***
Московские улицы утопали в снегу, город стоял в пробках и даже поездка по дворам не гарантировала, что успеют добраться вовремя. Потерять последнюю подозреваемую никому не хотелось, но даже включенная сирена не помогала разогнать затор. Пока Коля психовал и сигналил автомобилям, чтобы отъехали в сторону и не преграждали дорогу, Серега подкреплял гудки трехэтажным матом, но до дома Коровьевой было как до луны. — Проще перехватить ее в больнице. Свяжись с Тихоновым, чтобы узнал, куда ее повезут. Серега послушался, проорал в трубку про чертову пробку, параллельно загружая в навигатор координаты и просчитывая пути, пока наконец Ванька не назвал ему адрес и пунктирная синяя линия не появилась на экране. — Тетеря сонная, небось всю ночь в компьютерных игрушках прозависал, — Серега раздраженно бросил телефон на приборную панель. — Спал он всю ночь. — Коля покосился на Майского, но слова сорвались прежде, чем успел их остановить. — В то время как ты отдыхал с его пассией. — Да брось давай, не больно-то он рвался на свидание с этой девчонкой, раз предложил поменяться. Коля пожал плечами, а Серега открыл рот, чтобы прибавить что-то еще, но осекся и громко клацнул зубами. — Одни дятлы на дорогах, мы так никуда не успеем! Коля, серьезно, одни дятлы! Ты посмотри на этого придурка спереди, он тащится, как будто ему к завтра надо — кто такому идиоту права-то выдал! Красное пежо впереди и впрямь неторопливо маневрировало, но вскоре прижалось к обочине, пропуская внедорожник ФЭС. Серега переключился на другого водителя, и лишь однажды прервал монолог, чтобы заметить: — Был бы ты осторожнее с Тихоновым, Петрович. Колины пальцы до боли крепко вцепились в руль. Что-то Сереге известно? Потому и не смотрит в глаза, морду воротит и скользит взглядом с одного автомобиля на другой и костерит несчастных водителей. Что-то известно, но как много? — Не понимаю о чем ты, — вместо этого ответил Коля. — Приму к сведению.***
Третий день расследования протекал так же плохо, как предыдущие. Шансов, что Коровьева выживет, врачи давали немного. Она была в сознании — пока была, но никто не мог поручиться, что девушка сможет дать показания. Коля все же решил попробовать. Серегу в палату не пустили, вместо этого он потрусил за результатами ко врачу и в лабораторию. В девушке, лежащей в больничной палате под трубками многочисленных капельниц, сложно было узнать цветущую брюнетку, которую Коля видел на фотографиях в квартире Ржанниковой. Лицо превратилось в сплошной синяк, переломанные пальцы расползлись в разные стороны — все тело было закрыто пеленкой, но Коля примерно представлял, что мог бы увидеть под ней. — Что с вами произошло? Но сколько бы он ни задавал этот вопрос, толку не было. Коровьева еле шевелила губами и глухим лающим голосом не прекращала шептать «Он говорил, это будет секретом. Большим секретом для маленькой компании. Он обещал…» — Кто? Александра Васильевна, кто обещал? — Он обещал, что это будет секретом, — прошептала вновь Коровьева. — Большим секретом для маленькой компании. — Саша, кто обещал? Бобиков? — Огромным таким секретом… Он обещал… Когда датчики запищали, Колю выставили из палаты, но он уже знал, каким будет результат. Они потеряли последнюю подозреваемую. Или свидетельницу? — Петрович, я тут собрал вещи, в которых ее привезли, пробы крови нам передадут. И… — И тело, — добавил Коля. — Гляжу я, ты сам оптимизм сегодня, — отозвался Серега. Он тоже понимал. С их работой это всегда угадывалось заранее. Гале отзвонился через секунду после того, как из дверей палаты вышел поникший врач. К тому времени Коля уже несколько минут держал палец на кнопке вызова. — Галь, мы опоздали. Отправляем тело к вам и едем на квартиру Коровьевой. И еще, Бобиков уже приехал? Можешь, задержать его под каким-нибудь благовидным предлогом? Есть одна идея. Второй звонок Коля сделал Ване и попросил, чтобы тот хоть в лепешку разбился, но отследил все способы, которыми злоумышленник мог связаться с Коровьевой, пока она находилась под наблюдением. И особое внимание уделил строке сообщений на музыкальных телеканалах. Ванька понял без объяснений.***
