Трофей

      Абсолютно на автомате Эфир доходит до своей комнаты, резко закрывает дверь и замирает. Он смотрит перед собой, рассеянно моргая, и пытается успокоить срывающееся дыхание: заставляет себя дышать глубоко, насыщая лёгкие кислородом, чтобы потом они дали его в кровь…       Но ничего не выходит.       Эфир рваными движениями развязывает пояс и скидывает халат на пол, хватается рукой за метку на плече. Сразу одёргивает ладонь, крупно вздрагивая – тут же фантомно ощущаются губы Моракса, его поцелуи, а бок словно жжёт в месте, где лежала его ладонь. Эфир подходит к зеркалу, разворачивается и смотрит на заднюю сторону правого плеча. Там наливается цветом отметина.       Эфир прикрывает рот ладонью и горько жмурится. Сколько бы он ни пытался себя подготовить, он не мог смириться с тем, что ему придётся лечь под Моракса. Это страшно, это неприятно, это унизительно. Эфиру противно видеть все следы и метки, время от времени появляющиеся на Тарталье, аль-Хайтаме. Ему точно так же противно видеть, как Яэ постоянно ластится к Мораксу при каждом удобном случае.       Его не страшат половые акты, он знает, что такое секс, он принц, в конце концов, и половое воспитание входило в его подготовку.       Но это слишком много для его нервной системы в данный момент.       Его разрывает изнутри этой проклятой неопределённостью. Он супруг или нет? Зачем он сдался Мораксу? Что ему надо от Эфира? Вопросы лезут и лезут, и становится тошно уже от себя, что он не может переступить через свои надуманные принципы и просто хотя бы спросить. Даже если Моракс в ответ соврёт или что-то вновь утаит – Эфир будет понимать, что хотя бы попытался.       Живот вдруг сладко колет, и по телу тёплой волной разливается чужое возбуждение – Эфир глушит вздох-стон в ладони, забирается на кровать и заворачивается в одеяло. Гремучая смесь отвращения и страха смешивается с желанием, и Эфира практически выворачивает: он сворачивается в клубочек и утыкается носом в простыни, закрываясь с головой.       И тихо глотает слёзы, пережидая отвратительно долгий половой акт, проходящий где-то в покоях Моракса.       Даже когда пульсация стихает, Эфир не может успокоиться. Сон не идёт, снова приходится просто сидеть и пялиться в одну точку в ожидании… чего-то. Чуда, наверное. Потому что больше Эфиру надеяться уже не на что. Но в чудеса он не верит, и оттого все внутренности разбиваются вдребезги.       Эфир кутается в одеяло, сидит, плотно прижавшись спиной к изголовью кровати. Он обложился подушками, пытаясь хоть как-то убедить себя, что в его жизни существует хоть какое-то понятие безопасности. Это очень сложно: убедить себя во лжи, когда ты знаешь, что это ложь.       Где-то посреди ночи Эфир вдруг понимает, что гудение на связи наконец притихло, а ещё через какое-то время оно и вовсе исчезает. Вскоре перестаёт болеть и голова, но сон всё не идёт. В мыслях раз за разом всплывает сцена: Эфир смотрит на далёкие крыши, а по шее скользят чужие губы. Это отвратительно. Но ничего другого в голову не идёт.       Ближе к утру – Эфир понял время суток по зареву в окне – приходит мысль, что никаких нервов уже больше не хватает, и придётся поговорить с Мораксом. Эфиру необходимо получить хоть какие-нибудь ответы, но… сначала ему нужно немного прийти в себя. Вечерние события еще долго не выйдут из его головы, и нужно, чтобы они хоть чуть-чуть подуспокоились, прежде чем он сможет хотя бы заговорить с Мораксом.       Уже просто невозможно находиться в этом состоянии неопределённости. Когда ты вечно ждёшь подвоха и опасаешься любых движений, которые можно трактовать хоть сколько-то двузначно. До этого вечера Эфира не трогали. Стала ли эта прогулка поворотным моментом?       Эфир устал, он снова не спал. Голова тяжёлая, но сна ни в одном глазу, и от этого только хуже – он бы с радостью спал хоть по шестнадцать часов в сутки, лишь бы приуменьшить свои переживания. И именно из-за этого состояния до него поздно доходит, что Моракс снова приближается.       Но Эфир не готов к встрече с ним.       