1
Когда он добрался до Проклятого леса, солнце уже окрасило кармином верхушки деревьев и снежные шапки высоких гор. Взмыленная Изабо под конец дикой скачки хрипела, она была уже не столь молода, чтобы выдерживать такие перегрузки. Леви извинился перед ней за своё безрассудство, кобыла лишь фыркнула и застригла ушами. Она была благодарна ему за всю заботу и добро, что было прежде, поэтому была готова скакать хоть до смерти, раз ему было важно успеть. Однако, Леви всё-таки остановил её, перевёл в шаг. Изабо покорилась, недовольно топнув копытом. Она знала, что скоро настанет время уходить. Она бы хотела уйти достойно, как боевая лошадь, что до конца исполняла волю господина и хорошо послужила ему напоследок. Она не хотела быть обузой. Но он был слишком добрый, чтобы дать ей такую возможность. Изабо не хотела становиться бесполезной кобылой, что не может свободно проскакать галопом сотни стае, но возраст давал о себе знать. На замену ей пришла новая, та, которую подарила ему королева. Красивая, молодая иноходка, с лоснящимся загривком и строптивым нравом. Хоть господин и оставил её перед тем, как решил уйти, но Изабо знала — он вернётся. Всё обязательно будет хорошо. Ей не хотелось уходить. Совсем не хотелось. Но это необходимость. Что-то кончается, что-то начинается. Она вспомнила тот день, когда они в первый раз встретились. Прежний хозяин чуть не забил её до смерти, возложив всю вину за проигрыш в скачках, но Леви её выкупил, спас от смерти, хоть на ней к тому времени и живого места не осталось. Она волочила заднюю ногу и едва могла что-то разглядеть за застилающую глаза кровью. Хрипела, пыхтела, фыркала. Никто бы не стал возиться с ней. А он стал. Благо, молодой организм быстро восстанавливается. Леви поил её разными странными отварами, она поняла это, потому что вода, которую он ей давал пахла лесными и полевыми травами. Лес встретил их пасмурной тенью раскидистых деревьев. Солнце скрылось за тёмными тучами. Лишь редкие птички пели свою песню: грустную, тихую, протяжную. Кажется, вся природа о чём-то скорбела, с кем-то разделяла тяжёлое бремя навалившегося в одночасье горя. Изабо шумно выпустила воздух из ноздрей и повернула голову. Она знала, куда нужно идти. Леви, кажется, чувствовал её намеренье, он отпустил поводья и доверился лошади. Это был красивый лес. Ей нравилось гулять по нему, воздух приятно холодил взмокшую шею, в ветре жила Сила, которую она едва-едва ощущала. А ещё ей нравилось, потому что господин был здесь счастлив. Возможно в первый раз по-настоящему счастлив. И будет счастлив снова. Она это знала. Кто-то, услышав её мысли, мог бы возразить: «Да что понимает старая кляча!». Но она бы только презрительно фыркнула. Она понимала многое. Она провела с ним большую часть жизни, и провела бы столько же, не подходи её время к концу. Послышался хрустальный перелив ручейка. Как бы она хотела закончить свой путь здесь. Под этот пьянящий душу перезвон хрустальных капель, бьющихся о мраморные плиты давно забытых в круговороте веков руин. Может быть, если она уйдёт в этом месте, то её встретят единороги? Она слышала, люди говорят — их больше нет. Но всегда фыркала на это. Есть. Как бы она хотела попасть к ним в табун. Тогда она бы могла перемещаться между мирами, была бы вынослива, бессмертна. Тогда ей бы не пришлось уходить и бросать Леви. Тогда бы у неё был рог, которым она могла бы помогать ему, раня чудовищ, ведь мало кто знает, но рог единорога — это грозное оружие! Раны от него не заживают вовсе. Она остановилась у развалин, расколотой гранитной плиты. Крошащаяся мозаика поблескивала, словно на солнце, но солнце давно