Больше, чем Предназначение

Противно моросящий дождь темнил шерстяной плащ. Свинцовое небо тяжелело и сгущалось, приближался вечер. Лошадь стройной, медленной поступью плыла меж разбросанных хаотично покошенных домишек. Всадник не смотрел по сторонам, капюшон скрывал лицо, но выбивающийся из-под плаща бугор от навершия двуручного меча говорил отчётливее любых других признаков — ведьмак. Как только он равнялся с окнами домиков, то ставни с грохотом закрывались, яснее слов показывая, что названному гостю не рады. Редкие люди, которым не повезло остаться на улице, пятились к воротам или прятались за частокол, провожая всадника долгим, презрительным, иногда испуганным и всегда недоброжелательным взглядом. Он чувствовал весь этот вес неприязни на своей спине. Настолько осязаемы были эти эмоции. Словно он тащил мешок с камнями и кто-то невидимый постоянно добавлял туда новый груз. Но его это не волновало, по крайней мере он заставил себя так думать. Пусть смотрят — всё пустое. Что похвала и благодарность, что оскорбления и ненависть. Хотя ему то откуда знать, что такое людская похвала или хотя бы благодарность? У трактира на перекрёсте он спешился. Губы искривила едва заметная усмешка собственным мыслям. С каких пор он подался в философы? Теперь усмешка стала ярко выхоженной, шрам, проходящий через губу, пришёл в движение. Однако ненадолго. Скрипнула деревянная дверь из добротного морённого дуба. Лицо ведьмака приняло обычное непроницательное выражение. — Милсдарь, чем могу услужить? — раздался дребезжащий голос. Ведьмак держал недовольно машущую хвостом и фыркающую лошадь за уздцы. — Хочу снять комнату, есть свободные? — А как же-с, есть. Лошадь встревоженно попятилась, мотнув гривой. — Ну-ну, спокойно, девочка, спокойно... — он погладил её по пегой морде. — Что это ты разнервничалась? Лошадь понятное дело не ответила, но вроде бы успокоилась. Хвост всё так же беспокойно мотылялся, словно отгонял оводов, хотя насекомых и в помине рядом не было. — Тогда напоите и дайте овса кобыле. Старец отвесил ему услужливый поклон, расплываясь в странно доброжелательной улыбке. Это насторожило. «Он что не понял кто я? Видимо со зрением совсем у старика проблемы». Ведьмак коротко кивнул в ответ и вошёл в шумный трактир. Людей было немного, но шума вдоволь. Бродячий бард фальшиво пел, пьяные грязные мужики подпевали, попутно щупая разносивших напитки служанок за причинные места. Ведьмак поморщился и отвёл взгляд, устремляясь к стойке. Неожиданно ведьмачий медальон затрепетал, дёргая серебряной цепочкой. «Что за чёрт?» — подумал он и нахмурился, однако не обернулся прислушиваясь. — Чем могу помочь? — отозвался трактирщик, протирающий щербатую кружку льняной, грязной тряпкой. — Комнату, — скупо сказал ведьмак, подходя ближе. Трактирщик поскрёб поросший грубой щетиной подбородок большим пальцем и странно улыбнулся, показывая жёлтые гнилые зубы. — Есть одна, — сказал он и отставил кружку на стойку, — деньги то хоть есть? — Есть. Его противная улыбка стала ещё шире, показывая, что комплект зубов не полный. — А вы кто, собственно, будете? Какими судьбами в наших-то краях? — Ведьмак, — спокойно отозвался он. — Хотите предложить мне работу? Когда ведьмак назвался, то лицо трактирщика на мгновение исказилось в странной гримасе, но это не удивляло. — Нет, работы нет, — развёл руками трактирщик, — но комната есть. Отужинать желаете, мил человек? Честно говоря, желание есть при входе в трактир, как рукой сняло, только подташнивало, так что ведьмак отказался. — Только кипячёной воды. — Воды? — прыснул трактирщик. — У нас есть вино, пиво, эль, не обижайте уж. — Воды, — повторил ведьмак холодно и серьёзно. Он расплатился, выпил воды и почувствовал себя странно, то есть он ничего не почувствовал — это то и странно. Горло так же саднило, словно его не смачивали пару часов. Ведьмак плюнул на это и отправился со служанкой, которая