Трофей

      Эфир медленно-медленно ковыряет палочками овощи, перекладывает по тарелке. Сортирует по цветам, раскладывает по размеру. Ближе к центру – кусочки поменьше. К краям – побольше. Лишь изредка он что-то съедает, заодно пытаясь понять, правда ли он ощущает голод или сам себе его выдумал. Или его Моракс заставил так думать.       Теперь давит тишина. Сила Моракса ощущается намного мягче, пусть и катастрофически далеко от идеала – Люмин. Однако так лучше, чем было до этого. Тишину разбавляют птицы. А ещё шум, доносящийся с кухни. И стук палочек о тарелку. И его тихое дыхание.       Овощи в тарелке ещё не скоро подойдут к концу, а вот нетронутый чай в чашке уже остыл.       Эфиру тревожно. Он всё ещё абсолютно не понимает, что происходит. Мозг просто отказывается воспринимать реальность. Он пошёл на попятную, перестал осознавать действительность.       Что значит связи с Люмин больше нет?       Так ведь не может быть.       Связь с ней будет всегда.       Связь с ней будет всегда?       По телу прокатывается крупная дрожь. Связь будет. Только теперь уже не с Люмин. И что это значит? Эфир рассматривает овощи, пытаясь понять. Немного хмурится. Вдруг фокусируется на палочках. Резные чёрные палочки с золотистыми узорами не бликуют светом, они матовые, но они кажутся чем-то странным. Неестественным. И Эфир понимает: даже взять в руки привычные вилку и нож не поможет.       Нож?       Эфир всё-таки откладывает палочки, берёт нож. Рассматривает, проверяет остроту, сбривая пушок с фаланги пальца. Острый. Эфир перехватывает его лезвием к себе и замахивается, собираясь ударить в живот.       Рука останавливается, даже не начав движение вниз.       Не позволено.       Почему?       Эфир снова откладывает нож и берёт палочки, вновь принимается за овощи, чтобы хоть чем-то себя занять. Они уже едва тёплые, и Эфиру снова холодно. Лёгкие штаны и футболка… или рубашка с короткими рукавами? Неважно. Одежда не греет. Снова вечереет. Снова холодает.       Больше некому дать тепло.       Эфир уже пару лет как считает себя достаточно взрослым и самостоятельным. Он не нуждается в няньках и большом количестве прислуги, может сам за себя постоять. Он даже может помогать по экономическим и управленческим вопросам. Воспитание во дворце заставило достаточно рано повзрослеть, ведь когда-то в будущем Эфир должен был сесть на трон Каэнри’ах, сменив отца.       Он действительно считает себя достаточно взрослым. Но впервые за долгое-долгое время он абсолютно по-детски, иррационально и до боли отчаянно хочет домой. В родительские и сестринские объятия. Хочет тренироваться с Дайнслейфом, тайком от родителей пить вечером вино с Кэйей, снова слышать скрежет коготков Паймон по двери.       Эфир откладывает палочки, рвано выдыхая, отодвигается со стулом от стола и оглядывается. Зал большой, красиво – наверное – украшенный, в тёплых тонах, светлый. Но это чужой дворец. Эфир горько хмурится и качает головой, пытаясь понять одну простую вещь:       Дома больше нет.       И от этого хочется выть.       Плеча касается чья-то рука, и Эфир вздрагивает и оборачивается: сердце тут же ухает в пятки. Тёмные волосы с оранжевыми прядями, коричневые одежды, статный вид. По спине стекает холодная капля пота, и Эфиру кажется, что Моракс ему уже мерещится, ведь по связи понятно, что он не близко. И только затем приходит мысль: это не Моракс.       – Привет, – мягко здоровается пришедший, улыбаясь, и садится на соседний стул, соблюдая небольшую дистанцию. – Я не Моракс, не пугайся. Мы немного похожи, но мы абсолютно точно разные люди.       Голос другой. Приятный, мягкий. Взгляд другой. Тёплый, дружелюбный. Аура другая. Яркая вспышка. Эфир рассматривает неожиданного гостя внимательнее – тот позволяет, давая время привыкнуть. Стоит взгляду скользнуть на следующий предмет одежды – предыдущий тут же забывается. В голове вообще ничего не откладывается. Только ощущение лёгкого дежавю: Эфир уже знает эту ауру. Яркая, цвета охры, сильная.       Вспышка.       – Ты генерал, – на выдохе шепчет Эфир, заглядывая в глаза.       – Да, моё имя Меногиас.       Меногиас. Меногиас? Да, Эфир знает это имя, про генералов Моракса ему рассказывали на военной подготовке. А ещё… «за тобой зайдёт Меногиас». Почему Моракс послал за ним генерала?..       – Тот слуга, который должен был сегодня за тобой присматривать, сломал руку и не нашёл себе замены, – размеренно и мягко поясняет Меногиас, словно прочитал мысли. Или просто увидел этот вопрос в озадаченном взгляде? – Поэтому Моракс попросил меня побыть с тобой.       Слабые попытки понять, хорошо это или плохо, не венчаются успехом. Впрочем, неудачей тоже. По крайней мере, Меногиас относится к нему явно дружелюбнее, чем… Моракс. Но почему Меногиас добр к Эфиру? Они были врагами на войне. Эфир убил его друга. А теперь с ним ещё и приходится таскаться под ночь. Наверное, у Меногиаса и своих дел ведь по горло?       – Ты поел хоть чуть-чуть? – сочувствующе спрашивает Меногиас, кивая на тарелку, и Эфир поворачивается, снова смотрит на недоеденные овощи. Всё так же разложенные на тарелке по цветам. Вряд ли это можно назвать «поел». Но Эфир кивает. – Ладно, если проголодаешься – скажи мне, раздобудем тебе ещё еды. Как ты хочешь, чтобы я к тебе обращался?       Вопрос сперва ставит в тупик, и Эфир даже сперва хмурится, но затем коротко то ли фыркает, то ли усмехается.       А как теперь его можно называть?       «Принц Каэнри’ах» умер вместе с королевством. Хорошо ещё, что Моракс не повесил какой-то новый ярлык. Кажется, когда он к нему обращался, то звал по имени. Значит, хотя бы имя у Эфира осталось.       Хоть что-то.       – Эфир, – снова шепчет он, заглядывая в лицо. Кажется, даже говорить в голос он сейчас не сможет.       – Хорошо, Эфир. Приятно познакомиться, – тепло улыбается Меногиас, и Эфир настороженно сглатывает: почему он относится так хорошо? Меногиас явно замечает заминку, раз осекается: – Ты, наверное, думаешь, что я должен ненавидеть тебя или злиться, потому что ты убил моего друга, но это не так. Мне грустно, и я скучаю, но война есть война. Вдобавок, ты не виноват, пусть именно твой клинок и пронзил его сердце. Я не виню тебя, и тебе самому не советую.       Ладно. Эфир поверит. Правда, ему очень далеко до того, чтобы «винить» себя за что-то. Пока что Эфир к себе ничего, кроме, возможно, жалости не испытывает. А точно ли это жалость? Какое-то странное чувство, одновременно обречённость, отчаяние и осознание, что, возможно, будь Эфир лучше, всё сложилось бы как-то иначе. Эти ощущения смешиваются, ворочаются внутри, напоминая, что способность чувствовать ещё есть, что она не умерла вместе с королевством.       А ещё эта странная смесь глушит страх. Потому что где-то там, глубоко-глубоко внутри, Эфиру ужасно страшно. Ведь он не имеет ни малейшего представления о том, что будет дальше.       – Давай поговорим? – мягко предлагает Меногиас, и Эфир снова заглядывает в глаза, ожидая увидеть там раздражение. Но встречает он всё тот же мягкий улыбающийся взгляд. Даже становится неуютно от контраста между Меногиасом и Мораксом.       Сложно понять, хочет и может ли сейчас Эфир с кем-то разговаривать. Однако внутреннее чутьё ревёт и воет: тебе нужна помощь. Не сказать, что Эфир действительно понимает, почему. Как ему могут помочь? Семью-то уже не вернуть. Связь не восстановить.       Но он осторожно кивает.       – Хорошо, – плавно кивает Меногиас. – Как ты себя чувствуешь?       Эфир озадаченно моргает, словно впервые задумывается над этим. А существуют ли вообще слова, способные описать его состояние?       – Никак, – тихо отвечает он, так и не определившись. Меногиас в ответ понимающе прикрывает глаза.       – Хочешь, перейдём в какое-нибудь более уютное место? – предлагает он, кивая на выход из зала.       – Да, пожалуйста, – шелестит Эфир и поднимается вслед за Меногиасом на ватные ноги.       Меногиас идёт рядом, не впереди, несмотря на то, что Эфир еле плетётся. Связь под рёбрами легко-легко колеблется, давая о себе знать и напрочь отвлекая от окружения: коридоры и холлы дворца вновь смешиваются в бело-чёрно-жёлтое что-то, которое не запоминается и не воспринимается.       – К тебе сегодня кто-нибудь заходил, кроме Моракса? – спрашивает Меногиас, и Эфир поднимает голову: тот смотрит в ответ, а не статно говорит в пустоту.       – Служанка, – сипит Эфир, а потом через силу прочищает горло: почему-то теперь хочется говорить чуть громче. Рядом с Меногиасом словно становится спокойнее. Он правда внушает какое-то доверие. Дальше Эфир говорит уже громче, но чуть хрипя: – Она звала на трапезы.       Меногиас вздыхает, не очень довольно поджимая губы, но потом снова мягко улыбается. Он спрашивает ещё что-то. Эфир отвечает. Они говорят о чём-то отстранённом. Об аллергиях. О том, сложно ли есть палочками. О том, какие книги интересны Эфиру. Разговор в основном односторонний, но Эфир чувствует: от него никто не ждёт ни инициативы, ни вопросов. А они и не родятся сейчас в его голове. Там только пустота.       Ему всё ещё тревожно. Некомфортно. Несмотря на то, что связь действительно ощущается легче и не волнуется, от факта её существования Эфиру… сложно. Факт, что она не такая, как с Люмин, – кричит и привлекает внимание, толком не даёт отвлечься. Однако постепенно, по чуть-чуть Эфир старается привыкнуть. Пусть это и тяжело.       – Хочешь чаю? – спрашивает Меногиас, когда они заходят в какое-то помещение. Оно похоже на гостиную, совмещённую с рабочим кабинетом, а вдоль стены стоят какие-то манекены. Эфир послушно занимает предложенное место на диване, а затем кивает.       Хочется согреться.       – Я не только генерал, но ещё увлекаюсь дизайном одежды, – рассказывает Меногиас, заваривая чай в паре метров от Эфира. – Такое у меня хобби. Конечно, в первую очередь я придумываю одежду для Моракса, его супругов и остальных генералов. Возможно, он тебе не сказал, но я бы хотел сейчас снять твои мерки и обсудить, какая одежда тебе нравится.       Кому какая теперь разница, что нравится Эфиру? Всё равно ведь он будет одеваться так, как скажет Моракс, делать то, что скажет Моракс, жить так, как скажет Моракс. У Эфира пропало какое-либо ощущение принадлежности жизни. Разве он может теперь что-то решать? Моракс наверняка чувствует всё через связь, как Люмин. А может, даже больше? Слышит разговоры, мысли? Кто знает, на что способен король-дракон на самом деле.       Жизнь Эфира больше ему не принадлежит. И с этой мыслью оказалось на удивление легко смириться. Эфиру просто всё равно. Его показательно ткнули носом в его никчёмность, показали новое место. И смысла рыпаться, наверное, вовсе нет.       Наверное, Эфир и в самом деле умер тогда в Каэнри’ах.       Ведь теперь он больше не чувствует, что живёт.       Он просто существует.       – Эфир? – Меногиас переставляет поднос с заварником, чашками и какими-то сладостями на столик у дивана, а затем садится рядом. Дождавшись, пока Эфир посмотрит в ответ, продолжает: – Расскажи мне, в какой одежде тебе комфортно?       Комфортно? Может ли вообще Эфиру теперь снова быть комфортно? Хороший, пожалуй, вопрос. Сейчас кажется, что нет. Но Эфир всё равно пытается зачем-то вспомнить, что носил дома, как выглядел. Мысли путаются, скачут и разбегаются: всплывают образы Люмин, стражи, родителей – кого угодно, но не самого Эфира.       – Мне всё равно, – медленно качает он головой. – Сделайте что-нибудь на свой вкус.       Наверное, он вообще удивлён, что его спросили. Как будто в этом дворце кому-то есть дело до того, как будет выглядеть «трофей». Разве это вообще не Моракс должен решать? Откуда эта иллюзия выбора? Зачем?       Чтобы потом было, что отнимать?       – Эфир, я хочу, чтобы тебе было здесь хоть немного спокойнее, – мягко говорит Меногиас. – Я вижу, что тебе очень сложно, понимаю, что привыкать к новому месту будет долго и больно, но давай начнём с малого? Для начала просто сделаем так, чтобы тебе было удобно ходить, есть, спать. Тренироваться. Здесь есть тренировочный зал, можем сразу обсудить спортивную форму, если хочешь. И ты можешь обращаться ко мне на «ты».       