***
На большаке собрались люди. Высматривали что-то, ждали. Эрен протиснулся сквозь толпу зевак. Ничего примечательного видно не было. Одна привязанная кобыла стояла неподалёку и беспокойно рыла копытам землю, кусала удила. — Эй, да не вернётся ваш ведьмак! С этим лихом не сладить! — А мы ещё подождём. Мало времени прошло, чтобы такую хреновину ухайдахать! — Верно-верно! Подождём. — Дело гибельное, лучше пойдём, кабы леший на нас не вышел, после того, как ведьмака оприходует. — И то правда. — Ну тык, что, расходимся, али как? Потихоньку толпа начала расходится. Осталась жалкая горстка. — Так если ведьм этот и впрямь помер, то стало быть, лошадка то ему больше ни к чему, как и поклажа? Мужчина с увесистым брюхом и вшивой бородой усмехнулся. — Стало быть ни к чему. — А если он живой ещё? Сколько времени прошло? — возразил Эрен. — Ты ещё кто? Не местный сразу видно. Чужакам у нас не рады, — вперёд вышел высокий, худощавый тип в кожаной распахнутой жилетке, на груди у него виднелись разные татуировки, большинство из которых изображали женщин. Голых. У Эрена покраснели уши. — Я просто путник, вот и всё. — Ну так и путешествуй отсюда. Эрен попятился. Видел как мужик подошёл к лошади, как другой её отвязала, а третий начал рыться во вьюках. Он хотел было наплевать на здравый смысл и уже рванул вперёд, но его сдержала чья-то рука, крепко сжавшая плечо. Если бы не сила, то можно было бы с уверенностью сказать, что рука была женская. — Стой, — шепнул женский голос. Эрен остановился. Не хотел, но остановился. Собирался повернуться, но тоже осёкся. — Не поворачивайся. Кобыла дико заржала, встала на дыбы, укусила одного, лягнула второго и бросилась в галоп. — Жди здесь. Ведьмак жив. Ты должен ему помочь. — Но как? — Тут совсем недалеко живёт чародейка. Если он не сможет идти ты должен отнести его. Здесь написано куда именно. Она сунула ему в руку пергамент. — Хорошо, но... — Эрен наконец смог повернуться, однако за спиной у него уже никого не было, — сколько мне ждать?1
— Эрен, я сказала нарезать, а не превратить эти бедные листики в кашу. — Простите, госпожа... Заниматься всем этим выше моих сил, — выдохнул он, отложил нож и опёрся руками о стол. Петра улыбнулась. — Но ты же вроде как хотел стать... ведьмаком? — Откуда вы знаете? — не смог скрыть удивления Эрен. Она пожала плечами и лукаво прищурилась. — Предположила. — А, пустое, — махнул он рукой, — всё равно господин не хочет меня учить. — У него есть причины. Пойдём, попьём чай, я тебе кое-что расскажу.2
— Когда-то давным-давно у него был ученик. Точнее... ребёнок-неожиданность, которого он привёл в Каэр Морхен. — Почему был? С ним что-то случилось? — Нет, был, потому что он уже давно не ученик. — Тогда, в чём проблема? — На активации медальона этот ученик потерял всех друзей. Один дошёл до конца. Потом семь дней его истязали Травами. Леви не выдержал, на третий день ушёл из Каэр Морхена. И только через много лет вернулся. Тогда, его ученик напал на него и рассёк лицо. Шрам на щеке. Это от него. Он решил отомстить. За то, что из-за Леви он стал ведьмаком, за то, что пережил, за то, что потерял всех, кого любил. Но время охладило его ненависть и он не получил желанного удовлетворения, больше того — он понял, что был не прав. Он бросил меч, упал на колени и извинился. В итоге он полюбит его как отца. Понял, что путь, который уготовило ему Предназначение оказался не так плох, как могла бы сложиться его жизнь, если бы ведьмак однажды не спас его дядю и не забрал его самого в Каэр Морхен. В общем — он простил. Эрен долго молчал, потом спросил. — Тогда в чём же проблема? — В том, что сам Леви не может себя простить. Эрен умолк, нахмурился. — Но за что ему себя прощать? Петра покачала головой. — За то, что не подумал о последствиях. С тех пор он зарёкся пользоваться Правом Неожиданности. И не верит в Предназначения. Говорит, что единственное правдивое Предназначение может быть только одно — смерть. Я не уверена, но, по-моему, он давно потерял желание жить, — Петра