В погоне за нечестивцем

Несмотря на появление охотника на ведьм, большинство гостей продолжали веселиться. Они обсуждали самые разнообразные вещи, выпивая при этом по несколько кружек пива, но их торжество было прервано. Скрипучая деревянная дверь распахнулась, и в трактир вошли четверо мужчин. Все они разительно отличались от нынешних посетителей. Трое из них были облачены в стальные нагрудники, плотные кожаные штаны и сапоги, которые доходили им чуть ли не до колен. Двое были вооружены короткими мечами, а один боевым топором, их оружие медленно покачивалось на массивных поясах. Возглавлял их рослый, хорошо сложенный мужчина, наделенный силой дикого вепря и точно такой же жестокостью. На его теле сидел роскошный алый камзол, голову украшала широкополая шляпа с тремя загнутыми краями, украшенная двумя огромными перьями, а в богато инкрустированных ножнах находилась изумительная рапира. Лицо его оттенял головной убор, оно казалось худым и узким, таящим в себе нечто хищное, чёрные засаленные волосы доходили ему до самых плеч, а в глубине его глаз плясали огоньки свирепого веселья. Компания головорезов приблизилась к стойке, а их лидер тщательно осмотрел зал, затем обратился к хозяину таверны: — Ну что, Бергман, вот я и вернулся, — с безумной ухмылкой проговорил незнакомец. — Будь любезен, налей-ка мне и моим товарищам лучшего пива, которое только у тебя есть. Трактирщику показался знакомым голос незнакомца, но, не придав этому значения, он достал четыре большие деревянные кружки и быстро наполнил их до самых краёв. — Прошу, как вы и просили. Незнакомец окинул критичным взглядом кружки, а затем посетителей трактира. — Смотрю, ты забыл, кто я такой? — со злостью спросил гость. — Клянусь демонами хаоса, ты оскорбляешь меня до глубины души! Незнакомец в ярости схватился за рапиру, словно вот-вот хотел пустить её в ход. Трактирщик посмотрел на посетителей растерянным взглядом, будто пытался увидеть намёк или подсказку, но их так и не последовало. Пара горящих глаз незнакомца продолжала прожигать в нём дыру, и с ужасом он вспомнил этот чудовищный взгляд. Так мог смотреть только один человек, а именно, Вильгельм Леманн, по прозвищу Потрошитель. Леманн был знаменитый головорез, который отличался отменным навыком фехтования. Молва гласила, что на своём веку он ограбил и спалил свыше ста деревень, а их жителей безжалостно убивал или отдавал на забаву своим прихвостням. Его феноменальная жестокость, хитрость и жажда наживы, часто приводили к тому, что многочисленные торговцы, которые успели повстречать на пути этого ужасного человека, либо были безжалостно им убиты, либо платили ему огромные проценты от своих торговых ремёсел. Но чаще всего встреча с ним приводила к их неминуемой смерти и разграблению имущества. — Что-то ты побледнел, дорогой Бергман, — его хищные глаза быстро пробежали по залу и снова яростно уставились на него. — О, вижу ты наконец меня вспомнил, это замечательно, потому что я хотел спросить, где твоя чудесная дочурка? Что-то я её не вижу, будь любезен, пусть она подойдёт и нас обслужит. — Господин, прошу вас, — взмолился хозяин трактира. — В последний раз вы её очень обидели. — Проклятый идиот! — в голосе, напоминавшем рычание, прозвучала такая убийственная ярость, что навлекший ее на себя трактирщик побледнел пуще прежнего и покрылся потом от ужаса. Он ничего не пытался возразить, только опустил голову и ссутулил плечи, уменьшившись в несколько раз. — Ты должен быть счастлив, что на твою драную овцу обратил внимание такой человек, как я! — Леманн наклонился вперед и с силой грохнул кулаком по деревянной стойке, которая разделяла собеседников. — Пожалуй