Почему я гроблю себя? Потому что мне плевать, сука!
***
Каждый день - как азартная игра, непосильное, мучительное испытание. Раньше я не понимал, что значит забить болт на себя, но когда все вокруг до слез тошно и до твоего существования никому нет дела, только и хочется, что поскорее отлететь в другой мир, потому что этот - с нынешним обществом - дрянной, мерзкий и ужасно грустный. Когда в очередной раз закидываешься или нюхаешь, следом прилетает вопрос: что же будет? Кайфану ли я, или мне станет плохо? Завтра я снова это сделаю, или оно для меня не наступит? Иногда возникает желание принять все сразу, чисто из интереса:«Что же будет?»
Игры со смертью, качающей головой, типа: «Доиграешься, пацан. Мне ничего не стоит забрать еще одну жизнь», но я говорю ей: «Ещё рано. Я должен кое-что сделать. Не сейчас», — и она уходит за кем-то другим. Да у нее, блядь, отдельная планета с мертвыми душами. Королева мертвечины. Повелительница загробного мира с заточенными в нем фантомами. Я не знаю.. короче, сто процентов это какая-то отдельная планета или даже галактика. Интересно, очень интересно.. что, если жизнь приходит после смерти? Вот это я и пытаюсь иногда проверить самостоятельно.***
Люди - просто отвратительные создания, способные рушить чужие жизни, будто они - их собственные. Всюду гребанная несправедливость. Я, будучи очень чувствительным человеком, такой хуйни просто не понимаю. Это ранит меня, как и все остальное. Кто-то скажет: «Слабак!» - окей. Пускай. Если вещества хотя бы кратковременно помогают мне справиться и удерживают в этом мире, помогая не убить себя - то какая вам, к черту, разница? Разве вам, умникам, вообще есть дело до меня? Никогда никому не было до меня дела, а я всегда парюсь о каждой душе на этой земле. Так какого хуя, чувак? Человек, из чьего семени появился, к сожалению, я, а не кто-то другой - редкостный гандон. Разрушил мою жизнь, снес к хуям всю семейную идиллию, плюнул в душу, насрал в нее и растоптал. У него звенели яйца или он не контролирует свои похотливые желания, а страдают его дети… Чувак, на кой хер ты вообще женился и заделал двух пацанов? Такой пример ты хотел им подать? Разбил сердце матери, мне.. Оскар никогда не парился об этом, принял твое предательство как нечто обыденное, сказав: «Всё бывает. Я просто не хочу зацикливаться на этом. Нужно жить дальше», а я вот не смог. Как бы ты себя чувствовал, узнав о моей смерти? Винил бы себя, или, может быть, облегченно вздохнул, потому что я ненавижу тебя? Нахера ты влез в нашу жизнь снова, спустя столько времени? Теперь я не могу выкинуть тебя из головы… но, никогда снова не заговорю о тебе с кем-либо. Я заберу боль, что ты причинил мне и маме, с собой - куда бы я не отправился после жизни.***
Ещё одна неделя пролетела слишком быстро, будто по щелчку чьих-то пальцев. Меня всегда это пугало и одновременно радовало. Все семь дней я проживал один и тот же сценарий: вкинулся-кайфанул-стало плохо. Лежишь себе несколько дней куском дерьма в постели и ничего не хочешь. Ни двигаться, ни есть, ни пить, ни уж, тем более, говорить. Наушники и уединение - все, что есть у тебя и все, чего честно говоря вообще хочется. Но как только легчает, сразу же возвращаешься к этому занятию, потому что без него грустно и пусто. Потому что нравится это состояние. И потому что, когда в себе - хочется рыдать от того, как плохо и одиноко. Черт. Кажется, мне нужна помощь.. … и я прекрасно знаю, что у кого-то нет дома. Нет еды, воды, семьи, рук или ног. У кого-то нет вообще ничего. И я честно ценю то, что имею, но я просто болен.. мне так жаль.***