Не готов.       Нападает мелкая дрожь: Эфир плотнее кутается в одеяло и даже не думает вставать с кровати. Пусть Моракс подумает, что он спит, и уйдёт. Если что-то надо сказать – пусть передаст с Сюин.       Только, пожалуйста, пусть не заходит.       Стук в дверь кажется оглушительным.       Эфир не двигается с места. Он не встанет. Ни за что не встанет. Просто не сможет. Он тупо смотрит на дверь, а плечо словно начинает тянуть в месте гематомы. Уйди, пожалуйста, просто уйди…       Дверь с тихим шелестом открывается и Моракс встаёт на пороге. Он смотрит ровно и ожидаемо спокойно. Как будто издевается и не понимает, какой ужас пробуждает в Эфире одним своим видом.       Он несколько секунд скользит взглядом по комнате, кровати и Эфиру, а затем заглядывает в глаза и говорит:       – Вчера я повёл себя неподобающим образом, и прошу за это прощения. В качестве извинений я не буду искать твоей компании ближайшие дни.       Затем он отступает на шаг.       Затворяет дверь.       И уходит.       Эфир долго пялится на дверь. Потом промаргивается, трёт глаза. Щиплет себя за предплечье. Он не спит. Точно не спит, пусть и безумно хочет. Однако произошедшее никак не укладывается в голове. Моракс только что…       Извинился?       Это кажется самым настоящим сюром, но Эфир в самом деле слишком устал, чтобы искать подвохи. Наверное, это просто очередной способ Моракса поиздеваться. Может, он и в самом деле хочет свести Эфира с ума? Какое ему дело до чувств и переживаний своего «трофея»?       Эфир снова кутается в одеяло. Дрожь, наконец, успокаивается. Связь больше не гудит, не ворочается – снова светит ровно, иногда подрагивая. Что это было? Почему длилось два дня? Связано ли… вчерашнее с этим гудением? Наверное, Эфир действительно почти готов пойти к Мораксу с расспросами, ведь иначе он просто доведёт себя до ручки.       Эфир просыпается от мягкого стука в дверь. Он садится, потирая спросонок глаза, и пытается понять, какое хотя бы время суток. За дверью стоит Сюин – он чувствует по ауре, – Моракс где-то в своём крыле, далеко, и связь не беспокоит. Эфир даже не помнит, как уснул, но он чувствует себя хоть немного лучше.       – Заходи, – хрипит Эфир, а потом через силу прочищает горло, пока Сюин заходит.       – Господин, если вы сейчас пройдёте к обеду, то можете успеть разминуться с Владыкой, – негромко говорит она, едва дверь закрывается. – Прошу меня простить, что не разбудила на завтрак, я слышала, что утром Владыка заходил к вам, а потом, когда заглянула, вы спали, и я решила не беспокоить…       В её глазах на секунду блестит лёгкая боязнь, что она ошиблась, но Эфир тут же качает головой, мол, всё в порядке.       – Спасибо, ты правильно сделала, – сонно бормочет Эфир, выпутываясь из одеяла и сползая с кровати.       – Вы опять не спали ночь? – сочувствующе спрашивает Сюин, доставая из шкафа новую чистую рубашку, и только из-за этого жеста Эфир понимает, что, наверное, действительно стоит сменить хотя бы вчерашнюю футболку.       В ответ Эфир кивает, после чего стягивает футболку, стараясь не поворачиваться к Сюин спиной, принимает рубашку и застёгивает все пуговицы. Он устало садится на кушетку, позволяя переплести свою косу – бессонная ночь давит, а то, что он успел поспать, особо не улучшает его состояние.              Мысли скачут и расползаются, не желая складываться в хоть сколько-то удобоваримую картину. Где-то в желудке ощущается какая-то пустота, явно дающая понять, что обед посетить всё-таки стоило бы, но как же Эфиру не хочется выходить из комнаты. Он прикрывает глаза стараясь переключить мысли на то, как приятно Сюин перебирает волосы, ненавязчиво добавляя лёгкие массажные движения. Она удивительно чутко понимает конфликт Эфира и Моракса и в самом деле старается как-то помочь.       И её искренность – то, в чём Эфир действительно нуждается.       – Спасибо, Сюин, – искренне благодарит Эфир, и поднимается. Он коротко ей кланяется, желая показать своё уважение, чем вгоняет в краску: похоже, за время службы в нефритовом дворце она совсем не привыкла получать столько благодарностей, сколько говорит ей Эфир.       – Ну что вы, господин… – опускает она взгляд в пол. – Я просто делаю свою работу…       Эфир кое-как улыбается, стараясь вложить в улыбку всю свою поддержку и дружелюбие, а потом уходит на обед.       Приходит он и в самом деле раньше других: за столом никого, но уже накрыто. Без лишних сомнений он занимает своё место и оглядывает рацион. Помимо миски риса, стоящей прямо перед носом, на глаза попадаются тушёная свинина, какие-то свежие и жареные овощи. Дальше расставлены какие-то десерты, но Эфир не обращает на них особого внимания: берёт палочки и накладывает мясо и овощи.       Хочется просто поскорее расквитаться с едой и уйти к себе.       Однако несмотря на это желание, ест Эфир не очень быстро: Моракс пока далеко, даже не приближается, так что можно себе позволить. Да и не получается есть быстро: под горлом так и грозится застрять предательский, ставший почти родным ком. Пережёвывая очередной кусок мяса, Эфир теперь отчётливо понимает: если он не поговорит с Мораксом в скорое время, он просто свихнётся, но ему действительно как воздух нужны эти «ближайшие дни» без какой-либо его компании. Раз уж выпала такая возможность, Эфир ей воспользуется.       Эфир задумывается, и внутри всколыхивается что-то похожее на недовольство. Пока что тихое, больше даже похожее на ворчание, нежели буквально недовольство, но это чувство ощутимо. И направлено оно на, наверное, в принципе отношения Эфира и Моракса. Эфиру вообще-то уже искренне надоело его бояться, однако он ничего не может с этим поделать: Моракс старше, Моракс сильнее, Моракс жёстче, Моракс… без эмоций. Оттенки его состояния можно кое-как различать по связи, но даже это сложно и требует больше времени на разгадывание. Или более плотного общения.       Эфир не из трусливых, и в этом самая большая проблема: он пытается встречаться с олицетворением своего страха в лице Моракса, но как только он думает, что всё более-менее налаживается и устаканивается, происходит… что-то. Прогулка. Разговор. Термы.       Поцелуй.       И каждый раз Эфир ощущает себя так скверно, словно его эмоциональное состояние в эти моменты кто-то сбрасывает до состояния на момент попадания в дворец, в жилах стынет кровь, все рефлексы говорят: замри! Это непривычно, это даже кажется неправильным, но Эфир чувствует себя настолько крошечным и никчёмным рядом с королём-драконом, что в стрессовые моменты почти ничего не может противопоставить.       В такие моменты он ощущает себя ужасно одиноким и беспомощным.       Эфир чуть хмурится, медленно подъедая овощи, мясо и рис. Постепенно подтягиваются генералы, затем своё место занимает Тарталья. Однако Моракс пока сюда не собирается. А ещё, кажется, с ним Яэ и аль-Хайтам: уж больно близко к нему их ауры. Ну и хорошо, позже подойдут.       Тарталья привычно общается через стол с Бонанас: по большей части опять ворчит на Моракса. Забавно, что он живёт тут уже четыре с лишним года, а примиряться с местными устоями и в принципе длительностью своего пребывания здесь ему не хочется. Он довольно строптивый, своенравный. И смелый, раз не боится регулярно дерзить Мораксу. Может, Эфир тоже рано или поздно достигнет подобной кондиции. Может, тоже года через четыре?..       Хотя, если вспомнить, такое уже бывало.       Взять ту же тренировку. В крови кипел адреналин, лёгкие горели от дыхания, от злобы концентрация подлетела до небес. Эфир более чем смог ответить Мораксу, не пошёл у него на поводу, когда напала Бонанас. Получается, он в самом деле может отстаивать свою позицию, свои границы. Эфиру не хочется быть цепным псом, и он в самом деле может за себя постоять, но…       Есть ли в этом смысл, если Моракс одной лишь мыслью может заставить его покорно сесть в ногах? Если в любой момент он может разложить Эфира на любой угодной ему поверхности, и при этом ещё останется в своём праве? Если любое слово Эфира больше не имеет никакого веса и значения, ведь кого интересует мнение безродных? Если из-за давления связи Эфир может просто замереть, как вкопанный, потому что никак не может привыкнуть?       