***
К тому времени, как Коля подъехал к забору, окружающему офис ФЭС, недолговечное февральское солнце уже несколько часов как зашло. Пальцы сжимались на оплетке руля и разжимались, взгляд то падал на пачку сигарет, то прикипал к светящимся окнам верхнего этажа. Несколько машин с покинуло территорию, и Коля едва успел заглушить мотор, надеясь, что среди уезжающих нет Сереги и Гали и никто не пристанет с расспросами. Через проходную вышел Сергей Белозеров, чуть раньше, едва не снеся ворота, вылетела Танюшка. Вани не было видно. Трубку сняли через два гудка. — Иван, ты еще на работе? Много дел? По Ваниному голосу было ясно, что дел нет: либо дует кофе, либо засел за игрушку. Или и то, и другое одновременно. — Ты знаешь, где дача Макарского? Даже через трубку ощущалось настороженность Ваниного молчания. — Если хочешь уничтожить свои фотографии, спускайся. Жду пять минут. Пассажирская дверь хлопнула через четыре. Ванька забрался в салон, принеся с собой запах крепкого кофе и шоколадных конфет, мороза и реактивов. На носках его ботинок налип снег, светлые волосы местами покрылись инеем. Ваня ничего не говорил, пока вбивал в навигатор координаты дачного поселка в подмосковье и просчитывал кратчайший путь. Напряженное молчание опутывало, заставляло нервничать, Коля резко повернул ключ зажигания и выдавил сцепление. Ваня сверлил взглядом и кусал губы. — Улик хватило, чтобы арестовать Бобикова? — спросил Коля, чтобы как-то прервать тишину. — Да, кроме того, на флэшке с фотика были детальные схемы расположения вещей в его квартире, а в отражении стола отражался сам профессор — ну, короче, он сам дал девушкам план и код сейфа. И вообще, забавно было: слухи о его аресте мигом дошли до министерства, а у Бобикова там хорошие знакомые, но едва они узнали о том, что он трахает своих студенток, как потребовали немедленно передать дело в суд. Интересно, не правда ли? — Потому что невеста у него там и ее отец, а не просто знакомые, — уточнил Коля. — Они, видишь ли, думали, что его интерес к Ржанниковой, Коровьевой и Усовой — не больше, чем интерес учителя к талантливым ученицам, а там, оказывается, интерес другой плоскости. — Да как он девчонок-то убедил, что у них нормальные отношения? Они там вчетвером отжигали, что ли… А что реально в его годы троих одновременно выдержать? — Ваня потряс головой. — А коллекцию свою профессор у коллеги на даче прятал — в чемоданах, якобы с барахлом умершей матери. Этот коллега обещался завтра с утра привести предметы коллекции. Вот и славно. Значит, дело наконец-то окончено? — Девчонок жалко. Коля покосился на Ваню как раз вовремя, чтобы заметить согласный кивок. Может и, дуры они, не слишком отягощенные моральными принципами, но предательства и такой страшной смерти не заслужили. Еще сколько-то километров ехали в обоюдном молчании, и вновь Коля прервал его: — Глядя на тебя анекдот вспомнил: заходит мужик в аптеку, спрашивает, есть ли в продаже йодистый калий, а фармацевт ему: «Нет, только цианистый». Мужик спрашивает, какая, мол, разница, а в ответ: «Да небольшая… всего два рубля». Ванька улыбнулся. — Или вот еще один: начальник говорит подчиненным: «Что вы жалуетесь, будто у вас зарплата низкая, когда она на семьдесят пять процентов выше?» «Выше, чем в каком году?» — уточняют подчиненные. «Выше, чем в следующем». Ванька зафыркал. Тоже, наверное, подумал, что анекдот в любой момент может коснуться его самого и всех экспертов ФЭС — Галя регулярно грозилась лишением премий, а министерское начальство порой пыталось урезать финансирование. — А еще вот: у каждой домохозяйки есть свой маленький секрет: например, Татьяна Филипповна утопила своего мужа, а Зоя Андреевна добавляет в суп базилик. — Это анекдот или начало нового расследования? — усмехнулся Ванька. — Вы еще про милицию начните анекдоты травить. — Да легко! Милиция арестовала группу мошенников, продающих поддельные дипломы, но на следующий день они были выпущены на свободу. «За недостаточностью доказательств нам пришлось их