И благость, и изъян

— Вы меня оповестите, дядя? — спросил Ричард следующим утром, когда они выходили из дома по направлению к карете. Мистеру Дарси не требовалось уточнять, о чём его просит племянник. Он оглянулся на своего сына, который вёл под руку Джорджиану, чтобы та могла проститься со своим кузеном. — Я ни в коем случае не прошу вас подрывать доверие вашего сына, если он всё же решится вам довериться, — добавил Ричард. — Но, если вы посчитаете себя вправе поделиться со мной или коли я смогу быть чем-то полезен, я буду вам весьма признателен. — Конечно, Ричард, если это никоим образом не повредит нашему с Фицуильямом взаимному доверию, то я несомненно поделюсь с тобой, — пообещал ему его дядя. — И позволь вновь поблагодарить тебя за оказанное тобой внимание к твоему кузену, — сказала леди Энн. — Он для меня лучший из друзей, — ответил полковник перед тем, как повернуться к своим кузену и кузине. — Ну что ж, Фиц! Не грусти, дружище, я вернусь так скоро, что ты не успеешь соскучиться! Леди Энн и мистер Дарси увидели, что Фицуильям почти улыбнулся в ответ на жизнерадостное замечание Ричарда, но его мрачное расположение духа всё же взяло верх. — И дорогая Джорджи, я знаю, что моя компания тебе по нраву много больше, чем твоего брата, но придётся тебе потерпеть его, пока я не вернусь, — добавил Ричард. — Ты постоянно дразнишь его, — усмехнулась Джорджиана. — Ты ведь прекрасно знаешь, что я люблю вас обоих. — Но меня же любишь больше! Нет, не отвечай. Я знаю, что ты слишком добра, чтобы признаться в этом в его присутствии, но ведь мы оба знаем правду. — Верь во что хочешь, Ричард. Если это тебе приносит радость, то разубеждать тебя я не собираюсь, — прокомментировал Фицуильям. — И не надо! — засмеялся полковник. — У меня ведь нет сестёр, так что приходится заимствовать твою! — Я буду скучать, кузен, — сказала Джорджиана, целуя его в щёку. — Постарайся не исчезать из нашей жизни надолго. — И не забывай писать, — добавил Фитцуильям. — Господи! Вы ведёте себя так, словно я в другую страну собрался. Я буду вновь в Дербишире через несколько недель, самое позднее – через три месяца. Так просто вы от меня не избавитесь! — Это уж точно. Ты вернёшься, лишь бы выпить весь лучший бренди в доме, — сказал Фицуильям. — Ты ранишь меня в самое сердце, Фиц! — воскликнул Ричард, схватившись рукой за грудь. — Так, дети, довольно! — смеясь прервала их леди Энн. — Хорошей дороги, Ричард. Передай наши поклоны своим родителям. Ещё раз расцеловал в щёки своих тётю и кузину, пожал руки дяде и своему старшему кузену и направился к карете с лучезарной улыбкой на лице, которая тут же померкла, стоило экипажу отъехать. Он выглянул в окно и помолился всем святым, что его дяде и тёте удастся помочь его дорогому кузену, которого он считал за брата. Тем вечером после ужина леди Энн и мистер Дарси слушали, как их талантливая дочь играет на фортепьяно. Всё это время они поглядывали на отрешённого Фицуильяма, который сидел в самом дальнем углу комнаты, как можно дальше от своей семьи. Им казалось, что у него глаза были на мокром месте, но надеялись, что их обманывает свет от камина. Они обменялись взглядами и безмолвно пришли к договорённости, слегка кивнув друг другу. — Это было прекрасно, моя дорогая, — похвалила леди Энн свою дочь. — Полагаю настало время идти спать. — Да, мама, — сказала молодая леди, вставая со скамеечки у фортепьяно. — Доброй ночи, мама, папа, — сделала она реверанс. — Доброй ночи, Фицуильям. — Доброй ночи, Джорджиана, — хором ответили ей все