К тому времени, как Коля поднялся в квартиру Коровьевой, он уже знал, что телевизор будет транслировать муз-тв. Коля не знал, как Ване это удалось — Ванька умел подобно фокуснику доставать из рукава важную улику или информацию, которую казалось невозможным найти. А Ванька доставал ее в сжатые сроки и с победным видом преподносил на блюдечке с голубой каемочкой, уже оцененную со всех сторон, подшитую к делу и готовую сыграть решающую роль. Сержант из местного отделения дежурил на лестнице, на которой еще были видны следы крови. Соседи разнесли их с обувью по всем этажам, и воспоминания о последнем полете Саши Коровьевой еще не скоро исчезнут из памяти жителей ее подъезда. — А в квартире матрасов из-под успокоительных полным-полно, — поделился наблюдением сержант. — Это что же выходит, что девица накидалась колесами и пошла с лестницы прыгать? Еще и сиганула-то как… неудачно. Название на блистерах таблеток было таким же, что на антидепрессантах из квартиры Ржанниковой. — Да все просто, сержант, — пояснил Коля, — каждый организм реагирует на химические соединения по-разному. Кому-то эти колеса помогают успокоиться, кому-то наоборот тормошат нервную систему. Если девушка принимала их некоторое время да еще в ударных дозах и запивала алкоголем — видишь, сколько пустых бутылок? — ее накрыло бы и без чужого вмешательства. — Поразительные знания о таблетках для психики, — хмыкнул Серега. И заткнулся даже раньше, чем Коля на него посмотрел. Может, потому что знал, что если продолжит — разругаются так, что мало не покажется. — С нашей собачьей работой, товарищи майоры, мы все начнем на таблетках сидеть, — мрачно добавил сержант. И он был определенно прав. Впрочем, дело не только в работе. Колин опыт был связан с нею только отчасти. Аккуратностью Коровьева не отличалась, и потому на постельном белье в стиральной машине нашлись следы близости с мужчиной. Под диваном скрывался покрытый пылью презерватив. Окурки в пепельнице совпадали с теми, которые нашли на месте гибели Усовой. Серега отыскал среди конспектов и учебников альбом с карикатурами, и на одном из листов сияло узнаваемыми бородавками над бровями лицо профессора Бобикова. — Думаю, он сам их навел на свою квартиру. — Коля отослал фотографию рисунка Гале. — Хотел сымитировать пропажу коллекции, падла. — Серега раздраженно выдохнул и долбанул по столу кулаком. Удачно долбанул — от удара с внутренней стороны столешницы отклеился скотч и карта памяти фотоаппарата упала на пол. — Я только не пойму, как он смог избавиться от них. Это же чистые самоубийства! Я так понимаю, колеса он предложил пропить? Требовались признательные показания Бобикова, чтобы полностью восстановить картину преступления, но и так многое было ясно: кто, как не профессор психологии, мог знать о том, как по-разному лекарства влияют на психику? Он спал как минимум с двумя их троих девушек, возможно, шантажировал их тем, что бросит и отчислит из универа, может, угрожал сдать милиции за их прошлые дела, он поощрял, что девушки принимают в два или в три раза больше препарата, чем нужно… Более трусливую Ржанникову он накрутил рассказами о том, что с ней будут делать на зоне, и напуганная девушка предпочла удавиться, едва увидела въезжающую во двор машину ФЭС. Чтобы принудить к самоубийству Коровьеву, потребовалось послать на телеканал несколько сообщений с признанием, что он никогда ее не любил и теперь она ему не нужна. И доведенная до срыва психика девушки, только что потерявшей лучших подруг и нуждающейся в поддержке, не выдержала. — Знаешь, Петрович, сдается мне, что слюна на этих окурках отнюдь не Коровьевой… Никто ведь не проверял алиби Бобикова на ночь гибели Кати Усовой? Осталось дело за малым: отвести улики в лабораторию, чтобы фокусник Ванька одним движением руки извлек на свет доказательства виновности профессора.