должна была провести его до комнаты. Он много дней не спал в кровати и сейчас самым большим желанием было забыться глубоким сном, желательно без сновидений. Девушка шла впереди медленным шагом от бедра. Она была несколько ниже ведьмака, хоть он завидным ростом не отличался. — Господин, как вас зовут? — сказала она, поворачиваясь к нему. — Леви, — он помедлил. — Леви из Подземелья. Девушка растянула губы в милой улыбке, однако в карих глазах блеснуло что-то странное, больше похожее на триумф победы, чем на дружелюбие. Её тёмно-русые волосы едва заметно шевелились, словно от колыханий сквозняка, но на улице ветра не было. В коридоре стоял полумрак, зрачки ведьмака расширились, настраиваясь. — У вас тут точно нет для меня работы? — спросил он растягивая слова и всматриваясь в веснушчатое девичье личико, следя за движением каждого её мускула. — Нет, господин ведьмак, у нас деревенька спокойная, только домовые скребутся, да ухари на болотах воют, — рассмеялась она и прикрыла лицо рукой, отворачиваясь. — Надо же, мой медальон так не считает... — проговорил он едва слышно, но девушка на мгновение замерла, что не укрылось от внимания. — Вам что-нибудь принести, господин? — сказала она отрывая ладонь от лица и вновь озаряя его улыбкой. — Нет. Она склонила голову в знак понимания и развернувшись медленным шагом удалялась от него. Леви бросил последний взгляд в её сторону и скривился. «Что за чертовщина?» Комнатка оказалась небольшой, обычной, но что было хорошо — с окном. Леви подошёл к нему и опёрся ладонями о деревянный подоконник. Небо стало совершенно непроницаемым, дождь усилился, перерастая в барабанный концерт по прохудившейся крыше. В маленьком домике напротив горел тусклый свет канделябра. Леви присмотрелся: ребёнок лежал на кровати, а у изголовья сидела молодая женщина, по всей видимости его мать. Она гладила его волосы и что-то говорила, весело и нежно улыбаясь. Пока женщина не закрыла ставни, ведьмак не отвёл взгляд. А после сел на стул, запахнувшись мокрым плащом. Он думал, хоть и не хотел. Мысли сами противными шмелями лезли в голову. Леви откинулся на спинку и положил ноги на подоконник. Каганец нещадно чадил, кидая трепетные неверные тени на стены. Ведьмак и сам не заметил как усталость и истощение после эликсиров погрузила его в беспамятство чёрного, липкого, как смоль, сна. Его погружало всё дальше и дальше, словно вглубь чёрного озеро, вода сомкнулась над ним и свет померк, казалось навсегда. Холодная, противная вода окутала его тело, заливалась за шиворот, пробиралась в сапоги, текла по спине, забивалась в лёгкие. Словно чьи-то тонкие ледяные пальчики сомкнулись на шее. Он проснулся. Резко. Падая на пол со стула. Хватая ртом воздух и сгибаясь в кашле. Только после минуты забытья он понял что разбудило его дикое, истошное ржание собственной лошади. Ведьмак поднялся, слегка покачиваясь, его до сих пор мутило, а на горле ощущалось давление чужих рук. Леви машинально потёр шею, после чего грязно выругался и вышел из комнаты. Он не помнил, как пересёк расстояние от двери комнаты до двери трактира, но уже стоял на низком входном крыльце. Он больше не слышал своей лошади, вокруг стояла могильная тишина, только всхлипы раздирали её слабыми попытками. Ведьмак оглянулся. Двор трактира словно окутал непроглядный туман — дальше частокола простиралась лишь тьма. — Не надо! — раздался девичий крик. — Прошу вас, не надо! Медальон затрепетал, больно впиваясь серебряными звеньями в мокрую от пота шею. «Да что б вас всех!» — мысленно выругался ведьмак и спустился с прохудившихся ступенек, направляясь в сторону истошных женских криков. — Нет, нет, нет! — голос срывался, всхлипывал, дрожал, и утих. — Заткнись, ведьма! — гаркнул мужской злобный бас. — Правильно, так её! Она за всё ответит! Из-за неё урожай град побил, коровы дохнут. Теперь не отвяжется! — сказал другой голос. Леви вышел