Эмма первая проявила инициативу и оповещением всплыло ее имя в верхней части яблока уже во вторник. Я же дохуя гордый хер. От меня не дождешься. flemma: надеюсь, ты в порядке потому что ты ни разу мне не написал! ??? хотя я сказала поговорим, когда протрезвеешь полагаю, ты все это время был нетрезвым ? я правда беспокоюсь Гас потому что знаю, какой ты придурошный и на что способен ответь -_- знаю, ты видишь сообщения И впрямь вижу, но... девочка моя, я до ужаса не хочу говорить с тобой. Быть честным, вообще ни с кем из вас - до сих пор. Я удосужился уродиться таким ранимым дебилом, который топит свои переживания и боль в цистерне с алкоголем, таблетками, посыпанной сверху ароматной специей под названием шмаль. Я ненавижу быть один, но я постоянно один с самого начала пути. Вокруг куча людей, в поток которых я вообще не вписываюсь. Они создают видимость, что я с ними, но я один. Абсолютно один. На улице очередной солнечный день, что порядком подзаебало. Я опустил рулонные шторы, задвинув их еще одним слоем обычных, погрузившись в упоительную темноту. Мне больно видеть белый свет. Будь я обычным, нормальным парнем, гулял бы сейчас со своей девушкой, кидался в нее снежками. Мы бы пили горячий ореховый капучино, целовались и вдыхали преддверие праздников.. Но я опять вдыхаю белый порох, от которого в голове ярчайшими вспышками мерцает напоминание, что я другой. У меня иная, одинокая дорога к своей цели, пускай и опасная. Я бы хотел, чтобы у меня была девушка, действительно любящая и заботливая, как моя мама. Эмма такая, но у нас постоянно что-то, блядь, не так. Мне нужна любовь и забота - это правда, но иногда меня до того бесоебит, что я хочу быть один, и тогда представляю: каково было бы ей? Моей несуществующей призрачной девчонке… Уверен, она бы сошла из-за меня с ума, из-за моих качелей.. Меня кидает из крайности в крайность и это нихуя не прочный фундамент под моими ногами. Не для серьёзных отношений. Как бы я не мечтал о таком.***
Еще несколько суток утекает в никуда. Даже не знаю, какой день недели сегодня, где я в очередной раз заменяю воздух порохом, то и дело втягивая носом горы, представляя что я — самый настоящий Древний Скандинавский Бог - Горонюх, сметающий со своей планеты воздушные вершины.. Да я просто ебаный злодей. В какой-то момент мне кажется, что голова заливается свинцом, в ушах раздается оглушительный звон, а кровь со всего тела поднимается вверх - к мозгам. Башка пульсирует, будто меня подвесили ею вниз и наконец что-то щелкает - из носа струится кровь. Я прямо чувствую, как и откуда она идет. Организм забывает что такое вертикальное положение и я теряю равновесие, спотыкаясь на ровном месте, падая на пол. Из-под оставленной щели жалюзи в комнату льется закат падающего за горизонт солнца… прямо на мое лицо. Красиво. «Я умираю на закате?… я попаду в ад» — Ну конечно, блядь.. — матерюсь себе под нос, отчетливо чувствуя аромат крови. Мир вокруг постепенно размывается и затихает, слышу только собственное сердцебиение. Следом, белой вспышкой меня уносит во тьму, но напоследок я успеваю подумать: «Мама… прости. Я люблю тебя»***
— Пожалуйста, держись… Что я буду без тебя делать… — последнее, что слышу издалека, когда ненадолго возвращаюсь в мир и снова отключаюсь. Скорая прибывает на место. Лиза бросает все и едет в больницу, также сообщив Эмме, которая быстро оказывается рядом и ни на секунду не отпускает мою руку, но я этого не чувствую. Я был нигде: в кромешной тьме и жуткой, страшной тишине.***
