Холодный замок. Холодная улыбка старой королевы. Холодный осенний день. Он дрожит и кутается в шарф, который матушка повязала ему перед тем, как навсегда уйти из его жизни. Но об этом он пока не знал. 1
— Милый мой Эрен, — сказала Дина заправляя непослушную прядку тёмно-русых волос ему за ухо. Он так похож на отца и так не похож на неё саму. Хотя зелёные, будто свежая трава под летним лучистым солнцем глаза, отличаются от тускло изумрудных глаз Гришы. Маленький болезненный ребёнок, совсем ни как его старший брат Зик. Но от этого лишь горячей любимый. — Я хочу остаться, почему я должен уехать? — с надрывом вопрошал Эрен и слёзы огромными бусинками катились по раскрасневшимся щекам. Матушка, что сидела на низком стульчике, дабы было удобнее собирать сына в дорогу, повалилась на колени и обняла его, прижимая к сердцу. — Эрен, мой милый сыночек, я просто хочу защитить тебя, понимаешь? — она всё-таки не выдержала и всхлипнула, теряя слёзы в его непослушных волосах. — Но... почему? Почему всё так? Он обнимал матушку, судорожным и обрывочным дыханием хватая последние крупицы родного запаха фиалок. — Ты родился, когда солнце стало черным, — эти слова дались ей с трудом. — Моя бабушка говорила, что я не должна рожать второго ребёнка, что это принесёт много крови. Но как я могла лишить тебя жизни, как я могла? Когда ты только появился, то не кричал, совсем не кричал. Тогда стало темно и я подумала, что умерла. Но ты выжил... Мой дорогой Эрен! Я люблю тебя, больше жизни, больше всех прочих, люблю. Прошу, помни об этом, хорошо? — Хорошо, матушка, — зажмурил он опухшие глаза. — Я тоже тебя люблю, очень-очень люблю. Но я всё равно ничего не понимаю... Почему, ну почему я должен уйти? — Эрен, милый мой, посмотри на меня, посмотри, — она отпрянула и взяла его лицо в ладони. — Все должны думать, что ты погиб, иначе не избежать большой беды. Но ты не говори об это ни кому, ты должен сохранить тайну. — по её щекам вновь побежали слёзы, она отвернулась и зашептала: — Это я виновата, почему, ну почему я родила тебя в день Чёрного Солнца, прости, прости, прости! Эрен прижался к матери и всхлипнул, но ничего не ответил. Ему не было и пяти, но он отлично понимал, матушку. Он чувствовал её любовь и чувствовал её волнение, тогда, когда его душу ещё не омрачила обида и ненависть. — Я никому не скажу. Она улыбнулась дрожащими губами. — Мой маленький герой, мой отважный рыцарь. — А когда мне можно будет вернуться? Я же увижу тебя ещё, матушка? — Мы обязательно увидимся, мой дорогой, обязательно... Она лгала.2
— Ты очень хорошо учишься, Эрен, — тепло улыбнулась принцесса. — Наверное, — потупил он взгляд. Она пригладила его всклоченные на затылке волосы. Её прохладное прикосновение напомнило ему материнскую ласку, и он спрятал лицо в шарф. Он ещё сохранял надежду, что его не забыли, что его заберут домой, он был хорошим, он старался...3
Принцесса была к нему добра и внимательна, она ему нравилась. А ещё у неё была дочь. Эрен часто засматривался, как княжна бегала по зимнему, крытому хрустальными стёклами, саду. Она красиво пела и совсем не замечала его. А он сидел тихо, в самом углу и просто наблюдал. Ему было хорошо одному. Он так думал, пока кое-что не случилось... — Привет, — улыбнулась Микаса и склонилась над Эреном, что по всей видимости задремал с книжкой в руках. — Ты спишь? Разомкнув глаза и увидев перед собой такое знакомое, но в то же время неимоверно чужое лицо, он машинально вжался в дерево, у которого сидел. Высокий раскидистый дуб не захотел его принимать, поэтому попытка скрыться не увенчалась успехом. — Ты чего, плакал? — спросила она удивлённо. — Нет, — хмыкнул Эрен и отвернулся, быстрым движением вытирая влажное лицо. Ему снилось... Он не мог вспомнить что ему снилось. — Странный какой, — фыркнула Микаса и опустилась рядом с ним на зелёную бархатную травку. Он лишь ничего не ответил, просто смотрел на неё удивлённым и немного подозрительным взглядом. — А у тебя глаза красивые, — сказала Микаса как ни в чём не бывало. Эрен впервые в жизни зарделся и онемел. И что это значит? Что он должен сказать? Микаса засмеялась: искренне, весело, без издёвки. — Почему ты никогда не разговариваешь? Ну, я имею в виду, что такой хмурый, сидишь всегда в стороне и посматриваешь на меня. Думаешь я не замечаю? Вот теперь щёки запылали ярче пламенем костров на праздник Беллетэйн. — Я... — Эрен не знал как себя вести, он хотел просто закутаться в шарф