я высеку тебя, но чуть позже. Итак, где Миранда? — Умоляю вас, не надо, я буду отдавать вам чуть ли не весь заработок, только не троньте её, — промолвил Бергман умоляющим тоном. Лицо Вильгельма исказила жестокая улыбка. — Конечно будешь, но сейчас меня интересуют далеко не деньги, — он схватил массивную деревянную кружку и с яростью метнул её в стойку с алкоголем. Она с грохотом угодила в несколько бутылок, которые с точно таким же грохотом упали и разбились о деревянный пол, пронося по всему залу звук разбивающегося стекла и запах спирта. Посетители трактира бросали перепуганные взгляды и вели себя так тихо, будто их здесь нет. — Тащи эту сучку сюда, пока я лично за ней не пошёл! Тут один из людей Леманна вывел из толпы трепещущую девушку. Несмотря на то, что её светлое платье надорвалось в нескольких местах, она выглядела по- прежнему красивой, а её золотистые волосы, казалось, излучали солнечный свет. — Превосходно, Ганс! — Он перехватил девушку и заломил ей руки. — Не беспокойся за неё Бергман, уверен, ей даже понравится. Головорез провёл по её лицу рукой, но девушка укусила его и вырвалась из его хватки. Однако Леманн не растерялся и успел схватить её здоровой рукой, а потом с силой ударил по лицу и разбил ей губу. Девушка упала на пол и болезненно всхлипнула. — Сука! Ну подожди, я тебя ещё перевоспитаю, дрянь ты этакая! Тут в трактире раздался новый звук. С лестницы доносились медленные шаги подкованных сапог. Лёгкий металлический звон долетал до зала, хотя его источник находился ещё далеко. Мгновение, и звон усилился, а на лестнице появился Виктор Зальцпайр. — Господа, — он нарочито медленно сошёл с последней ступени лестницы и вдребезги разбил оплетённую бутыль вина. — Я в полном замешательстве. Я у себя лежал, отдыхал. И вдруг до меня донеслись безобразные крики и шум снизу. Что, во имя Зигмара, здесь происходит?! Своими холодными глазами Виктор обвёл трактир. Повсюду на него смотрели испуганные лица, кто-то что-то шептал друг другу, а кто-то горячо молился и изображал пальцами знак Зигмара. В центре зала, громко всхлипывая, лежала молодая девушка, её окружали четверо человек, трое из которых смело можно было назвать наёмниками. У них были суровые обветренные лица и квадратные, испещрённые шрамами подбородки. Если трое из них выглядели непримечательно, то один из этой поганой четвёрки выделялся роскошью. Храмовник свирепо уставился на наёмников и их главаря. Его глаза источали леденящий холод. Разбойники в смятении потупили взгляд, кроме главаря. Он с безумием смотрел в ответ, в его глазах играло пламя и искры сумасшедшего веселья. Очень часто несправедливость и жестокость, которую творили негодяи в Империи, неизменно вздымали в душе Виктора яростное пламя безудержного гнева. Когда подобное происходило, храмовник не знал ни покоя, ни отдыха, пока не совершал правосудие. — Я — Виктор Зальцпайр, охотник на ведьм. — холодно сообщил храмовник неподвижно стоящим головорезам. — Я был отправлен сюда, чтобы исследовать творящееся на этой земле зло и ересь, так что объясните, что за погром вы тут устроили? Леманн безумно улыбнулся, в его глазах заплясали дикие огоньки. — Посмотрите на него, это ведь искатель ведьм собственной персоной! — он с издевкой поклонился и ехидно усмехнулся, — человек, который ведёт трёп с разными идиотами, прося их рассказать кучу всякой хрени, из-за которой можно будет сжечь кого-то, ему неугодного! Тон охотника изменился, в нём послышались нотки ярости, а в глазах появился недобрый блеск: — Выношу тебе предупреждение, ибо твои слова граничат с ересью, но я склонен проявить милосердие. Виктор насчитал троих человек, которые замерли