***
— И куда же ты меня ведёшь? — Не доверяешь мне, ведьмак? — она шла впереди и он не мог видеть её лица, однако чётко представил лукавый прищур прекрасных глаз. Леви слышно усмехнулся. Никогда он ещё не ощущал себя так... нет, он не знал какое слово здесь подходит. Просто он никогда не ощущал себя так, как сейчас. Теперь Леви понял, что ловушка и правда захлопнулась. Невидимая ловушка. Никакие бы цепи, кандалы и путы не сдержали его так, как сейчас сдерживало невесомое и непонятное для него чувство. Он не спрашивал её, а Микаса не стремилась брать инициативу диалога в свои руки. Поэтому лесную тишину нарушали только хруст веток под его ногами, да шелест ветра в густой кроне древних дубов, орешника и тиса. — Пришли. Она остановилась. Гибкие ветви разошлись перед ней в разные стороны, формируя арочный проход. Медальон дрогнул. Леви прошёл вслед за Микасой. Остановился. Перед ними возвышались мраморные и гранитные блоки, арочные своды и искусные колонны с витиеватыми растительными барельефами. Это были руины. — Знаешь про Шаэрраведд? — спросила Микаса, не отводя взгляда от истерзанного временем и беспощадными ударами громоздких молотов прекрасного места. Даже сейчас оно завораживало. — Знаю. — Тут так же, эльфы уничтожили последний оплот собственными руками, когда поняли, что не вернуться сюда больше. Они не хотели, чтобы он достался людям, как их первый дворец, который я когда-то смела называть домом. Леви ничего не ответил, он нахмурился и сомкнул губы. Микаса пошла вглубь руин. Он — за ней. Замшелые плиты потрескались, через некоторые сочилась трава или тоненькие деревца. Послышалось журчание воды. Где-то недалеко протекал ручей. Микаса ловко перепрыгивала по мраморным обтёсанным блокам, пробежала по поваленной колонне на верх гранитной арки и остановилась, села, свесив ноги. — Поймаешь меня? — улыбнулась Микаса. Леви перевёл взгляд с лазурной, поблёскивающей редкими солнечными лучами мозаики. Не сказать что Микаса была так уж высоко, но при неудачном прыжке можно было запросто повредить ноги. — Если потребуется. Микаса хмыкнула. — Слишком ты угрюмый, мой ведьмак. — Чушь собачья, я самый веселый в мире человек, — фыркнул Леви. Микаса хохотнула. — Тогда проверим твои умения! Не успел он сообразить, как Микаса уже спрыгнула. Нормальный человек никогда бы не смог преодолеть расстояние и успеть. Но он успел. Он поймал её. — Больше так не делай, — пробурчал Леви и опустил её на землю. Микаса же не слишком спешила отстраняться. Она подалась вперёд, а рука, что прежде обвивала шею, скользнула по щеке. И... ничего не произошло. Леви отнял её руку от щеки, мягко сжимая пальцы. Микаса открыла глаза, на лице промелькнуло смятение. — Зачем? — спросил он тихо, смотря в её серые как сталь глаза. Она непонимающе сдвинула брови. Леви отвёл взгляд. То, что она собиралась сделать, он хотел всей душой, однако привык не поддаваться желаниям. Разум говорил ему, что слишком уж всё это хорошо, для того, чтобы быть правдой. — Что ты имеешь в виду? — Зачем поцеловала меня? — он заглянул ей в глаза. — Ради любопытства? — Нет! С чего ты это взял? — воскликнула Микаса и глаза её удивлённо расширились. Леви отпустил её руку и отвернулся. — Просто. Микаса, не надо. Не гожусь я для