Прихожу в себя спустя время, неизвестное мне. Бледный, судя по моим костлявым рукам, с торчащими из вен катетерами. Сил нет даже на то, чтобы пошевелить пальцами, но уже улыбаюсь как чеширский котяра, как только вижу ее, расклеивая глаза: Эмма сидя спит в кресле, накрытая домашним пледом. В палате очень тепло и летает пыль в свете яркого солнца. — Я… в раю? Странно.. — девушка тут же дергается и подрывается, прерывая свой дрем. Минуя головокружение от резкого пробуждения, подбегает к койке. Ее взволнованное, сонное лицо запускает жизненные процессы во мне. Мои губы иссохли и слиплись между собой, как у мумии. Эмма трепетно согревает их своей соленой влагой. Слезы катятся по девичьему лицу из-под закрытых век, а я вымученно улыбаюсь, глядя на это. — Ты пиздецки напугал меня, ты чего лыбишься, придурок? — вытирая слезы одной рукой, второй она осторожно, в шутку бьет меня по груди. — Оказывается, — облизываю губы, потому что все высохло к чертям и продираю горло, — оказывается, чтобы тебя полюбили, нужно всего лишь сдохнуть, — слабо улыбаясь, выношу вердикт, прилагая все усилия. — Но я снова здесь, а значит любовь твоя тоже скоро пройдет, так? — Господи, — девушка кривится, отворачиваясь, якобы не желая слушать, и шмыгает носом. — Замолчи. Не трать силы на такой бред. — Давно ты покрасила волосы? Тебе очень идет, Флеммс, — девушка автоматически касается своих волос и снова поворачивается ко мне, тяжело вздыхая. — Как раз в тот день, когда позвонила твоя мама.. — понуро шепчет, тупя глаза в крахмальное больничное постельное. — Я чуть не словила инфаркт, просто весь мир перестал существовать и я застыла в ступоре.. — голос ломается и она сдерживает плач в горле. — Я думала… — снова прячет лицо, отворачиваясь от меня и шмыгает носом. — Поцелуй меня, — прошу ее, а она избавляется рукой от слез, заплаканная смотрит на меня. — Ты такая красивая, когда плачешь, но… не стóит из-за меня, ладно? Не надо. Я этого не достоин, а еще, тебе очень идет этот цвет, правда, — она нервно улыбается и издает смешок. — Ты точно не в себе. Ты чуть не умер, но уже включаешь свою дурость, — хмыкает, возводя влажные глаза к потолку. — Боже, ты не исправим. — Оу, еще как в себе, сначала я тоже подумал, что умер, но теперь понимаю, что нет… слишком хороший исход, — явно не говорю то о чем думаю, несколько секунд молчу, глядя на лицо девушки. — Очнулся сейчас и удивился: я реально живой? Я выжил.. охуеть, вау. Эмма, очень красивый цвет волос. — Спасибо, — тянется к моему лицу, нежно-нежно оставляя поцелуй на губах и отстраняется, заботливо бегая глазами по нему. — Тебе нужно отдыхать.. — гладит кожу, уже давно заметив разбитое пигментированное сердце на щеке. Гладит его большим пальцем, засмотревшись на крошечное тату. У меня внутри все цветет. — Поцелуй меня нормально, — с укором, но в шутку прошу, и она возвращает взгляд на мои расслабленные глаза. — А я не нормально тебя поцеловала? — Эмма удивляется как быстро меняю настроение и уже готов шутить. — Нет! — недовольно тяну. — Как будто я старпер вонючий, а ты брезгливая дева, — она громко охает и смеется. — Да, да да, — измученно улыбаюсь, и жду от нее действий. Она осторожно накрывает мои губы, но я цокаю и врываюсь языком между ее. Девушка тут же понимает: внутри все будто умерло, но сейчас, когда я целую ее - она снова живая. Оба погружаемся в упоительный поцелуй и понимаем: друг без друга никак. Это взаимная зависимость. Хуже наркотиков. — М, м, м, — она пытается прервать поцелуй, и ей удается. Кивает на катетеры. Я