И в этих противоречиях Эфир тонет.       Тонет, как в той бескрайней реке из сна. Ничто и никто не может его спасти. Видимо, только он сам. И то, если захочет. Ведь ни Меногиасу, ни Венти, ни кому-либо ещё из дворца не довелось провалиться в реку вместе с Эфиром. Да и мышцы с каждой секундой дубеют всё больше.       – Выглядишь неважно, – тянет Тарталья, явно обращаясь к Эфиру. – Опять нездоровится? Ты, вроде, завтрак пропустил?       – Я очень плохо спал, и в итоге проснулся только сейчас. Не знаю, может, действительно опять заболеваю, – отмахивается Эфир, дёргая уголком губ в подобии улыбки.       – Ты давай, держись, – хмыкает Тарталья. – Я как раз хотел предложить тебе позаниматься на досуге. Охота ещё с кем-то достойным посражаться, а Моракс всё не соглашается.       – Да он тебя в бараний рог скрутит, – вдруг громко хохочет с другого конца стола Бонанас, и Тарталья закатывает глаза.       Завязывается шуточная перепалка. Тарталье, насколько Эфир успел разобраться, лишь бы подраться. Он пытается в каждом разглядеть боевой потенциал, и если он удовлетворяет каким-то тартальиным критериям, незамедлительно следует предложение спарринга. Удивительно, как Мораксу ещё не надоело: только при Эфире Тарталья позвал его уже раз, наверное, пятьдесят. Моракс, естественно, каждый раз отказывается, но на откуп Тарталье он выдал Бонанас: они теперь вместе тренируются. И в этом есть смысл: они делят один элемент, и, вдобавок, оба слегка поехавшие на сражениях.       – В общем, да, Эфир, жду тебя завтра в одиннадцать в зале. Не опаздывай, – допрепиравшись с Бонанас, приглашает Тарталья, и Эфир в ответ даже фыркает, пытаясь изобразить улыбку.       – Ладно, убедил, – кивает Эфир, и вдруг вздрагивает: заслушавшись, он не обратил внимания, что Моракс стал приближаться. А это значит, что трапезу пора заканчивать.       Эфир мгновенно возвращает на лицо безразличную маску, делает последний глоток чая, втыкает в рис палочки и поднимается. В этот же момент открываются входные двери, входят Моракс, Яэ и аль-Хайтам. А Эфир, напротив, направляется на выход.       Они с Мораксом расходятся, как в море корабли: не глядя друг на друга, словно и вовсе никакого отношения друг к другу не имеют. Оно и славно, ведь по плечам от нежеланного нахождения рядом и без того бегут волны мурашек.       Эфир выходит в сад: даже, наверное, удаётся вдохнуть чуть свободнее. Он какое-то время ходит между цветами, пытаясь придумать, на что бы потратить остаток дня. Ничего не идёт в голову, кроме того, что не особо-то Эфир и наелся. Но теперь придётся ждать ужин. Какова вероятность, что Сюин снова сумеет удачно подгадать время?       В дальнем и достаточно укромном углу сада у Эфира есть полюбившееся место: практически скрытая от посторонних глаз кустами и высокой травой полянка с небольшим дощатым настилом. Тут тихо, спокойно, приятно пахнет цветами и зеленью. На настиле обычно лежат подушки или плед – эта часть сада накрыта защитным куполом, и дожди ей не страшны, – а между тонких балясин ограждения прекрасно видно часть гавани, горизонт и горы.       Можно помечтать.       Или просто побыть наедине с собой.       Здесь Эфир практически не следит за временем. Да оно и незачем. У Сюин, видимо, есть какие-то способы определить его местоположение, если надо, она за ним зайдёт и сюда. Про Моракса и говорить нечего: приспичит – даже заставить прийти сможет. Ну а в остальном же можно просто наслаждаться спокойствием столько, сколько душе угодно.       Вдруг слышатся тихие шаги: приближается жёлтая аура-вспышка. Эфир не двигается с места, продолжая пялиться на горизонт. Такой далёкий-далёкий. Здесь, на высоте нескольких сотен метров он кажется бесконечно далёким. Недостижимым. И море, простирающееся до него, кажется бескрайним.       Как ледяная река из сна.       