подумай имя, зажги в ночи огонь на ладонях.
пляши в закатную тризну, оплачь дождем
того, кто светлым клинком
крылатые страхи во мрак прогонит
♫ Тэм Гринхилл — Воин ночи
Братство выступило на Путь Мертвых, лишь на час опережая рассвет. Валар видели, как они вышли из Дунхарга, как оседлали коней, как провожала их Эовин; гордая ристанийка чудом держалась, чтобы не расплакаться. — Не нужно ему было смотреть в палантир, — проворчал Ульмо, потирая бороду. — Толку… — А по-моему, — сказала Варда, — он хорошо плюнул Саурону в глаза. Красиво. Молодец. Не послушал его, не поддался, послал, куда подальше. Немножечко себя выдал, но не так, чтобы очень. Я начинаю им гордиться и начинаю понимать, что нашла в нем Ундомиэль. Внимание Нессы вновь было приковано только к Боромиру; судьба Арагорна волновала ее, но гораздо меньше. Гондорец нервничал, как все люди в отряде, спокойным оставался только Леголас — вечного эльфа не пугали мертвецы. Гимли трясло от страха, Арагорн побледнел, как мел, но его внутренняя сила была словно маяк, ведущий за собой воинов. В темноте путь им освещали только факелы. Несса поежилась — даже находясь вдали оттуда, на просторном острове, она ощутила себя неуютно; валиэ не любила подземелья. Йаванна, Эстэ и Вана тоже морщились — привыкшие жить среди садов, они испытывали не лучшие чувства от созерцания мрачных пещер. В Мориа Нессе было немного комфортнее, но в Мориа не хватало времени на страх и рядом был Боромир. На его лице она больше не увидела волнения — войдя в Темную Дверь, он словно оставил снаружи все тревоги. Ни дрожи, ни бледности, но в глазах что-то отчаянное, и Несса предпочла бы этому страх. С таким видом Боромир бросался в бой, чтобы искупить грех, когда чуть не отнял Кольцо у Фродо. С таким видом он преклонял перед ней колено, зная, что она — валиэ. Он решился на что-то, но на что — она не знала. Или знала, но пыталась это отрицать. — О, — сказал Оромэ, — они нашли труп. — Это кто? — заинтересовалась Вана. Все посмотрели на Намо — Владыка Судеб должен был знать. — Балдор, — бесстрастно молвил тот. — Наследный принц Рохана. Жил более четырехсот лет назад. На пиру хвастался, что пройдет Тропой Мертвых, но, как видите… — Это мертвецы его так? — вскинула бровь Йаванна. — Нет, он до них не дошел. Его убили живые. Люди, исповедующие культ зла. Подкрались сзади, сломали ему ноги и оставили умирать. — Тьфу, — сказал Тулкас. — Даже не в бою. Эстэ поежилась. Хоронить останки Балдора никто не стал; Арагорн взглянул на него, проронил какую-то непонятную фразу и отряд пошел дальше. Йаванна с явным удовольствием наблюдала за тем, как Гимли испытывает ужас перед подземельем, но мужественно сдержалась и никак это не прокомментировала. — Какой ковер получится прекрасный, — мечтательно протянула Вайрэ. — А мертвые где? — почти возмутилась Вана, когда отряд покинул подземелья и вышел под открытое небо. — Я думала, они будут там! — Фактически они там, — пожал плечами Намо. — Вон, идут следом за ними, — он кивнул на тянущиеся за всадниками призрачные тени. — Но поговорить они смогут позже. Перейдут реку, пройдут долину… доберутся до Холма Эреха… — Самое время общаться с мертвецами — ночью, — оценила Ниэнна. На холме возвышался Камень Эреха, большой, круглый и черный. Чернота сгущалась вокруг путников; Нессе чуть ли не до слез захотелось оказаться рядом с Боромиром прямо сейчас. Появиться там прямо сейчас, развеять тьму исходящим от нее светом, обнять его, обхватив обеими руками… Оромэ прижал сестру к своему боку, словно угадав ее мысли; в ее разуме зазвучал его голос: «Не время, seler, не сейчас!» Гондорцу все еще не было страшно, и рука его не дрогнула, вынимая рог — но он не затрубил в него сам, а передал Арагорну, и звонко раздался в тишине величественный звук. — А вот и мертвые, — сказала Ниэнна. — Ой, — вздрогнула Вана, прижавшись к боку Оромэ с другой стороны. — Он ведет их в бой! — вскричала Варда. — Смотрите, смотрите все! До сих пор я ни разу не видела у атани такого короля! — А Берен? — спросила Вайрэ. — Что Берен! — отмахнулась Владычица Звезд. — В сравнении с Арагорном Берен — сопляк! Нет, я определенно поняла Ундомиэль… Манвэ ревниво засопел.***