из-за стены, картина оказалась омерзительная: группка мужчин столпилась полукольцом и смотрела, как самый крупный раздирал платье на девушке. Она безуспешно пыталась прикрыть наготу, всхлипывала, сжималась в комок, но мужик встряхивал её каждый раз, поднимая во весь рост. По подбородку бежала кровь. Она что-то шептала, плакала, но больше не кричала. — Дрянь такая, в глаза мне смотри! — он в очередной раз встряхнул её за плечи, но девушка уже явно не могла стоять на ногах. Ведьмачий меч, что в народе окрестили «для людей», скользнул из ножен. — Нужно с очередью определиться, да, ребята? — сказал кто-то из толпы с противной усмешкой. «Ведьмак убивает монстров, ведьмак не вмешивается в дела людей...» — Я первый, а там сами решайте, хоть все сразу, — буркнул мужик и бросил девушку на землю. — Ноги раздвигай, мразь. «Не рыцарствуй, люди этого не поймут... К чёрту». Она пыталась отползти, но он навалился коленями ей на ступни. — Развлекаетесь? — холодный, жёсткий голос привлёк внимание возбуждённой толпы. — Ах, ведьмак! — слишком уж дружелюбно и со слишком широкой улыбкой отозвался тот, чьи колени всё ещё удерживали трепыхающееся девичье тело. — Не обижайся, за твою помощь у тебя есть привилегии, хочешь быть первым? Леви остановился. Какая ещё «помощь»? — Да, хочу. Отдайте мне девчонку и проваливайте, — сказал он, решаясь играть по их правилам. Улыбка превратилась в оскал, практически звериный, глаза недобро блеснули, в группе недовольно зашептались. — Ну уж нет, мы так не договаривались, — развёл руками он. — Деньги ты получил, а девчонка наша. Сам проваливай. Леви сжал рукоять меча. — Я не хочу крови. Если вы уйдёте и оставите её, то я вас не трону, — сказал он спокойно. «Хотя таких, собачьих детей, как вы, надо бы истреблять...» — промелькнула мысль в момент, когда самый крупный всё же встал, освобождая девушку. Та отползла и упёршись спиной в стенку закрыла лицо руками, её плечи судорожно вздрагивали, как при истеричном плаче или смехе. — Ты нас не тронешь? — ехидно переспросил мужик. — Ведьмак, скорее это тебе уже пора начинать молить нас о пощаде или ты ослеп? Он обвёл рукой пространство. Группа мужчин начала рассыпаться. Теперь Леви видел, что они были не с голыми руками: у кого вили, у кого рогатина, у кого разбойничий кинжал или длинный нож. Подготовились, значит. — Почему же таких, как вы, ничему жизнь не учит? — покачал головой ведьмак. — Кончай его, ребята, — бросил мужик. Из мглы вылетело два арбалетных болта с разных сторон. Это было неожиданно, но слишком медленно. Стремительный взмах меча и поворот. Один болт разрублен второй отскочил от серебряного ведьмачьего меча, что покоился в ножнах за спиной. — Ещё не поздно отступить, — сказал Леви, медленно приближаясь. На это раздался лишь отвратительный смех. Пара ребят, по всей видимости самых смелый, отделились от группы, направляясь к ведьмаку. — Будет больно, — сказал Леви, окидывая взглядом нападающих. Те скверно усмехнулись и переглянулись. Леви парировал удар разбойничьего палаша и увернулся от укола рогатины. Он стремительно нырнул за спину замешкавшемуся противнику сложил пальцы в Знак, но только собственную руку обожгло. Видимо силы ещё не восстановились после последнего приёма эликсиров. Леви выругался, в последнюю секунду отскакивая от секущего щербатого лезвия, что всё же успело задеть ухо. Пара ловких уворотов и удар плашмя по загривку противника — резкий вдох и стон боли. Рогатина переломилась, столкнувшись с лезвием, а враг упал на землю, оглушённый ударом серебряного шипа перчатки в весок. — Не благородничайте, нападайте разом! — взревел главный. Рассеявшаяся группа двинулась к нему. — Значит переговоры уже закончились? — усмехнулся Леви себе под нос, оценивая риски. Кровь всё-таки пролилась. С характерным чавкающим звуком он вынул меч из груди булькающего мужчины. Тот тяжело повалился в грязь. — А я же