подобного. Микаса нервно закусила губу. Она не понимала, почему он это говорит? Сейчас он очень хотел, чтобы мнение о том, что у ведьмаков нет чувств было верным, но проблема в том, что чувства у них были. Она аккуратно поддела его пальцы кончиками своих, будто опасаясь, что он оттолкнёт. — Пойдём, я покажу ещё кое-что. С мраморных блоков каскадом стекала вода. Колоннады обрамляли обширное пространство, практически всю территорию которого занимали разросшиеся кусты розы. Нежные бутоны и цветки были голубого оттенка. Они оплетали заваленные стены и мраморные балки, пробирались в самую незначительную щель, заполняя собой пустоты, будто в безнадёжной попытке возродить разрушенный дом. — Это центр дворца. А эти розы были здесь посажены в честь Аэлирэнн. Такие же, должно быть, растут в Шаэрраведде. Вот она сама, предводительница, ведущая молодых на смерть. Та, которая повинна в гибели собственного народа. На каменной стене был нарисован лик поистине прекрасной девушки. Краски не потеряли в цвете: не потускнели и не выцвели, словно не прошло больше двухсот лет с тех пор, как это место было покинуто. — Белая Роза, — шепнул Леви. Он был в Шаэрраведде. Он уже видел это лицо. И знал, каков был итог этого восстания. — Да, — отозвалась Микаса и горько усмехнувшись добавила, — Северная Роза... Ведь столица названа в её честь. А занята людьми. Какая ирония. Я бы сказала жестокая насмешка судьбы. Леви спустился по гранитным треснутым ступеням к подножию водопада и стене из роз. Рука сама потянулась к изящным, почти невесомым цветам цвета ясного неба. Он осёкся на полпути и рука безвольно повисла. Ручеёк журчал, каскадом разбиваясь о мраморные плиты, хрустальными переливами, казалось, в наступающих сумерках стало ещё тише. Они долго молчали. Леви смотрел на прекрасные цветы и думал, а Микаса смотрела на него. Она первая разорвала тишину. Боялась, что если заговорит с ним или задаст вопрос, то он отстранится ещё больше, поэтому просто запела. Слова сами полились мелодичным источником печальной повести о Шаэрраведде.Золотая тpава стала чеpвонной от кpови,
Чеpноту от пожаpища с белой стены не стеpеть...
Госудаpь победитель, дозволь слово пленнику молвить
Пеpед тем, как в туман за собой уведет меня смеpть.
Мое слово - не меч,
От судьбы не убеpечь.
Кpовь на белой стене -
Hа войне как на войне!
Мы сpажались за смеpть, защищая пылающий гоpод,
И тепеpь лишь на паpу часов нам отсpочка дана.
Посмотpи, бpат мой младший стоит - он совсем еще молод.
Отпусти его, князь, за двоих я отвечу сполна!
Как же кpовь гоpяча...
Чеpной птицею с плеча
Улетит моя душа,
А судьбе не помешать!
Отпусти его, князь, ты же видишь - он смеpти боится.
Он так мало пpожил, он не должен был воином стать.
Ты же слышишь, как бьется душа пеpепуганной птицей-
Hеужели за битву ты кpовь не устал пpоливать?
Hо в глазах твоих сталь -
Чужака тебе не жаль.
Что тебе мои слова!
Сталь меча всегда пpава!
Hа холодном лице замеpла безpазличная маска
А в глазах пpиговоp: "Чужаков невозможно пpостить!"
Жаль, у песни счастливый конец может быть только в сказке,
Hо не стоит, мой бpат, даpа жизни у смеpтных пpосить!
Пpотяни мне ладонь -
Мы шагнем чеpез огонь,
Чеpез боль, чеpез стpах,
Унося звезду в pуках!
...Унося звезду в pуках!