с головой и сделать вид, что его не существует. — Ну ладно, — махнула рукой Микаса, — давай дружить? Она протянула ему свою миниатюрную беленькую ладошку. — Но... зачем? От его вопроса у Микасы глаза округлились. — В смысле? Ты не знаешь зачем дружить? Он пожал плечами. — Тебе это зачем? — Что бы ты не грустил. Не люблю, когда грустят. — Значит просто из таких эгоистических соображений? — уголки губ непроизвольно поползли вверх. — Чего? — вскинула брови Микаса. — Какое из слов тебе пояснить? Она вспыхнула и отмахнулась. — Всё я поняла. Умник значит? — хмыкнула она беззлобно. На долю секунды в его сердце закрался страх, но он испарился как только в её глазах заплясали весёлые искорки. — Что-то вроде... Я люблю читать. — Понятно. — А ты что любишь? — Я много чего люблю. Миндальные пирожные с мёдом, как поют птички, кошек, грустные песни о любви, приезжих менестрелей. Эрен задумался. — А что не любишь? — Чеснок, как галдят собаки, когда папа уезжает на охоту, выходные платья и Флока! — на последнем слове она скривила своё хорошенькое личико словно проглотила лимон. — А что Флок тебе сделал? — Он издаивается над животными, а это я тоже не люблю! — горячо воскликнула Микаса.4
Конец лета. За окном шумит и завывает ветер. Небо затянули свинцовые тучи и кажется, что назревает буря. Экипажи снуют туда-сюда и слуги необычно расторопны. Он слышал, что королева приказала готовить ей белое платье. Микасы нигде не было. Что же случилось? Опять на сердце неспокойно. Каждый раз, когда он ощущал это неприятное щемящее чувство, то хотел вырвать сердце из груди и выбросить, оно ему не нужно, ему не нужны эти переживания, он должен быть сильным и спокойным! Он не должен плакать, никогда не должен плакать! Направляясь по тёмным коридорам на урок к метру Пи, Эрен не оборачивался и старался не слушать, о чём перешёптываются служанки. Но его всё же привлекли неспокойные голоса и он остановился. — А из-за чего весь балаган то? — донеслось из-за угла. — Ты что не знаешь? — удивилась другая и понизила голос. — Королевскую семью отравили. — Ох, как же так! Кто умер, неужто маленькая княжна? — Дура ты! Сплюнь. Не нашу. Из Эльдии государя с женой и сыном. — Напугала, разбойница! Неужто все погибли? Как же так вышло? — Не знаю, говорят отравили, а там поди пойми, что да к чему. Король с королевой точно померли, а вот королевич, говорят живой, токмо, говорят, теперь не видит ничего. — Бедная, бедная королева! Не дай Мелитэле такое пережить. Сначала младшего похоронила, теперь и сама умерла, а единственный живой сын — калека. — По чём нам знать, бедная она или нет? Говорят что гулящая была, оно и поделом. — Да ну тебя, ты — я смотрю — святая! Кто с моим мужем гулял? — Будет тебе, вспомнила ещё! Не с собственным же братом мне гулять! — Неужто она с братом? — Ещё бы! Все знают, ух, змеюка подколодная, бесовское отродье. — Срам то какой! Эрен слышал слова, но не понимал их смысл. Не может это быть правдой... она сказала, сказала, что они ещё встретятся! Слёзы потоком стекали по его бледному лицу. Он не заметил, как осел на холодный мраморный пол. — Неправда, неправда, неправда, они врут, дуры! Все здесь врут! — он сжал кулаки и вытер лицо, ему вспомнилась Микаса. «Только она никогда не врёт, только она...» Ему нужна была правда, он должен увидеться с Микасой и спросить. Ему нужно было подтверждение, что всё это просто ложь...5
— Ты чего здесь сидишь? — спросила Микаса, наклоняясь к нему. Эрен ничего не ответил, лишь отвернулся. Микаса нахмурилась и обошла его. Он вновь отвернулся. Она опять его обошла. Когда всё это повторилось несколько раз, то Эрен поднял на неё глаза, а на губах дрожала невольная улыбка. — Хватит мельтешить. — Опять плакал? Она смотрела ему в глаза и не позволила снова отвернуться. Взяла его лицо в ладони. — Что случилось, Эрен? Ты можешь всё мне рассказать. Плакать — это не плохо, я тоже плачу. Плохо, когда некому быть рядом, когда ты плачешь. Если хочешь, поплачь ещё, только я буду здесь держать твою руку. Вот смотри, легче же, правда? Тёплая какая, а у меня всегда холодные... — Я проклят, не надо меня касаться... Он хотел высвободить руку, но Микаса не собиралась его отпускать. Она серьёзно посмотрела и губы её сомкнулись в тонкую линию. — С чего ты это взял? — Я родился, когда солнце стало чёрным. — Ну и что? Подумаешь. Всё это бред, не верь! — Нет, не бред, — Эрен всё-таки высвободил руку из её цепкой хватки. — Те, кого я люблю — умирают. Микаса закусила губу. Повисло молчание. Она обняла Эрена, и её длинные волосы щекотали ему нос. — А меня ты любишь? — Конечно! Поэтому я не хочу причинять тебе вреда... — Ты никогда не причинишь мне вреда, я знаю это. И я не умру. Верь мне. Можешь не верить никому больше, только верь мне, мне одной. Из глаз его всё-таки брызнули слёзы. Против воли, ненужные, жалкие слёзы, от которых стало противно. Но остановиться было выше его сил. Когда больше нечем было плакать, ему стало легче. Намного легче.6