отпустить», — заявил журналистам доктор экономических наук лейтенант Козлов. Или вот, слушай, приняли сотрудника на работу в органы, месяц проходит, второй, третий, наконец через год спрашивают, чего это он в бухгалтерию за зарплатой не ходит? А сотрудник в ответ: «А нам чо еще и зарплата положена? Я думал: ксиву и оружие выдали — и крутись как хочешь». Анекдотов хватило, чтобы выбраться из стоящей в пробке Москвы и даже немного дольше. К счастью, ехать до дачи Макарского было недалеко, и уже вскоре автомобиль въехал в сонный дачный кооператив, в котором редко кто коротал зимние будние дни. Ваня объяснил, как проехать до нужного участка, и еще несколько минут спустя Коля остановился перед высоким забором из прогнивших досок. Хлипкая калитка не запиралась на замок — Ванька просунул ладонь между прибитых реек и изнутри отодвинул щеколду. — Как его раньше-то не обокрали… — Да было бы что красть. — Ваня по икры ушел в сугробы, и покрутился немного возле забора, что-то разыскивая. — В доме пусто, как шаром покати. Бомжи иногда забираются — мы их пару раз заставали. Сосед слева, пока жив был, круглогодично жил тут и гонял чужаков. А сейчас не знаю… Ключа нет. Да, Макарский что-то говорил про ключ. Но Коля и тогда отмахнулся от его слов, как сейчас отмахнулся от Ванькиных — если замки такие же хлипкие, как на калитке, проникнуть внутрь дома плевое дело. Дом давно требовал ремонта. Обшить бы его сайдингом, заменить окна, поставить заново крыльцо и перебрать печь и печную трубу — и дом хотя бы станет похож на дачу, а не на покосившийся сарай. Коля сделал несколько шагов к крылечку, чтобы оценить замок, когда услышал за спиной Ванькин голос: — Нам сюда, Николай Петрович. Ванька стоял возле сарайки. Возможно, когда-то это была банька, но Коля не был уверен, что в ней еще можно париться. — Уверен, что здесь? Ваня не ответил, только губы сжал. Лицо стало острее, сузились глаза, под ними залегли тени, сжались кулаки… Ванька отступил на шаг, пропуская Колю к дверям, и заглядывал через плечо, когда отмычка оказалась внутри замка. Через секунду после тихого щелчка дверь поддалась. В сарайке было электричество, но Коля перехватил Ванину руку перед тем, как он нажмет на выключатель. Достал из кармана фонарик, Ванька воспользовался подсветкой телефона. От бани осталось одно название. Бывшая парилка использовалась как… еще одна комната? Диван у стены, синие занавески со звездами и с цитатами из английских песен на стенах, книжный шкаф с бесчисленным множеством бумаг на полках. Ванька скинул ковер с оборудования. Фотолаборатория? Тканый половик на полу заглушал шаги. — Сможешь найти свои фотки? Слишком уж много бумаг было в шкафу, чтобы отыскать среди них нужные. — Мы можем их сжечь? — предложил Ванька, и Коля подумал, что его нужно оставить одного. — Конечно. Я разожгу костер. Он вышел наружу, отыскал под навесом ржавую, дырявую по низу и с боков бочку и оттащил ее подальше от бани. Подсунул под дно несколько найденных поблизости кирпичей, вернулся от машины с бутылкой бензина. На глаза попались несколько бревнышек для растопки… В общем, к тому времени, когда Ваня вышел наружу с кипой бумаг у груди, огонь уже горел. — Это все твое, что ли? Ваня помотал головой. Первым в огонь полетел толстый бумажный конверт. И когда огонь слизал обертку и уголки глянцевых фотографий появились на свет, Коля резко отвернулся: он не хотел знать, что внутри. Следом в бочку полетели другие фотографии: с совместных пьянок, на фоне тех же обоев из бани, с веселыми пьяными лицами, среди которых Коля угадывал только юного Ваньку и Макарского. Огонь лизал конспекты, чертежи, какие-то справки, блокноты с рисунками и нотные тетради. А Ваня выносил из бани одну кипу за другой. — Ты уверен, что все нужно сжечь? Судя по Ванькиному лицу уверен он не был, но что-то ожесточенное, болезненное появилось в его чертах. Ваня кивнул, не размыкая судорожно сжатых губ. Огромные глаза горели злым лихорадочным огнем, подрагивали пальцы, когда Коля обхватил их своими