говорил, — фыркнул Леви, протирая меч от крови и остатков противника. — Почему никто никогда меня не слушает? Он обратил взор к девушке, что до сих пор прижималась спиной к прогнившим доскам и непрерывно содрогалась. Ведьмак подошёл к ней. Пожалел, что оставил плащ в комнате и присел на корточки. — Эй, всё нормально, я тебя не обижу, — сказал он как можно более дружелюбно, хотя наверное природа и не вложила в арсенал его интонаций подобный. Да и что может быть нормального в такой ситуации? Смешно. Однако других слов он подобрать не смог. — Пойдём, тебя нужно привести в порядок, — сказал он, когда ответа не последовало. Вновь только содрогания и звук то ли плача, то ли сдавленного смеха. — Ну же, заболеешь, — он уже начинал терять терпение, хотя вид девушки заставлял сердце больно сжаться. Вновь молчание. «Наверное, шок», — решил ведьмак, а делать что-то было нужно. Он протянул руку, чтобы коснуться её плеча, но не успел — она медленно отняла ладони от лица и он увидел оскал торжественной улыбки. Леви замер. Нет, не сам. Он просто не мог шевелиться. — Здравствуй, господин ведьмак, — сказал знакомый ему голос. Медальон неистово рвался с цепочки. На её лице теперь не было крови, она больше не закрывала наготу руками. Большие тёмные глаза смотрели на него с недобрыми искорками злорадного триумфа. — Ты... — только и смог вымолвить он, пока горло снова не сдавило будто холодными пальцами утопленницы. — Я, — сказала она, голос её эхом отдался в голове. Девушка поднялась и прошла ему за спину, он слышал удаляющиеся шаги. Его воли и сил не хватало, чтобы преодолеть оцепенение, но неожиданно оно прошло само. Леви захрипел и встал. Повернулся. Она стояла к нему спиной. — Вставайте, — приказала она и побеждённые поднялись, только вот они больше не напоминали людей, лишь какой-то извращённый отголосок: истлевшие до костей, перекошенные, в лохмотьях, без глаз или с зашитым ртом. Леви много чего видел на своём веку, но от этого зрелища ему захотелось блевать. Хорошо, что было не чем. Он аккуратно и беззвучно вытащил серебряный меч. — Ох, нет-нет, ведьмак, это тебе не поможет, — сказала она, поворачиваясь и улыбаясь. — Чего ты хочешь? — сказал он, отступая. — Ты не похожа на упырицу или бруксу, даже на ведьму как-то не особо. — Конечно не похожа, — засмеялась она гулко, — потому что я человек. По крайней мере, когда-то им была. Леви молчал. — Всё, что я хочу, — она сверкнула тёмными глазами, — это мести. — Прекрасно, но причём здесь я? — отозвался Леви, пытаясь тянуть время, а сам думал, во что его угораздило вляпаться. Она только улыбнулась, но проигнорировала его слова. Ткань порванного платья мотылялась при ходьбе то открывая, то закрывая бледное тело. — Как ты выразился...брукса? Для меня подходящее слово... — она задумчиво приложила пальчик к розовым губкам. — Наземная русалка. Леви внимательно наблюдал за её действиями. Внезапно он понял, что она имела ввиду, а внутри всё похолодело. Рука с мечом непроизвольно опустилась. — Да, ведьмак, да! Какой умный, догадался? — она расхохоталась, прикрывая лицо ладонью так же, как тогда в таверне. Леви сглотнул. — Ну же, ну, я слушаю! Так редко удаётся поймать ведьмака и всегда так интересно слушать, как вы пытаетесь меня провести, вымолить пощады, заговорить зубы, оттянуть время. Давай же! — Ты мстишь ведьмакам, — сказал он глухо. — Дальше, дальше! — За то, что над тобой надругались по его вине? — Почти угадал, — она показала белые острые зубки и подошла ближе. Леви молча наблюдал за ней. — Ты такой умный и... — девушка провела пальцами по его руке, — красивый. Как жаль, что ты умрёшь, — когда она коснулась голой кожи на щеке, то зашипела, отдёргивая руку. Она отстранилась, даже не так, она растворилась! То, что она возродила бросилось в атаку. Теперь было с одной стороны легче, но с другой сложнее. Легче, потому что перед ним были уже не люди, сложнее, потому