Меногиасу хочется верить. Наверное, он прав. Может, в самом деле стоит согласиться, пока дают такую возможность? А вдруг Моракс завтра передумает и заставит Эфира до скончания дней ходить в сложных, непривычных одеждах Лиюэ? Наверное, действительно стоит оставить хотя бы немного своей… идентичности.       Меногиас наливает чай, терпеливо дожидаясь ответа. Он не подгоняет, хотя Эфиру кажется, что он собирается с мыслями целую вечность. Но он просто не может думать быстрее. В голове то и дело всплывают образы дома. Эфир берёт чашку, легко дует, пьёт маленькими глотками. Наконец-то удаётся хоть немного подумать о том, что ему хотелось бы носить и как. Однако он пока не очень понимает, как это объяснить.       – Ты хочешь свободные длинные одежды, как в Лиюэ, или предпочитаешь штаны и рубашки? – задаёт наводящий вопрос Меногиас, явно беря инициативу в свои руки.       – Штаны, – растерянно отвечает Эфир, вдруг абсолютно чётко представляя себе свои каждодневные одежды. – Какие-нибудь… свободные. Ещё люблю, когда манжеты довольно плотно прилегают к щиколотке.       Разговор даже… увлекает. В самом деле заставляет думать хоть о чём-то, кроме дома. И Эфир с радостью поддаётся, стараясь переключить внимание, действительно стараясь вспомнить и объяснить, что он обычно носит.       – Хорошо, – кивает Меногиас. – А верх? Тоже что-то лёгкое? Запашное или удобнее футболку?       – Что-нибудь на пуговицах или просто надевающееся через ворот. Люблю короткий рукав, – довольно односложно отвечает Эфир. Наводящие вопросы Меногиаса очень помогают. Нужные слова как-то сами приходят в голову, стоит только услышать грамотный и простой вопрос.       Чай, кажется, даже начинает немного согревать. Появляется хоть какое-то чувство тепла. Возможно, оно нереальное, и Эфир просто его придумал, но даже так приятно ощущать хоть что-то. Несколько секунд Эфир просто смотрит за одинокой чаинкой, кружащей в остатках чая, а затем взгляд соскальзывает на марки на запястьях. К горлу снова подкатывает ком.       Даже его тело больше ему не принадлежит.       – Можешь… пожалуйста… чем-то их закрыть? – Эфир отставляет чашку и ведёт рукой, демонстрируя жёлтую звезду на запястье.       – Конечно, не переживай, – заверяет Меногиас. В его руках появляется планшет, и он начинает что-то записывать и зарисовывать. – А цвет? В палитре Каэнри’ах, синий?       – Нет, – резко и категорично отвечает Эфир и даже сам удивляется тому, насколько внезапно это вырвалось.       Каэнри’ах больше нет. Дома больше нет. А значит, нет и смысла пытаться создавать себе иллюзии.       – Никакого синего, – сдавленно договаривает Эфир, уже глуше. Меногиас сочувствующе заглядывает в глаза, но от этого не становится лучше. – И никаких звёзд. Пожалуйста.       Последние слова Эфир практически шепчет, разбито глядя в светлые глаза. Синий и четырёхконечные звёзды – символы Каэнри’ах. Всю жизнь Эфир видел их каждый день. Просыпался, жил, учился, тренировался, смеялся, засыпал – всюду видел золотые звёзды на синем фоне.       И теперь ему кажется, что от их вида будет физически больно.       Ему и так достаточно образов дома в голове.       От них очень больно.       – Тогда какой хочешь? – в реальность возвращает очередной вопрос.       И правда, а какой, если не синий?       – Чёрный, – говорит Эфир цвет, чуть ли не первый пришедший в голову.       – Хорошо, договорились, – кивает Меногиас, вновь что-то записывая. – Я сделаю несколько вариантов, завтра-послезавтра тебе их принесут. Померяешь, походишь. В любой момент можешь подойти, попросить что-то поменять, если я во дворце. Теперь я бы хотел…       Связь вдруг заходится крупной беспокойной дрожью, и Эфир боязливо вжимает голову в плечи, уставившись перед собой. По спине бежит табун мурашек, а ещё становится абсолютно искренне страшно. Эфир пока не умеет различать эмоции Моракса, не понимает, как интерпретировать ощущающиеся колебания. Но от тех, которые он чувствует, очень-очень не по себе.       Связь ершится и бурлит. Очень похоже на то, что было перед приходом Моракса. Или даже так же? Эфиру пока что сложно сказать, сложно различить.       – Эфир?       Эфир вздрагивает и фокусируется на Меногиасе. Тот обеспокоенно заглядывает в глаза.       – Что случилось? Ты нехорошо себя чувствуешь? – спрашивает Меногиас, придерживая за плечи.       – Моракс, – шепчет Эфир, но Меногиас в ответ непонимающе хмурится. – Он… может, злится, может, недоволен. Я чувствую.       Эфир ёжится. Снова становится холодно. По всему телу бегут мурашки, связь под рёбрами ворочается, пока что не собираясь успокаиваться, доставляя дискомфорт.       Как к ней привыкнуть?       Моракс очень резкий, тяжёлый и непривычный, по сравнению с Люмин. Он словно полная её противоположность. Вместо звона колокольчиков – давящий на уши набат, вместо журчания ручья – лязг металла. Воздействий от него не очень много – видимо, он не только внешне спокоен, – но зато если они появляются, то тут же сковывают, лишают мыслей и воли.       – Ты чувствуешь его эмоции по связи? – сочувствующе спрашивает Меногиас, и Эфир кивает. Колебания связи вдруг успокаиваются, становятся более плавными. Но от этого не то чтобы легче: пальцы снова ледяные и дрожат. Снова хочется под одеяло и в угол.       К этому вообще можно привыкнуть?       Кое-как выпив ещё чашку чая по совету Меногиаса, Эфир успокаивается. Ему однозначно понадобится очень много времени, чтобы смириться с воздействиями связи и перестать так от них дёргаться.       Это будет непросто.       – Давай я сниму мерки? Потом сможешь пойти спать, у тебя был тяжёлый день, – мягко предлагает Меногиас, и Эфир абсолютно безвольно кивает. Вряд ли он сможет уснуть, так что ему всё равно. Но, наверное, в том, что теперь называется «его комнатой», может быть поспокойнее.       Меногиас показывает на небольшой подиум, стоящий недалеко от стены, Эфир послушно на него встаёт. Он знает процедуру: стой ровно да слушай, что говорят. Подними руку – Эфир поднимает. Ноги на ширину плеч – ставит.       Вот только внутри всё ещё неспокойно.       Эфир осматривает резные узоры на стенах и полу, скользит взглядом по корешкам книг на стеллаже. Всё такое… другое. Из-за различий создаётся ощущение, что Эфир просто приехал на праздник или созыв, что пройдёт всего несколько дней, и он соберёт вещи и отправится домой. Как будто он тут совсем ненадолго, и потерпеть надо всего ничего, и он сможет снова потренироваться в родном зале, прогуляться по любимому уголку сада.       Спину вновь прошивает холодным потом, а ноги становятся ватными, но Эфир продолжает держать осанку, не даёт себе задрожать. Однако из-за того, что разговор с Меногиасом прекратился, осознание вновь накатывает липкими ледяными волнами, а внутренности скручивает в узел.       И никак не удаётся успокоиться.       – Меногиас, – шепчет Эфир, стараясь дышать размеренно, говорить ровно. – Где ближайшая уборная?       Меногиас заглядывает в лицо, тут же откладывает сантиметр и утягивает Эфира за руку в сторону. И его хват очень кстати: если бы он не придерживал, ноги бы точно подвели. Перед глазами вновь всё смазывается, снова непонятно где, что, куда, но как только перед глазами появляется унитаз, Эфир падает на колени, и его начинает тошнить.       Даже организм уже не выдерживает.       Эфира колотит. Эфира знобит. Может, он всего лишь простыл за ночь на полу, может, это просто последствия колоссального стресса. Но скорее всего – всё вместе. На шее ощущаются чужие руки – видимо, Меногиас придерживает волосы, – и они кажутся обжигающими. Слишком горячими. Эфир мало поел, поэтому даже рвать почти нечем, но его выворачивает. От страха, от стресса. От бессилия.       В конце концов, он садится спиной к стене и закрывает лицо руками. Казалось, что слёзы уже кончились, но вот они снова текут по щекам, а вслед за ними наружу вырываются рыдания – Эфир больше не может. Чужие руки касаются плеч, и Эфир подаётся вперёд, утыкаясь лбом в плечо, его гладят по волосам и спине, но от этого ни капельки не легче. Потому что это незнакомое плечо. Потому что под рёбрами ворочается незнакомая связь.       Потому что мысль, которую он пытался осознать всю ночь и весь день, наконец стала абсолютно ясной и чёткой:       Дома больше нет.       Дома больше нет.