скрылось за тучами. Леви спешился. Провёл ладонью по её морде. Она посмотрела на него чёрным, благодарным глазом и сомкнула мохнатые длинные ресницы. Ткнулась носом в его руку, как бы говоря: «Поспеши!». Руки его были всегда такими тёплыми и ласковыми. Эти руки никогда не поднимали на неё ни нагайки, ни плети. Ей было тяжело принять необходимость расставания. Но та девушка, она хорошая, она позаботится о нём. А ей пора. Что-то кончается, что-то начинается. «Прости, что не попрощалась с тобой как следует. Просто моё время вышло. Кажется, единороги уже пришли...»***
Журчание воды становилось всё громче. Он прошёл колонну, полуразрушенную арку, ступил на мраморную треснувшую плиту. Леви шёл осторожно, медленно и бесшумно. Он боялся нарушить царящий здесь напряжённый покой, словно это был курган, а не дворец. Он уловил знакомый запах прежде, чем увидел его обладательницу. Белые, голубоватые внутри бутоны пышно расцвели, тёмно-зелёные кустарники словно покрылись снегом. Аромат роз смешивался с мёдом и миндалём, но не перебивал, а дополнял. Леви остановился. Он нашёл её. Микаса находилась к нему вполоборота, рассматривала розу в ладонях, сидя на руинах несущей стены эльфского дворца. — Squaess me, Aen Woedbeanna — Cáemm a me, Vatt’ghern Голос её был ровным, мягким, но взгляда на него она не подняла, всё так же рассматривая белоснежный бутон в своих руках. Он подошёл, встал рядом. Она сказала не отрывая взгляда от цветка: — Duettaeann aef cirran caerme glaeddyv. Yn a esseath, — замолчала, подняла голову и заглянула ему в глаза. — Caen essea esse esseath Cáerme? — Ess’tuath esse. Она улыбнулась, закрыла бутон в ладонях, кивнула, чтобы он подошёл ближе. — Ты знала, что я приду? — Нет, но я надеялась. И ты пришёл... — глаза её ещё хранили блеск пролитых слёз. — Я долго думала и поняла в чём причина. Скажи мне, почему ты настолько уверен, что никто не может тебя полюбить? Просто так? Просто любить, потому что не может иначе? — Я не знаю. Некоторое время они молчали. — Прости меня за то, что не прояснила всё сразу, я совершила ошибку. Просто мне было трудно, я не знала как тебе всё объяснить. Каждое утро я хотела остаться с тобой, но не могла. А если бы сказала прямо, то не смогла бы уйти, когда было нужно, понимаешь? — Понимаю. — Я слишком слабая, чтобы посмотреть тебе в глаза и сказать: «Я ухожу». Но теперь я знаю, что не нужно было говорить этого вовсе, нужно было сказать: «Я вернусь». Леви молчал. — Жаль, что верные решения, до боли банальные, не приходят на ум в нужный момент как не старайся. — Теперь мы можем поговорить, — ведьмак сел на замшелый камень и опёрся локтями о колени. — Эрен рассказал мне всё. Пожалуйста, прости его. Он соврал. Соврал, потому что хотел защитить меня. Он думает, что ты — мой злой рок. Тот, кто убьёт меня. — С чего он это взял? — Я не рассказала тебе всего. Нужно это исправить. Я уже говорила, что мне на тебя указала Смерть. Это правда. Когда я была недалека от смерти, то Она явилась ко мне, сказала рисовать. Я знала, что это Она, потому что уже видела Её однажды. Я видела, как Смерть выходила из комнаты бабушки, а через секунду сказали, что она умерла... Признаться честно, я никогда не была сильна в изобразительном искусстве, однако этот портрет получился почти профессиональным. Я нарисовала тебя. И поняла, что ты тот, кто мне Предназначен, тот, кто спасёт меня. А вот Эрен... он подумал совсем иначе. Леви вспомнил рисунок, который смял и бросил в камин. Выругался. На самом деле всё оказалось совсем не так, как он думал. — Я сказала тогда, что всё равно опасалась тебя. Это правда, я до последнего сомневалась, однако