Меногиас подходит и тихо садится справа, сперва ничего не говоря. Эфир ловит себя на том, что ему едва ли интересно, зачем тот пришёл. Пара догадок и без того есть. Возможно, последует очередная лекция по этикету Лиюэ. А, возможно, он пришёл сказать что-то другое.       Раздаётся тихий протяжный вздох, и Меногиас, продолжая так же смотреть на горизонт, негромко спрашивает:       – Ну и что у вас произошло?       Наверное, даже хорошо, что пришёл именно Меногиас, а не кто-то другой. Его Эфир вообще считает чуть ли не самым разумным существом во дворце. А в спокойствии его переигрывает только сам Моракс.       – О чём ты? – отзывается Эфир. Мало ли, о чём именно решил спросить Меногиас.       – Моракс весь день ходит напряжённый, да и не верится мне, что ты не в курсе, что воткнутые в рис палочки – признак глубокого неуважения, – поясняет Меногиас и после небольшой паузы поворачивается: – Моракс весь обед на палочки твои пялился. Давай рассказывай.       Ну пялился и пялился. Подумаешь, новость. Он король. Может пялиться, на что хочет, и столько, сколько хочет. Эфир не знает, как относиться к этой информации. По большей части ему всё равно, но и причин подобному поведению он найти тоже не может. Какое Мораксу-то дело? Он утром извинился и ушёл. Дальше ему ведь всё равно. Ему плевать на Эфира, так неужели палочки ранили его прямо-таки до глубины души?       Эфир размышляет, как и что сказать Меногиасу. Тот не торопит. Наверное, стоит как-то объясниться, Меногиас ведь явно не очень доволен таким раскладом, раз даже лично пришёл узнать причины.       В конце концов Эфир молча расстёгивает ворот рубашки и показывает Меногиасу метку на плече – тот тут же тихо цокает и качает головой. Снова повисает тишина. Эфир медленно застёгивает пуговицы, и ему, как ни странно, в самом деле становится интересно, о чём думает Меногиас. Может, он забавляется над Эфиром, которому на самом деле просто надо смириться со своей ролью во дворце? Или же, наоборот, сочувствует, потому что всё время с восемнадцатилетия Моракс его не трогал?       – Я не прошу тебя его простить, – мягко вступает Меногиас. Они оба смотрят вдаль, на горизонт, и от этого даже становится спокойнее: Эфир не ощущает давления со стороны Меногиаса. – Но попробуй понять. У него последние два дня был гон, вдобавок, я не удивлюсь, если после тяжёлой недели он выпил, ну а рядом находится тот, кто ему, вообще-то, обещан. Вот и получается, что…       Время замирает.       Меногиас говорит что-то ещё, но его слова больше не имеют никакого значения. Глаза Эфира расширяются, он повторяет последнюю фразу ещё раз. И ещё раз. И ещё раз. И ещё, и ещё, и ещё.       Она не имеет никакого смысла.       – Что значит «обещан»? – слабо хмурится Эфир, поворачиваясь к Меногиасу.       Эфир бы понял, если бы дело было в алкоголе. Он знает, что если проходят какие-то тяжёлые сделки или встречи, пить могут даже короли. Это нормально, так бывает, это просто способ немного разгрузиться и расслабиться. Эфир не любитель подобного времяпрепровождения, но он понимает.       Эфир бы понял, если бы дело было в гоне. Моракс не человек. Эфир не знал, но вполне логично, что у него бывают периоды гона. Это тоже, получается, для Моракса нормально. И подобные поцелуи даже вписались бы в… допустимые? По крайней мере, понятные рамки поведения в условиях гона.       Чего Эфир решительно не понял, так это часть про «обещанность».       Меногиас заглядывает в глаза в ответ, секунду смотрит озадаченно, а потом прикрывает веки и поджимает губы.       – Вот почему кольца нет… – шепчет он, морща нос. – Ай-й, мне достанется от Моракса…       – Меногиас, что значит «обещан»? – чётко повторяет Эфир, разворачиваясь всем телом и пытливо заглядывая в лицо.       Меногиас долго смотрит, явно размышляя, стоит ли посвящать Эфира в это неожиданное таинство, а внутри всколыхивается целое цунами чувств. Этого не может быть. Просто не может. Эфира мгновенно бросает в холод, а под рёбрами беспокойно тянет, но на этот раз это точно не связь.       