поставила чашку на стол. — Поэтому так халатно относится к моим предостережениям и совсем не бережёт себя. Наступила тишина. Эрен думал. — Но ведь сейчас не проходят этого Испытания Травами, ведь не делают больше ведьмаков? Сколько же лет назад это всё было? Сколько же лет господину? Петра пожала плечами. — Знаю только, что он и Йеннифэр из Венгерберга ровесники, а эта старая ведьма скрывает свой возраст пуще, чем Цербер адовы врата. В общем много. По человеческим меркам. — Госпожа чаровница, но ведь я не смогу стать полноценным ведьмаком, так почему он не хочет брать меня в ученики или хотя бы оруженосцы? Ведь нас не связывает ни Предназначение, ни Права Неожиданности. Я просто хочу стать сильнее и помогать господину по мере сил. А мутации мне проходить не придётся, ведь это уже невозможно... — С одной стороны это хорошо, но с другой плохо. Без мутаций у тебя меньше шансов выжить в схватке с какой-нибудь бруксой. Честно говоря, шансов практически ноль. Эрен, он не хочет, чтобы ты умер. — Но ведь я могу ещё больше тренироваться... Петра покачала головой. Эрен нахмурился. — Но вы говорите, что шансов «практически» ноль. Значит всё не безнадёжно! — Да, ты прав, шанс есть всегда. Пусть и самый незначительный, но есть. Однако не трать его понапрасну и не нарывайся на неприятности. — Тогда я использую этот шанс, хоть бы он был один на миллион! — Очень самоуверенно, — Петра улыбнулась. — Мне кажется у тебя есть кое-что, что поможет тебе на этом пути... — Что? — Упрямство. — В смысле? — Определи чего ты хочешь и не отступай. Даже самый прочный метал гнётся, если достаточно сильно надавить.3
Эрен услышал как скрипнула дверь. Он отложил сортировку чемерицы и волчьей ягоды. Поднялся в зал. — Господин! — воскликнул Эрен, прерывая перебранку Леви и Петры. — Я ухожу. — Что? — озадаченно спросил Эрен. — А я? — Ты остаёшься. Голос его был непривычно резким, грубым и не терпящем возражений. — Леви, объясни, чёрт тебя дери, что происходит?! Из твоих невнятных фраз я ничего не поняла! — Да нечего тут объяснять. Всё. Как говорят великие: finita la commedia. — А ну сел на место! — она кинула талмуд на стол так резко и сильно, что поднялась пыль. Эрен вздрогнул. Леви сел. — Я слушаю! — тон Петры был зловещ и не терпел возражений ещё больше, нежели тон ведьмака перед этим. Леви запустил пальцы в волосы, взъерошил, пригладил и отвернулся. — Ты обещал помочь! — Да. Но моя помощь оказалась не нужна. Как и твоя. Как и чья-либо ещё. Княжна в полном здравии и у неё есть прекрасный защитник. А ещё она очень умело ведёт подпольные игры и обводит вокруг пальца таких идиотов как я. — А вот с этого места поподробнее. — Да нечего здесь говорить. Я не собираюсь плакаться, словно дева, которую использовали и бросили не сказав ни слова. Большой мальчик, переживу. — С чего ты решил, что тебя использовали? — Она получила то, что хотела и скрылась, а её «защитник» мне всё подробно и в красках расписал. — И что же она хотела? — Лишиться девственности. — О…о, — протянула Петра, — Никогда бы не подумала, что ты... — Заткнись. — Прости. — И в чём же «пользование»? Девочка отдала тебе... Не случайно же тебе. И что она с этого получила? — Силу. Стрегобор сказал, что девичество мешает пользоваться ей в полно мере, а она... она ей обладала это точно. Сила голоса. Знаешь? Может приказать и ты со скалы прыгнешь. — Вот как, — выдохнула Петра и рассмеялась. — Что ты ржёшь как конь? — А ничего! Обдурили тебя, идиота, как первоклассницу в Аретузе! — В смысле? — В этот бред с девственностью только старые друиды со Скеллиге и верят! Уже давно доказано всем чародейским консилиумом, что не влияет это ни на что. Ясно тебе, дурень? — Как... это? Но он сказал, а потом тот... я ничего не понимаю... — А теперь соберись и расскажи-ка всё так, как оно было, с деталями и в красках!4