теперь всё по другому. Я доверяю тебе. Это может быть глупо и опрометчиво, но я не могу иначе. Ты скорее сам умрёшь, чем причинишь мне вред. Леви молчал, поднял голову, столкнулся с её взглядом. Она улыбалась. — Ты пришёл. Я рада даже просто видеть тебя. С тобой так хорошо, так спокойно... — Стрегобор сказал, что если ты перестанешь быть девицей, то твои способности усилятся и тебя будет труднее поймать. — Он блефовал, — она скривила губы. — Не знаю я ничего об этом, с уверенностью могу сказать только одно — никогда мне больше не увидеть единорогов. Микаса засмеялась. — А ты хотела? — Нет, их же всё равно больше не существует. — Признаться честно, до этого момента я думал так на счёт любви. — Что её не существует? — Да. — И что же поменялось? — Я увидел её в твоих глазах. Микаса опустила голову, улыбнулась широко, счастливо, привычно. Он любил эту улыбку. — А ты романтик, да, ведьмак? — Никогда не замечал за собой такого недостатка. — А как ты меня нашёл? — Ты ведь говорила, что приходишь сюда всегда, когда тебе грустно. — Да, — она задумалась. — Подойди. Леви встал и подошёл к ней. — Смотри, — Микаса раскрыла ладони. — Bloed blath, — шепнул Леви, — но ведь только что он был белым. — Да, — она помолчала, вспоминая, — такое уже когда-то было со мной. Когда белый бутон окрасился моей кровью. Но сейчас на ладонях нет и царапины. В чём причина? — Не знаю, — честно ответил Леви. — Мне думается это недобрый знак. Тогда я, кажется, сказала что-то, но сейчас не помню. Такое чувство, что сейчас просто затишье... преддверье бури. Леви осторожно коснулся её пальцев. Микаса перевела на него взгляд. — Не верю я в знаки, знамения и пророчества, если они не в стихах, — усмехнулся он краешком губ. Микаса улыбнулась. — Значит я тоже не буду в них верить. Леви наклонился, Микаса запрокинула голову. Он коснулся её губ, она закрыла глаза, ответила на поцелуй. Микасу заставило отстраниться странное ощущение в ладонях. Они оба замерли, стоило опустить взгляд на алую розу в её руках. Лепестки градом осыпались на мраморные, испещрённые паутинкой трещин и выщербленок мраморной плиты. Они алели словно разбрызганные в ожесточённой когда-то битве, на этом самом месте, капли крови. Крови эльфов. Микаса грустно улыбнулась, обводя взглядом лепестки. — Va'esse deireadh aep eigean, va'esse eigh faidh'ar***
Когда они вышли из развалин, то совсем стемнело. Леви понял, что что-то не так за долго то того, как увидел всё своими глазами. Изабо исчезла. Вьюки остались лежать на земле, как и поводья, уздцы, седло, попона. Леви подошёл ближе. Следы копыт прерывались, словно лошадь действительно просто испарилась. — Изабо опять убежала. Интересно, где искать её на этот раз? — Нет, она просто ушла. Ушла насовсем.***
Он проверял вьюки. Действительно. Всё было на месте. — Это мне? — улыбнулась Микаса. Леви повернул голову. Она показательно выставила руку вперёд, рассматривая поблескивающее платиной кольцо. — Нет, но если хочешь я куплю тебе другое. — А что с ним не так? — удивилась Микаса и сняла кольцо. — Вообще, я пошутила. — Оно... это плохое кольцо. С ним связаны слишком тяжёлые воспоминания. — Оно принадлежало какой-то девушке? — Да, моей матери. — Понятно, прости. — Нет, ничего, я обязательно куплю тебе кольцо. — А это что, ещё один медальон? — Да, он... Микаса! — Ой-ёй, всё нормально... Кто такой Бертран из Ваальда? — Ведьмак ренегат, который был изгнан из Каэр Морхена за то, что обманывал людей и не исполнял долг. Подожди... Леви посмотрел на Микасу взглядом, который принадлежал тем, кто в одночасье понял разгадку сложного ребуса. — Чёрт, значит это всё-таки был ведьмак...***