Казалось лес намеренно притих именно для того, чтобы выслушать эту печальную песнь о бессмысленной и жестокой войне. — Красиво. Микаса улыбнулась ему лёгкой, печальной и безнадёжной улыбкой. — Я прихожу сюда всегда, когда мне грустно. — Сейчас тебе грустно? — Очень.***
Яркая полная луна освещала полянку, сокрытую в глубине проклятого леса. Языки пламени танцевали, обвивая немного сырые ветви оранжевыми лентами. Хворост потрескивал и шипел. Теперь лес не казался таким уж мрачным и угрюмым, напротив, ночью к нему словно вернулась жизнь: сверчки весело играли на своих скрипках, где-то неподалёку кусты примяли чьи-то громоздкие копыта, а сова глухо ухнула и вспорхнула в небо, по всей видимости, отправилась на охоту. Они сидели рядом на попоне. Изабо паслась неподалёку. Микаса позвала и лошадь тут же пришла. Леви даже мог бы приревновать своенравную лошадь, ведь на его зов она так и не откликнулась. Однако это вызывало лишь мысленную улыбку. Микаса необычная девушка. Конечно, она не проклята, Леви не верил в эту чушь, но она скорее всего могла бы стать чародейкой, если бы обстоятельства сложились иначе. — Эрен хотел тебя защитить, да? — спросил Леви, наблюдая за пляской рыжего пламени. — Да, — просто отозвалась Микаса. — Зачем нужны были все эти игры с записками? Почему просто не сказала мне всё как есть? Леви перевёл взгляд с костра на Микасу. Она смотрела куда-то сквозь огонь, сжимая глиняную кружку ладонями. На лице её читалась нескрываемая тоска. — Я не знала наверняка, можно ли тебе доверять... — Микаса посмотрела ему в глаза. — Да, ведьмак, я тоже умею сомневаться. Она улыбнулась, в этом изгибе губ узнавалось былое ехидство. Леви едва заметно усмехнулся. Микаса изменилась в лице, длинная тень от ресниц упала на бледные щёки. — Скажи мне, ты правда не собирался убивать меня, когда Стрегобор предложил тебе деньги? — Я похож на наёмного убийцу? — Совсем чуть-чуть, — Микаса прищурилась, улыбаясь. Слышная усмешка вырвалась против его воли. Леви прикрыл глаза и покачал головой. — Однако не побоялась спать рядом со мной. Кстати, как ты смогла ускользнуть так, что я не проснулся? Её улыбка стала более нежной и снисходительной. — Не скажу. — Так всё-таки не доверяешь мне? — вздёрнул брови ведьмак. Микаса покачала головой. — Не в этом дело. Просто всему своё время. Она поднесла чашку к лицу и сделала глоток, немного отвара пролилось. Микаса резко отвернулась, краснея за собственную неуклюжесть и поспешно вытирая подбородок. Леви сделал вид, что ничего не заметил, слишком большое значение княжна придаёт такой мелочи, сказывается воспитание? Он неудачно повернулся, чтобы посмотреть в сторону донесшегося шороха, и скревился от вспыхнувшей боли в затылке. Поймал встревоженный и виноватый взгляд Микасы. Она опустила голову. — Прости, это я тебя ударила. Леви улыбнулся, он уже давно это понял. — Больше так не делай, — прозвучало непривычно весело, так, что Микаса даже не стала скрывать удивление. — Больше не буду, — улыбнулась она. — Правда. — Как ты проникала ночью ко мне в комнату? Я знаю, что ты была там. — Сам знаешь. — Только предполагаю. Микаса ответила ему уже полюбившейся улыбкой: немного наклонила голову, прикрыла глаза и разомкнула губы, показывая белые зубки. — Значит наёмников Стрегобора убивал Эрен? — Да. Леви замолчал, задумчиво вглядываясь в огонь. — А стражник, которого нашли в твоей башне? — Его убила я. Опасное демонское отродье. Предвестница Лилиты. Жестокая и кровожадная. Бедный-бедный стражник. Микаса мрачно усмехнулась. Леви нахмурился. За её напускной безразличностью таилась глубокая душевная боль. — Что он делал в твоих покоях? Усмешка исчезла, Микаса перевела на него взгляд, лицо её стало серьёзным и, ему даже показалось, испуганным. Она некоторое время молчала, потом поставила чашку на траву, а сама взяла его руку в свои ладони, горячие и мягкие. — По всей видимости, хотел доказать, что он мужик? — усмехнулась она. — Правда непонятно кому, мне или с дружками поспорил? А может Стрегобору? Я не знаю, не