— Пришло время нам разделиться, — проговорил Арагорн. Он больше не казался больным и постаревшим — его наполняли сила и величие, и он был совсем как короли древности, воспеваемые в песнях менестрелей. Если бы он прямо сейчас заявил Боромиру, что требует обратно неосторожно обещанный Гондор, воин, не раздумывая, передал бы ему власть — но Арагорн никогда бы такого не потребовал. — Разделиться? — вскричал Леголас. — Сейчас? — Да, сейчас… Мой путь ведет к устью Джилреина. Мой — и их, — указал король на призрачные тени. — Ваш же… ты, доблестный эльф, и ты, храбрый гном, вольны пойти со мной, если пожелаете. Боромир, — Арагорн перевел взгляд на гондорца, — твой путь лежит в Минас Тирит. Ты и твой рог нужны там. — Я поеду один? — только и спросил Боромир. Мысль о том, чтобы спорить, даже не посетила его голову. — Да, один. Если тебя не сопроводят Леголас и Гимли. Гном с эльфом переглянулись. — Я говорил тебе, что пойду с тобой даже Тропами Мертвых, — сказал Гимли, — и, клянусь бородой Махала, я пойду с тобой дальше. — Я же, — сказал Леголас, — сопровожу Боромира. Я не клялся в верности королю Гондора, — напомнил он, — поэтому простите меня, что схожу с вашего пути. Быть может, кажется, что я избираю дорогу полегче, но куда легче мне было бы скакать среди теней мертвецов, которые не пугают меня. — Чем же так сложно идти в Минас Тирит? — проворчал Гимли. — Я понимаю, — молвил Арагорн. — Поймешь и ты, Гимли. Идите, друзья. Мы увидимся на Пеленнорских полях.***
По пути они с Леголасом не разговаривали — эльф не начинал беседу, а Боромир не хотел начинать. В отличие от Гимли, он прекрасно понял, почему Леголас пошел с ним — не чтобы помочь. Не только чтобы помочь — чтобы приглядывать за ним. Палантир был при нем, палантир, очищенный от зла; Леголас хотел не дать Боромиру связаться с Тол Эрессеа. Напрасно он переживал: гондорец и не стал бы пытаться. Как ни заманчиво было желание, он вовремя понял, что увидеть может вовсе не ту, кого желает — в Благословенном Крае живет не одна Несса. Встречаться с другими валар Боромир не хотел. Не боялся их — стыдился, ибо совершил по отношению к ним преступление, был все равно что вором, похитив любовь валиэ. Белая Башня сверкала серебром под лучами солнца. На семи древних неприступных стенах Города развевались белоснежные знамена. Железные ворота распахнулись перед эльфом и сыном наместника, и стражи с поклоном поприветствовали их. Боромир первым спешился, подавая пример Леголасу — лошадей сюда не пускали, и повел эльфа за собой к Цитадели, над которой гордо возвышалось Знамя Правителей. — Велик Гондор… — не без восхищения произнес Леголас, впервые подав голос за время их пути. Боромир сдержался, промолчав; Леголаса восхищал Город, но эльфийский принц словно не замечал, что при всем его величии улицы немы, а некоторые двери домов заперты, и окна зияют пустотой. Не замечал, хотя благодаря им рос в благоденствии среди лесных пущ. — Воистину, велик Гондор, — молвил Боромир. — Цитадель неприступна, пока в ней остается хотя бы несколько воинов, а напасть на нее можно лишь со Сторожевого Холма, но чтобы пройти его, нужно пройти крепостные валы. Много лет Гондор сдерживал