И целого неба мало

      За дверью ярко светило солнце. Туман и вправду парил прямо над крышей, посвистывая и пытаясь на лету вцепиться в кончик собственного хвоста. Ему приходилось складывать одно крыло, чтобы дотянуться до пушистой кисточки, но с одним крылом он в воздухе удержаться не мог и падал, в последнее мгновение снова раскрывая второе и возвращаясь на прежнюю высоту. На третьем падении дракон сердито застрекотал и извернулся восьмеркой, заметив внизу Вэй Ина.       Ветер высушил слезы, оставив на коже только соленые следы да ком в горле. Туман рухнул совсем рядом и тут же перевернулся на спину, встопорщив усы и настойчиво толкая Вэй Ина лапой. Хвост заходил куда-сюда, поднимая клубы пыли с каменных плит. Белоснежная кисточка украсилась мелким сором, но грязь к дракону не цеплялась — все мигом осыпалось, оставляя хвост чистым.       — Все тебе играть, — пробормотал Вэй Ин, рукавом отер щеки и погладил переливчато-жемчужное брюхо. — И как тебя такого не любить?..       Смежив веки, Туман тихо цокнул. Яркая лазоревая полоска глаза сияла, будто невиданная жемчужина между створок огромной раковины. Вряд ли он отчетливо ощущал прикосновения сквозь плотную чешую, но наверняка чувствовал тепло ладони и легкое давление.       Драконы ведь тоже очень одиноки, подумалось Вэй Ину. Большая часть то летает неизвестно где, то сидит по загонам, только вот Туман на свободе. Не дает себя запереть, непокорное создание, и кажется куда умнее некоторых людей.       Этим утром Вэй Ин очень хотел узнать правду, только не знал, какую именно: вкус той, какую он смог узнать, оказался невыносимо горек.       О чем думала мама, выбирая жизнь с нелюбимым? Неужели между ними совсем не было тепла? И о чем думала она, когда дракон под ней — ее сердце, ее душа, прядь в ее волосах, — обратился камнем? В последние мгновения без надежды на спасение думала ли она о маленьком Вэй Ине, или о погибшем муже, или о Цзян Фэнмяне?       Тяжесть, опустившаяся на плечи, не давала дышать. Соскользнув по светлой чешуе, Вэй Ин опустился на колени, уперся лбом в сгиб лапы и судорожно вздохнул. Остатки непролитых слез обожгли глаза.       Почему все в мире так несправедливо? До войны ведь не было у людей никаких забот — еды в достатке, земли и того больше, иди куда хочешь и выбирай свой путь. Почему же те, кто жил в то время, оказались заперты в неволе?       Туман почуял не то слезы, не то боль своего не-хозяина: извернулся, тревожно косясь на Вэй Ина.       — Все хорошо, — сквозь слезы успокоил его Вэй Ин. — Это просто… Все слишком сложно, знаешь? Никак у людей не получается жить проще.       В доме семьи Цзян висела старая карта. Ее не прятали, но повесили в дальнем углу кабинета, чтобы лишний раз на глаза не попадалась. Вэй Ин давно нашел ее и даже рассмотрел во всех подробностях, жадно изучая старый мир со множеством городов и поселений. Большой город он помнил тоже — только возле него стоял красный крест, начертанный дрожащей рукой.       Выходит, именно там разбилась мама. Возле стены с магическими рунами, наверняка похожими на руны Чан Цин. Интересно, погасли ли они сейчас, спустя годы, или до сих пор сияют живым огнем?       Никто из Наездников не летал в ту сторону. Слишком далеко, хотя расстояние для дракона вполне преодолимое. Просто незачем лететь туда, где давно нет никого и ничего, кроме трещащей от мороза земли.       Незачем, но Вэй Ин полетит.       