ладонями. Он не знал, что сказать, и просто держал кулаки Тихонова в своих, пока не заметил, что его губы начали дрожать. — Потому что… потому что тут не только фотки. Не только мои. Тут… тут столько компромата… И на этих Лид ваших тоже. И фотки, и личные вещи. Как фетиш какой-то. Тащил все, как сорока, чтобы потом припомнить. Я думал, я потерял сумку с тетрадями, а они вот где. И личный дневник Ленки, и чертежей Виталика тут много. А Макар выйдет и снова начнет. И ведь, знаете, мытьем и катаньем своего добьется, на шею сядет и ножки развесит, потому что чувствует, помнит, где больно и ломко, и будет давить и давить. Вашу Лиду будет преследовать, не даст ее дочке с другими встречаться, потому что явится — и всем расскажет, что четырнадцатилетней трахал на даче. Ленке покоя не даст… Ленка замуж за дагестанца выходит, и не стоит его родне знать, что брат ее, возможно, спал с парнем. А там фотки, и… Он начал стучать зубами, руки задрожали сильнее, и Ванька заметил это, вырвал их из Колиной хватки и спрятал кулаки в карманы, побледнели узкие губы. Ванька развернулся и стремглав бросился в баню. Когда он показался на улице в следующий раз, он прижимал к груди покрывало с дивана. И оно зашипело, медленно затлело — Коля плеснул еще немного бензина и огонь вскинулся, полетели в стороны искры. И Коля, и Ваня успели отскочить в сторону, но несколько искр все же обожгли пальцы и запахло жженым пластиком от нейлона курток. — Как думаете, диван пролезет в двери? Коля покачал головой. — А у вас есть перочинный нож? Нож у Коли был. Вскоре Ваня вышел наружу с отрезанными от дивана кусками обивки. Что теперь творилось внутри — Коля проверять не пошел. Вместо этого он ворошил прутом угли, чтобы быстрее прогорели оставшиеся нетронутые куски ткани. Ваня встал рядом. Его руки еще подрагивали, взгляд то замирал, то начинал скакать вокруг, с дома на баню, на бочку, на истоптанный их ботинками снег. Ваня упорно не смотрел Коле в глаза, но привалился плечом и притих. Коля даже приобнял Ваню, чтобы отвести его подальше от бочки — искры еще норовили прыгнуть в лицо. Ванины волосы пропахли дымом, Колины руки пропахли дымом — все вокруг пропахло дымом. Коля провожал взглядом догорающую ткань, и лишь когда она превратилась в тлеющие угли, несильно потряс Ваньку. — Помоги потушить костер, и поехали отсюда. Ваня вяло кивнул. Снег погасил угли, и когда бочка начала остывать, Коля подпер ею дверь бани. Возвращались к машине по прежним следам, и Ваня снова шел впереди. Он сжимал кулаки, комкал пальцами бумажки, вроде талонов метро, ломал предложенную Колей сигарету. Глаза смотрели на баню, но словно бы сквозь. А Коля все еще не знал, что сказать. Он сотню раз переживал предательство друзей, он тысячи раз сталкивался с ним в работе, он мог сказать Ване километры правильных слов, и непременно сказал бы, будь на Ванином месте любой другой. Но он интуитивно угадывал, что мысли Вани сосредоточены не на предательстве друга, а на материях еще более запутанных и сложных. Зыбких, как тропка через трясину. Поэтому Коля выплюну дотлевшую сигарету, стряхнул табачные крошки с Ваниных ладоней и сжал его пальцы своими. — Все пройдет, Ванятка. Он не отстранился, когда Ванька уткнулся носом ему в грудь, только неловко освободил ладонь, чтобы погладить по спине. Ваня отстранился только через несколько минут спустя, и его глаза, к Колиной радости, были сухими. Ехали молча, Ванька сонно клевал носом или смотрел в окно, холодные звезды равнодушно светили на землю, придорожные фонари теплым светом освещали заснеженное шоссе. Коля рассчитывал в два счета долететь до дома, но не тут-то было — дальше по дороге произошла крупная авария и проезд был прегражден. — Поедем в обход? — Ванька сонно хлопал глазами и тер щеки. — Правда, потеряем около часа. Что тут стоять, что в обход ехать — до дома все равно не добраться так быстро, как мечталось. Коля тоже поспал бы. Прошлой ночью они разошлись по кроватям хорошо за полночь, а встали, когда не было семи, а после дня за рулем глаза если не слипались, то грозили слипнуться в любой момент. У Коли был почти полный бак, печка мерно грела, сонный Ванька моргал и зевал, прикрывая рот воротником куртки. Коля прижался к обочине, и, уточнив в ГАИ, сколько продлится устранение аварии, повернулся к Ване. — Опускай кресло и айда спать — у нас есть целый час. Повторять дважды не требовалось.***