— Микаса... — Мм? — Я тут кое-что вычитал. — Что же? Эрен замялся, а когда Микаса подняла от книги глаза, совсем смутился. — Ну же, мне интересно! Он собрался с мыслями и сел напротив. — Я нашёл... В общем раньше существовал такой обычай. Если люди очень друг другу дороги... прям до такой степени, что чувствуют друг друга родными, то можно сделать их связь кровной, как будто они совсем родные. — Это как? — Ну... Ту описано несколько вариантов. Но самый простой это: уколоть палец и несколько капель крови сцедить в кубок — это нужно сделать обоим — потом разбавить водой, перемешать и выпить. — И что, после этого люди становятся родными? — Тут так написано. Но это я просто сказал, ты не... — Давай сделаем это! Мы же уже родные, правда? А так будем ещё и по крови. Нас вообще никто и никогда не разлучит. Как близнецов. — Теперь мы будем одной крови. — Да. Одной крови!7
— Эрен? — А? — Ты вообще этот шарф снимаешь? Он повернулся, Микаса улыбалась. — Я... почти никогда не снимаю. Но теперь... — он задумался, отложил книгу и размотал шарф. — Наверное стоит выбросить эту ненужную тряпку. — Почему? — Микаса растеряно посмотрела на него, она совсем не хотела обижать Эрена. — Она мне не нужна. Лишь напоминание о ещё одном вранье, — он свернул шарф и хотел замахнуться, чтобы выкинуть подальше, но Микаса его остановила. — Тогда отдай мне. Он красивый и наверное тёплый, а я мёрзну. Да и раз ты его носил, то он был тебе когда-то дорог. — Да, когда-то... когда-то очень давно.8
В комнате было светло. Непривычно светло. Он открыл шторы, позволяя наконец солнечным лучам проникнуть в его мрачную обитель. Микаса сказала что зайдёт сегодня. Это будет их тайной. Правда, Эрен не знал как она это сделает, ведь королева, её бабушка, запретила им общаться. Эрен видел, как потемнело лицо принцессы при этом решении. Она всегда казалась ему доброй и ласковой, но теперь он заметил, что почти всегда её глаза выражали немую скорбь и ужасную печаль. Особенно, когда появился этот противный старик чародей. Что же происходит в этом дворце? Эрен чувствовал, что назревает беда, но не понимал какая. Просто было очень неспокойно. Но он не показывал свои эмоции. Он решил, что для мужчины лучше всего хранить холодность ума. Он хотел отблагодарить принцессу за то, что она была так к нему добра. Он обязательно сделает это, когда появится возможность. На плечи, знакомым движением, легли чьи-то руки. — Сюрприз! Эрен обернулся, перед ним стояла Микаса. В её растрёпанных волосах нашли пристанище пыль и паутина с пауком. — Как ты здесь оказалась? — прошептал Эрен, даже не пытаясь скрыть своего удивления. Она заговорщицки приставила указательный палец к губам и ответила: — Это страшная тайна. После драматургической паузы продолжила уже обычным голосом: — Потом расскажу. Эрен улыбнулся и снял с её макушки упитанного волосатого паука. — Ой-ёй, я теперь оказывается дилижанс, ну что, кто ещё хочет прокатиться? — Микаса рассмеялась. — Не боишься, что бабушка накажет? — Нет, — отмахнулась Микаса. — Она не знает про этот секрет, я уверена. Эрен шумно выдохнул, предчувствие было плохое. Микаса расправила платье и села на кровать. — Ой, точно. Забыла совсем! — Что такое? — В общем, где-то месяц меня здесь не будет. У Эрена упало сердце. — Как? — Понимаешь... Я бабулю совсем не понимаю, то она хочет меня в какой-то башне запереть, то готова замуж выдать. Помоги мне, Мелитэле, — беззаботно усмехнулась Микаса. — Как это... замуж? За кого? Так куда ты едешь? Лицо её потемнело, она отвела взгляд. — На помолвку. Не свадьба, конечно, но тоже неприятное событие. — Так за кого? — За Флока. Руки сами сжались в кулаки. — Как же так? Микаса испугалась его взволнованного тона и вскочила с кровати. — Не волнуйся, я убегу. Да-да, никто не заставит меня выйти за этого дурака набитого! Даже бабуля. Нет уж, не для него моя роза цвела, — вспомнила она фразу, которую часто любила говаривать няня во время бесед со служанками. Она улыбнулась, но тут же улыбка сошла с лица, Эрен ей не поверил. — Эрен, ну же, нас никто и никогда не разлучит, я этого не допущу, — Микаса обняла его. Он уже чувствовал подобное и ему совершенно не нравилось это чувство. Эрен обнял Микасу в ответ, крепко, словно так мог помешать воле самой королевы. Одно он знал точно — нужно действовать самому, нельзя полагаться на других, если хочешь чего-то добиться. — Я тоже этого не допущу. Никогда.9