достаю их, а затем прижимаю девушку к себе и целую. До чего же я соскучился. Она перестает сопротивляться и расслабляется, наши тяжелые вздохи наполняют палату. Хватает воздух, прерывая поцелуй, но я тут же отнимаю его у нее, беру ее руку и кладу себе на пах. Эмма поглаживает упругий орган - она тоже скучала; по нему всему: от головы до пяток. он самый близкий ее человек, лучший друг, родственная душа - как угодно - она любит его за него. с ним непросто и она это знает, но без него еще хуже. — Иди сюда, — почти рычу и она валится сквозь землю под моим темным взглядом, полного желания. Взгляд, желающий только ее одну. — Серьезно? — она оборачивается на дверь. — В больнице, Гас? Ты еле языком чешешь! — смотрю на нее в упор. «такой взбалмошный дурачок с уже потрёпанными волосами и опухшими губами: то нежный и ласковый, нуждающийся в объятиях и поцелуях в прикрытые веки, словно малыш; то заботливый и чуткий, а иногда точно торнадо, сносящее все на своём пути, двигаясь к намеченной цели. он всегда добивается чего хочет» - думает Эмма. — Что мы творим? — она смеется. — Я не могу, Гас. — Лично я — безумно люблю тебя, если ты тоже, то отдай мне всю себя. Она недолго ломается, еще раз кидает взгляд на дверь, покусывая губу, и в итоге встает. Чтобы запереть дверь и опустить жалюзи в палате. Зависает посреди нее, глядя на меня: «Это какой-то пиздец» думает Флеммс. «Но это я и ты. Только у нас с тобой может такое быть» мысленно отвечаю я, прекрасно понимая что творится сейчас в ее голове и киваю, зазывая к себе. Больничная койка поскрипывает, мы стараемся тихо любить друг друга. Это надоело. Всегда шкеримся, а хочется чтобы не было никаких границ.. — Тшш, — она останавливается, и я лениво разлепляю глаза, но не прекращаю двигать бедрами. — Эй, — томно шепчет Эмма, касаясь моих коротких волос. — Ты только пришел в себя, бедное твое сердце.. «Бедное мое сердце» - проносится в голове. «Оно переполнено тобой и болью» - любуюсь ее изящным лицом. Она не такая, как все. — Не хватало еще чтобы ты умер во время секса.. — берет инициативу на себя. — Умер от любви к тебе, будучи с тобой, я готов. — Идиот, — сквозь смех обзывается и скоро нам обоим становится хорошо.***
Я возвращаюсь домой, где меня встречает старший брат, Таз, и, конечно же, мама. Мы обедаем в тишине, но я буквально слышу их мысли. — Все в порядке. Я буду в порядке, — ковыряю еду ложкой, то и дело загребая пищу, затем опускаю, и по новой. — Конечно, — тут же живо отзывается Лиза. На ней нет лица. Оскар молча смотрит на нас, отпивая чай. — Мне жаль, ладно? — от нервов тру глаз. Они оба устали и затекли. — Я не знаю, как так вышло.. я... — теперь глаза слезятся, а ноздри щиплет. Я не собираюсь рыдать при них. — Был неосторожен. Подумал, что ничего не произойдет, мне было.. — вздыхаю, и откидываюсь на спинке стула, бросая ложку. — Я не могу, простите, — встаю из-за стола и иду наверх. Слезы катятся по щекам. Я делаю больно своим близким - мне не хочется этого. Я был зол на отца, на себя, на Эмму! Сработал сигнал - заглушить боль, честно, мне хотелось перестать чувствовать ее насовсем… Я истратил одну жизнь, и сейчас снова чувствую всю гнилую дрянь внутри себя, по-прежнему не могу есть и теперь все стало еще хуже.. Теперь меня гложет вина.***
