***
– Вы садитесь, ребятки, кушайте, – Инна Ивановна закончила накрывать на стол и спешила оставить друзей наедине, но, увидев, как сын достал из из кармана сигарету, остановилась и легонько стукнула его полотенцем. – В доме не кури! – Ну, ма! – Витя улыбнулся женщине уголками губ и та, потрепав его по голове, вышла с кухни. Пчëлкин ещё с минуту сверлил взглядом Тоню, пока Космос и Настя всё делили что-то в коридоре. Что-то в ней не давало ему покоя, что-то было не так – что-то изменилось. Он обернулся, убедившись, что "чета Холмогоровых" усмирилась, обсуждая что-то своё, и, сложив руки на столе, наклонился ближе к Гончаровой. – Тонь, тебя кто-то обидел? – Меня? – брюнетка будто проснулась и как-то глупо взглянула на Витю. – Нет-нет.. Я сама кого хочешь обижу, не волнуйся. – Нет, Тонь, если обидели, ты скажи, а я уж решу, – по одному только взгляду было понятно, как именно он собирался решить проблемы девушки, которые сам же и выдумал. – Не мнись, просто скажи. Гончарова снова взглянула в его глаза. Море.. Казалось, что она начинает тонуть в нём каждый раз, как только они встречаются взглядами. Глаза Пчëлкина были для неё восьмым чудом света – они были безумно красивы и не умели врать. Каждая его эмоция, даже малейшее изменение в настроении – глаза выдавали всё и он был не в силах как-то это изменить. Тоня вспомнила разговор, в котором Витя признался ей в рэкете, и поняла, что поверила ему тогда благодаря этому самому морю. Но сможет ли он поверить ей? Сможет ли понять? Тоня не могла найти ответы на эти вопросы, ведь даже подруга не вымолвила и слова, когда она поделилась с ней всем, что тяготило её. Пчëлкин щëлкнул пальцами. – Извини, Вить, мне нужно поговорить с Настей, я сейчас, – опередив парня, который собирался что-то сказать, Антонина поспешила покинуть кухню. Насти не оказалось ни в коридоре, ни в соседних комнатах, даже за прикрытыми дверьми не было слышно её голос. Тоня побрела на улицу, стараясь не шуметь, ведь Инна Ивановна предупреждала их о том, что Павел Викторович прилёг поспать. У входной двери послышались тихие голоса, и Гончарова уже было хотела выйти к ним, но невольно прислушалась.. –.. Вообще не понял, – слышался обрывок фразы Космоса. – У Тоньки крыша едет, что не понятного? – в ответ послышалось что-то неразборчивое. – Ну, мамка ей там снится, погубить, говорит, её что-то, за ней не ходить. Только вот не поняла я, чего её понесло: от резкой славы или от Пчëлкина? – Тонька не похожа на ту, у которой крыша от славы потечёт. – Слушай, я её знаю, как облупленную, – Настя вздохнула. – Это лицо у неё ангельское, а характер такой, что черти в аду молятся, что её в рай забрать, лишь бы не к ним. – неловкая пауза снова пронзила их разговор. – Ей бы провериться где-то.. В специальном заведении на всякие припадки или как оно там.. Доска пол ногой Тони предательски скрипнула. Сердце пропустило удар, а по тихому шарканью девушка поняла, что её раскрыли. Держать больше не было смысла и, убрав ото рта ладони, которыми она прикрывалась, дабы не издать никаких звуков, Тоня сглотнула подступившие слезы и ступила на порог. – Я доверяла тебе, – голос хрипел, будто брюнетка только отошла от мучительной истерики. – Я доверяла тебе! – она выделяла каждое слово, словно думала, что Максимова не поймёт её по-другому. – Настя, я верила, что ты родная, что ты будешь рядом и поможешь, когда мне будет плохо! Как я когда-то, Настя!.. Антонина прикрыла лицо руками, будто пыталась затолкать слëзы обратно, и быстрым шагом направилась куда-то вдаль от дачи Пчëлкиных. – Тоня! – Настя бросилась следом, желая объяснить, но остановилась, как только поняла, что услышанное стало для подруги ударом в спину. – Да я же лучшего для тебя хочу, Тонь! Сердце замерло у обеих. Гончарова обернулась, вглядываясь глазами, что были полны слез, в напуганные глаза подруги. Они стояли метрах в трёх друг от друга, уже не замечая ни усиленного ветра, который трепал их волосы, ни щебетания птиц, ни Холмогорова и Пчëлкина, что начали делить что-то на пороге просторного дома. Тоня обрывисто выдохнула воздух. – Упечь