— Микаса, ты здесь? Она не отозвалась. Эрен снова позвал и вновь тишина. Он прошёл вглубь комнаты, откинул полог кровати. Микаса лежала ничком, сжимая руками подушку, плечи её содрогались от беззвучного плача. Эрен опустился рядом и положил руку ей на спину. Он не знал, как успокаивать. Только сейчас он понял, что Микаса всегда успокаивала его, в то время как он ни разу не видел, чтобы она плакала. Почувствовав его прикосновение она умолкла, встала. Лицо её опухло и покраснело, волосы прилипли ко лбу, ресницы слиплись, губы потрескались. Дышала она тяжело, а по щекам непрерывно текли слёзы, капая с подбородка на подушку в руках. — Что случилось? — спросил он упавшим голосом. — Папа... папа умер. Его убили. Убили чёртовы эльфы! Ненавижу, ненавижу, ненавижу! Она зажмурилась, изо всех сил прижимая к груди подушку. Эрен хотел коснуться её руки, но осёкся. Он опустил голову. — Все, кого я люблю, умирают.10
— Что, но почему я должен сидеть здесь? Где Микаса?! Где принцесса, то есть королева?! Что происходит?! — Простите, милорд, но королева приказала мне проследить, чтобы вы не выходили из своих покоев. — Что? Но почему? Выпустите меня! Только Эрен хотел прорваться к выходу сквозь кастеляна, как остолбенел. Ужасный крик и слова, казалось, зазвучали прямо в его голове: «Ты будешь проклят! Навечно проклят! Я проклинаю тебя, чтобы ты мучался до скончания веков, пока в геенне огненной не будет сожжён мир или Белый Хлад не уничтожит всё живое!» Эрен схватился за голову, кастелян едва не потерял сознание, пошатнулся и опёрся о дверь трясущейся рукой. Когда голос в голове умолк, они переглянулись. — Что это... было?11
Как же пробраться в эту чёртову башню?! Эрен мерил шагами комнату. Должен быть способ. Микаса там. Совсем одна! Что с ней делают? О Боги! Но как же, как же ему туда попасть?! Микаса пробиралась к нему в покои, она сказала, что во дворце есть потайные ходы, но он облазал уже каждый уголок комнаты, но не нашёл ни единой зацепки, как она это делала? Может оставила подсказку где-нибудь? «Микаса, ну почему ты не сказал мне об этом сразу?!» Нужно пробраться в её комнату, может быть там есть что-нибудь, что поможет?12
Покои маленькой княжны оказались нетронутыми. Всё осталось, как и было, только пыль покрыла всё толстым слоем. Дверь сюда заперли. Запретили даже убираться. И произносить её имя тоже запретили. Теперь она просто «княжна» или «проклятая». Они все идиоты, это он проклят, он! Не она... Почему они не верят ему?! Пусть заточат его в башню, пусть мучают, пусть убьют, но вернут её! Микаса... зачем, ну зачем, они забрали её?! Им мало боли, мало страданий? Чёртов чародей, это всё он! Эрен скрипнул зубами, глаза недобро полыхнули. «Я убью его, я убью всех, кто встанет между мной и Микасой. Всех. До единого». Но сначала, нужно узнать, нужно пробраться в башню.13
«Этот проход должен вести в башню... Да, нужно проверить, это последний шанс!» Он не помнил, когда последний раз ел, когда спал или хотя бы думал о чём-то другом, кроме цели. Кровь запеклась на ладонях, пальцы жгло и неприятно щипало. Глаза болели, горло саднило от пыли. Ноги слушались с трудом, будто приросли к полу, но Эрен с упорством барана переставлял их, поднимался по щербатым ступенькам. Когда появился тупик, он коснулся стены и шепнул слова. Он был готов вновь испытать боль, тошноту, переходящую в ужасную лихорадку. Но ему было всё равно, он должен. Он знает, что Микасе плохо, он должен ещё защитить, она не должна погибнуть! Когда стена поддалась, он увидел Микасу. Она лежала на ковре перед очагом. Ноги подкосились и Эрен упал на колени, усталость навалилась неподъёмным, тяжёлым мешком, прибивая к полу. Она лежала странно, на боку, с безвольно отведённой в сторону рукой. Эрен физически не мог подняться, поэтому он просто полз. На ладони постоянно что-то капало и мокрые руки скользили по мраморному полу, пока он не забрался на ковёр. — Микаса, — хрипло прошептал он, но она