В голове ворочается куча мыслей. Как это «обещан»? Когда? За что? С чего вдруг? Почему он этого не знал? Ему никто никогда не говорил, даже мельком не упоминал, что он когда-то окажется в когтистых лапах Моракса на… законных основаниях? Да нет ведь, это бред. Полный бред!       Под всё более требовательным взглядом Эфира Меногиас всё-таки сдаётся:       – Контракт, который заключили твои родители, – осторожно начинает Меногиас.       Судя по лицу, он явно не хочет вдаваться в подробности контракта, опасаясь закопать себя ещё больше. Однако Эфиру всё равно, как отреагирует Моракс. Ему нужна правда.       – Ты оплата, Эфир.       Выражение лица сменяется с требовательного на скептическое, а потом на откровенно непонимающее.       – Ты должен был прибыть сюда в восемнадцать, – каждое новое слово Меногиаса словно пригвождает к земле, лишает воли. – Чтобы остаться.       Тишина. В голове наступает абсолютная тишина. Эфир пытается вспомнить последние годы, что говорили родители, как себя вели. Присутствовало ли в его жизни хоть что-то, похожее на малейшую подготовку к ссылке. Не могло же быть такого, что его всю жизнь готовили к трону Каэнри’ах, чтобы потом отдать Мораксу. Готовили ведь только его, потому что Люмин…       Точно.       – Ты, должно быть, ошибаешься, – неверяще говорит Эфир, пытаясь удерживать голос под контролем. – Я должен был стать королём, как отец. А вот Люмин готовили на выданье за кого-то в Лиюэ. Это не мог быть я.       Меногиас в ответ сочувствующе качает головой. Почему он так уверен в том, что говорит? Это не может быть правдой, это не укладывается ни в какие рамки того, что происходило в течение всей жизни Эфира. Да, родители ни разу не говорили конкретно, за кого именно хотели выдать Люмин, но ведь готовили...       – Я точно не знаю деталей, но, кажется, твои родители готовили подлог, – всё так же осторожно подбирая формулировки, отвечает Меногиас.       Нет.       Нет-нет-нет.       Этого не может быть. Родители не могли совершить такую глупость. Обмануть короля-дракона? Да ни в жизнь, всем в Тейвате известно, что он чуть ли не чует подлоги в контрактах, которые заключил, а за их выявление карает. Но ведь не мог же Моракс разрушить целое королевство из-за подлога? Да и не было никакого подлога! Не могло быть!       – Ты ошибаешься, – однозначно заявляет Эфир, словно пытается убедить Меногиаса. Однако его уверенность даже по ощущениям невероятно шаткая. – Меня всю жизнь готовили к престолу, это не мог быть…       – Эфир, кто старше: ты или Люмин? – перебивает Меногиас.       Старше?       Какая разница? Какое вообще это имеет значение в данном разговоре?       – При родах было много суматохи, а отца не было в королевстве, чтобы наблюдать, – начинает привычно рассказывать Эфир, – роды были тяжёлые, и…       – Эфир, – снова перебивает Меногиас, и они пересекаются взглядами.       Где-то глубоко-глубоко внутри всё холодеет. Ведь до Эфира начинает доходить. Их с Люмин ведь не просто так с самого детства натаскивали увиливать в ответ на этот конкретный, один-единственный и очень-очень простой вопрос, да? Неужели именно сейчас Эфир наконец узнает, почему? Неужели для этого всегда была серьёзная причина, живущая в Нефритовом дворце и обладающая тяжелейшей янтарной аурой?       – Кто из вас старше? – спокойно повторяет Меногиас, и весь пыл Эфира сходит на нет.       – Я… – выдыхает он, теперь глядя уже растерянно. – На две минуты…       Эфир уже догадывается, что скажет Меногиас. Но он не хочет этого слышать. Просто-напросто не хочет. Потому что тогда всё окажется бессмысленным: отношения с родителями, подданными, всё его детство. Дружба и связь с Люмин.       А это очень-очень страшно.       – По контракту, – Меногиас говорит тихо, но, кажется, даже птицы замолкли, чтобы до Эфира дошёл смысл каждого слова и каждой буквы, которые он произнесёт, – Моракс должен был забрать первенца.       Сердце на секунду останавливается. А потом словно через силу, с толчка возобновляет ход. Однако в этом, кажется, уже нет никакого смысла.       Ведь весь мир Эфира рушится.