Костёр горел ярко, танцуя оранжевыми бликами на их лицах. Микаса прижалась к нему сильнее, поцеловала в шею. Ей было тепло, даже горячо. — Давай просто полежим, — сказал Леви, смотря вверх, на созвездие Дракона. — Хорошо, — она положила голову ему на плечо, а руку на грудь. Сердце его билось медленно, раза в три медленней, чем у неё. — Зря люди утверждают, что у ведьмаков нет сердца. — Почему? — Я слышу, как оно стучит. Леви улыбнулся. — Знаешь, тогда... когда я уходила последний раз, то ты меня удивил. — Чем? — Сквозь сон ты попросил меня не оставлять тебя, но... назвал меня «Feainne». — Хм, Солнцем? — Да, но не значение меня удивило, а то, что это прозвище дал мне отец. Только он так называл меня. — У твоего отца было странное чувство юмора. — Да уж, — усмехнулась Микаса. — Назвать ту, что Проклята Чёрным Солнцем — Солнце, это издевательство в высшей степени. Но возможно тогда он не знал, что я «проклята»... Я уже плохо помню детство. Точнее, не очень то и хочу его помнить. — Понимаю. — Но почему ты назвал меня так? — Потому что я твой отец? — Очень смешно, — фыркнула Микаса, и поднялась на локте, заглядывая ему в лицо. — Что ты на меня так смотришь? Я не отвечаю за ту чушь, которую несу во сне. Микаса улыбнулась и поцеловала его в глубокий багровый шрам на плече. — Ладно, всё это не так уж и важно. Самое главное, что между нами больше нет секретов, — она взяла его ладонь и сплела их пальцы, подняла вверх, их руки были светлыми на фоне чёрного неба с брызгами белых точек. — Микаса? — А? — Ты хочешь, чтобы я убил Стрегобора? Микаса помолчала, задумчиво хмуря брови. — Нет, не хочу. — Почему? — Ты не моя игрушка, чтобы я приказывала тебе, или ставила перед выбором, использовала. Я просто люблю тебя. Мне ничего от тебя не нужно. Совсем ничего. — Совсем? — он повернулся, поднялся на локте и заглянул ей в глаза, едва заметно улыбнулся. — Ну разве что... — Микаса не договорила, поцеловала его, притянула к себе, обхватила ногами его талию. — Чтобы любовь была взаимной. Леви поцеловал Микасу в шею, в ключицу и ниже. — Ты бы правда убил, если бы я сказала? — Да. Микаса поцеловала его в висок, улыбнулась. — И ты не стала относиться ко мне по другому после такого ответа? — спросил Леви, заглядывая ей в глаза. — Нет, а должна? — Не знаю. Просто это неправда, что ведьмаки убивают только чудовищ. Я не смогу сказать тебе, сколько убил людей, потому что просто перестал считать и запоминать тоже перестал. Я — убийца. Мутант, сам чудовище, понимаешь? — Я тоже чудовище, и тоже убийца, и тоже мутантка, если будет тебе угодно знать. Так с чего бы я должна относиться к тебе как-то по другому? Леви улыбнулся, странно надломлено и горько. Микаса провела большим пальцем по глубокому шраму, рассекающему его правую щёку. — Скажи мне, ты больше не убежишь? — Если убегу, то ты всё равно меня найдёшь, правда? — Если ты позволишь себя найти. — Позволю, — шепнула она мягко, провела пальцами по чреде шрамов на спине, неожиданно крепко обняла его за шею. — Найди меня, пожалуйста, найди... мне очень страшно. Совсем одна, одна, одна... Плечо его в миг стало мокрым от слёз. Она говорила ломано, всхлипывала, тяжело дышала. Медальон трепыхался как выброшенная на берег рыба. Леви отстранился, коснулся её лица. — Что случилось? Микаса открыла плотно сомкнутые веки. Глаза её уже были сухие, она испуганно смотрела на него. — Я... что-то сказала? Леви лёг на бок, притянул её к себе, зарылся рукой в мягкие короткие волосы и поцеловал её в лоб, шепнул: — Нет, ничего. Всё хорошо, Микаса, я всегда тебя найду, ведь ты и есть моё Предназначение. Он задумался. Было над чем.