даже не пошевелилась. Оказавшись рядом он застыл, Микаса изменилась, она похудела, сильно похудела. Больше не было румянца на немного пухлых щеках, и кончики пальцев стали мертвенно-бледными. Под глазами тени, скулы ярко выражены и руки тонкие как тростинки. Эрен перевернул её на спину и аккуратно положил голову ей на грудь. Холодный пот проступил на лбу, дрожь прошлась по телу крупными лихорадочными волнами. Неужели... не успел? Судорожный вздох сорвался с его губ. Сердце слабо трепетало в груди, она еле дышала. Живая. Живая! Эрен вытер глаза, слёзы мешали видеть. Он взял её руку и только сейчас заметил, что она сжимает пальцами уголь. — Микаса, Микаса! — позвал он, но она молчала. Эрен и сам не слишком понимал откуда у него взялись силы: он встал, начал метаться по комнате, заметил на столе кувшин. Вода. Он плеснул немного Микасе на лицо. Ресницы задрожали, и мутные глаза раскрылись. — Эрен? А где девочка... где девочка с венком из маргариток? Она сказала, что проведёт меня, что я не буду одна, что она будет держать меня за руку... Где моя Смерть, Эрен? Куда она ушла?.. Микаса шептала, Эрен наклонился, чтобы расслышать её слова. — Что ты такое говоришь? Ты жива, Микаса, жива. Не говори ничего, молчи. Нет, лучше говори, не закрывай глаза, прошу тебя, говори что-нибудь. Эрен обнял её, приподнимая и прижимая голову к своей груди. Руки дрожали. Скулы свело, он засмеялся. Нервно, тихо и хрипло. — Ты такой хороший, ты меня нашёл. Я думала, что больше не увижу тебя, я боялась, очень-очень боялась. Её голос звучал слабо, но она продолжала самозабвенно шептать, а Эрен смеялся, но она не слышала его, только чувствовала тёплое объятье. Ей вдруг стало спокойно, очень спокойно. Эрен сорвался на рыдания, смех сменился едва сдерживаемыми стонами. — Эрен, кажется, дождь идёт? Но, где же луна? Сейчас облачно? Да нет же, мы в башне... А как тогда идёт дождь? Неужели он идёт только для нас? — Да, Микаса, он идёт только для нас, — сказал он и поцеловал её в ледяной лоб. Слабая улыбка растянула обескровленные губы, и она закрыла глаза. — Ты когда последний раз ела? — Не знаю, я не хочу... Почему дождь прекратился? Он был приятный, только на вкус солёный. Это нормально, Эрен? Я никогда не замечала, что дождь — солёный. Эрен утёр лицо и опустил её. На столе стояла миска с чем-то холодным, похожим на похлёбку, но по запаху свежем и съедобным. Он снова подошёл к Микасе и поднял её. Она была такая лёгкая, словно совсем ничего не весила. Какой-то листок полетел на пол. Эрен не заметил этого и положил Микасу на кровать, устроил в полусидящее положение на мягкие подушки. — Не засыпай, тебе нужно поесть. Микаса смотрела на него из полуприкрытых век. Необычно слабая, тихая и беззащитная. Такая, какой он никогда её не видел. — Но я не хочу... — Ты умрёшь, если не поешь! — Может... может так будет лучше? Эрен замер, он не мог заставить себя даже моргнуть. Микаса... неужели она хотела умереть? — Но как же, Микаса, милая, как же я буду без тебя? Он упал на колени перед изголовьем кровати и взял её руку. Она посмотрела на него, тусклые глаза слегка расширились, словно отражая глубокий испуг. — Прости меня, Эрен, я совсем забыла. Забыла, что обещала. А может... может и я тебе соврала? На глаза её выступили слёзы. Он поднёс её ладонь к своему лицу. — Ты не могла мне соврать, я знаю, что не могла. Не говори так, пожалуйста. Это всё из-за Стрегобора, да? Это он должен умереть, Микаса, он! Не ты! — Почему все считают меня... монстром? Почему я проклята? Почему дьявольское отродье? — Потому что они все идиоты! Ты сама мне говорила, что проклятья — это бред! — Да, я так говорила, но, Эрен... Мне так часто это твердили, что я начала в это верить. Неужели я и правда такая жестокая? Мама... мама тоже боится меня? Почему она не приходит?.. — Нет, Микаса, нет! Не верь никому, никому и никогда! Никому кроме меня. Он поднялся и взял её за плечи, посмотрел в глаза. — Пусть умрёт чародей, пусть умрут все, пусть геенна поглотит весь мир, но только ты... ты должна жить! Обещай мне, обещай, Микаса. Она улыбнулась краешками губ. — Эрен, зачем же мне жить, если никого не будет? Скучно же, что же мне делать одной? Я пообещаю тебе, только тебе — я буду жить. Только... только ты тоже обещай, что не оставишь меня. Мне не нужен мир, если в нём не будет тебя, братик. — Обещаю, обещаю, клянусь, что не оставлю тебя, никогда не оставлю... только если ты сама не захочешь от меня избавиться. Я всегда буду рядом с тобой, я никогда не умру! И ты тоже! Мы будем жить... жить и никто не укажет нам, что делать, мы всегда будем вместе, всегда! — Да. Так хорошо... мне нравится, пусть так и будет. Я тоже клянусь. Клянусь, Эрен, клянусь...14