— Я ревел все эти дни, когда нибудь помнишь чтобы я из-за тебя ревел, придурок? — Оск садится рядом со мной на диван, боковым зрением вижу как он таращится на меня и сует тарелку с печеньем. Я опускаю глаза. Тошнит. — Знаю, прости… это все.. не знаю, просто я так справляюсь, ясно? — поворачиваюсь к брату, пронзая его серьезное лицо твёрдым взглядом. — А, справляешься? Это так ты справляешься, Густав? — Ооо, бро, да ладно тебе! Брось, — закатываю глаза и устало кривлюсь, собираясь встать с дивана. Хрен я когда делился с ними подобным, просто… зачем? Мне всегда было проще ебаться с этим одному. Всегда держал все в себе. Оскар неожиданно хватает меня за руку, от чего я завожусь: — Не надо, бля, меня хватать! — глаза моментально вспыхивают, округляясь от злости. — Или у вас с папой это семейное? — морщусь с отвращением и ухожу наверх. В комнату скребется Таз, я впускаю его; поглаживание собачьей шёрстки успокаивает. Как же я скучал, приятель. Мой шерстяной комок любви. — Ты еще меня переживешь, дружище, — чешу его пузо и улыбаюсь. Он что-то скулит мне в ответ. Хотел бы я знать.***
Выходит, теперь мы снова с Эммой в ладах, значит, я могу набрать ей и… увидеться. Я очень соскучился. Хожу туда-сюда по комнате, пока до моего уха доносятся гудки, а затем и автоответчик. Это злит меня. Вздыхаю, будто несу очень тяжело ношу и выглядываю в окно, прижавшись к нему лбом и упираюсь ладонями в подоконник. Прикрыв веки, пытаюсь угомонить поток мыслей. Надо проветрить мозги, иначе рехнусь. За одиннадцать дней без меня - столько я проторчал в койке без сознания - на улице стало еще холоднее. Из-за мороза отваливается нос, так что я прячусь в воротнике куртки, натянув шапку до самых глаз. Деревья усыпаны снегом, все вокруг напоминает сказочный рай, но я все еще чувствую себя паршиво в нем: ужасная слабость, аппетит никак не собирается навестить меня, ломит все тощее тело. Кажется, еще чуть-чуть и я свалюсь на землю. При ходьбе каждый шаг отдает в голову, будто я вешу несколько сранных тонн. Мир, кажется, подпрыгивает, или меня глючит… отдаленно кружится голова.. Вертиго. Голову божественным лучом пронзает мысль: — Назову так свой будущий альбом! — резко разворачиваюсь и иду к своему плагу. Я беру зеленый вес, потому что с травкой еще как-то могу себя нормально чувствовать: удастся немного поесть, по крайней мере, и просто отвлечься от назойливых мыслей. Пишу Эмме после.bastardgus: на улице волшебство давай окунемся в него?
Иногда на меня как нахлынет вот эта хуйня, вселится недо-поэт и я начинаю чудесить, играясь словами. Я вообще обожаю писать, у мамы до сих пор хранятся мои сочинения о разных выдуманных челиках. Пока я наслаждаюсь вечерней тишиной, а под ногами скрипит снег, на огрызок приходит ответ: flemma: 🛌🛁 дай мне двадцать минут я только глаза расчехлилаbastardgus: я буду ждать тебя недалеко от твоего дома
***
Мы оставляем следы обуви на снегу, волоча ноги по тротуару. Молча идем, держась за руки, и я чувствую себя гребаным счастливым мальчишкой, у которого лопается сердце от радости. Приходим к старому заброшенному зданию, где нет людей, хотя вряд ли кто-то будет шастать в девятом часу в таких ебенях. — Хочешь курнуть? — зажигалкой прожигаю дырку в бутылке, подготавливая прибор для объебоса. — Да, — это тоже делает меня счастливее. Она уже давно не тусовалась со мной, а я обожаю когда мы вдвоем курим или пьем, я не знаю почему. — Но не уверена, что ты окреп.. — Это просто травка.. — Ммм, — она топчется на месте, чтобы не замерзнуть. — У тебя всегда всё так просто: просто травка, просто порошок, просто таблетки, да? Улыбаюсь и заряжаю крышку за крышкой, полностью вдыхая содержимое в легкие.. Она тяжко вздыхает, но, все-таки угощается. Мы быстро погружаемся в состояние, сладкий густой аромат обволакивает наши тела и вещи. Сохнет