что сил уже практически не осталось. «Глупая будет смерть», — подумал Леви и нервная усмешка слетела с его губ. Он решил попытаться понять. — Ну могу же я перед смертью узнать, за что умру, правда? — крикнул он в никуда. Меч прошёлся дугой сбивая трухлявую голову с плеч. Провернул клинок в том существе, что подошло сзади и упал на колени, тяжело дыша. — Ну же! Вновь перед глазами появилась она. — Можешь, конечно можешь, — сказала она мелодично, снова становясь девушкой из таверны. Те, кого он победил во второй раз вновь поднялись, окружив их широким полукольцом. — Слушай, мой милый, — осклабилась она, прохаживаясь вокруг него. — Давным давно, ещё когда вас, ведьмаков, даже любили. — Громко сказано, — фыркнул Леви. Она одарила его вопросительным взглядом, но продолжила: — Так вот... Заявился к нам один такой... Один из вас. Тем летом урожай побило градом с перепелиное яйцо, какая-то зараза уносила скот, а вода из реки стала не пригодной для питья. Люди понятное дело подумали, что дело тут не чисто, насобирали денег, сколько ведьмак за работу просил и обратились к нему. Он заверил, мол, конечно здесь не обошлось без нечисти. Начал расспрашивать. Ну так народ и выдал, что ему первое в голову пришло. Что я, Олеся, навела на них порчу. Ссылались на то, что бабка моя был местной колдуньей. Вот только она жила на окраине и никого не трогала. Даже помогала, коль вылечить надо было кого-нибудь от чахотки, да желтухи. А этот, — она пнула ногой того, кто прижимал её к земле, — за неделю до этого хотел меня к себе в дом затащить, ясно дело для чего. Так я и послала его, а чтоб неповадно было с дуру сказала, мол, прокляну, если ещё раз ко мне полезет. А уж ваш ведьмак наслушался и взялся за дело. Для приличия лес обошёл, дома, а в конце самом на меня указал, сказал, медальон не ошибается! — последнюю фразу она выплюнула с яростным презрением, но быстро изменилась в лице. После минуты молчания она продолжила: — Взял меня прямо там, на глазах у матери и брата. Потом убил их, а меня отдал на потеху всем остальным. Сказал, что чем больше отымеют, тем лучше на следующих год урожай вырастет. Она замолчала, повернулась, смотря ему в глаза. Леви ничего не сказал. — А потом он убил меня. Сам убил. Со смехом, под улюлюканье. А я прокляла. Собрала всю свою злобу и ненависть. Всю боль. И прокляла. Прокляла всю деревню, его и себя. Потому что я хотела мести. Им никогда не будет так же плохо, как было тогда мне! Никогда! — она выкрикнула это и лицо её исказилось, больше не было и тени улыбки или насмешки. Глаза её блестели гневом, злобой и... слезами. — Почему? Почему я не могу надругаться над ними так же! Почему они не могут познать такую же невыносимую боль? Они сдохли, сдохли в муках и продолжают страдать! — она обвела рукой окружающих их монстров. — Продолжаю страдать! Но никогда, слышишь, никогда они не искупят своего греха, никогда! Она сорвалась, теперь по её щекам действительно текли слёзы и плач содрогал бледное тело. — А ведьмак? — спросил Леви. Она улыбнулась. Не как обычно, а сдавлено, криво, печально. — Он успел уйти. Успел. И теперь я жду, жду когда он вернётся. И вымещаю злобу на тех, кто сюда забредает. На вас, других ведьмаках. Вы не лучше его. Все вы должны сдохнуть, как собаки на бойне. Я ненавижу вас всех! — Мы все отличаемся, — сказал Леви, хоть и знал, что это бесполезно. — Среди нас есть хорошие и плохие, как и среди обычных людей, однако я не верю, что это сделал ведьмак. — Ах не веришь, — она вновь оскалила зубы в улыбке. — Не веришь, — жуткий гулкий смех. Олеся начала медленно приближаться, будто плывя по воздуху. — Я сорвала его медальон, когда он... — она сомкнула губы, злоба полыхнула в глазах. Олеся бросила к ногам Леви серебряный медальон в виде оскалившейся волчьей морды. — Это тебя не убеждает?! Леви молчал, смотря ей в глаза. Тихий вымученный смех, больше похожий на сдавленное