атаки Мордора, поэтому велика его сила и столь же велика его боль, — все же не смог не напомнить. Леголас промолчал. У входа в Цитадель их встретили воины в черных одеждах с вышитым серебром деревом на груди и в высоких шлемах из мифрила, по бокам украшенных мифриловыми же чаячьими крыльями. Они пропустили их, не сказав ни слова, и Боромир первым прошел во двор, где над чашей фонтана склонилось засохшее дерево, роняющее капли воды с голых ветвей, подобно слезам. — Вот, Леголас, — сказал он, указав на древо. — Вот, что такое Гондор. Вот его величие. Вот его слава. Это дерево должно плакать еще и кровью. — Деревья Лихолесья растут на крови, — эльф поджал губы. — Девы Лихолесья учатся владеть луками и кинжалами наравне с мужами. Я вижу по твоему лицу, что ты хочешь упрекнуть меня. Что ж, ты имеешь на это право, но ты не знаешь ни меня, ни мое королевство. Вини в бездействии Элронда, вини Галадриэль… если захочешь. Лихолесье не пряталось под магическими завесами. Лихолесье сражалось. Лихолесье держало границы, и многие лесные эльфы пали в битвах с Врагом. Пали в битвах с Дол Гулдуром, твердыней Врага, когда тот поселился прямо у нас под носом… там погибла моя мать. — О, — пробормотал Боромир, не ожидавший такое услышать. — Я… мне жаль. — И мне жаль, — тихо сказал Леголас. — Мне так жаль, что я шел с тобой сейчас соглядатаем, а не другом. Я не желаю тебе зла. Но я не хочу зла Средиземью. — Я не настолько глуп или безумен. — Ты влюблен, а влюбленные часто совершают безумные поступки. Но ты вправду понимаешь, что можно, а что нельзя. — Идем, — сказал гондорец. — Еще наговоримся. Не так бы хотел Боромир возвращаться домой, не так хотел бы предстать перед глазами отца. Если бы он мог — пришел бы сюда победителем, ведя с собой не эльфа, а деву, которую назвал бы своей женой… если мог бы назвать ее так. Длинный зал, где их ожидал Денетор, был торжественным, но простым — ни гобеленов, ни занавесей, ни дерева, лишь огромные колонны черного мрамора, мраморные же фигуры Каменных Стражей, да цветная роспись на потолке. Наместник сидел в дальнем конце зала у подножия трона в простом кресле из черного камня, и казался постаревшим еще сильнее, чем когда провожал сына в Имладрис. Стоило войти Боромиру, как он поднялся навстречу, и тень улыбки скользнула по лицу старика, но на Леголаса наместник взглянул без капли радушия. — Приветствую тебя, наместник, — учтиво поклонился Леголас. — Приветствую, — холодно произнес Денетор. — Воистину, настали дивные времена, раз эльдар впервые вняли просьбам о помощи. — Мы не просили помощи, отец, — вмешался Боромир. — Синдар пережили свои войны. Перед тобой Леголас, сын Трандуила, принц Лихолесья и мой друг. Не раз его меткие стрелы спасали мне жизнь. — Вот как, — проворчал Денетор. — Что ж, тогда благодарю тебя, благородный эльф. — Не время раскланиваться, — оборвал отца гондорец. — Какая сейчас ситуация? — Кажется, — наместник помрачнел еще сильнее, — эту войну не пережить ни Теодену, ни мне. Многие восточные короли переметнулись к Врагу, а с юга идут харадрим. Минас Тирит может быть окружен. Я посылал Хиргона в Эдорас — с красной стрелой, чтобы просить помощи у Рохана. Теоден обещал помочь, но их хорошо потрепали у Изенгарда, и атаковать Враг может одновременно и Минас Тирит, и Врата Королей. И все же Теоден обещал прислать шесть тысяч копий, но на это потребуется время. Быть может, Лихолесье… — Вы ошибаетесь, думая, что Враг не будет штурмовать Лихолесье, — отвечал Леголас. — Скорее всего, прямо сейчас Трандуил сражается. — Где Фарамир? Он в Минас Тирите? Он цел? — быстро спросил Боромир, пока Денетор не сказал эльфу что-то неуместное. Не стоило продолжать