не только мозг, но и все вывнутренности. Не могу передать словами это стремное ощущение, но это правда.. будто изнутри все высыхает. Как если сохнет кожа снаружи и ее тянет, точно так и внутри. Че он мне впихнул? Пора менять барыгу.. — Кста, придумал название для нового альбома, и я… — Эмма стоит у кирпичной стены, смолит сигарету и внимательно слушает. — Хочу снять клип, с тобой, — рассматриваю снег под ногами, улыбаюсь и тоже тяну никотин в легкие. — Со мной? — она удивленно смеется и выдыхает дым к верху, когда я выглядываю на нее и киваю. — Ну, ладно, и что я буду делать? — Пока не знаю, — стряхиваю пепел, — просто будешь со мной, я еще трек не написал, но обязательно напишу! — — С радостью снимем это все, только бы ты не страдал хуйней.. — грустно хмыкает она. — Как раз таки о страдании хуйней и будет клип! но… короче! крутяк! спасибо! — радостно киваю головой и целую ее. Лазим еще несколько часов по морозу и у меня отмерзают глазницы. Эмма говорит что это невозможно и смеется. — Правда! — смеёмся в унисон, и я начинаю дурачиться. — Когда делаю так, — становлюсь перед ней и двигаю глаза влево и вправо, — пиздецки холодно изнутри, будто отмерзают глазные яблоки! — О господи, серьезно? отмерзшие глазные яблоки? Гас, ты спятил! — Ага! А еще мозги - как будто немеют! — я как маленький мальчик дурачусь перед ней. — Будто они дырявые и я как сраный Спанч Боб - насквозь меня продувает ветром. Нам встречается сугроб и она толкает меня в него. За ушедшее время намело кучу снега - он идет ночами напролет - бросаемся горстками, фоткаемся с глупыми лицами. «Моя. Моя. Моя Эмма. Эмма. Одно имя - любовь на всю жизнь. До чего же я люблю тебя, ебнись» - приклеиваюсь к ней затуманенным взглядом пока она сидит на мне и фоткает, как я курю. — Хэй, посмотри в камеру, — просит сквозь улыбку и я специально кривлю лицо, закатывая глаза. — Нормально посмотри! — она возмущается, растягивая гласные и я наигранно натягиваю улыбку. — Так пойдет? — киваю головой и она отнимает мою сигарету. — Ты безнадежен. — Дай сюда, — отбираю ее телефон и включаю камеру. — Моя очередь, позируй. Эмма сначала строит гримасы, сидя на мне, затем встает и начинает кружиться, прыгать и смеяться. Я дрочу кнопку фото, то и дело успевая ловить моменты ее яркой улыбки. — Давай, вставай, отморозишь почки, — она тянет мне руку, подходя ближе, но я хитро щурюсь. «как мило, что она заботится обо мне» — Не смей меня валить! — серьезно предупреждает меня, с паузами проговаривая каждое слово, — я не хочу валяться, серьезно, — тоже делаю серьезное лицо и хмурю брови, отрицательно качая головой. — И не собирался! просто любуюсь тобой.. — Ага, конечно. Эй, прекрати! — загребает снег и сыпет его на меня. — Ладно.. ладно, встаю… — приподнимаюсь и хватаю ее за ногу, потянув на себя. — Гаденыш! — мертвые улицы, окутанные ночью и тишиной прорезаются ее звонким смехом. Эмма падает на меня, а мои глаза автоматически щурятся, когда ее лицо находится в нескольких сантиметрах от моего. — Этот взгляд… — хихикает и стряхивает с моего капюшона снег рукой. — Какой? — голос сходит на шепот, веки все труднее держать открытыми. Моя реальность лагает, и вот-вот исчезнет, унося за собой. — Теплый, — она наклоняется и целует мои глаза, а я цепляю губами ее подбородок и трусь носом. Летящие с неба снежинки приземляются на её пышных волосах гранатового цвета. Она сама - словно драгоценные гранатовые кристаллы, рассыпанные по снегу… Я люблю эту девушку с самого детства - рядом с ней я дома, она - часть моей семьи. Иногда