стенание. Олеся покачала головой и опустила голову, словно раздумывая. — Смотри. Она указала тонкими пальчиками в солнечного сплетения, где порванное платье, оголяло тело. В груди начала проявляться сквозной рана от меча, растекаясь кровавыми подтёками по коже, отчего девушка казалась ещё более бледной. Её грудь перестала вздыматься и ниспадать, она застыла в мертвенном оцепенение, платье стало тлеть, а волосы отрастать, как и ногти. — Так я выгляжу сейчас, ведьмак, — Олеся не остановилась, когда упёрлась в меч, что Леви всё ещё, машинально держал перед собой. Она прошла дальше, меч точно вошёл в рану, остриё показалось из спины. — Таким же мечом он проткнул меня. Её губы едва заметно дрогнули, а руки опустились. Леви замер, он не знал что делать, боялся шевельнуться, боялся причинить ей ещё большую боль. — Ты сказала... сказала что он взял деньги перед тем, как начать работу. Ведьмаки не берут плату заранее. Её лицо едва заметно дрогнуло, словно этот ничего не значащий по сути факт поколебал её веру в собственную правоту. — Мне уже всё равно, ведьмак, — сказала она с грустной улыбкой, тёмные глаза прикрыли длинные светлые ресницы. — Мне тебя жаль, — сказал Леви, смотря на неё. — Жаль, что с тобой всё это сотворили. Я бы не позволил... — Знаю, — она подняла к нему странно живые глаза и улыбнулась, по другому, не как прежде. — Ты единственный, кто попытался меня защитить. Даже сейчас... у тебя ведь затекла рука, правда? Олеся прошла вперёд, вгоняя меч в грудь по самую рукоятку. — Мне так жаль, что я не встретила тебя раньше, — она улыбнулась, как-то ласково, по-доброму, смотря ему в глаза. Потянулась рукой к лицу, но осеклась на полпути. — Знаешь почему я не могу тебя коснуться? — Почему? — спросил он, хотя знал ответ. — Ты никогда никого не принуждал, не насиловал, даже, наверное, девушек ни разу не касался, — она сказала это с некой дружеской усмешкой. Леви промолчал. Он не знал, что сказать. — Деревня, которую ты видел — отражение твоей души, твоих переживаний... твои ожидания от этого мира, от людей. Она поразила меня. Пасмурная, суровая, недружелюбная, холодная. Но не это главное. Тот мальчик с матерью в окне. Твоя душа ведь тоже болит? Он промолчал, но знал, что она поняла его ответ. — Холодно... — прошептала она, опуская голову. — Холодно, холодно, холодно. Всё время холодно и больно. — Чем я могу тебе помочь? Она покачала головой. — Ничем, ведьмак, ничем. — Тебе нужно простить, тогда боли больше не будет. Девушка подняла взгляд. Её губы дрогнули. — Как? — прошептала она, а из глаз бусинками упали слёзы. — Я не знаю, — сказал Леви на выдохе, — то, что ты мне рассказала простить невозможно. Но я много раз видел, что предела невозможному нет. Его губы впервые изогнула улыбка. Она помолчала, впиваясь глазами в его лицо. — Ты слишком красиво улыбаешься, ведьмак, — засмеялась она и привычным движением закрыла лицо ладонью, — делай это по чаще. — Хорошо, — отозвался Леви. — Ведьмак. — Что? — Мне холодно, обними меня, — прошептала она тихо, кажется, даже смущенно. Леви опешил. Это ведь могла быть ловушка или ещё, что, но... Он обнял Олесю, кладя руку на её маленькое хрупкое плечо. — Спасибо, — шепнула она ему на ухо, — я простила... Он уловил, как звенья цепочки колебались у него на шее. Всё вокруг начало рассеиваться. — Отсюда пойдёшь прямо через лес, не сворачивая, там выйдешь на дорогу и свернёшь на лево. Найдёшь там ночлег и работу. А может и нечто большее. Он кивнул, всё так же прижимая её к себе. — Прости меня, Олеся. — За что? — За то, что не оказался там, где был нужен. Она ничего не ответила, но кажется улыбнулась. Быстрый миг и вот он уже обнимает сгусток дорожной пыли. Рука онемела и жутко ныла. Леви покачнулся и упал. Тьма вокруг рассеялась, оказалось, что ночь была звёздной. Он вскинул голову, рассматривая яркое ночное небо. — Красиво. Сказал он, утирая блестящую щёку.