от него в нескольких метрах, выжидая, пока им дадут команду. У одного из них экипировка была довольно -таки сильно потрёпана, в особенности нагрудник, который был покрыт многочисленными сколами и засохшей кровью. Леманн безумно расхохотался и с убийственной яростью уставился на храмовника: — Он выносит мне предупреждение! Мне! Предупреждение! Давно меня так в жизни не забавляли, ты, видимо, не знаешь, с кем говоришь. Я — Вильгельм Леманн, величайший из убийц, которых только видали эти земли! За всю свою многогрешную жизнь, я видел сотни недоумков, которые решили бросить мне вызов, и как думаешь, где они теперь? — он любовно провёл рукой по рукояти рапиры. — Традиция пела от радости, когда обрывала их ничтожные жизни. А теперь ты смеешь указывать мне, что и как делать?! Клянусь тварями древней ночи, меня просто распирает от злости! — Тебя- то я и искал, Вильгельм, прозванный Потрошителем! — хоть внешне охотник и оставался спокоен, в его голосе прозвучала сталь. — Подумать только, я хотел проявить милосердие по отношению к такому изуверу, как ты! Самыми громким твоим злодейством было осквернение и ограбление церкви Зигмара, проклятый еретик! — Я смотрю моя слава летит впереди меня, но сейчас это не имеет значения. Вот что я скажу тебе искатель ведьм, твой Зигмар не годится даже для того, чтобы задницу Ранальду подтирать! Перемена была мгновенной. Охотник на ведьм с такой скоростью выхватил рапиру, что два ближайших головореза, которые было приготовились к нападению, не успели отреагировать на такое молниеносное движение, и один из них оказался на полу с перерезанной артерией, из которой вовсю хлестала алая кровь, окрашивая старое тёмное дерево в кровавый цвет. Остальные разбойники успели отпрыгнуть ровно в тот момент, когда рапира, словно бросающаяся кобра, пронеслась чуть ли не у их шей. Посетители трактира бросились врассыпную, с грохотом переворачивая стулья и кружки, изо всех сил торопясь освободить место для разразившегося сражения. — Богохульство и ересь! — в голосе охотника прозвучала такая ярость и такой смертоносный яд, что люди Леманна неуверенно переглянулись. — За эти слова ты лишишься не только своей поганой жизни, но и своего паршивого языка! Два отморозка бросились на него, пока он бросал ядовитую речь. Топор и меч обрушились на храмовника. В мгновение ока Зальцпайр отскочил и трактир сотряс грохот. Мерзавец с воплем выронил топор и схватился за простреленный нагрудник, откуда вырывался тёмно-красный пузырь, и с хрипом свалился на пол. Если топору и не удалось поразить Виктора, то мечу было суждено его задеть. Остриё клинка прошло по дублету храмовника, ранив правую руку. Ответ был молниеносным, колющий удар угодил в самый бок головорезу, пробив лёгкое. Наёмник повалился на спину, и из его рта побежала тонкая струйка крови. Медленные аплодисменты долетели до до ушей Зальцпайра. Леманн стоял и смотрел, как он болезненно перехватывает рапиру кровоточащей рукой. — Впечатляет, весьма недурно. — Вильгельм одарил Виктора своей самой омерзительной улыбкой и взглядом, в котором пылала такая убийственная ярость, будто эти глаза никак не могли принадлежать человеку. — Что ж, полно нам болтать подобно двум идиотам. Твоему пути суждено кончиться здесь и сейчас! Клинки встретились с оглушительным стальным лязгом, высекая друг из друга яркие искры. Вильгельм бился с неистовой силой и жестокостью, напоминая северного берсерка, который возносил дань Кровавому Богу. Он применял любую возможность для атаки, все известные хитрости и уловки, наносил длинные выпады, отскакивал и уворачивался, при всём этом осыпая храмовника всевозможной бранью и проклятиями. Ранение