхних пуговиц выскользнуть из петли, делая вырез ещё более глубоким. И только тогда нарочито медленно переводит взгляд с поплывших уже глаз Павата на его приоткрытые губы, точёный подбородок, шею с бьющейся жилкой и выступающие ключицы. Опускается глазами всё ниже и ниже, наслаждаясь открывшимся видом накаченной груди и напрягшегося пресса с рядом кубиков под медовой кожей. Он видит, как сильно вздымается грудная клетка Ома от участившегося дыхания, и повышает ставки, понижая голос и сводя его до шёпота: - Интересно, если провести по узорам языком, почувствуешь ли ты влагу? - Нанон... – слышит он голос Ома, но в нём нет презрения, нет запрета, о нет. В нём будто просьба, нужда, приправленная смятением. И он решается. Достаёт руку из рубашки, прижимает ладонью ткань к коже, которая уже пышет жаром, наклоняется и широким мазком языка проводит по узорам на груди в районе соска, чувствуя каждое отверстие и выпуклость мгновенно намокающей ткани. Ом вцепляется в его плечи и задерживает дыхание на вдохе. - Что-нибудь чувствуешь? – Нанон прячет язык и ведёт носом по груди к шее, у самого уха втягивая запах туалетной воды Ома, сводящий с ума и обостряющий все чувства. Прижимается телом и обдаёт горячим дыханием шею. - Нет... – Ом врёт, Нанон знает. Он ухмыляется. Что ж... тогда он проводит языком по завитку раковины, заставляя пальцы Ома на его плечах сжаться. Ом не отталкивает и не притягивает. Но стискивает так, что Нанон почти шипит: - А теперь чувствуешь? - Нет, – упрямится Ом. И когда Нанон решает, что Ом сам напросился своим упрямством на более решительные действия, Пават удивляет его. Тот поднимает свои руки с плеч Нанона, ведёт по шее выше и выше, обхватывая и резко разворачивая голову Нанона к себе. И сам впивается поцелуем в подставленные губы. Нанон открывает рот от внезапности, и Пават, пользуясь случаем, мгновенно углубляет поцелуй, целует напористо, по-собственнически притягивая Нанона к себе за затылок. И Нон тут же тонет, уходит на такое знакомое дно океана чувств и желаний, задыхается от накатывающего возбуждения. Эффект от поцелуев Павата никогда не ослабевает. Каждый раз, как в первый раз, – сносит штормовой волной так, что ноги не держат. Сколько бы времени ни проходило между ними. Он обхватывает Ома за талию, вжимается в горячее тело, прижимая его к стене. Павата всегда недостаточно. Всегда мало. Не насытиться, не уйти. Только сделать отчаянный вдох у поверхности – побыть одному, вдали, не рядом. И снова нырнуть в бушующую безумную страсть. Так было. Так будет. Всегда. Ом отрывается от его губ на мгновение, дожидается, когда Нанон откроет глаза, и с ухмылкой уверенного в себе человека, одержавшего победу в незримой игре, сообщает: - А вот теперь чувствую, – и поигрывает бровями. - Ах ты ж... – губы Нанона накрывают новым поцелуем, и мысль о том, что Ом переиграл его, обрывается...