После того как Микаса попыталась поесть, её вырвало. Нужно было действовать аккуратнее и медленнее. Будет лучше начать с одной ложки бульона, несколько, по всей видимости, слишком много для настолько истощённого организма. Теперь она должна поспать. Немного. А через пару часов, на рассвете ещё ложку... Только сейчас, когда Микаса заснула и её шумное дыхание звучало для него успокаивающей музыкой, Эрен вновь почувствовал усталость. Горло совсем пересохло, он с трудом разлепил губы, чтобы попить. Огонь в очаге давно погас. Дрова превратились в пепел. Так и всё живое. Всему настанет конец. Но только не им. Он найдёт способ жить вечно, обязательно найдёт. И тогда... Даже если моря пересохнут, а землю скуёт холод в жестоких тисках и всему настанет конец, они будут жить. Только они вдвоём останутся в мире и только им будет принадлежать всё вокруг. Да, он обязательно найдёт способ, нужно только хорошенько поискать. Эрен вспомнил, что как-то читал об алхимиках древности, которые нашли некий реактив, вещество... магистерий, или красная тинктура, с помощью которого осуществляли трансмутацию метала в золото. Это не было иллюзией чародеев, металлы действительно становились золотом. А потом нашли, как с его помощью продлевать жизнь. Тогда он было подумал, что это всё не имеет смысла, потому что сам не видел смысла в жизни, но теперь... теперь он должен в этом разобраться, это может быть ключом к вечности. Совсем забывшись в мыслях Эрен промахнулся и кувшин разбился. Он взял ткань со стула и накрыл растекающуюся по полу воду вместе с осколками. Первый луч рассвета полоснул по полу. Эрен увидел, как светлым пятном на тёмном ковре лежит лист пергамента, по всей видимости, Микаса на нём что-то писала? Он наклонился и взял в руки листок. Перевернул. Портрет. Странный. Незнакомый мужчина с глубокими шрамами, полосующими лицо, смотрел на него строго и как-то печально. На шее его висел необычный медальон, в форме оскалившейся волчьей морды. Эрену показался этот знак смутно знакомым, но он не мог вспомнить, где его видел. Неожиданно до него дошло. Микаса нарисовала этот портрет? Но зачем? И почему? Ревность уколола и без того кровоточащее сердце. Эрен сжал губы. Он никогда не видел, чтобы Микаса рисовала. Разве что вышивала и пряла, но не рисовала. Так что здесь делает этот портрет? Почему незнакомец смотрит на него с таким укором? Эрен со злости хотел скомкать злосчастную бумагу, но остановился, Микаса проснулась. — Эрен... ты здесь? — Да, конечно, — отозвался он сразу же. — Что это у тебя? — Это... твой рисунок. Наверное. — Но я... я не умею рисовать. — Тогда откуда здесь он? Микаса слабо пожала плечами. — Дай посмотреть. Эрен замер в нерешительности, но всё же протянул ей рисунок. — Красивый, — было непонятно относилось это к тому, кто был изображён на рисунке или к самому рисунку. — Я... вспомнила. Смерть. Смерть сказала мне рисовать. Только я не помню как... А потом... Эрен, Эрен, это Предназначение. Знаешь, в сказках? Наверное он нам поможет, вот будет здорово, правда? Эрен не разделял её восторга и только больше потемнел, хмуря брови. Нет, он не будет им помогать, Смерть указала на того, кто станет для Микасы роком. Нельзя допустить, чтобы она когда-нибудь его встретила. Он погубит её. Погубит. Нет никакого Предназначения. Всё это лишь сказки для глупых детей.15
Он навещал её ночью, в час волка. Первое время ему приходилось кормить Микасу чуть ли не насильно. Жаловалась на то, что сейчас не может есть, пыталась отложить на потом. Но он был не преклонен, знал, что опасность ещё есть. Эрену казалось, что Микаса и сама не осознаёт опасности всей ситуации. Однако, она всё-таки пошла на поправку. Теперь к ней вернулся румянец и улыбка стала ярче. Почти как раньше. Эрен узнал, что медальон этот означает принадлежность к «Школе Волка». Другими словами его носитель является ведьмаком. Среди забытых книг обширной библиотеки он нашёл книгу «Монструм, или Ведьмака описание». Опасения подтвердились. Он был прав, что заподозрил неладное в том человеке с портрета. Микасе грозит большая опасность, но он будет готов её защитить. Этот монстр никогда её не получит! Однако, после этого Эрен узнал, что обиталище этих выродков — Каэр Морхен, примерно в 1180-х годах было разорено и разрушено, а этих самых ведьмаков истребили. И поделом! Эрен смог вздохнуть спокойно. Раз этих монстров уничтожили, то и бояться нечего. Значит он никогда сюда не явится. Значит можно больше не переживать.16