ведущей руки сказывалось, и Виктору приходилось уделять защите большее внимание, нежели его противнику, но его праведная злость отражалась в холодных и расчётливых ударах, охотник не позволял себе лишних движений, он с лёгкостью парировал обрушивающиеся на него всевозможные удары, а когда появлялась возможность сделать выпад, то его рапира превращалась в ярчайший луч света, стремящийся в самое сердце еретика. Дыхание дерущихся мужчин с хрипом вырывалось сквозь стиснутые зубы, подкованные сапоги выбивали безумный и смертельный такт: выпад, парирование, ещё один выпад, отскок, нападение, уход в сторону... Хриплое дыхание Леманна превратилось в рычание, глаза злобно сверкали. Виктору приходилось время от времени отступать перед градом непрекращающихся ударов, он сохранял хладнокровие, чего нельзя было сказать о его противнике. Весь трактир сотрясали звуки звонко бьющегося металла. По лицу Леманна бежали ручьи пота, которые выедали глаза, он стал замечать, как руки медленно, но верно наливаются свинцом, а дыхание начинает сбиваться. Он с яростью заметил, что храмовник так и не выбился из сил, несмотря на нанесённую ранее рану. Его поразило то, что охотник сохраняет силы, несмотря на кровотечение. Ярость вернулась к Вильгельму, и, взревев, словно дикий зверь, он произвёл выпад с такой скоростью, что Традиции удалось пробить защиту Зальцпайра и впиться в его плоть. Руки охотника дрогнули, а рапира опустилась. Тогда Вильгельм Леманн торжественно расхохотался и взметнул руку, держащую рапиру, вверх. Он устремил клинок вниз, чтобы нанести последний удар, но рапира Виктора отразила его и нанесла удар. В него храмовник вложил всю силу и злость за все бесчинства, что творил этот мерзавец. Клинок неприятеля со звонким лязгом выпал из руки, а его хозяин повалился вслед за ним, ужаленный рапирой Зальцпайра в самое сердце. Охотник на ведьм молча отёр кровавую сталь о рукав своего чёрного дублета. Вот он и свершил правосудие. Убивая какого-либо еретика, злодея или нечестивца, Виктор никогда не испытывал удовлетворения. Ему казалось, что подобные чувства могут привести скорее ко злу, нежели к добру. Его главной задачей было очищение Империи от тьмы, зла и хаоса, не больше, не меньше. Теперь, когда Виктора покинули азарт и ярость, он ощутил острую боль, усталость и слабость из-за потерянной крови. Последний удар Леманна чуть было не убил его. Воистину, сама милость Зигмара уберегла его, позволив в самый последний момент уклониться от рапиры Потрошителя. Острие клинка не лишило его жизни из-за того, что скользнуло по ребрам и вонзилось в мышцы спины, подобная рана для его закалённого тела не представляла особой серьезности, ибо он получал увечья и посерьёзнее. Охотник на ведьм оглядел трактир: перепуганные посетители, прижавшиеся к стенам, теперь расставляли столы, стулья и занимали свои покинутые места. Все смотрели на него со смесью страха и благоговения. Хозяин трактира, Фриц Бергман, прижимал к себе свою раненую дочь. — Спасибо вам господин, храни вас Зигмар. Виктор подумал, не попросить ли вина, а лучше шнапса, наконец, определившись, он указал на бутылку, одиноко стоявшую на полке после недавнего погрома. Хозяин усадил свою дочь, а затем мгновенно стал выполнять его пожелание. — Не представляете, как вы всех нас выручили, этот человек держал в страхе весь город, — промолвил Бергман, ставя рюмку шнапса напротив Виктора. — Представляю, ведь он натворил немало бед и в других графствах, — ответил храмовник, выпивая шнапс. Прикончив ещё одну рюмку, он вернул их счастливому хозяину, отошёл от стойки и отправился в свою комнату, замечая устремлённые на него восхищённые взгляды.