присутствующие. — Думаю, мне тоже пора откланяться, — сказал Фицуильям, вставая со своего места. — Ты не уделишь нам минутку, Фицуильям? — спросил его отец. — Твоя мама и я хотели бы поговорить с тобой, прежде чем отойти ко сну. — Конечно, отец, — отозвался Фицуильям, следуя за ним в кабинет. Как только позади них закрылась дверь, молодой человек повернулся к своим родителям. — Я был в отъезде только пару дней. Что-то случилось, пока я отсутствовал? — Нет, в Пемберли всё хорошо. Мы хотели бы о тебе поговорить, — ответил мистер Дарси. Оба родителя внимательно рассматривали своего сына. В последнее время он очень изменился даже внешне. Он явно похудел, под его глазами залегли тёмные круги, выглядел бледным. Их огорчало, что их ранее пышущий здоровьем и привлекательный сын теперь выглядит, словно он заболел. Они оба знали, что от них потребуется особая осмотрительность по части выбора выражений при этом разговоре. Любое неправильное слово или некорректная фраза могла спугнуть его и заставить сбежать из кабинета, после чего он ещё сильнее замкнётся в себе. Фицуильям всегда с трудом делился своими эмоциями, и в его нынешнем состоянии они страшились разрушить все шансы на то, чтобы он был с ними откровенен. — Обо мне? — нахмурился Фицуильям. — Я чем-то вас расстроил? — Вовсе нет! — быстро ответил его отец и обеспокоенно взглянул на свою супругу. Они не желали, чтобы Фицуильям вставал в защитную позу, но чувствовал себя в безопасности. — Дорогой мой, — начала его мать, подсаживаясь к нему на софу и взяв его за руку. — Мы бы хотели, чтобы ты поделился с нами, что у тебя случилось. — А что случилось? — Тебя явно что-то беспокоит. Мы твои родители, и мы любим тебя. Если не с нами, то с кем тебе поделиться своими переживаниями? — настаивала леди Энн. Фицуильям тяжело вздохнул, встал и подошёл к окну. — Я не могу... Не могу говорить об этом. — Сын, с нами ты можешь поговорить о чём-угодно, — увещевал мистер Дарси. — Вы не понимаете. Боюсь, у меня не хватит сил говорить об этом. Мистер Дарси прошёл к небольшому столику у себя в кабинете, где стояли пара бутылок с янтарным напитком, и наполнил бренди три бокала. — Думаю, это поможет, — предложил он один из них своему сыну. — Не хочу потерять тот малый контроль, который всё ещё заставляет меня держаться. — Фицуильям, если и есть люди, с которыми ты можешь себе позволить потерять контроль, так это твои родители, — возразила леди Энн. — Когда ты с нами, тебе ни к чему придерживаться строгих общественных норм поведения. Тебе вовсе не нужно бояться своих чувств. С нами ты можешь быть самим собой. — Мы желаем тебе лишь добра, — добавил мистер Дарси. — Надеюсь, ты знаешь это. — Вы разочаруетесь во мне, — прошептал он. — Вы учили меня, что Дарси всегда собраны и контролируют свои порывы и эмоции, что у нас нет ни единого оправдания для импульсивности. — Несомненно, когда мы в обществе и выполняем свои обязанности, — мистер Дарси был в ужасе от того, какое значение его словам придал его сын. — Фицуильям, как ты мог думать всё это время, что... — он покачал головой и тяжело вздохнул. — Я имел ввиду, что в присутствии арендаторов, слуг и деловых партнёров мы должны следить за своим поведением и не выказывать никаких эмоций, кроме спокойствия и сдержанности, даже если это не так. Но в компании близких друзей и родственников, что ж, ты вправе сам решать, насколько быть откровенным. Право, ты же не считаешь, что я веду себя подобным образом с моей женой и детьми! — Вы всегда спокойны и сдержаны, — отметил