— Эрен, ты чего такой задумчивый? А что это за книга у тебя там? — Я хочу открыть тебе глаза, смотри, тут всё написано про твоего ведьмака, — при последнем слове он скривился. — Опять ты за старое, ну Эрен! Хватит, перестань! — Ты должна понимать, кого ты нарисовала, Микаса! — Не хочу ничего слышать и читать тоже не стану, — она топнула ногой и скрестила руки на груди. — Ладно, это не обязательно... Всё равно их больше нет и ничего тебе не угрожает. — Как это... нет? — Микаса замерла в изумлении. — Так. Нет! Потому что истребили их, давно. Вот так. Ибо «нет ничего более отвратного, нежели монстры оные, натуре противные, ведьмаками именуемые... — Прекрати! Замолчи! — воскликнула Микаса. Эрен умолк, хотя не собирался. Он не мог проронить и слова. Микаса подошла к нему и взяла за руку. — Ну прости меня, прости. Я не хотела тебя обидеть. Просто, ты говоришь... Говоришь совсем как они! Ты не помнишь? Я ведь такой же монстр, они все тоже хотели моей смерти, хотели препарировать как лягушку, не говори что не помнишь этого! Почему ты решил, что эта книжка не врёт? — Потому что я знаю, — прошептал Эрен, но звучало это не уверено. Микаса поникла, опустила голову, перебирая его пальцы и рассматривая исполосованные белыми линиями ладони. — Эрен, ну пойми ты, что нельзя никому доверять, никому, понимаешь? Тем более дурацким книжкам! Он вырвал ладонь из её руки резче, чем хотел. Микаса пошатнулась от неожиданности, посмотрела на него удивлёнными большими глазами. — Зато ему ты доверяешь! Какому-то ведьмаку, которого может даже и на свете не существует! Его уже убили и растерзали такие же монстры, как и он сам! Вероломные, богомерзкие, отвратительные уб... Он не договорил. Щёку опалило. Было не больно, но настолько обидно, что Эрен нервно закусил губу, чтобы не заплакать. Микаса испуганно ахнула и прикрыла ладонями рот. Она оцепенела, только со страхом смотрела на него. Эрен коснулся пылающей щеки и вытер непроизвольно шмыгнувший нос. Развернулся и ушёл. Она хотела его остановить, но было поздно, слишком поздно.17
Ему понадобилось несколько дней, чтобы погасить в себе боль, злость и жгучую обиду. Но он справился. Переступил привычный порог и опешил, когда осознал, что покоится в её объятьях. Микаса плакала, извинялась и прижимала его к себе. — Я думала, что ты больше не придёшь. Прости, пожалуйста, прости меня! Это было... было плохо. Но я не со зла, правда, оно само... больно? Тебе очень больно? Эрен обнял её в ответ. Пахло от неё так же, как и всегда, мёдом и миндалём, это успокаивало, впервые за эти томительные дни разлуки ему стало спокойно и хорошо. Злость утихла, обида прошла, а боль исчезла. — Совсем не больно, только обидно было. Но я сам виноват, ты прости меня, сестра. Я не должен был так говорить, я понял, что был не прав в резких словах. Просто я слишком тебя люблю, слишком волнуюсь, понимаешь? — Да, понимаю, очень хорошо понимаю, но и ты меня пойми... Когда я смотрю на этот портрет, то всё внутри переворачивается, словно этот человек мне знаком, словно я знаю его много лет. Он добрый и хороший, слышишь, Эрен? Он не обидит ни тебя, ни меня, правда. И ты его не обижай, прошу. Ты сам увидишь, когда он появится. Эрен сомкнул губы, Микаса слишком добрая, чтобы понимать правду жизни, она слишком хорошая, ей чужда жестокость. Ну что ж, он сам её защитит. — Да, Микаса, я тебе верю, — успокоил он её, а сам подумал: «Я никогда его не увижу, так же как и ты. Он умер. Все они умерли. Все ведьмаки умерли. Угрозы больше нет».18
— Ведьмак в городе, ведьмак в городе! Он убил Лешего! Ведьмак в городе! — весело горланил мальчишка на площади. — Не может быть, — прошептал Эрен одними губами.19
— Зачем вам нужен ведьмак, королева? Ваша дочь не монстр, или вы решили от неё избавиться?! — воскликнул он в сердцах. — Эрен, милый, успокойся, прошу тебя, успокойся. Я не могу перечить Стрегобору, пожалуйста, пойми меня. Всё будет хорошо. Я поговорю с ведьмаком, он такой же человек, я уверена, что он поможет найти Микасу. Всё будет хорошо, всё будет хорошо. Эрен лишь сомкнул губы в тонкую линию. — Да, госпожа, как вам будет угодно. «Нужно убить старика и чем раньше, тем лучше!»20