было времени спрашивать, как только он навалился на меня я воткнула вилку ему в глаз. Он недолго трепыхался. Вот какая я жестокая. Микаса говорила всё это опустив голову и ласково проходясь кончиками пальцев по костяшкам его руки. Леви понял её жест, она ищет защиты, ей всё ещё страшно. Он сжал её ладонь в ответ. Микаса подняла глаза, и на лице её отразилось удивление. — Я тебе противна? — она улыбнулась, а брови изогнулись словно в любой момент она была готова заплакать. — Нет, совсем нет... ты прекрасна. — Тогда почему ты отстраняешься? Я не из любопытства... правда! Леви всё ещё сжимал её ладонь. — Ты не знаешь меня. Иначе не хотела бы этого. Со мной рядом опасно, Микаса. Все, кого я люблю — умирают. Я больше не хочу... — Значит ты уже... терял любовь? Впрочем, тебе наверняка много лет, за всё это время, конечно же была... — Нет, то, что ты имеешь в виду, я не терял. Но и начинать не хочется. Микаса немигающим взглядом смотрела в его чуть светящиеся глаза, что от темноты стали почти чёрными, зрачки расширились. — Но... почему? — А смысл? — просто, но с болью и отчаянием. Она закусила губу. — Из-за... мутаций? Леви прикрыл глаза и выдохнул. — Много из-за чего. Моё предназначение убивать чудовищ и защищать людей. Семьи у меня не может быть априори. Так смысл обрекать тебя на несчастье? — С чего ты решил, что я буду несчастна? — встрепенулась Микаса. — Первые пару лет, возможно, ты и будешь довольна, но потом... я постоянно буду в отъезде, у меня нет места, которое может стать твоим домом, полноценной семьи тоже никогда не будет. Подумай сама, Микаса. Ты захочешь всё это рано или поздно... рано или поздно ты захочешь нормальной жизни. Тебе станет в тягость жизнь, которую ты хочешь выбрать сейчас. А нормальная, полноценная жизнь может быть только, если ты выйдешь замуж за нормального, полноценного мужчину. Я уверен, что на мне свет клином не сошёлся. «Но никто не будет любить меня так, как ты!» — Ты ошибаешься, у меня всё равно никогда не будет семьи. Поэтому это не имеет значения. — Что ты имеешь в виду? — Я бесплодна. Ты разве не нашёл записей Стрегобора? Органы смешены, а репродуктивная функция атрофирована. Поэтому мне всё равно. Я проклята, Леви, проклята. Леви нахмурился. Микаса скользнула рукой по его шее вверх, по шершавым, немного отросшим волосам, в мягкие, более длинные. Она повернула его к себе, заглянула в глаза. — Поэтому, пожалуйста, не отстраняйся от меня. Пусть после нашей зимы никогда не наступит весна, пусть так... Но наша зима может быть прекраснее и теплее лета. Микаса подалась вперёд, но Леви накрыл её руку ладонью и заговорил. — Возможно, твою проблему можно решить, я знаю, что иногда получается излечить бесплодие. — Не получится. — Почему? — Потому что я не хочу! Как же ты не понимаешь?! Я люблю тебя! Люблю! Чёртов ты ведьмак! Она впилась в его губы долгим поцелуем. Ресницы трепетали, Микаса ожидала, что он опять отстраниться. Леви ответил на поцелуй, прижимая её к себе. Щёки вспыхнули, но ей было слишком хорошо, чтобы обращать внимание на внезапно наступившую духоту, в почти осенней прохладе ночного леса. Её руки скользнули по застёжке и ремень, фиксирующий наплечники поддался. Леви отстранился прижимая её ладони к себе и не давая сделать следующее действие. Микаса смотрела на него взглядом наполненным такой невыносимой тоской, что сердце больно сжалось. — Не отстраняйся, пожалуйста, — шепнула она с отчаянием в голосе. — Зачем? — прошептал он ей в ответ. — Я не хочу умереть так и не узнав тебя. Ты же знаешь, что там ничего нет, только туман, вечный, холодный туман. Больше ничего... совсем ничего... Она отвела взгляд, Леви молча и внимательно наблюдал за ней, всё ещё прижимая её руки к груди. Микаса робко повернулась. — Скажи, что любишь меня. Пожалуйста, скажи. Соври мне, соври, но скажи, что любишь... Он не сделал того, что она хотела, он не соврал. — Я люблю тебя. На её лице появилась грустная улыбка, Микаса так и не поняла, что он говорил правду, но для неё это было уже совсем не важно...