полагаться на отца, ибо все, что сейчас тот мог — посылать гонцов и бросаться обвинениями. — Цел, — «что ему станется», отразилось на лице Денетора. — Он разбирался с какими-то вторженцами. — Вторженцами? — Ничего особенного, скорее всего, заблудились. Они не воины и не слуги Врага, хоббиты ему не служат, — отмахнулся отец. — Хоббиты? Переглянувшись, Боромир с Леголасом бросились прочь из тронного зала, не тратя время на долгие официальные прощания. Фарамир обнаружился во внутреннем дворе крепости — он точил меч. Увидев брата, вскочил, чуть не уронив оружие, и просиял; видеть улыбку в такое время было странно, но Боромиру стало легче. Если жив и невредим Фарамир, то все должно быть хорошо — когда-то в детстве он настраивал себя так. Пусть все вокруг кажется безнадежным, но его брат рядом и потому все поправимо. — Ты здесь! Ты вернулся! — Фарамир быстро, но тепло обнялся со старшим. — Ты в порядке! — Как и ты, — коротко Боромир представил Леголаса. Эльф нетерпеливо кивнул. — Ты видел хоббитов, — сказал он. — Где они? — Ушли, — растерялся Фарамир, меньше всего ожидавший вопроса о хоббитах. — Ушли! — огорчился Леголас. — Как жаль! Но зато мы знаем, что они живы и целы. — А кто они? — Фарамир недоумевающе взглянул на эльфа. Боромир колебался всего мгновение. — У них Единое. У одного из них. — Единое? — глаза младшего округлились. — Великий Эру, в Гондоре было Кольцо… И я не знал… — Хорошо, что не знал. Лучше не будем об этом, — отрезал старший гондорец. — Какая обстановка? Фарамир повторил то же самое, что и отец — Денетор становился безумным, но еще не совсем выжил из ума. Восточные короли могут быть за Саурона, харадрим идут с Юга, Рохан пришлет подмогу не ранее, чем через два-три дня — с учетом времени, которое потратил на поездку Хиргон. — Давно наше положение не было таким тяжелым, — мрачно проговорил Фарамир. — Давно или никогда. Что мы будем делать, Боромир? — Как что, — в тон ему мрачно ответил старший. — Сражаться. «И умирать», — подумал он, не сказав этого вслух.***
Солнце не взошло. — Что происходит? — удивился Ульмо. — Сутки сменились. Где Анар? Что с Ариэн? — Саурон, — сказала Варда. — Это из-за него. Ариэн в порядке и Анар сияет, но ее сияние не достигает земли из-за пелены мрака. — Началось! — глаза Оромэ засверкали азартом. — Рохан собирает войска! Тулкас тоже заметно оживился. Эстэ печально покачала головой. — Зря они взяли с собой хоббита. И женщину… Не заметить среди войска Мерри, едущего за Эомером, валар было сложно, но женщины никто из них не разглядел. На вопросительный взор Йаванны Эстэ разъяснила, указав пальчиком: — Во-он там. Она в мужском облачении. Правда, они не знают, что среди них девушка, потому и позволяют ей ехать с ними… но хоббиту все равно разрешили зря. — Эовин! — охнула Несса, узнав лицо молодого воина. Ристанийка спрятала волосы под шлемом, кольчуга превращала ее тонкую стройную фигуру почти в мужскую. — Нет, — веско произнес Намо. — Они не зря идут на битву. Эта аданет и этот хоббит сыграют свою роль, исполнив мое пророчество. — Какое из? — заинтересовалась Варда. — Узнаете, — бесстрастно ответил Вала Судья, но, сжалившись, добавил, — Ничего ужасного, все выживут. Ну… почти все. — Обожаю твой оптимизм, — сказала Вайрэ без тени сарказма. За многие века она все время то ли подшучивала над мужем, то ли делала ему комплименты. Никто из валар так и не понял.***