«О Боги! Это тот самый ведьмак! Тот самый... Микаса. Нужно защитить её, нужно обезопасить. Нет... Никто не знает. Никто не найдёт этот проход. Даже ведьмак не найдёт. Всё хорошо... всё хорошо».21
— Микаса, где ты была?! Я так переживал... — Со мной всё замечательно, Эрен! Я видела его, видела, представляешь! Это он, он! Теперь всё будет хорошо. Теперь закончится ад, Эрен!22
«Чёрт, старик всерьёз решил убить меня», — скрипнул зубами Эрен. По руке стекала тёплая кровь. Он боялся, что останутся следы, поэтому зажал в кулак конец рукава, не позволяя каплям упасть на мрамор. «Нужно дойти... только дойти до неё... и всё будет хорошо». Шаги давались ему с трудом. В первый раз его настолько серьёзно ранили. И кто? Какой-то вшивый наёмник. Он не разглядел его лица. Его лица больше никто не разглядит. В глазах плыло и темнело, даже несмотря на трепетный свет от свеч он почти ничего не видел и пробирался буквально на ощупь или машинально, как подсказывала интуиция. «Только бы никто не увидел... Нужно двигаться быстрее... ещё быстрее». Оказавшись у нужной стены он опёрся о каменную кладку, не в силах держаться на ногах. Не заметил, как мазнул кровью. Было не до этого. Опираясь о пыльные проёмы коридора Эрен достиг цели. Теперь можно отдохнуть... Микаса сидела к нему спиной. Что-то писала. Он видел, как кончик пера танцует, отбрасывая причудливые, дрожащие тени. — Эрен, ты поздно... Она повернулась и ахнула. По тому, как побледнело её лицо Эрен понял, что выглядит паршиво. Он хотел ей улыбнуться, но вместо этого опустил голову. — Что случилось? Опять Стрегобор? Да когда же это кончится! Микаса помогла ему снять камзол. Через плечо, наискось до ключицы кровоточила рана. Она попыталась перевязать его, зажала рану чистой тряпкой, но та слишком быстро впитывала струящуюся алую кровь. — Эрен, что я должна делать? Кровь не останавливается! Микаса отняла от него дрожащие окровавленные руки. Он взял её ладони здоровой рукой. Ему стало легче. Намного легче. — Ничего. Не бойся. Смотри на меня. Вся хорошо. Она судорожно кивнула, испугано сжимая его руку. — В столе лежит баночка, разбавь в воде пару капель. Боль утихала, но перед глазами начало расплываться. Он услышал шаги. Кто-то их нашёл. Неужели он привёл сюда врага? Страхи отрезвили замутнённую галлюциногеном голову, и он встал. Накинул чистый камзол, чтобы скрыть увечье. Микаса странно притихла, кусая губы до крови. Нужно убить врага... нужно защитить её...23
«Этот ведьмак... Он не похож на тех, кого описали в этой книге». Эрен перевернул шуршащую страницу. «Нет. Он пытается меня обмануть. Ему удалось провести Микасу. Сестра слишком доверчива... Нужно действовать наверняка. Нужно избавиться от него». Руку до сих пор жгло. Эрен поморщился. Если то, что написано здесь имеет хоть крупицу правды, то ему не совладать с ведьмаком. Особенно в таком состоянии. Нужно действовать по другому. «Микаса... ты ещё скажешь мне спасибо. Что доброго может быть из Каэр Морхена?» Он потянул за ручку и ящик стола со скрипом поддался. Перебирая бумаги в поисках спрятанного золота, Эрен увидел давно похороненный портрет. Глаза его недобро сощурились, полыхая ядовитым огнём. «Если бы ты не появился... если бы тебя прикончил тот монстр, то было бы всё иначе!» Пергамен поддался жестокой руке. Эрен хотел было разорвать злосчастное напоминание о причинах его бед, но услышал шаги. Кто-то идёт. Микаса? Нет... Слишком тяжёлая поступь. Он. Да, это хорошо. Хорошо... Эрен поднялся и быстрым движением выбросил скомканную бумагу в очаг. За спешкой он и не заметил, как промахнулся. Вышел. «Пусть зайдёт. Нельзя, чтобы Микаса услышала его. Я решу этот вопрос. Раз и навсегда».24
Ведьмак ушёл. Просто. Без боя, без угроз, почти молча. Эрен сжал переносицу холодными пальцами. Казалось бы проблема решена, но почему ему так неспокойно? Наверное, потому что он должен быть всё ещё во дворце. Нужно задержать Микасу. Пусть он уйдёт и тогда всё будет хорошо. Всё обязательно будет хорошо.25
— Эрен, давай поменяем тебе повязку. Я принесла лекарства и нормальное обезболивающие. Не принимай больше галлюциногены, прошу тебя. Она разложила добытые препараты на стол. Потянулась к полотенцу и застыла. Её лицо исказилось, словно от едва сдерживаемого стона боли. Эрен взял её руку, обеспокоенно вглядываясь в лицо. — Что такое, Микаса, что случилось? Казалось, она с трудом может дышать. — Ничего, просто... сердце... болит.