Это не было мыслью или желанием, просто он вдруг осознал, что полетит непременно, потому что иначе поступить не может. И даже объяснять он себе это желание не станет, не получится. Это было опасно, глупо и безрассудно, это причинит боль семье и Лань Чжаню, это может стоить ему и Кошмару жизни. Невозможно раскрывать секреты, если под ногами нет ни клочка правды. Неоткуда вести отчет, негде взять кончик той ниточки, которую нужно раскрутить. Осталось лишь два человека, способных ему помочь — отец и глава Лань. К главе он больше не пойдет, не решится в глаза ему посмотреть, а отец…       Отец решил молчать до самого конца.       Может, получится найти хоть что-то, что поможет ему продвинуться дальше. Люди покидали город в спешке, неужели там ничего не осталось?       Скорее всего, все давно превратилось в куски льда.       Вэй Ин готов был сорваться с места, но все еще колебался. Рядом тихо урчал Туман, стук его сердца успокаивал и отвлекал, не давая наделать глупостей.       Если им удастся победить Зиму, то однажды он сможет навестить могилу мамы. Можно даже полететь туда с Лань Цижэнем, потеснившись в одном седле. Только бы Зима…       Если они не смогут победить, то он никогда не увидит надгробия.       — Главное, не говорить Лань Чжаню, — жарко зашептал Вэй Ин, прижимаясь щекой к хрустально-гладкой чешуе. — Он ни за что не отпустит меня. Я бы тоже его не отпустил, знаю. Это все слишком безумно, даже для меня слишком безумно. Знаешь, о чем я думаю? Эта Королева почему-то выбрала меня и лотосы приносила мне. Но во мне самом совсем нет ничего необычного, и все-таки я что-то видел. Что-то, что видеть был не должен… Мне словно нашептали одно и заставили позабыть другое, и это очень неприятное чувство. Если во мне самом ничего важного нет, то это важное может прятаться в моей крови, в моем роду, в прошлом. Может, я ошибаюсь, но иной причины не вижу. Если я попаду в тот город, где случилась самая первая битва, то наверняка пойму, или увижу, или… что-то случится, и не обязательно плохое. Береги его тут, ладно? И не давай делать глупости. Хорошо, что ты не мой дракон, иначе сейчас тоже вцепился бы в плащ, и отрывай тебя, зубастая крылатая собака!       Туман внимательно выслушал его, широко раскрыв глаза и поджав лапы. Огромные узкие крылья распластались по земле.       — Не знаю даже, сколько времени мне понадобится, — признался Вэй Ин и поднялся на ноги. — Правильно ли нарисовано расположение или нет, теперь не разобрать. Полечу в нужную сторону, а город уж не пропущу. Только еды с собой взять…       За беседой с Лань Цижэнем Вэй Ин безнадежно пропустил время завтрака. В столовой никого не было, только стыло несколько старательно завернутых в ткань блюд. Не Хуайсан был слишком заботлив, чтобы оставить кого-то без еды, хоть и смотрелся сущим ребенком.       Развернув оставленный завтрак, Вэй Ин принялся торопливо засовывать еду в рот кусок за куском, на бегу обыскивая кухню. Запасы еды для Наездников пополняли постоянно: никто не мог знать, когда придется срываться в полет и насколько долгим он окажется. Подготовкой этой еды занимались слуги, и чаще всего в сумках Вэй Ин находил небольшие пирожки, сухие лепешки, вяленое мясо или сушеные овощи.       Наскоро собрав еды и воды на несколько дней, он подхватил округлившуюся тканевую сумку и шагнул к двери, но остановился — кто-то шагал к столовой, бодро постукивая подошвами по камням.       — Так и думал, что опоздаешь, — заметил Не Хуайсан, входя внутрь и с подозрением глядя на оставленную на столе посуду. — Ну неужели мне еще раз к ручью идти? Это жестоко! Куда-то собрался?       — Кошмар, — виновато отозвался Вэй Ин. — Он растет ведь. Постоянно летать приходится… Боюсь, что крылья вырастут неправильно или еще что-нибудь случится. Он же ребенок еще.       — Ребенок, — проворчал Не Хуайсан. — Зачем ребенку такие зубы? Ладно, беги выгуливать своего бестолкового дракона, сам уберу. Обед захватил?       Вэй Ин кивнул, потряс сумкой и выскочил за дверь. Не Хуайсан позади него, мурлыкая какую-то невнятную мелодию, принялся убирать со стола.       До загона Вэй Ин мчался с такой скоростью, что даже окружающих пейзажей рассмотреть не успевал. Ноги сами вели его в нужную сторону. Лишь бы Лань Чжань этим утром был занят каким-нибудь важным делом!..       Судьба оказалась милостива — по пути Вэй Ин никого не встретил, кроме пары слуг.       Кошмар почуял его издали и нетерпеливо заревел, постукивая хвостом. Наездники частенько отправлялись выгулять своих зверей в свободные дни, а уж дракон Вэй Ина и вовсе в таких полетах нуждался больше прочих.       Упряжью занялись слуги — Вэй Ин лишь приплясывал рядом от нетерпения и успокаивал Кошмара. Казалось, что вот-вот на площадке появится Лань Чжань и сразу поймет, что весь этот полет — вранье и на самом деле Вэй Ин собирается сделать большую глупость.       Однако капитан так и не пришел. Вздохнув с облегчением, Вэй Ин взлетел в седло и проверил обмундирование: перчатки, чи и маска были ему необходимы. Даже если слуги удивились такой предусмотрительности, то и слова не сказали: кто знает этих Наездников, может, Вэй Ин на границу летит со срочным поручением.       Кошмар недовольно фыркнул, выпустил струю дыма и ударил крыльями. Только оторвавшись от земли, Вэй Ин почувствовал, как внутри разжимаются тиски страха, но тотчас оцепенел: позади раздался знакомый громкий свист.       Туман ничуть не уступал Кошмару в скорости, но взлетел немного позже и догнать их смог не сразу. Вэй Ин, до боли выворачивая шею, всмотрелся в силуэт белого дракона и едва не застонал от облегчения: седла и Лань Чжаня на нем не было.       — Возвращайся, — проворчал Вэй Ин и натянул маску до самых глаз. Ветер даже здесь нес в себе дыхание Зимы и обжигал кожу. — Лань Чжань с ума сойдет, если не найдет ни меня, ни тебя!       Туман, нагнав беглецов, закружился рядом. Он змеей скользил в воздухе, оказываясь то сверху, то снизу, и все норовил заглянуть Вэй Ину в лицо.       Недовольно рыкнув, Кошмар расправил шипастый воротник и быстрее заработал крыльями. Он летел привычным путем — к границе, однако в этот раз с ним рядом не было второго дракона. Может, именно это напугало Тумана. Поступки людей он предсказать не мог, но прекрасно знал распорядок и обычно сам сопровождал Кошмара во всех полетах, теперь же ему оставалось только обеспокоенно стрекотать и кружить вокруг массивного темного тела.       Не дождавшись смены направления, Туман поднялся выше и закрутился кольцом с тревожным криком. От этого крика Кошмар вздрогнул — плотная шкура под Вэй Ином пришла в движение. Однако цель его Наездника была ясна, и никаких приказов не требовалось: единое существо дракон-человек всей душой стремилось в самые глубины замерзших земель.       С цокотом рухнув вниз, Туман полетел чуть впереди Кошмара, изо всех сил забирая вправо и задевая кончиком крыла темный нос. Кошмар угрюмо взревел, и в воздухе потянуло предгрозовой свежестью: по растопыренным шипам пробежали первые фиолетовые искры. Туман в ответ закричал и снова хлестнул крылом по его носу, рискуя повредить перепонку.       Вэй Ин никогда еще не слышал от белого дракона такого крика. Так могла бы кричать отставшая от косяка птица, пронзительная и одинокая.       Исчерпав запасы своего терпения, Туман фыркнул и распался натрое.       