Фицуильям. — Если это и так, то лишь потому, что я старше тебя. Я уже давным-давно испытал все треволнения и переживания юности. Не говоря уже о том, что меня судьба наградила всем, о чём я мог мечтать, и у меня нет особых причин для тревог. Он улыбнулся своему последнему высказыванию и протянул руку своей жене, глядя на неё влюблёнными глазами. Правда, это, казалось, принесло Фицуильяму больше боли. — Я всегда полагал... — начал было он. — Господь с тобой, Фицуильям! По этой причине ты всегда такой замкнутый? Я считал, что это просто черта твоего характера, подобно стеснительности Джорджианы в каком-то роде. А это было по моей вине? Неужели из-за моих слов ты не подпускаешь к себе свою собственную семью? — виноватым тоном спросил мистер Дарси. — Нет, отец, моя любовь к семье также сильна, как и всегда. Я всё готов отдать ради неё... и отдал. Леди Энн и мистер Дарси не представляли, что он мог иметь ввиду своей последней фразой, но сейчас им было важно, чтобы их сын говорил всё, что у него на уме. — Мы не сомневаемся в силе твоих чувств, лишь в способности ими делиться, — сказала леди Энн. — Если я вам расскажу... — покачал головой Фицуильям. — Нет, это слишком постыдно, слишком унизительно! Я не выдержу того разочарования, которое увижу в ваших глазах, мама, а по-другому вы не сможете отреагировать на моё признание. — Фицуильям, для меня разочарование в тебе совершенно невозможно. Возможно, я не одобрю всего, о чём ты расскажешь, но несмотря ни на что я бесконечно горжусь тобой. И один разговор этого не изменит. — Этот разговор может, — горько возразил Фицуильям. — Фицуильям, ты убил кого-то? — спросил мистер Дарси. — О Господи, отец, конечно же нет! — Принудил к близости не желавшую того женщину? — Нет! Да за кого вы меня принимаете?! — возмущённо спросил Фицуильям. — Вот! Вот из-за такого я мог бы в тебе разочароваться, — объяснил мистер Дарси. — Что насчёт тебя, дорогая? — Я бы добавила к списку пару пунктов... Кража, азартные игры, обесчестил юную леди? Фицуильям раздражённо фыркнул. — Нет, нет и нет. — Что ж, в таком случае можешь не бояться нашего разочарования, — сказала ему леди Энн. Его глаза вновь заблестели, и он отвернулся к окну, чтобы утаить сей факт. — Я... Это очень долгая история. — Мы с твоей мамой вполне способны провести одну ночь без сна, — настаивал мистер Дарси. — А судя по твоему виду ты и без того несколько ночей не смыкал глаз. — Я уже несколько месяцев не могу спокойно спать, — признался Фицуильям. — Поделись с нами, родной, — ласково прошептала леди Энн. — Не скрывай от нас ничего, забудь на сегодня о приличиях. Будь честен и позволь себе чувствовать всё, что творится у тебя на душе, без страха и опасений. Фицуильям сделал глубокий судорожный вздох и едва не сломался в тот же миг. Он так долго держал всё в себе, что боялся даже подумать о том, чтобы позволить себе расслабиться. — Я не думаю, что вы хотите это услышать, и что я хочу об этом рассказывать... — Это может принести тебе успокоение. А может и нет, — призналась его мать. — Но ты никогда не узнаешь точно, если не попытаешься. Поделись с нами своей печалью, Фицуильям. Фицуильям не верил, что рассказав о своей боли он сможет принести своему сердцу хоть толику облегчения, но сердце своё он уже потерял, так что коли его родители готовы его выслушать, то он готов попытаться. Он повернулся к своим родителям и сел напротив них. Первая половина его истории была наименее болезненной, и, хотя он мог видеть своих родителей, но не решался посмотреть им в глаза.