Гондор готовился к обороне. Зажглись сигнальные огни, какие не зажигались уже давно. Воины чинили стены и точили мечи, запасались всем, что может пригодиться при штурме и осаде — провизией, стрелами, смолой, которую можно нагреть до кипятка и вылить на головы врагов. Боромир махнул рукой на отца, забыл даже о Нессе — она присутствовала в его мыслях, но лишь на периферии. Важнее всего был Город. Важнее всего было удержать его. — Дорога от Бродов и Мосты Осгилиата защищены Стеной, — Фарамир потер виски, разглядывая карту, лежащую на столе между братьями и Леголасом. — Пробить ее Мордору будет сложно. На севере Рохан, они наши союзники… так? Говорили, они поставляют Мордору лошадей, но отец не хотел даже слушать. Не верил, что Теоден может служить Врагу. Если он ошибался… — Не ошибался, — сказал Боромир. — Но и слухи не врали; Рохан вправду торговал с Мордором. Король Теоден находился под властью злой лжи и злых чар, однако больше это не так. Когда мы виделись в последний раз, разум Теодена был ясен. Фарамир кивнул, принимая к сведению. — Думаю, больше всего, кроме востока, я опасаюсь за пристани. Из Лебеннина сообщили, что к устью Андуина идут умбарские пираты. Их сдержит Лебеннин и Белфалас, но неизвестно, надолго ли. С переходом на сторону Врага Умбара у Мордора есть даже флот. — А что есть у нас? — деловито спросил Боромир. — Кроме нас? Фарамир горько хмыкнул. — Мало. Ты сам знаешь, брат, скольких мы потеряли. Итилиэн тоже больше не наш. Когда прибудет Рохан — ведомо лишь богам, но и они… что с них толку? Они привыкли сражаться на равнинах. — Цитадель мордорские твари точно не возьмут, — упрямо нахмурился старший воин. — Я бывал и в более отчаянных ситуациях. Мы с Леголасом. В Хельмовой Пади, в крепости Хорне. Нас штурмовало так много орков и дикарей, что они казались морскими волнами, бьющимися о стены. Когда у нас будет больше времени, я расскажу тебе подробнее. Что насчет эвакуации гражданских? — Я приказал всем собирать повозки и ехать в горные деревни. К полудню в Городе и на лигу вокруг не будет никого лишнего, — Фарамир потер переносицу. — Многие люди сегодня виделись в последний раз. — Хуже всех, — подал голос Леголас, — не пираты и войска с востока. Хуже всех — Девятеро, назгул, Черные Всадники. Сражаться с ними под силу немногим. Они несут с собой ужас, их клинки пропитаны ядом. Когда-то они были королями людей, но созданные Врагом Кольца поработили их. — Это… черные тени? — вздрогнул Фарамир. — Мы видели одну. Она летела, кажется, в сторону Рохана. — В сторону Изенгарда, — уточнил Боромир. — Это хорошие новости. Изенгард пал. Я и про это потом расскажу, хотя не видел, как взяли крепость, но и того, что я видел, хватит… ох, как же много я видел, — он покачал головой. — Очень много, — выразительно произнес Леголас, имея в виду, как понял старший гондорец, не взятия крепостей и могущество врагов. Боромир почти ответил ему колкостью, но тут в дверь комнаты, где они совещались, забарабанили. В коридорах зашумели голоса, взволнованные и словно напуганные. Трое воинов одновременно вскочили, ожидая услышать вести об атаке, но у стража, который стоял на пороге, на лице почти светилась улыбка. — Господин Боромир, — заговорил он, кланяясь и обращаясь только с старшему сыну наместника, — Только что прибыл Митрандир! Маг приехал не один — с Пиппином; на хоббита, как на воина, никто не рассчитывал, но увидеть его снова было приятно и Боромиру, и Леголасу. Еще больше они обрадовались Гэндальфу — за время путешествия привыкли, что он много чего способен решить, лишь в Мориа оказавшись бессильным, но и тогда старый волшебник сумел улизнуть из лап смерти. Пока Гэндальф говорил с Денетором, мешать им никто не смел — в зале остались лишь наместник и двое пришельцев, и долго говорили они. О чем — маг рассказывать отказался; Боромиру почудилось, что он озадачен. Пиппин на расспросы искренне ответил, что не пытается что-то утаить, а на самом деле почти ничего не