Иллюзорные драконы закрутились вокруг снежным вихрем, задевая Кошмара то крылом, то пушистым кончиком хвоста. Они клекотали все разом, пронзительно вскрикивали и не давали сообразить, куда лететь; взмахи крыльев Кошмара потяжелели, лишенные свободы и воздуха.       — Что ты творишь?! — закричал Вэй Ин, сдвинув маску. — Туман?       Белые драконы на мгновение прекратили свой танец, и между мелькающих крыльев Вэй Ин заметил знакомый пейзаж. Заморочив Кошмара, Туман успел развернуть его и направить обратно к Гусу.       Одураченный Кошмар взревел и прицельно выплюнул лепесток пламени в одного из белых драконов. Вэй Ин похолодел.       — Не смей! — закричал он так пронзительно, что от крика в ушах зазвенело. — Не смей его трогать!       Внутри билось-трепетало сотнями лоскутков желание доискаться правды, необходимость убрать с дороги Тумана, но не навредить ему, досада за задержку, страх за будущее и отчаянная вина перед Лань Чжанем. Окончательно запутавшийся в человеческих эмоциях Кошмар запрокинул голову и заревел с такой силой, что эхо наверняка долетело до гор и потерялось там между домиками Наездников.       Туман замолчал и снова собрался воедино из трех иллюзий. Не сбавляя скорости, он ловко поднырнул под Кошмара и вцепился в его хвост ровно посередине, не давая ни свернуть на прежний курс, ни ударить длинными шипами на кончике.       Вэй Ина тряхнуло так сильно, что выбило бы из седла, но ремешки удержали на месте. Схватившись за седло, он заполошно оглянулся.       Вцепившись в хвост Кошмара не хуже собаки, Туман лихорадочно махал крыльями, удерживаясь на одном месте и заставляя темного дракона остановиться.       Воздух вокруг затрещал. Шипы на шее Кошмара охватило фиолетовым огнем, ветвящимся сотнями молний. С диким ревом дракон сложил крылья и камнем полетел к земле, волоча за собой Тумана.       Ветер засвистел у Вэй Ина в ушах. Кажется, он кричал — горло болело и резало тысячами лезвий, но крика своего он не слышал. Вокруг забурлил водоворот густых темных туч, пронизанных небесным огнем, и никак не удавалось разобрать: то ли молнии цеплялись за шипы Кошмара, то ли наоборот, из шипов били прямо в тучи.       Одна яркая молния расцвела прямо вдоль тела Кошмара, над правым его крылом. Вэй Ин мог бы вытащить чи и коснуться ее. Разрезав гудящий от напряжения воздух, молния ударила прямиком в лихорадочно машущее, готовое сломаться белое крыло.       Казалось, что падение длится уже не один день, хотя на самом деле прошла лишь пара мгновений. С болезненным криком Туман разжал челюсти и полетел кувырком, похожий на подхваченный ветром белый халат. Только одно крыло его по краю потемнело и украсилось обожженно-красной ветвистой отметиной.       Вокруг бушевала стихия, рев драконов слился с воем ветра, молнии с треском разрывали воздух вокруг Вэй Ина. По телу словно сотни муравьев бегали — каждый волосок на его теле встал дыбом. От ужаса Вэй Ин даже не понимал, что ему делать: спасения от драконьей стычки не было. Это на земле он мог отбежать в сторону, здесь же его могли случайно смахнуть вниз или перекусить пополам — не из-за злобы, а по нелепой случайности.       Раненый Туман с трудом выровнялся, расправил крылья и обиженно заклекотал. Избавившийся от лишнего груза Кошмар мигом набрал высоту и помчался прежним курсом, больше не обращая внимания ни на что, кроме цели. Пугающие фиолетовые искры на его теле пропали, шипы снова улеглись.       До боли вцепившись в рукоятки, Вэй Ин оглянулся. Ветер давно сорвал с него капюшон, от холода слезились глаза. Сквозь влажную пелену он смотрел, как Туман помчался обратно к Гусу, тяжело кренясь в сторону поврежденного крыла.       Никогда за всю свою жизнь Вэй Ин не собирал разом столько вины на собственную душу.