она разбивает мне сердце, но способна вылечить его одним прикосновением или сладким поцелуем. Это сумасшествие. — Флеммс… — Мм.. — останься у меня сегодня.. хочу спать с тобой, — лежим на земле как Джоел и Клементина из вечного сияния чистого разума, на снегу, наблюдая массивный снегопад, что стремительно засыпает нас. — ладно. — ладно. Нахожу и нежно беру ее за руку, переплетая наши пальцы, продолжая смотреть в небо. — I can't feel that much sometimes these drugs gon' kill me disappear into my mind where i can't feel a thing when the sky falls down and no one here can think that clearly i’ll be by your side let's get high just one last time.. — напеваю слова севшим голосом, смолы осели в гортани, и я до полублевотни откашливаюсь. — i don’t wanna stop now i dont wanna stop now… but i gotta leave it alone is it cause i’m hot now it’s probably cause i’m hot now bitch u better leave me alone.. first i cut u off then i cut u down she go off when i come around i don’t ever go around bitch i’m getting’ hunnids now shit go off when i come around shit go off when i come arooound.. — Охереть, - слышу как она поворачивает голову и смотрит на меня. — Ты это сейчас что ли придумал? — Ага.. посмотри, как красиво на нас рушится небо... будто кто-то раскрыл портал, из которого слова сами льются в мою башку.. — Ты талантище, Гас, боюсь потерять тебя, когда станешь популярным.. — становится смешно и одновременно ликую: это правда? Довольно улыбаюсь и гляжу на нее, усыпанную снежинками. — Я никогда не оставлю тебя, даже если ты сама попросишь; не смогу, я привык к тебе, я люблю тебя. — И я тоже тебя люблю - в этом и проблема, — она возвращается к небу, а я любуюсь ее профилем лица. — Однажды у тебя появится куча поклонников, в их числе будут девчонки, уверена, это будут одни девчонки, — усмехается Эмма, не отрывая стеклянных глаз от потолка под названием "небо". — А я.. буду сидеть у себя в комнате и сходить с ума от ревности.. От чего то мне становится приятно: она решила мне сказать о своих чувствах.. надо чаще ее накуривать. — Но для меня всегда будешь только ты, Флемм, мое сердце только для тебя, — ближе ложусь к ней, любуясь лицом, голос спадает на шепот: — всегда - только ты.. — шепчу ей и целую в губы. — Я знаю, но.. — вздыхает и прикрывает глаза - на ее ресницы приземляются снежинки. — Я бы хотел спрятать тебя от всех, потому что не хочу делиться, хочу быть с тобой всегда, но мне нужно двигаться дальше, понимаешь? Я чувствую что это мое предназначение - через музыку спасать души, делать такую музыку, под которую можно плакать. — И я уверена, что у тебя все получится. — Спасибо, я ценю это, — целую ее холодную щеку, по которой катится соленая капелька. — дай мне немного времени… потерпи, пожалуйста, — трусь носом и прикрываю глаза. Мы плетемся сонные к моему дому и впускаем в него морозный шлейф с улицы. Под травкой все искаженно ощущается, но мы до чертиков вымерзли, так что мигом заваливаемся в горячий душ, обмываемся вдвоем, оставляя на телах аромат апельсинового геля для душа и затем я даю ей свою футболку. Мы ныряем в кровать, накрываясь теплым одеялом и я прижимаюсь к ней всем тощим телом, уткнувшись носом в еще пахнущие краской волосы. Остановить бы время и навсегда остаться в этом моменте… Сказанные слова вгрызлись в мое сердце. «любит. наконец-то» Думаю о том, что хочется словить еще один передоз, лишь бы услышать это снова: неужели мне придется каждый раз умирать, чтоб услышать от нее заветные слова? Ладно, я готов даже вышибить себе мозги - ради нее.