Когда Коля проснулся, ныло затекшее тело, шею будто прострелило и тянуло спину. Заграждения уже убрали и один одинокий автомобиль пронесся в сторону подмосковья. Ванька спал, перевалившись через между креслами, прижимался макушкой к Колиной груди, так что его светлые пахнущие дымом волосы лезли в нос. Подушкой для Ваньки служила Колина ладонь. Коля подул ему на макушку и осторожно высвободил руки, Ваня нехотя пошевелился, поднялся, растирая сонную мордашку. — Уже можно ехать? — Потерпи, еще минут сорок и будешь в кровати. У тебя выходной завтра? Ваня согласно угукнул, но все равно дремал, привалившись к двери. Коля даже не думал оставлять Ваню одного. И Ваня ничего не спросил, когда понял, что едет вовсе не к себе домой. Он поднялся на нужный этаж, ни на шаг не отставая от Коли, в прихожей скинул обувь и куртку. На кухне щелкнул чайник, Коля прикурил сигарету. Ванька тоскливыми глазами смотрел на початую бутылку коньяка, но от предложения выпить отказался. Коля сунул в его подрагивающие пальцы горячую кружку, отыскал в шкафу подарочную коробку ореховых конфет и поставил ее перед Ваней. В предплечье уперлось худое Ванькино плечо, Ванька навалился тяжело, обессиленно, его пальцы сжимались на кружке, зрачки сузились, когда взгляд замер на горящей над плитой лампочке; тронутые белым налетом бока шоколадных конфет выглядывали из укрытия пластикового поддона. Коля не знал, как поддержать, и не знал, о чем Ваня молчит, но был уверен в одном: наутро ему станет легче. И потому, когда чай был выпит до дна и несколько конфет исчезли из коробки, отправил Ванятку умываться, а сам застелил ему диван в гостиной, включил на минимум телевизор, мелькающий десятками лиц. Коля дождался, когда Ваня ляжет спать, поправил одеяло, ладонь коснулась волос. Когда руку убрал — Ванькино дыхание уже было размеренным.***
Впервые за долгое время Коля не видел липких кошмарных снов и неприятных, как трясина, воспоминаний о днях давно минувшей молодости. Сон был без сновидений, и утро наступило не до рассвета, а сильно позже, когда за окнами уже кричали горластые чайки, ревели гудки и детские голоса заполнили улицы. Утро настало в обед. С кухни доносился аромат кофе и тихое пение очередных Блестящих. Ванька пританцовывал у плиты, колдуя над туркой. Его ноги в одних носках не слышно отбивали ритм. Коля поймал его взгляд, как и прежде светящийся, довольный, как после очередного открытия — о вчерашнем вечере напоминали разве что не выветрившийся запах дыма от их волос и точечки ожогов на тыльных сторонах ладоней. Коля подошел ближе, пальцы легли на тумблер плиты, Ванька поднял турку и поставил на соседнюю конфорку. Он развернулся к Коле лицом, запах дыма стал ощутимее. Узкие, вчера искусанные до крови губы растянулись в робкой улыбке. — Спасибо, Николай Петрович. Коля сжал Ванькину ладонь, перед тем как достал с полки чашки. Коробка приправ выглядывала из приоткрытой дверцы, пузатым боком смотрела на кухню банка янтарно-желтого меда. Густой ароматный кофе потек по внутренним стенкам чашек, в нос ударили запахи маминых деревенских пирогов. — Нет, правда, спасибо. Коля знал, за что Ванька благодарит. Коля не знал, как лучше ответить, и потому он просто кивнул. Устроились, как вчера, на диванчике, в предплечье упиралось острое плечо Вани. — Раз у нас обоих выходной, может, съездим за продуктами вместе? Кто бы сомневался, что обжорливый мелкий троглодит согласится? — А потом можно на вашем ноуте в онлайн-игру погонять? Мне же запрещено у себя дома ноут держать. Коля знал, что должен запретить, но Коля кивнул. В конце концов, ему тоже интересно, что там за игры такие.