понял. Братьям и Леголасу Гэндальф ничего нового не сказал — сведения его были теми же. Умбар, Рохан, мгла, текущая с востока и закрывающая небо непроглядной черной пеленой. Гондор затих, и это было затишьем перед бурей. Война висела в воздухе грозовой тучей, и не только над ними — над всеми странами. Все Средиземье заполняли прислужники Врага, и везде они подняли головы — за Внутренним Морем, в Хараде, в Лихолесье, чего ожидал Леголас; и все же на Гондор Саурон обрушил бы основные силы. Боромир догнал Гэндальфа после короткого совещания. Маг шел быстро, не оборачиваясь; гондорцу приходилось почти бежать, чтобы не отстать. — Гэндальф! — окликнул он, но тот сделал вид, что не слышит. Цокнув языком, Боромир позвал снова, позвал не тем именем, каким называли его в Братстве, и не тем, каким звали в Гондоре. Так звала мага только она. — Олорин! Гэндальф остановился, будто воин запустил в него камнем. — Да? Я спешу, — ворчливо сказал он. — Но выслушаю тебя. Ты хитро поступил, напомнив мне о владычице, и из любви к ней я не рассержусь на тебя, но более не злоупотребляй своими знаниями и не разбрасывайся чужими истинными именами попусту. Истинными? Боромир похолодел, но ничем этого не выдал. — Я хотел спросить лишь одно, — подняв плащ, он вынул из сумки камень. — Об этом. — Арагорн все-таки в него заглянул, — мгновенно догадался Гэндальф. — Что он открыл Врагу? — Только то, что жив. Арагорн ушел Тропами Мертвых, и с ним ушел Гимли… Но не о них речь. Что, если воспользоваться этим, раз Камень очищен от мрака? Что, если связаться с Тол Эрессеа? Вопрос его был дерзок, и Боромир ожидал гнева мага, но тот не разозлился — окинул гондорца почти печальным взглядом. — Хочешь связаться с Тол Эрессеа? Мальчишка, — с сожалением сказал он. — Ты славный воин, Боромир, но ты все еще мальчишка. Я не требую у тебя немедленно отдать мне палантир лишь потому, что ты имел сотню возможностей заглянуть в него. но не сделал этого. Почему? — Потому, что увижу не ее, — сердито сказал гондорец; Гэндальф ожидал ответа, а его злило обращение мага с ним, как с ребенком. — Потому что увижу или никого, или всех. Но это я, а ты… — Я… Что я, — хмыкнул Гэндальф. — Думаешь, я имею право беспокоить богов? Мой голос был одним из сонма тех, что творили Арду, но, когда я спустился в этот мир, я оказался слаб. Гораздо слабее валар. Перед ними я такой же мальчишка, как ты передо мной. Ни ты, ни я не можем и не должны заглядывать на Тол Эрессеа. А теперь мне пора. Его белый плащ взметнулся на ветру. Боромир нахохлился — ожидал отказа, но все равно стало обидно. Зачем нужен ему палантир, если от Камня нет никакого проку? Вдруг Гэндальф остановился. Проронил, не глядя на воина: — Я должен сказать тебе. Мы не можем связаться с валар, не можем посмотреть в Камень и увидеть Тол Эрессеа, но… Визг черной тени, пролетевшей в затянутом мглой небе, леденил кровь в жилах, но ни Боромир, ни Гэндальф не дрогнули. Где-то в Минас Тирите воины, услышав этот крик и увидев Черного Всадника, бледнели и дрожали, а слабые духом падали ничком. — Но? — спросил Боромир, ибо пауза затянулась. Гэндальф поднял голову к небу. Полы его плаща трепал ветер. — Но они на нас смотрят. Он стремительно удалился, оставив Боромира одного. Воин прижал палантир к груди, поднес к губам — Камень казался ему теплым. Невольно улыбнулся; слова мага были понятны. Слова мага предназначались, чтобы успокоить его душу. «На тебя смотрит она», — вот что сказал тот на самом деле. На него смотрит она. Его оленья дева, его оленье солнце, его единственная богиня из всего сонма айнур. — Несса, — шепнул Боромир. — Несса… — и, будто в ответ, в черном сумраке промелькнул солнечный луч.