меня в психушку – так ты лучшего для меня хочешь? Ты никто в моей жизни, чтобы пытаться сделать мне лучше! Всю жизнь была одна и справлялась, и столько же справилась бы! Исчезни! – последнее слово будто эхом зазвучало в ушах у подруг. Настя качнулась, словно её пронзило ножом, а Тоня, осознав, что наговорила, поспешила скрыться с её глаз, продолжив уходить в неизвестном ей самой направлении. Слëзы будто выжигали из неё всё органы: сердце бешенно стучало, дыхать становилось трудно, в глазах темнело. Хоть бы не упасть посреди поля.. Она вспомнила, как когда-то пятнадцатилетняя девчонка с огромными зелёными глазами сказала ей громкое "верь мне", и только что она же всадила тихую пулю в сердце. Тоня почувствовала, как где-то внутри повеяло холодом, казалось, что она заболела. Да, именно, ей было ужасно плохо, она заболела! Только не той болезнью, которую смог бы вылечить врач. Она была у неё внутри. Там всё пусто, как будто вырвали сердце. – Тоня! – обернувшись, Гончарова увидела Пчëлкина, сидящего за рулём подъездающего линкольна, но зашагала дальше, казалось, не желая видеть даже его. Автомобиль нагонял и, в конце концов, высунув руку из водительского окна, он схватил её за руку. – Сядь в машину, Тоня, не глупи. Садись. На последнем слове его глаза будто затушили былой огонь, став мрачными, будто предупреждающими о том, что перечить не стоит. Тоня приземлилась на пассажирское кресло и, стоило Вите тронуться вперёд, вновь зарыдала.***
Она уткнулась в подушку, всхлипы становились всё тише, а в комнату, наконец, вернулся Пчëлкин. Он присел рядом и, аккуратно притянув Тоню к себе за плечо, протянул ей стакан воды, что должен был привести её в чувства. С момента, как она села в машину и до этой минуты он не слышал от неё ни единого слова – лишь звуки, что разрывали его сердце. По её щекам, усыпанным веснушками, непрерывно текли слëзы и, сам того не понимая, Витя начал убирать их пальцами, беспрерывно наблюдая за эмоциями девушки, но она будто не чувствовала его прикосновений. – Я верила ей, Витя.. – слова были слышны отрывками сквозь тяжёлое, какое-то истеричное дыхание. – Она предала меня, понимаешь?.. Я никогда.. Я никогда не прощу её! Пчëлкин не выдержал. Он взял Гончарову за щëку и взглянул в её голубые глаза, после чего заговорил кратко, но мягко: – Сосредоточься на мне. Дыши. Вдох-выдох. – Тоня в затерянности начала рвано глотать воздух, постепенно возвращаясь в сознание. Пчëлкин держал её лицо, чувствуя, как девушка начинает расслабляться, а дрожь постепенно уходит. – Умница. Теперь рассказывай, что произошло. Гончарова помрачнела. Она понимала, что теперь боится доверять даже ему. Максимова будто запечатала её дверь, всегда открытую людям. – Прости, Вить, – девушка тяжело вздохнула. – Я не могу рассказать тебе всё, но.. Я обратилась к ней за помощью, надеялась на неё, а получилось вон оно как. – Тонь, не пойми неправильно, – Витя аккуратно взял её за руку, будто боялся, что может сломать её. – Зря ты пошла к Насте при первой же сложности. Ты же, наверное, даже не подумала,что можешь справится сама, а уже кинулась за юбку подруги. Тебе не хватает храбрости, чтобы иногда сказать хотя бы самой себе о том, что справишься без лишней помощи. Гончарова посмотрела в его голубые глаза. Что-то внутри дрогнуло, а рука сама крепче сжала его ладонь. Почему-то сейчас ей казалось, будто он – её единственное спасение, самый родной человек во всём этом бренном мире. Что она делала?.. – Витя, обними меня, прошу.. – тихо прошептали губы. Пчëлкин на секунду замер, точно увидев призрака, выкатил глаза, а затем прижал к себе Тоню, которой ничего больше и не нужно было в этот сложный момент. – Витя, что мне делать? Я не смогу так, нужно бросать группу.. – С ума сошла что ль? – блондин усмехнулся, сомкнув руки, обвивающие брюнетку. – Перетераи завтра, а там всё само рассосётся. Ты – центр "ТАНЯ", тебе уходить нельзя. Без тебя она умрёт. За окном тихо трепал листья деревьев ветер. Смеркалось, на небе загорались звезды. Время будто остановилось, нарушать тишину между ними больше не хотелось..