— Ясно. А ты не думал, что этот Крюгер мог наврать? — Зачем ему врать? — Ревность, — просто пожала плечами Петра. — Банальная человеческая ревность. Почему нет? Тем более ты говоришь, что она сама к тебе пришла. Зачем, скажи мне, она к тебе бы пришла, если бы ты больше ей не был нужен? Леви закрыл лицо руками, выдохнул, открыл, успокоился. — Я и не подумал... — Я это заметила. — Петра! — Молчу. — Прости за мой краснолюдский, но... твою мать! — Знаешь, где её искать? — Нет... кажется, да. Петра подняла брови. — Спасибо, Петра... я... — Иди уже, а! И больше не нервируй меня, ведьмак, с огнём играешь! Уеду-уеду, в следующий раз я хорошенько стукну тебя чем-нибудь тяжёлым, или заколдую так, что из задницы вырастут мимозы, можешь это запомнить! Леви поднялся. — Господин, а леший? — К лешему лешего, Эрен. Есть дела поважнее. Когда Петра и Эрен остались одни, он шепнул. — А вы правда можете, госпожа чаровница? — Что? — Ну...это... мимозы... Петра усмехнулась. — Ещё как. Эрен осторожно и тихо попятился.5
— К лешему лешего, Эрен... Ты остаёшься, Эрен! — проворчал он себе под нос и скривился. — А вот фига с два! Я докажу, что могу быть полезным... Обязательно докажу! Эрен пнул камешек и насупился. День стремительно таял, заходящее солнце последними лучиками ласкало землю. Воздух был плотным и тяжёлым как перед грозой. На небе не было ни облачко. Он шёл долго. Дольше, чем планировал. Надо было взять лошадь! Но в конюшне всегда ошивается этот мальчик... А Эрену нужно было уйти незаметно. Так, чтобы Петра поняла, куда он делся, только тогда, когда он уже окажется далеко, на безопасном расстоянии. Кто знает, что она с ним сделает, если узнает куда и зачем он пошёл? Всё это раздражало. Он не ребёнок, чтобы слушаться кого-либо и беспрекословно подчиняться! Однако, он обязан чародейке многим. За эти дни она научила его некоторым премудростям алхимии, травничества, биологии... Дала кров, еду и позволила читать книги из библиотеки наверху. Да и что уж тут таить — всё это время была к нему добра. Теперь Эрену стало плохо от осознания собственной неблагодарности и бездумной горячности. Надо было предупредить. А вдруг она волнуется? Он фыркнул себе под нос. «Никто за меня не волнуется, просто некому волноваться...» Но какое-то чувство, странное, забытое, говорило ему об обратном. Ему уже давно не было так хорошо, так по-домашнему. Петра не была похожа на его мать, совсем не похожа. Однако было что-то такое, что заставляло сердце замирать. Возможно, тон голоса? Эрен отогнал от себя ненужные мысли, как отгоняют назойливого комара и возобновил путь. Он вернётся, обязательно вернётся, только закончит дело и вернётся. Он должен доказать, что тоже чего-то стоит!6
По мере того как он погружался в чащу, сгущалась тьма. Эрен выругался. Он и не подумал о том, что в сумерках найти хоть что-либо будет проблематично. А до наступления ночи оставалось совсем немного. Нужно было торопиться. Ветка под сапогом хрустнула. Эхо разнеслось, отдаваясь где-то слева. Откуда здесь взялось эхо? Эрен остановился. Замер. По хребту пробежали невольные мурашки. Жар сменился холодным потом. Только теперь он обратил внимание на то, что лес молчал. Мёртвая тишина нарастала звоном в ушах. Но нужно было идти. Здесь ничего нет. Леший побеждён, осталось лишь найти его тело и доказать свою полезность. Но страх мешал ему шевельнуть даже пальцем. Эрен невольно отскочил в сторону, когда с ближайшего дерева в небо взвились чёрные птицы. Вороны. Они галдели, кружа в вышине тёмной тучей предвещающей опасность и смерть. Он не мог оторвать взгляда от птиц, что даже на потемневшем вечернем небе выбивались яркими чёрными пятнами. Эрен смотрел, а они всё кружили над ним. Он очнулся. Наконец-то пришёл в себя. Попятился. Почувствовал как вибрирует воздух, услышал как гулко бьётся его собственное сердце и шёпот. Шёпот где-то вдалеке и одновременно в его голове. Эрен не прекращал пятиться. Делал это инстинктивно, натыкался спиной на деревья, но не поворачивался, чтобы отыскать тропинку и выбежать из леса. Голова раскалывалась. Он оступился. Упал. Последнее, что он услышал был страшный, холодящий душу рёв, похожий на человеческий, полный боли, отчаяния и злобы крик.